Как на идейно философском уровне связаны романы война и мир и анна каренина кратко

Обновлено: 01.07.2024

ЗНАМЕНИТЫЙ ЭПИГРАФ

АННА АХМАТОВА в разговоре с Лидией Чуковской:

“ЗАВЯЗАЛОСЬ ТАК КРАСИВО И КРУТО, ЧТО ВЫШЕЛ РОМАН”

“Квинтэссенция чувств и мыслей” (Ю.М. Лотман) Пушкина по поводу семьи выражена в наброске: “Юность не имеет нужды в at home (у себя дома — англ.), зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен кто находит подругу — тогда удались он домой.

О скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню — поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтические — семья, любовь, etc. — религия, смерть” (1834).

“Мысль семейная” вовсе не сводится к противопоставлению её светским нравам. Свет не карает заблуждений, но тайны требует для них. А кто карает? Для ответа на этот вопрос см. эпиграф к роману Толстого.

“Аще кто не по Бозе живёт и не по христианскому житию, и страху Божия не имеет, и отеческого предания не хранит, и о церкви Божии нерадит, и божественного Писания не требует, и отца духовного не слушает. и всякая неподобная дела творит: блуд и нечистоту, и сквернословие, и срамословие, клятвопреступление, ярость и гнев и злопамятство — или с женою незаконно живёт, или от жены блудит и содомский грех содевает, или корчмит, всегда ест и пьёт без воздержания, во объядение и пиянство, и праздников и поста не хранит, всегда в нечистоте пребывает, или чародействует, и волхвует, и отраву чинит, или ловы творит с собаками и с птицами, и с медведи, и всякое дияволе угодие творит, и скомрахи, и их дела, плясание, и сопели, песни бесовские любя, и зернию и шахматы, и тавлеи — сам государь, и его дети, и его слуги, и его христиане тако ж творят, а государь о том не возбраняет и не обороняет, и обидящему управы не даёт — прямо все вкупе будут во аде, а здесь прокляты” (с. 120–121; “государь” — здесь хозяин дома).

Как видим, многое совпадает, вплоть до “скомрахов” и “ловов” (охоты). Не “скомрахи” (театр), так чародейство и волхвование (описание ясновидящего и вечера у графини Лидии Ивановны).

Дом, семья и домочадцы хозяйственного мужика, у которого по дороге к Свияжскому останавливается Лёвин, увидены как бы глазами Платона Каратаева. Лишь каратаевское “благообразие” заменено на слово “благоустройство”. Обратим внимание на мотив строительства: два раза старик “построился” после пожаров. Соответствующим образом глава семьи “горд своим благосостоянием, горд своими сыновьями, племянником, невестками, лошадьми, коровами”. Очевидно, что перечисление членов семьи в одной строке с лошадьми и коровами ещё больше подчёркивает гармонию и “благосостояние” (не только материальное, но и душевное).

В этом контексте Толстой гасит своё и читательское умиление по поводу крепкого хозяйственного мужика.

Но разве Долли, в свою очередь, не отравляется сомнением? Долли начинает размышлять о своей, как ей кажется, загубленной жизни, об иссушающих материнских заботах, о своей обиде на неверного мужа. В воображении своём она рисует страстный роман, отмщение Стиве. Неужели в этих размышлениях персонажа, чья позиция, бесспорно, очень близка авторской, “мысль семейная” отступает перед торжеством страсти, как пишут порой литературоведы?

Скорее всего, Толстой показывает все эти сомнения Долли, чтобы с большей силой утвердить приоритет “мысли семейной” над соблазном страсти. Ведь в итоге Долли возвращается к детям и продолжает своё самоотверженное служение семье. Иначе и быть не может, так как у Толстого всегда утверждается превосходство духа над телом.

Может показаться, что в романе Толстого есть альтернатива и безотрадному долгу Долли (хотя, на наш взгляд, жизнь Долли не безотрадна уже потому, что наполнена устремлённостью в будущее, то есть заботой о детях), и ведущей в тупик страсти Анны. Чаще всего в качестве такой альтернативы рассматривают семью Лёвина и Кити. В литературоведении сложилось даже мнение, что Толстой выстраивает иерархию: на “низшей” ступени неправильная семья Вронского и Анны, затем семья хозяйственного мужика, чей дом символично находится “на половине дороги”, на “высшей” же ступени — семья Лёвина и Кити.

Лёвин, конечно, любит Кити, но и он “прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью”. То есть он женится не потому, что полюбил, а любит потому, что собрался жениться. Эту черту Лёвина толстоведы обычно очень хвалят и распространяют (может быть, и справедливо) вообще на любимых толстовских героев, особенно на Андрея Болконского и Пьера Безухова.

Выводы из всего этого, по-видимому, следуют такие: во-первых, развитие домостроевских мотивов для Толстого вовсе не означало подчинения домостроевской идее, а во-вторых (и это главное), Пьер и Николай Ростов при всём их несходстве оказываются в чём-то выше и поэтичнее Лёвина. Действительно, Пьер завоевал право на счастье, пройдя Бородинское сражение, плен, угрозу расстрела и не остановившись в своем философском осмыслении жизни. Николай Ростов возвышен по сравнению с Лёвиным своей трудной любовью к непостижимой княжне Марье (а не ограниченной Кити) и своим объединением с мужиками, что совсем уж не даётся Лёвину. Несмотря на попытки философствовать и глубокое впечатление от Фоканыча (подобие Платона Каратаева), Лёвин, чей единственный подвиг состоял, видимо, в убийстве ни в чём не повинного медведя, сделался героем только в глазах Кити, да и то когда упоминание об охоте послужило удобным предлогом к возобновлению любовного объяснения с отвергнутым кандидатом на роль мужа.

Конечно, Анна и Вронский тоже встречаются “незапланированно” и, уж во всяком случае, неожиданно для себя, но здесь Толстой и показывает только всплеск страсти — ведь ни Анна, ни Вронский до своей встречи не мечтали о семье.

Но критика эта, повторим, имела бы смысл, если б Толстой назидательно противопоставил супружескую пару Лёвиных всем остальным семьям и любовникам в романе. Но он этого не сделал, и в первую очередь потому, что видел ограниченность Лёвина, несмотря на все лёвинские размышления о смерти и увлечения философией.

Обратим внимание и на то, что оппонентом Константина Лёвина в романе является не только неприятный Кознышев, но и Николай Лёвин, родной брат того самого Константина, в котором многим хочется видеть героя-идеолога и самое близкое к автору лицо. Николай Лёвин носит ту же образованную от имени автора фамилию и вполне резонно говорит Константину: “. Тебе хочется оригинальничать, показать, что ты не просто эксплуатируешь мужиков, а с идеею”. Если бы эти слова Николая означали только злую раздражительность больного, то не было бы и такого авторского замечания о Константине в конце главы: “. Темнота покрывала для него всё; но именно вследствие этой темноты он чувствовал, что единственною руководительною нитью в этой темноте было его дело, и он из последних сил ухватился и держался за него”.

Итак, способ спасения от “темноты” для Лёвина — устройство и строительство дома для себя, для Кити, для Павы и быка Беркута, а также налаживание хозяйства с мужиками. Мы бы всему этому сочувствовали, если б не знали, что у Толстого есть и другие герои, для которых такой способ “спасения” был именно темнотой, — князь Андрей и Пьер.

БЕЛОЧКИ И ГРИБЫ

Однако сцена объяснения самой Кити с Лёвиным не так уж контрастна сцене между Варенькой и Кознышевым. И Варенька с её не по росту большой головой, и Кити с её “правдивыми глазами” не очень убеждают читателя в искренности своих чувств. Во всяком случае, и состоявшееся, и несостоявшееся любовное объяснение происходят на фоне охоты — упоминаемой (на лёвинского медведя) и подробно показанной (на грибы). Кити делает намёки Лёвину, “стараясь поймать вилкой непокорный, отскальзывающий гриб” (курсив наш. — Е.П.). То есть даже в захватывающие моменты высшего напряжения чувств, мгновения, которые люди помнят всю жизнь, вносится хозяйственно-заготовительная тема, вполне в духе благонамеренного домостроя.

По одним только произведениям Льва Толстого — и то можно построить целую типологию объяснений в любви. Да, всё решается “глазами, улыбками”, как сказано у Толстого. Но что ещё делают герои Толстого в этот момент, от которого зависит счастье всей жизни? Пьер чувствует, что его душат слёзы. Князь Андрей распахивает окно, чтобы слиться с небом. Николай Ростов и княжна Марья возносят молитву. Наташа Ростова рыдает от счастья. А Кити? Кити закусывает солёным грибком.

Предчувствую, что мои оппоненты тут же скажут, что в какие-то периоды жизни и сам Толстой строил дом, разводил овец, поросят и пчёл, любовался своими породистыми лошадьми, покупал имения и так далее. Ответить придётся такой же банальностью: что в это время он всё-таки не переставал быть князем Андреем, княжной Марьей, Пьером, Платоном Каратаевым, Тушиным, Кутузовым, да и Лёвиным, и Анной, и Кити. Но Лёвин-то всегда был только Лёвиным, а Кити — только Кити.

Но почему же всё-таки грибы в сценах любовного объяснения?

“Эротическая символика грибов проявляется в сюжете о войне мужских и женских грибов, в свадебных и весенних песнях (девушка приносит из леса мухомор и кладёт с собой спать); с грибами в фольклоре связан мотив супружеской измены. ” (Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 150–151).

“Возможна связь грибов с той частью так называемого основного мифа, которая заключается в наказании громовержцем своих детей. Грибы могли также выступать как результат трансформации наказанных детей. ” (Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1991. Т. 1. С. 336).

Интересное исследование Гродецкой указывает на ряд евангельских мотивов в романе: параллель с евангельской притчей о хозяине и работниках (взаимоотношения Лёвина с его работниками), сеятель как проповедник и сев как проповедь, образ плуга как метафора духовного пути Лёвина. Однако евангельские мотивы отнюдь не заслоняют обычно не учитываемые исследователями общемифологические мотивы дерева (дуб в Колке), грозы, нефеломании (Лёвин в наблюдении за облаками) и так далее. Главное же не в том, что одно противопоставляется у Толстого другому (христианство — язычеству), как думает Гродецкая, а в том, что, в отличие от строгого Сильвестра или милостивого Достоевского, Толстой строит свою систему ценностей на очень широкой общемифологической и даже общерелигиозной основе. Если очень захотеть, можно, например, найти буддийский идеал в Долли: растворение себя в других и отказ от желаний, противопоставленный исполнению желаний Анны, которую это исполнение и привело к гибели (вспомним сопоставление Татьяны Лариной и Анны в статье Цветаевой!).

Выбрав подвижнический путь спасения, будущий святой, как правило, сталкивается с различными препятствиями: преследованиями со стороны близких, нападками со стороны тёмных сил, нападением разбойников, клеветой и осуждением. Исповедники и мученики претерпевают физические страдания и смерть на пути спасения. Вместе с преображением душа героя приобретает чудесные дары прозорливости, исцеления, пророчества, которые сохраняет и в духовном мире после того, как заканчивается её земной путь. Чудеса, которые совершаются по молитве святого, свидетельствуют о его святости и представляют характерный финал житийного сюжета” (с. 75).

Анна, с христианской точки зрения, — грешница, хотя бы потому, что покончила с собой. Перед тем как упасть под колёса, она перекрестилась; считается, что крестное знамение не даёт задумавшему самоубийство человеку исполнить своё намерение, отгоняет соблазн. Но Анну это не спасло. Вопрос о том, еретически или не еретически звучат последние страницы, рисующие усомнившуюся в благости Создателя Анну, лишён смысла. Толстой не смотрит на Анну только с христианской точки зрения, а писателя, как призывал ещё Пушкин, надо судить по законам, им самим над собою признанным.

Вечерняя находит мгла.
(Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал вина
Порою той, что названа
Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)

Итак, сумеречное состояние — это время суток, а “сумеречное” сознание — это начало утраты человеком нравственных ориентиров, своеобразное оборотничество, начало превращения его в животное. Термин выбран Е.Яблоковым очень удачно: в сумерки светлый день начинает смешиваться с тёмной ночью; не только волка от собаки, но и зло от добра померкшее сознание отличить не может, тем более что сгущающийся в прямом и переносном смысле мрак хорошо маскирует оборотня.

Оборотни, как и прочая нечистая сила, наиболее активны, как известно, в особое время года, в “сумерки” года, то есть во время святок. Именно в это время происходила беседа Онегина и Ленского, “порой меж волка и собаки”, когда Ленский сообщил своему другу о приглашении на именины, которые состоятся “на той неделе”, “в субботу”. Именины Татьяны 12 января по старому стилю, значит, разговор происходил ещё на святках.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ (и возможные ответы

2. Является ли “гроза” ключевым концептом произведений о супружеской неверности? Верной Катерине (толстовской Кити) гроза не страшна, неверной (у Островского) так страшна, что вынуждает её каяться. А почему в заключительной сцене на фоне грозы показаны завершающие роман Толстого размышления Лёвина?

В свете вышеизложенного становится понятным, что мотив мнимой смерти связан с мифом об “умирающем–воскресающем” Боге. В этом мифе часто встречается также мотив утраты зрения или погружения во тьму. У Толстого, кроме мнимой смерти, князя Андрея и Анну объединяет такая портретная черта, как блестящие глаза. Но блеск глаз Анны сравнивается с “блеском пожара среди тёмной ночи”, а в Болконском ничего инфернального нет, в нём подчёркнута “лучистость” (вспомним образ сферы-паутины в бреду князя Андрея). По-видимому, мы имеем дело в этих двух случаях с различными комплексами: у Болконского временная смерть — залог обязательного последующего воскресения (Е.М. Мелетинский, например, трактует эту часть мифов как начало пути к христианскому мессианизму), а у Анны, согласно концепции С.М. Телегина, — погружение во тьму, связанное с наиболее архаической частью солярного мифа — представлением о чёрном солнце нижнего мира — “солнце мёртвых”.

Житийные моменты чудесного спасения, связанные с последующим обетом посвятить себя Богу, через Евангелие восходят, надо думать, к той же модели “временной смерти” и воскресения. В случае Болконского именно “первая” смерть указывает на возможность воскресения после настоящей смерти.

Гаснущая свеча означает угасающую жизнь и заблуждения, разгорающаяся — просветление и истину. В сцене свидания князя Андрея и Наташи в Мытищах гаснущая свеча едва освещает избу, князь Андрей не может понять, наяву или в бреду он видит Наташу, пытается приподняться ей навстречу и теряет сознание от боли. Наташа тоже сначала не может разглядеть во тьме Болконского. Но вот Наташа узнаёт его, князь Андрей приходит в себя — и свеча ярко разгорается как бы сама собой, символизируя обретение истины. Для Анны же метафорическая вспыхнувшая свеча в последнюю секунду жизни высвечивает лишь обман, ложь, в которых она провела всю жизнь, то есть отсутствие истины.

“Свеча — книга — истина (или её отрицание)” — такая триада выстраивается для двух умирающих толстовских героев, князя Андрея и Анны. Князь Андрей, едва очнувшись, спрашивает, нельзя ли достать книгу, и только позже на недоумённый вопрос: “Какую книгу?” — отвечает, как бы раздумывая, что это Евангелие. Неизвестно, читал ли герой Толстого перед смертью Евангелие, но в дальнейшем речь заходит о нём ещё раз — в разговоре Болконского с сестрой, однако князь Андрей опять-таки умалчивает о самом сокровенном, не надеясь, что живые поймут его. Создаётся впечатление, что слово “книга” означало для князя Андрея нечто большее, чем Новый Завет, а приход к Евангелию для героя Толстого ещё не окончательное постижение истины и не окончание поиска, как для героя Достоевского. Для Болконского евангельская истина ещё нуждается в проверке, и в его предсмертных размышлениях столько же от Евангелия, сколько от Дхаммапады или тибетской Книги Мёртвых.

Последним представлением Анны тоже была книга, пусть метафорическая, но сам выбор метафоры куда как знаменателен! Книга Анны — метафора жизни как обмана или знания, уже недоступного живым?

Говоря о Болконском и Анне как читателях, вспомним, что они наделены особым отношением к книге, они способны полностью переноситься в виртуальный мир прочитанного и жить жизнью героев этого мира. Читая в поезде английский роман, Анна чувствовала, что ей слишком хотелось самой жить. Это объединяет её с Татьяной Лариной, которая читала, “воображаясь героиней своих излюбленных творцов”. Так читает и Андрей Болконский, претворяя в жизнь цезаревское честолюбие, затем — предпринимая уход из жизни, подобно евангельской “птице небесной”.

9. Последний вопрос не имеет отношения к тезаурусному описанию. Это вопрос об авторской позиции в восьмой части романа. Отрицательное отношение Толстого к шумихе вокруг славянского вопроса и сербских добровольцев вызвало, как известно, неудовольствие Каткова, Достоевского, многих патриотов и славянофилов. Ситуация, слишком напоминающая недавнюю войну в Югославии и наше обыкновение озаботиться чем угодно в мировой политике, лишь бы не решать свои домашние, насущные вопросы. В сцене разговора на пчельнике Толстой явно на стороне Лёвина и князя Щербацкого, недаром их оппонент Кознышев, говоря о сочувствии страданиям православных братьев, высаживает на листок утонувшую в чашке с мёдом “беспомощно двигавшую ножками” пчелу. Пчелу, как братьев-славян, спасли, но мёд-то съели! И князь Щербацкий совершенно прав, указывая на то, что война выгодна общественным деятелям, газетам и так далее. “Кто проповедует войну — в особый, передовой легион и на штурм, в атаку, впереди всех” — это лекарство от общественного ажиотажа и демагогии современных СМИ, прописанное Щербацким, не грех вспомнить сегодня.

ТЕМЫ СОЧИНЕНИЙ

1. Кити Щербацкая и Наташа Ростова в размышлениях о вере.

4. Анна Каренина и Татьяна Ларина как читательницы.

5. Охота с точки зрения Лёвина, Облонского и Вронского.

6. Эпизод скачек как один из ключевых в романе.

Примечание. Скачки — метафора “сексуального преследования” (Мелетинский), но от школьного сочинения можно ждать, разумеется, не этих наблюдений, а раскрытия психологического смысла эпизода и мотива “бесовских игрищ” в нём.

9. Образ Стивы Облонского в свете эпиграфа к роману.

12. А.А. Каренин с точки зрения Анны и с точки зрения автора.

В прошлых статьях я писала, почему я считаю, что школьную программу по литературе следует пересмотреть. Также я писала о том, какие произведения достойны своего места в школьном курсе литературы – и какие стоит без потери смысла из этого курса убрать.

Сегодня я хочу поговорить о замене. Мне действительно кажется, что одни произведения великих писателей можно заменить более простыми и/или короткими другими.

Начнем с Достоевского. “Преступление и наказание” – великий роман, в котором подняты глубокие проблемы. И лично мне он очень нравится, я вообще люблю Достоевского. Но при этом я считаю этот роман достойным профильного класса, а среднестатистического школьника лучше познакомить с романом “Подросток”. Да, он гораздо проще и не является визитной карточкой писателя, но он поднимает важные именно для старшеклассников проблемы. Как начинать самостоятельную жизнь? Какие соблазны могут подстерегать на пути взросления? Кто есть настоящие друзья, а кто только притворяется ими?

Про другой же роман я хотела бы поговорить подробнее.

Я думаю, что роман Толстого “Анна Каренина” более достоин внимания старшеклассников, чем Война и мир.

Сразу оговорюсь, что я люблю Войну и мир – те его части, которые не касаются предназначения женщины, по крайней мере. Мысль семейная – одна из важнейших в Войне и мире, а в Анне Каренине она выходит на первый план. И вот как раз отношения в семье, я думаю, школьники оценять. Эту тему легко понять и преподать через личный опыт.

С чего начинается роман? С эпиграфа, да. А ещё с самой одной из самых известных фраз в мировой литературе: “Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему”. Мне кажется, уже с первой фразой можно поспорить, а, значит, это отличный повод для дискуссии.

Далее мы читаем одну из самых потрясающих сцен в литературе – жена узнала об измене мужа. Казалось бы, ничего особенного, обычная (как это ни печально) бытовая ситуация. Но Толстой нам показывает её с двух сторон. Жена испытывает самый настоящий стресс и находится на грани нервного срыва. Она никак не может понять, что же толкнуло её мужа на этот поступок. И её чувства понятны. А её муж занимается самооправданиями. Как же так, он мужчина, у него есть потребности. И вот я сидела и читала этот эпизод и думала, какой же он человек на букву М. А позже выяснилось, что он ещё больший мерзавец, так как его супруга родила. То есть женщина была на сносях, когда узнала об измене!

Самое прекрасное, Толстой в открывающей сцене романа нигде не обмолвился, что жена беременна! Читатель должен сам сопоставить события романа и прийти к пониманию, насколько поступок мужа отвратителен. А это элемент литературной игры, которой так славится постмодернизм.

Иными словами, начало романа – это прекраснейший кейс, на основе которого можно обсудить семейные проблемы и лишний раз понять, насколько измена рушит отношения между супругами.

Толстого очень волновала тема распада семьи. Он видел в этом большую проблему и даже опасность. Эх, жил бы он сейчас, то наверняка его бы бомбило не хуже тех моральных фагов, что так ратуют за традиционные семейные ценности.

История самой Анны – тоже интересный кейс. Она вышла замуж за благородного, но не любимого ею человека. Ну, бывает. А позже с первого взгляда влюбилась в Вронского. И сейчас это не было бы проблемой – развелась и вышла замуж за любимого, даже сын бы при ней остался. Для Толстого же сам факт измены страшен - невозможность примирить чувства с совестью толкает героиню к самоубийству.

И вот перед нами две зеркальные ситуации – муж изменил жене, а жена изменила мужу. И в первом случае мы склонны осуждать мужа и сочувствовать жене. Во втором – оправдывать изменницу и сочувствовать всем. Почему так? Предлагаю подумать об этом на досуге. И прочитать роман, конечно ;)

К психологической, глубокой, изысканной книге писателя часто обращаются музыканты и режиссеры, придумывая и изобретая разнообразные версии, по-новому интерпретируя шедевр мировой литературы.

История написания

Анна Каренина и Алексей Вронский

Анна Каренина главная героиня произведения, женщина, готовая пойти на все ради своего счастья. Она хотела быть счастливой, наслаждаться жизнью, поэтому решила пожертвовать своим мужем и сыном, уехать вместе со своим любовником, однако даже это не помогло. Анна очень умная и привлекательная молодая женщина, но при этом несчастная и потерянная.

Она оказалась в заложниках законов общества и устоявшихся нравов, осталась непонятой в семье, отвергнутой обществом. Решившись на отважный шаг совместной жизни с Вронским, Анна стала понимать, что его любовь уже не так сильна и безумна, как ранее.

Она могла бы бросить его и вернуться в семью, ее красота позволяла покорить сердце любого мужчины. Все восхищались ее не обыкновением. Но она любила другого и хотела быть только с ним, не смотря на любые невзгоды. Чтобы облегчить свои страдания главная героиня выбрала смерть.

Алексей Вронский успешный, молодой офицер, возлюбленный Анны Карениной. Поначалу, его любовь была чиста и безгранична, он готов был отдать все ради того, чтобы находиться с любимой днями и ночами, в горести и радости. Но единственное от чего не смог отказать Вронский оказалась его свобода, из-за чего и начались их постоянные недопонимания.

После гибели Анны, Алексей долгое время не мог простить себя, он не находил покоя и отправился добровольцем на войну. Вронский только тогда осознал, что она Каренина была любовью всей его жизни и что дальнейшая жизнь больше не вырисовывается в ярких красках.

Критика

Для низшего, крестьянского сословия силой, обесчеловечивающей их всех и каждого, является способ их бытия. В массе своей они живут устоявшимися обычаями, образ их жизни предусматривает пребывание в нищете. Не нищету следует признать причиной, обесчеловечивающей крестьян. Эти люди таковы не потому, что они нищие. Они сами, как люди, порождают своим человеческим бытием свою духовную и материальную нищету. Крестьяне живут потребностями и интересами, представлениями и запросами своего сословия. Правоту своих представлений Толстой утверждает, описывая появление на свет Катерины Масловой. Она была шестым ребенком незамужней дворовой женщины. От сословной же судьбы, как показывает писатель, Катю ничего не могло спасти. Не приспособленная к трудовой, простонародной жизни, она обречена была стать игрушкой для сословия господ. Попав в дом прелюбодеяний, она стала публичной девкой.

Читайте также: