Ф искандер школьный вальс или энергия стыда анализ
Обновлено: 05.07.2024
Я заметила, что у многих хороших писателей очень яркие детские воспоминания. Видимо еще в детстве проявляется эта способность видеть, подмечать, запоминать и анализировать даже то, что еще в силу возраста они не могут осмыслить и понять до конца.
1939 год, южный портовый город, многонациональный двор и большая, хоть и не совсем дружная семья. Обычное детство поначалу, много смешных моментов, перемежаемых серьезными размышлениями уже зрелого человека – этакий взгляд сквозь время. Важные жизненные уроки, за которые мучительно стыдно, но которые делают тебя человеком.
Очень горько было читать про арест дяди и высылку отца – вспоминала рассказы своей бабушки о своем первом муже, таком же простом работяге, которого однажды забрали и больше о нем никто никогда не слышал. Сколько сломанных судеб было в то время, будто мало было войн и революций:(
Некоторое время назад я был буквально очарован сборником рассказов Фазиля Искандера Детство Чика. А вот с этой повестью вышло все не так. На первый взгляд странно: и там, и там главный герой - мальчик младших классов, описывающий свою семью и друзей; и там, и там детские проделки вызывают улыбку взрослого читателя; и там, и там действие разворачивается в конце 30х годов; и там, и там нас окутывает мягкий авторский стиль речи Искандера. Но если в "Детстве Чика" и само происходящее - легкое, забавное, в какой-то степени ностальгическое по беззаботности первого десятилетия жизни, то в данном случае меняется само настроение.
Дело в том, что в данной повести писатель сместил крен с рассказов "о жизни мальчика и его окружения" на рассказы "о жизни мальчика и его окружения во времена сталинских репрессий". Т.е. если в той книжке всякие поиски шпионов и государственных вредителей были игрой, то тут, оказывается, шпионов и вредителей находят по настоящему. Причем преимущественно среди наиболее порядочных людей.
Мальчик в силу возраста не очень понимает, что происходит. Он слышит фразы взрослых и недоумевает - они же явно противоречат тому, каким обязан быть хороший советский гражданин. И это ведь очень хорошие люди, он знает их именно с этой стороны. А тут - неправильные слова, да еще и шепотом, наедине, тайно. Это тоже неправильно - правильный советский гражданин во всех фильмах и книжках кричит о справедливости в голос. И вот, пожалуйста, в жизни всё не так, оказывается?
В общем, ребенок видит много, понимает мало, зато может вспомнить, будучи взрослым, и сопоставить. И про аресты ни за что, и про "неправильные" слова, оказавшиеся правдой, и про "справедливость", и про моментальное перекрашивание политики партии на 180 градусов за одну ночь. Например, автор описывает ситуацию, как вошедшее в речь слово "фашист" в качестве синонима зла, резко стало нельзя использовать в данном значении после подписания пакта с Фашистской Германией, ведь теперь они с нами, значит хорошие.
Правда, через два года снова станут плохими. И слово тоже. Представляете себе детское восприятие таких факторов?
Однако при всей важности темы, при всей необходимости подобных воспоминаний, при всей красоте стиля Фазиля Искандера, осталось ощущение чего-то такого. искусственного. Как будто писателю разрешили написать о детстве и арестах, затронувших семью, даже не разрешили, а настоятельно попросили, но при этом от того КАК ты напишешь, в каких красках и с каким упором, всецело зависит твое будущее. И моментально из слов пропала естественность, а со страниц - атмосфера реальной жизни.
Противоречивые впечатления, короче говоря.
Помогите другим пользователям — будьте первым, кто поделится своим мнением об этой презентации.
Аннотация к презентации
Содержание
Фазиль Искандер. Школьный вальс, или Энергия стыда
Слайд 2
Родился 6 марта 1929г. в Сухуми, в семье ремесленника. Окончил среднюю школу, получил библиотечное образование. В 1950-е Искандер приезжает в Москву, поступает в Литературный институт, который оканчивает в 1954. Уже в студенческие годы начинает печататься (первые публикации в 1952). Пишет стихи. Работает журналистом в Курске, затем в Брянске. В 1959 - редактор в абхазском отделе Госиздата. Первые стихотворные сборники - "Горные тропы" (1957), "Доброта земли" (1959), "Зеленый дождь" (1960) и другие - получают хорошие отзывы критиков и признание читателей. С 1962 его рассказы начинают публиковать журнал "Юность" и "Неделя". В 1966 из этих рассказов автор собирает первую книгу "Запретный плод".
Слайд 3
Однако по-настоящему широкую известность ему приносит публикация в "Новом мире" "Созвездия Козлотура" (1966). Тепло были встречены рассказы и повести: "Летним днем" (1969), "Дерево детства" (1970). Особый интерес к его творчеству вызвал цикл новелл "Сандро из Чегема" (1973).
Слайд 4
Перу Искандера принадлежат детские рассказы - "День Чика" (1971) и "Защита Чика" (1983), легшие в основу книги рассказов "Детство Чика" (1993). В 1982 в журнале "Юность" вышло произведение писателя - "Кролики и удавы", имевшее необыкновенный успех. В 1987 он опубликовал книгу стихов "Путь"; в 1990 - повесть "Стоянка человека"; в 1991 - книгу публицистики "Поэты и цари"; в 1993 - "Стихотворения" и роман "Человек и его окрестности". Ф. Искандер живет и работает в Москве.
Слайд 5
Слайд 6
Из повести мы узнаём, что герой её, т.е. Фазиль Искандер, с трудом пошёл в школу, и не потому, что не хотел учиться: наоборот, к первому классу он умел неплохо читать, да и стремление к учёбе у него было. Но у него был старший брат, который учился очень плохо, чуть не до слёз доводя учителей, поэтому и младшего брата принимать в школу не хотели. Однако после того, как он туда был принят, его желание учиться пошло на спад – школа принесла ему лишь разочарование. Он ещё некоторое время продолжал учиться на хорошие оценки, но вскоре скатился до троек и двоек, к величайшему сожалению своей тёти, которая очень гордилась племянником-отличником.
Слайд 7
На протяжении всей повести герой постоянно усваивает новые для него правила жизни. Например, в эпизоде с походом в гости к дяде Шуре, во время которого Фазилю с сестрой предлагали бутерброд с салом. И Фазиль, и сестра были мусульманами (т.е. по религиозным соображениям не могли есть сало). Однако сестра всё - таки съела предложенный бутерброд.
Слайд 8
Дома Фазиля встретила ещё одна неприятность: отец купил новые тетради и поровну разделил их между 3 детьми, несмотря на то, что лучше всех в семье учился Фазиль, а брату и сестре, как он считал, тетради ни к чему. Фазиля такое деление обидело, и он рассказал отцу о том, что сестра ела сало. Однако к его, Фазиля, удивлению, отец не стал ругать сестру, но очень рассердился на самого Фазиля за то, что тот фактически предал свою сестру.
Слайд 9
Слайд 10
В повести мы узнаём о тех радостях и переживаниях, которые испытывал Фазиль Искандер в детстве, узнаём о тех открытиях, которые он для себя делал.
Слайд 11
Язык, которым написана повесть, понятен каждому, поэтому читать повесть легко и приятно. Яркие образы героев и достоверно воссозданная атмосфера Кавказа 30х годов пробуждают в читателе желание снова перечитывать повесть, обращая внимание на детали, ранее остававшиеся незамеченными.
Слайд 12
Фазиль Искандер - Школьный вальс, или Энергия стыда краткое содержание
Школьный вальс, или Энергия стыда - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Школьный вальс, или Энергия стыда - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Фазиль Искандер
Вся эта история имела еще одну забавную грань, о которой я тогда не подозревал. Дело в том, что, оказывается, ко всем своим странностям директор школы еще и преподавал русский язык, о чем я узнал где-то в пятом или шестом классе, когда он появился у нас, и, стараясь вдолбить нам правила русской грамматики, года два писал их на доске в зарифмованном виде.
Но тогда я обо всем этом не знал, хотя, конечно, видел директора и знал, что у него смешная внешность и смешное имя Акакий Македонович. Конечно, мне имя могло казаться смешным, потому что я уже воспринимал его как смешного человека, хотя бы из-за маминого рассказа. Но он и в самом деле был смешной человек, и внешность у него была смешная. Он был высокого роста, имел мягкие покатые плечи, а главное, на его бледном лбу лежал совершенно детский, ну прямо как у меня, оваловидный чубчик. Когда я его впервые увидел с этим чубчиком, я был как громом поражен. Это было все равно, что увидеть взрослого человека в коротких штанишках. И потом уже, когда я поступил в школу, я думал, что он долго не продержится со своим чубчиком, что рано или поздно его вызовут в гороно и заставят зачесать куда-нибудь волосы -- или вбок, или наверх -- как носили взрослые в те времена, а так, с детским чубчиком, не позволят.
А вот оказалось, что позволили. Он так и ходил с этим чубчиком, и никто ему ничего не говорил, а только чубчик сам редел и редел, и в конце концов вывелся, и вопрос сам по себе отпал, если, конечно, он вообще возникал где-нибудь в недрах гороно. Донеси он его до нашего времени, когда взрослые, как древние римляне, начали снова носить эти оваловидные чубчики, можно было бы подумать, что он все предвидел, но чубчик его постепенно вывелся сам между двумя эпохами, так что только в нашей памяти он все еще ходит с этим чубчиком стареющего дитяти.
Но оставим в покое чубчик директора. Я думаю, что он был человеком странным помимо своей детской прически. Помнится, уже потом, во время моей учебы, у него долго болела жена, а потом умерла. Когда педагоги стали обращаться к нему с выражением соболезнования, он им нравоучительно отвечал: "Гнилой зуб лучше всего вырвать. "
Так что выражающие сострадание несколько смущались, не вполне понимая смысл его образа. На самом деле он очень любил свою жену и хотел сказать, что, мол, бедняжка отстрадалась, но уж такой он был недотепистый. Впрочем, возможно, он находил утешение, стараясь усмотреть в смерти жены нечто разумное, рациональное, раз уж она не могла выздороветь.
И вот к этому-то директору мы с мамой и пришли. Мы вошли в канцелярию, но дальше нас не пустили. Маленький человек, весь красный, с красными глазами, с выражением лица, какое бывает у измотанных драками, но, однако, всегда готовых к новым дракам петухов, оттеснил нас от директорской двери и постепенно вывел на веранду. Это был завуч.
-- Одного не хватит? -- говорил он маме, глядя на нее красными глазами измотанного, но готового драться петуха,-второго привела?!
-- Нет, этот совсем не такой,-- отвечала мама, горестно усмехаясь с таким видом, словно завуч не может не знать о моих успехах, но пользуется поводом, чтобы придраться.-- Владимир Варламович тоже обещал позвонить.
-- Ничего не знаю,-- отвечал завуч и, показывая на скамью, добавил: -- Там посидите. Надо будет -- вызовем. Одного еле держим, уже другого привела, и тем более в середине года.
-- Да, но Владимир Варламович.
-- Ох! -- вдруг вскрикнул он, словно наступал на колючку голой ногой. Он заметил в метрике мой недостаточный возраст. Этого мы больше всего боялись.
-- Это что? Это матрикул? -- повторял завуч, возмущенно тыча пальцем в мою метрику.
-- Владимир Варламович все знает, он должен директору позвонить,-- утешала его мать, но завуч все никак не мог успокоиться.
-- Ничего не знаю,-- наконец сказал он и быстро покинул веранду.
Мы с мамой уселись на скамью и стали ждать. В самом деле Владимир Варламович, работник гороно, бывший житель нашего двора, обещал маме позвонить в школу, что считалось достаточным для моего поступления.
Владимир Варламович, а для меня дядя Володя, занимал квартиру рядом с нашей. По-видимому, от бездетности он и жена его меня баловали, и я часто бывал у них дома. Мне нравилась его внушительная атлетическая фигура, а также, когда он, разговаривая со взрослыми, переходил на могучее оперное похохатывание, означавшее смехотворность того или иного утверждения собеседника. Я тогда не знал, что это оперное похохатывание, и думал, что он его сам изобрел.
Так мы жили достаточно дружески и мирно, пока незадолго до их переезда на новую квартиру не случилось событие, заставившее меня сторониться наших соседей. Однажды на улице я услышал затейливую песенку, зарифмовывающую начало таблицы умножения:
Одиножды один -- приехал господин. Одиножды два -пришла его жена. Одиножды три -- в комнату вошли.
И так дальше. Картина супружеской жизни, совершенно лишенная какого-либо чувственного содержания, двигалась согласно цифровому нарастанию к своему суровому, бессловесному завершению и на счете, кажется, десять должна была завершиться отъездом этого таинственного господина.
Придя домой, я несколько раз в ритме марша и, даже маршируя, пропел эту песенку, ничего не испытывая, кроме абстрактного восторга конструктивными возможностями человечества. Хотя восторг мой был именно конструктивным и я не испытывал ни малейшего удовольствия от этой картины, все-таки я, безусловно, понимал, что взрослые не так ее воспримут, что при них ее никак нельзя исполнять.
Именно поэтому, убедившись, что дома никого нет, я ходил по комнатам и громко повторял эти стихи, как бы убеждаясь в прочности всего сооружения.
К несчастью, увлекшись конструктивными возможностями человечества, я забыл, что наша квартира представляет из себя половину бывшей четырехкомнатной квартиры, теперь разделенной забитыми, но все еще хорошо пропускающими звук дверьми. Много раз повторяя стихи и маршируя под их ритм, я полностью исчерпал к ним любопытство, так и не заподозрив, что за дверьми педагогическая пара слушает меня и корчится от смеха. Несколько дней после этого случая, встречаясь с супружеской парой, я чувствовал, что они владеют какой-то моей тайной, что эта тайна унизительна и постыдна и что он, дядя Володя, порывается мне рассказать о том, что он знает, а жена его останавливает.
Все это сопровождалось подмигиванием, поощрительными кивками и густым оперным похохатыванием. И все это мне страшно не нравилось, я как-то чувствовал, что все это грозит каким-то разоблачением, а каким -- я не знал. Интересно, что, перебирая в уме все возможности постыдного разоблачения, я целиком выпустил из виду эти стишки. Конструктивный восторг, не поддержанный живостью поэзии, очень быстро себя исчерпал. На десять оборотов арифметического ключа супружеская пара отвечала десятью механическими движениями. Это было как заводная игрушка, а стадию интереса к заводным игрушкам я все-таки к тому времени прошел. Именно поэтому я совершенно забыл, что они могли подслушать мою песню, когда я ее громко пел, маршируя по комнатам.
Читайте также: