Цицерон представитель какой школы
Обновлено: 12.05.2024
Римский политический деятель эпохи Поздней республики, великий оратор, мыслитель.
Марк Туллий Цицерон родился в г. Арпине (Самний) во всаднической семье. Отроческие и юношеские годы провел в Риме: его отец сделал все, чтобы дать сыну самое лучшее образование и подготовить его к политической карьере. Впервые Цицерон выступил в суде в 81 г. до н.э., в годы сулланской диктатуры, защищая некоего Квинкция, и выиграл дело, хотя его противником был знаменитый уже тогда оратор Гортензий. В следующем году он защищал Секста Росция Америйского, несправедливо обвиненного в отцеубийстве, – поступок, потребовавший от молодого оратора немалого мужества, ибо ему пришлось ополчиться против влиятельного вольноотпущенника Хрисогона, любимца диктатора Суллы.
Тем временем случились Мартовские иды – Цезарь был убит (44 г. до н.э.). Цицерон, увидев шанс восстановить, спасти республику, вновь бросается в политику. Главную опасность он видит в цезарианце Марке Антонии, консуле 44 г. до н.э. Против него и ополчается престарелый оратор, произнося свои знаменитые филиппики – 14 речей против Марка Антония, названные так в подражание речам Демосфена против Филиппа Македонского. После того, как Антоний помирился с официальным наследником Цезаря Октавианом и был создан так называемый второй триумвират (политический союз Антония, Октавиана и цезарианского полководца Лепида), политические враги новых правителей Рима были объявлены вне закона. Одним из первых в проскрипционном списке стояло имя Цицерона. В ночь с 6 на 7 декабря 43 г. до н.э. погоня настигла оратора на его формийской вилле. Отрубленная голова и рука Цицерона были доставлены Антонию; по его приказу они были выставлены на форуме – около ораторской трибуны, с которой так часто обращался к своим согражданам римский оратор.
Цицерон делит вместе с Демосфеном славу величайшего оратора античности. Отбросив азианийскую напыщенность, Цицерон достиг совершенства в своих речах, многие из которых он потом опубликовал: красивая, выразительная речь с ритмическими завершениями фраз, длинными, стройными периодами, сделала его выступления непревзойденным образцом ораторского искусства. Политические речи Цицерона отличались страстностью и пафосом, особенно его инвективы – обвинительные речи. Цицерон был не только неподражаемым практиком, но и талантливым теоретиком ораторского искусства. Блестящим образцом латинского литературного языка были его письма, положившие начало эпистолярному жанру литературы.
Сочинения:
Cicero. The Loeb Classical Library. Vol. I-XXIX. Harvard, 1921-2011;
Марк Туллий Цицерон. Речи. В 2 т. / Пер. В. О. Горенштейна. М., 1993;
Полное собрание речей в русском переводе / Пер. Ф.Ф. Зелинского. Т. I. СПб., 1901;
Избранные сочинения / Сост. и ред. М.Л. Гаспарова, С. А. Ошерова, В. М. Смирина. М., 1975;
О государстве. О законах / Пер. В.О. Горенштейна. М., 1966;
О пределах блага и зла. Парадоксы стоиков / Пер. Н.А. Федорова. М., 2000;
Имя Цицерона многим знакомо с детства. Более того - оно часто употребляется в нарицательном смысле, типа "какой цицерон выискался" - о ком-нибудь, кто достал всех своими речами. Действительно, это был выдающийся оратор, его речи считаются классическими по красоте слога и логике аргументации. Однако не все знают, что он был и интересным философом, первым употребившим термин "культура" в том смысле, какой мы вкладываем в него сейчас.
До Цицерона понятие cultura означало исключительно то, что посажено людьми в землю, в смысле сельхозкультура. Это значение сохранилось и сейчас, но, помимо него, распространилось и то, которое ввел Цицерон в своем труде "Тускуланские беседы"- культура как мир, созданный человеком вообще.
Как и любой значительный древний римлянин, Марк Туллий Цицерон (106—43 до н. э.) был погружен в политические интриги своего времени. Хотя он происходил не из знатной семьи, тем не менее, руководимый честолюбивым отцом, получил прекрасное образование, и уже в юные годы начал выступать с речами, зарабатывая себе известность. Тогдашнее образование предполагало знание греческого языка и трудов великих греков. В этом Цицерон преуспел. Выступления же на публику были возможны на суде, так что Марк Туллий научился отлично разбираться в нормах права и использовать их для своей аргументации.
Известность в качестве превосходного оратора сделала Цицерона политическим деятелем. Он был замечен, получил должность квестора, а потом и консула.
Как философ, Цицерон придерживался взглядов стоиков и скептиков, хотя признавал величие учений Платона и Аристотеля. Он прекрасно знал как их труды, так и других греческих мыслителей и умело компилировал их. Себя Цицерон скромно не причислял к философам, он вообще относился к собственной персоне со здоровым скептицизмом и был сдержан и ироничен в самооценках.
Следуя стоической традиции, Цицерон полагал, что начало мира заложено разумной волей, однако не признавал идею стоиков относительно божественной предопределенности. Он считал, что никаких персонифицированных богов не существует, а божественное начало мира едино и выражено в законах природы. Мир устроен разумно, он опирается на порядок, который находит выражение и в общественной жизни, что должно поддерживаться государственной властью.
Согласно Цицерону, душа человека изначально обладает моралью, то есть этическое начало человеческой натуры он считал естественным. Мораль предполагает жизнь в простоте, следуя природным законам, и поддерживание принципа меры. Никаких излишеств - вот кредо Цицерона.
По своим политическим взглядам Марк Туллий был республиканцем и боролся против авторитаризма единоличной власти, к которой так стремились римские императоры. Он участвовал в политических интригах и заговорах, после убийства Юлия Цезаря обрадовался, что будет восстановлена республика, но увы. Марк Антоний подослал к нему убийц.
Свою смерть Цицерон принял, как и положено стоику, со спокойным мужеством. Его голова и руки были доставлены Марку Антонию и выставлены на всеобщее обозрение. Говорят, жена Антония Фульвия изливала свою ненависть к Цицерону, измываясь над его мертвой головой, втыкая в язык иголки. Психованная какая-то.
В книге Утченко специально не ставится задача анализа философии Цицерона, но справедливости ради отметим, что именно в ней впервые в нашей литературе дается краткая с. 8 и, как правило, довольно точная характеристика почти всех его философских произведений.
Правильная оценка эклектизма, или — лучше сказать — синкретизма, Цицерона не снимает, конечно, вопроса об идейных источниках его философии и влиянии на его взгляды концепций эллинистических школ. Рассмотрим этот вопрос подробнее.
Таким образом, мы можем говорить не только о хорошем знакомстве Цицерона с эпикурейской философией, но в определенном смысле и о ее влиянии на него. Мало того, что в полемике с эпикурейцами Цицерон оттачивал свое остроумие и критическое мастерство, он еще и перенимал от них тот дух жизнелюбия и трезвости, которым корректировал свое отношение к ригоризму стоиков.
Первая книга начинается с авторского вступления, где Цицерон ставит вопрос о существовании и природе богов, а также о божественном провидении. Он говорит, что из всех философских вопросов — этот самый темный и трудный и что в попытках решить его философы наговорили много сомнительного. Вместе с тем он считает этот вопрос важным для практической, жизни людей, так как, по его мнению, без веры в богов и божественное провидение потеряли бы свою основу милосердие, святость, благочестие и почитание, а также столь необходимые для человеческого счастья верность, людское единение и справедливость. Короче говоря, уже во вступлении Цицерон выделяет в своем отношении к религии два аспекта: теоретический и практический, или, другими словами, философско-теологический и нравственно-политический. Уже здесь он высказывает глубокое сомнение в возможности построения теоретической теологии — такой, где все было бы основано на силе доказательств, а не на слепой вере (I, 10). В то же время он склоняется к тому, что для нравственности и политики религия необходима. Таким образом, Цицерон с самого начала обозначает свой собственный подход к проблеме — подход, который очень напоминает будущую теорию двойственной истины.
Мы не будем останавливаться здесь на всем чрезвычайно насыщенном содержании речи Бальба, тем более что мы не ставим себе задачей анализировать философию стоиков. Нас здесь интересует ведь сам Цицерон и его собственная философия. Поэтому, как и ранее, заострим внимание лишь на том, что Цицерон особенно одобряет и что, судя по характеру речи, — не одобряет у стоиков и, конечно же, на том, что в этой речи принадлежит его самостоятельной мысли.
Третья книга трактата содержит речь Котты против теологии стоиков. Эта речь дошла до нас с большими сокращениями (незначительные сокращения, возможно, были и во второй книге). Поскольку лакуны приходятся на те места, где Котта должен был бы опровергать концепции, близкие монотеизму, можно предположить, что сокращения были произведены христианскими переписчиками.
Радикализм Цицерона в решении указанной проблемы служит ключом к пониманию всей последующей речи Котты. Смысл этой речи в доказательстве несостоятельности стоической умозрительной теологии и тщетности претензий стоиков рассудочно понять то, во что можно только верить (ср.: III, 15— 17). Основным источником для этой части диалога Цицерону служит Карнеад в изложении Клитомаха. План третьей книги, по-видимому, был таким же, как и второй. Вначале Котта опровергает стоические доказательства бытия богов (эта часть почти полностью утрачена), затем критикует представления стоиков о природе богов, показывает необоснованность стоической концепции провидения и заключает критикой стоических доводов в пользу идеи божественной опеки людей. Метод критики — обычный для Цицерона: вскрытие внутренних противоречий, уличение в непоследовательности, приведение к абсурду (особенно часто), апелляция к здравому смыслу, обнаружение неполноты доказательств, уличение в тривиальности, скрытой за мудреной формой высказывания, демонстрация некомпетентности, непрерывная ирония.
с. 31 Положительными идеями данная часть диалога не богата. Зато опровержение стоической теологии ведется очень успешно. Опровергается дивинация как аргумент в пользу существования богов (III, 14— 15), опровергается аргумент от универсальности веры (III, 11), стоический пантеизм обвиняется в непоследовательности и сводится к абсурду (III, 19— 37), учение о добродетельности стоического бога уличается в противоречивости (III, 38), теологическая герменевтика осуждается как противоречащая здравому смыслу и вредная для религии (III, 60).
Важно отметить и еще один нюанс. В этом диалоге во второй книге речь держит сам Цицерон. Он говорит от своего лица и почти не ссылается при этом на источники, из чего можно заключить, что Цицерон здесь выражает в основном свое собственное мнение. Но источниками он, разумеется, пользуется, их — если говорить о главных — два: Карнеад (в изложении Клитомаха), когда-то опровергавший стоическую мантику (I, 7), и Панетий — единственный из стоиков, не веривший в дивинацию (II, 87).
Для первой книги, где речь в защиту дивинации ведет брат Цицерона Квинт, использовано значительно большее число источников, в основном стоических: Хрисипп, Антипатр, Диоген Вавилонский, Посидоний, Использованы сочинения перипатетика Кратиппа, платоника Гераклида Понтийского, историков Калисфена, Фабия Пиктора, Целия, Филиста и др. Вообще речь Квинта не без умысла (II, 27) составлена почти из одних только литературных примеров, и в ней почти полностью отсутствуют доказательства. В речи Туллия доказательства явно преобладают над примерами. Уже самой пропорцией примеров и аргументов обеспечивается победа противника дивинации над ее защитником.
Дивинация делится на два вида: естественную и искусственную. К первой относятся вещие сны и снотолкование, а также экстатические прорицания и их толкования. Ко второй — искусство авгуров, гаруспиков, гадателей по жребию и другим знакам и приметам.
В сохранившемся варианте книга начинается с обрывка фразы (1, 1), где Цицерон, судя по смыслу, говорит о том, что он собирается изложить вопрос о судьбе, относящийся, по его словам, к той части философии, которая касается нравов, т. е. к этике, или моральной философии. Здесь он, между прочим, впервые вводит для обозначения этической части философии тот самый латинский термин (pars moralis), который через средние века перешел в новоевропейскую литературу.
Разработка указанного тезиса производилась Цицероном в двух речах, в первой из которых (полностью утраченной), по-видимому, как обычно, давалось внешне беспристрастное изложение позиций критикуемых сторон: в данном случае — позиции стоиков и, возможно, — эпикурейцев. Судя по всему, наибольшее внимание в этой части Цицерон уделяет взглядам таких защитников идеи судьбы, как Хрисипп и Посидоний. Во второй речи (начало которой также утрачено) Цицерон дает критическую оценку ранее изложенных позиций и попутно выражает свои собственные взгляды на судьбу, опираясь при этом на учение академиков, точнее, на учение Карнеада, известное Цицерону из лекций Филона или из сочинений Клитомаха.
Таким примерно предстает учение Хрисиппа о судьбе в интерпретации Цицерона. Нетрудно видеть, что в нем есть немало уязвимых мест и много неясного. Пожалуй, наименее убедительным в этом учении можно считать, с. 49 во-первых, различение Хрисиппом судьбы и необходимости, а, во-вторых, его попытки совместить судьбу с человеческой активностью и свободой. Как раз в этих пунктах в основном и критикует Цицерон Хрисиппа, опираясь на аргументацию, выдвинутую против стоиков школой Карнеада.
Свою критику Цицерон начинает со стоической идеи всеобщего взаимодействия и взаимовлияния. Он хорошо понимает, что именно эта идея лежит в основе всякого фатализма, и вместе с тем осознает, что без этой идеи мир становится иррациональным и непостижимым. Поэтому он соглашается с тем, что в природе имеет место взаимодействие вещей, но отрицает фактически его, как мы сказали бы, изотропность. Так, считает Цицерон, звезды оказывают свое воздействие на земные явления, однако далеко не все явления определяются воздействием звезд. Характер и первоначальные наклонности человека находятся под влиянием природных условий и зависят от предшествующих естественных причин, но это не значит, что от естественных причин зависят все действия человека, а от его воли ничего не зависит. В нашем характере и поведении кое-что происходит от природы и независящих от нас обстоятельств, а кое-что, и притом главное, — от нас самих, от нашей собственной воли (voluntas). Родится человек сильным или слабым, с острым или тупым умом — это зависит не от него, а от естественных предшествующих причин; полученные им от природы свойства, конечно, повлияют на ход его жизни. Но повлияют не фатально, ибо от самого человека и его воли будет зависеть, избавится ли он от прирожденных недостатков и разовьет ли в желательном направлении природные способности (пример Сократа, Стильпона, Демосфена). Но если бы и само направление нашей воли полностью зависело от наших прирожденных свойств и других предшествующих внешних причин, то тогда бы, действительно, ничего не было бы в нашей власти, а этого не может допустить даже Хрисипп. Сам факт существования человеческой воли, усердия (studium) и воспитания (disciplina) свидетельствует о том, что далеко не все в нашем поведении обусловлено сцеплением предшествующих внешних причин, т. е. судьбой. Взаимообусловленность и взаимодействие вещей и событий неоднозначны, так как в ход мировых событий постоянно вмешивается свободная воля человека. А поэтому невозможна и дивинация, ибо дивинация предполагает как раз однозначность естественного детерминизма.
На самом деле, продолжает Цицерон, истинность и предсказуемость — вещи разные. Если суждение истинно, то независимо от того, знает это произносящий его или не знает, оно с необходимостью соответствует реальному положению дел, не важно — прошлому, настоящему или будущему. То, что сказано истинно, не может когда-либо обратиться в ложное и вообще не может произойти иначе, чем сказано. И не имеет значения, произойдет ли оно случайно или в силу необходимости, оно произойдет только так, как сказано. Если истинно, что Катон придет в сенат в такой-то день, то это непременно случится, хотя Катона приведет в сенат не необходимость, а стечение случайных обстоятельств. И из этого вовсе не следует никакой предреченности будущего. Ведь предрекать будущее — значит заранее выносить о нем истинные суждения и заранее знать об их истинности. Но именно этого, по мнению Цицерона, человек в большинстве с. 51 случаев сделать не в состоянии, ибо он способен безошибочно предвидеть только то, что подчиняется природной необходимости (например, что Сократ умрет), но не то, что зависит от случайных обстоятельств и свободной воли людей (что Сократ умрет тогда-то). Хрисипп же, допустив против всех фактов дивинацию, тем самым упразднил и случайность и свободу, и все подчинил на деле неумолимому року, хотя и не решился сказать об этом открыто.
Хрисипп же, испугавшись необходимости и не желая в то же время признавать объективную случайность, на деле свел реальную (физическую) проблему случайности к логической проблеме возможности ( δυνατῶν ), а вопрос о причинности смешал с вопросом об истинности будущего. Когда же на основании закона исключенного третьего он вывел, что будущее изначально определенно и истинно, то вынужден был допустить судьбу, которая — допусти он случайность и различие между физическим и логическим детерминизмом — была бы излишней.
На этом спор Цицерона с Хрисиппом прерывается. Следует вторая большая лакуна. Что содержалось в этой утраченной части? По всей вероятности, именно здесь Цицерон излагал в концентрированном виде тот взгляд на свободу воли и человеческую активность, который казался ему наиболее правильным и который он постоянно подразумевал, хотя и не раскрывал в достаточной мере в предшествующей полемике с Хрисиппом.
Как видно из этой полемики, в своей трактовке свободы воли Цицерон в основном солидарен с Карнеадом, а также с той позицией, которая восходит еще к Платону и Аристотелю, хотя в сохранившемся тексте он на Платона нигде не ссылается, а Аристотеля почему-то причисляет к сторонникам нецесситаризма. Карнеада Цицерон особенно хвалит за своеобразный реализм — за предпочтение простых фактов диалектическим тонкостям стоиков. Ведь это факт, что в нашем поведении кое-что зависит от нас самих. Следовательно, не все зависит от внешней необходимости, или судьбы (XIV, 31). Факт — что ничего не бывает без причины. Но это не значит, что все наши действия и движения вызываются только внешними причинами, ибо причиной наших действий может быть и наша воля и могут существовать произвольные движения (motus voluntarius) (XI, 23).
Цицерон требовал от эпикурейцев ответа: чем вызвано пресловутое отклонение атомов? Если оно вызвано самой природой атомов, то что же именно из природных свойств атомов вызывает отклонение: форма, положение, размер, вес? Ни в одном из этих свойств возможности отклонения не содержится. Других природных свойств атомов эпикурейцы не называют. Значит, из природы атомов отклонение не вытекает. Кроме того, если отклонение было бы свойством природы атомов, то почему тогда, согласно самим же эпикурейцам, атомы отклоняются не все и не всегда. Может быть какие-то иные силы вызывают отклонение? Но эпикурейцы не допускают ничего другого в природе, кроме атомов и пустоты, они не допускают и ничего сверхъестественного. Остается признать, что отклонение атомов происходит беспричинно, а это — то же самое, что признать нечто возникающим из ничего. Не слишком ли высокая цена за сохранение человеческой свободы?
Подведем итоги. Во всех трех рассмотренных трактатах Цицерон предстает перед нами как незаурядный мыслитель, первоклассный полемист и тонкий диалектик. Его общефилософская позиция может быть охарактеризована как натуралистический монизм с некоторыми отклонениями в сторону платонического идеализма. В философии природы он в основном следует за стоиками, исключая те моменты, где стоики впадают в суеверия (персонификация природных сил, мантика, фатализм). Там, где стоики изменяют своему натурализму или становятся слишком умозрительными, Цицерон безо всяких скидок подвергает их нелицеприятной, беспощадной и весьма убедительной критике, а иногда и осмеянию, так что подчас создается впечатление, что даже не эпикурейцы, а именно стоики — главные противники Цицерона. Из трех школ, мнения которых отражены в основном в трактатах, только школа академиков никогда не подвергается нападкам. Более того, Академия выступает в роли судьи философии стоиков и эпикурейцев. Это и понятно: в методологии, теории познания, эристике и диалектике с. 59 Цицерон — верный ученик и последовательный сторонник учения академиков.
ЦИЦЕРО́Н Марк Туллий, Марк Туллий Цицерон (Marcus Tullius Cicero) (3.1.106 до н. э., Арпин – 7.12.43 до н. э., Формия), др.-рим. оратор, гос. деятель, политик, философ, адвокат. Из сословия всадников . В 15 лет приехал в Рим. Получил прекрасное образование, обучаясь в Риме и Афинах у лучших греч. и рим. правоведов, ораторов и философов того времени; свободно говорил и писал по-гречески, великолепно знал греч. лит-ру. Благодаря женитьбе на представительнице древнего и знатного рода Теренции вошёл в круг рим. аристократии. В области этики Ц. следовал умеренному стоицизму Панеция (см. Панетий ); в философии придерживался взглядов скептической Академии (был слушателем Филона из Ларисы ), значительным было влияние на Ц. стоика Посидония .
Читайте также: