Что от архаических культур сохранилось в современных культурах кратко
Обновлено: 05.07.2024
Главная особенность архаической культуры — преимущественное внимание к изменённым состояниям сознания (далее — ИСС), то есть прорывам бессознательного в сознание. Основные архаические культурные парадигмы производны от переживаний ИСС. Важное значение придаётся естественно возникающим ИСС — снам, видениям (в том числе во время болезней), оргазму. Для введения в ИСС использовались (и используются) различные способы: психотехники (медитативные практики, дыхательные техники, посты, сексуальное воздержание и ритуальный секс и т.п.), внешние формы воздействия на организм (изоляция, сенсорная депривация, определённая музыка, пытки, устрашающие ритуалы и проч.), психоделические препараты и наркотические вещества.
Влияние архаических культурных парадигм усиливается периодическим воспроизведением церемонии посвящения, эффектом эмоционального заражения. Все эти меры психологического воздействия приводят к тому, что первобытный человек и в обычном состоянии сознания ощущает дыхание мощных бессознательных сил и сравнительно легко входит в транс.
Центр архаической культурной парадигмы — ориентация на священное (Мирча Элиаде, 1907–1986).
Мир пропитан священной силой, приобщение к которой даёт человеку не только возможность чувствовать себя уверенно, но и сверхъестественное могущество. В лоне священного преодолевается страх перед окружающим, человек наполняется энергией, приобретает паранормальные способности. Представления о священной силе универсальны, встречаются практически во всех этносах. Например, в Полинезии священная сила называлась мана, среди различных североамериканских индейских племён— маниту, оренда, вакан, у аборигенов Мадагаскара — хасина, у берберов — барака, у древних германцев — хаминья, у древних индийцев — брахман и т.д.
Архаическое представление о священном — проекция бессознательного. Неоднозначность проявлений бессознательного, вызванная различием базовых матриц, интерпретируется как неоднозначность священного.
Священное наполняет душу любовью, гармонией, покоем (1-я матрица — амниотическое единство с организмом матери, ощущается как блаженство, носящее недифференцировано-эротический характер).
Но оно же есть страшная, грозная сила, сила, одновременно и разрушающая и созидающая, очаровывающая и отталкивающая, угнетающая, дающая надежду и вселяющая отчаяние (2-я матрица — соединение отчаяния и страха, ощущение безвыходности, страдания, 3-я матрица — агрессия и борьба, носящие преимущественно сексуальный характер).
И то же священное дарует счастливый исход, избавление от опасностей, окончание борьбы (4-я матрица).
Система представлений и ритуалов архаического общества призвана истолковывать и вызывать ИСС.
Современная секулярная (ориентированная на состояние активного бодрствования) культура в целом репрессивна в отношении ИСС, склонна относиться к ним как патологии и отрицать поэтому свой бессознательный фундамент. В то же время, в современной культуре существуют сферы, где выход к ИСС предполагается допустимым: сновидения, сексуальность, употребление алкоголя, музыка, наркотики (в ряде субкультур), религия, искусство, некоторые гуманитарные дисциплины (философия, психология, культурология). Но эти сферы относятся к области отдыха, чему-то необязательному, социально неважному или курьёзному (влюблённость вызывает, скорее, ироническое сочувствие окружающих, чем восхищение), тогда как в архаической культуре ИСС имели, прежде всего, социальную, а нередко и космическую значимость (например, племя пуэбло в США — дети солнца, без их ритуалов солнце через 10 лет перестанет вставать и наступит вечная ночь).
Священная сила (и только она!) в архаической культуре соединяет мир. Сам по себе мир не только не способен к единству, но и к существованию. Поэтому в перспективе священного первобытное мировосприятие синтетично. Внутренняя связь, единство всего со всем в восприятии древнего человека гораздо важнее качественной определенности (индивидуальных различий). В лоне священного человек един с другими людьми, растениями, животными, предметами и явлениями и сами они едины друг с другом. Однако единство это может базироваться как на эротическом, так и на агрессивном (садистическом) фундаменте.
Переживание различных форм единства как взаимопроникновения различных объектов (систем) — одушевлённых и неодушевлённых — проявляется в ИСС, вызванных в лабораторных условиях.
Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.
Современная секулярная культура воспринимает мир как бесконечно разветвляющееся множество объектов. Ей свойствен прогрессирующий аналитизм. Лишь культурные формы, связанные с ИСС, выражают изначальный синтез.
Удалённость от священного и прорыв к нему проявляется в ИСС, наблюдаемых в лабораторных условиях.
Секулярная культура в силу игнорирования ИСС представляет мир принципиально однородным. Объекты различаются по своим качествам, но существуют в единой плоскости. Господствует концепция биологического эгалитаризма: люди равны, поскольку у них единая природа. Эталон — средняя величина.
Первобытное сознание безразлично к логическим противоречиям и свидетельствам внешнего чувственного опыта тогда, когда они входят в конфликт с усвоенными культурными стереотипами. Но содержание ИСС (прорыва бессознательного) и характеризуется выходом за пределы формальной логики и обыденного опыта. Леви-Брюль назвал первобытное мышление пралогическим. Однако он подчёркивал, что это мышление не антилогическое: в ситуациях, не связанных со священным, представления и действия архаического человека могут быть вполне рациональными. Например, туземцы бороро в Северной Бразилии верят, что они — красные арара (попугаи). Будучи арара, они, тем не менее, не перестают быть людьми. В то же время, они, как и другие люди, способны к распознаванию видов животных. Известный антрополог Бронислав Малиновский (1884–1942) указывал, что религиозные ритуалы (производные от соответствующих мифов) сопровождают лишь деятельность, связанную с сильным страхом. Деятельность же, проходящая в обычных состояниях сознания, ни с ритуалами, ни с верованиями не связана.
Поэтому представления архаических людей не поддаются рациональной критике (в чём долгое время упражнялись христианские миссионеры, ибо в секулярной культуре критерий истины — логика и внешне-чувственный опыт): они отражают реальный опыт ИСС, иррациональный по сути.
Проявляется архаическая культурная парадигма в различных стереотипах. Архаические представления, в символической форме описывающие ИСС, называются мифологией (мифами), церемонии, вводящие в ИСС или представляющие мифы, называются ритуалами. Однако разделение мифологических представлений и ритуального поведения условно — в реальности они существуют как единое целое.
Важнейшей чертой мифологии является анимизм. Анимизм — ощущение всеобщей одушевлённости (Тайлор Эдуард, 1832–1917). Необходимо понять, что первобытный человек не только мыслил (и мыслит) одушевлённость мира, но чувствовал её и действовал в соответствии с этим состоянием. В некоторых ИСС, достигаемых фармакологически или с помощью психотехник в лабораторных условиях, проявляется аналогичный эффект. Таким образом, человек имеет внутреннее родство и внутреннюю причастность ко всему.
Тотемизм — почитание некоторых растений или животных, в которые воплощается священная сила. Тотемное существо мыслится как родственник. Тотем запрещено убивать и употреблять в пищу. Исключения — ритуальные поедания тотема (дающих в экстремальных ситуациях особую причастность к нему). Смена формы (соединение человека с тотемным существом) — важнейшая фаза в шаманском ритуале, использующем дыхательные техники и музыку. Аналог смены формы проявляется в ИСС в лабораторных условиях — переживание отождествлений с различными животными.
Архаический человек усматривает сущностное единство предмета и его образа, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени и т.п. Предметы, которые ассоциируются в современном сознании как схожие, но субстанциально изолированные, полагаются первобытным человеком едиными.
Портрет не только похож на оригинал, но имеет с ним сущностную связь. Поэтому для того, чтобы исцелить друга или нанести ущерб врагу, надо определённым образом воздействовать на их изображения. Отсюда возможность целительной (белой) и вредоносной (чёрной) магии. В современной культуре по аналогичным схемам производится лечение по фотографии.
Контагиозная магия основана на принципе сущностного (следовательно, не подверженного изменениям) единства объекта и его части. Например, если завладеть волосами, зубами или ногтями другого человека, то посредством их на него можно воздействовать (ибо они сохраняют глубокую связь со своим носителем).
Аналогичным образом усматривается единство объекта и его тени. Наступить на тень во многих архаических племенах означает нанести человеку оскорбление. Ущерб тени (если, например, проткнуть её ножом) рассматривается как ущерб человеку. Особенно опасно, если часть тени захлопнется крышкой гроба покойника. Потеря тени означает потерю воли. Призрак узнаётся тем, что, в отличие от живых людей, тени не отбрасывает.
Предсказания. В глубоких трансовых состояниях (в том числе в снах и экстазах) осуществляется выход к единому временному континууму (где нет разделения на прошлое, настоящее и будущее). Отсюда возможность предсказаний.
Табу — в первую очередь, запреты, связанные с ограничением сферы проявления священного. Почитание предполагает обособление почитаемого. Наиболее древние запреты — табу на инцест и каннибализм. Впоследствии сексуальное табуирование и табуирование агрессивного поведения возрастает (в современной культуре — запрет нецензурных слов, запрет действий, которые можно истолковать как домогательства, защита прав меньшинств, в том числе и языковая).
Любое важное событие в жизни архаического человека обязательно было связано со введением в некоторые ИСС с помощью различных средств.
Ритуалы перехода: связанные с деторождением, совершеннолетием, вступлением в брак, рождением детей, приобретением нового социального статуса, смертью. Эти ритуалы сохраняют свою значимость и для современной культуры, хотя глубокой трансформации сознания в них не происходит, ритуалы здесь символичны. Любой ритуал перехода предполагает переживание смерти и воскресения (смерти в одном качестве и воскресения в новом). В особенности оно важно при поставлении посвящённых — жрецов, шаманов, колдунов и пр. Переживания смерти и воскресения характерны для глубоких ИСС, проходящих и в лабораторных условиях.
Жертвоприношения обусловлены возможностью двусторонней циркуляции энергии между жертвователем и священным. Жертва отдаёт свою энергию священной силе, которая, в свою очередь, наполняет жертвователя. Основные формы жертвоприношения — предложение высшим силам дара или священная трапеза. Основное требование к дару — высокое качество. Наивысшая жертва — человеческая, поскольку человек носит в себе самый большой заряд энергии, жизненной силы (которая содержится в крови). Солнечный культ ацтеков требовал ежегодного принесения в жертву 20 тыс. человек. Помимо людей, в жертву приносились животные, растительные продукты и иные ценные вещи. Во многих мифологиях бог приносил в жертву самого себя, что давало причастным к нему людям особую энергию.
Аналогом жертвоприношения являлась священная проституция. Она могла иметь форму проституции гостеприимства, когда жёны и дочери предлагались друзьям или чужеземцам. Храмовая проституция была распространена во всех крупных древних цивилизациях — Древней Ассирии, Финикии, Сирии и пр., в качестве проституток выступали как женщины, так и мужчины. В Вавилоне, например, девушка обязана была один раз в жизни в храме Милитты отдаться за деньги чужестранцу, причём размер вознаграждения значения не имел, эти деньги считались священными. Впоследствии культ Милитты распространился по всей Малой Азии, вбирая в себя местные традиции. Например, в Армении в храме богини Анаитис (чья статуя украшалась фаллосами огромных размеров) молодым женщинам позволялось отдаваться за деньги всем желающим столько, сколько они хотели, и эти деньги являлись жертвой, принесённой на алтарь богини. Удачное замужество нередко зависело от того, насколько прославилась женщина в качестве жрицы любви.
В священной трапезе принимали участие все члены сообщества, а также (и это главное) божество или духи (в том числе и духи предков). Бог также мог отождествляться со вкушаемой пищей. Человеческие жертвоприношения нередко сочетались с каннибализмом: так, в культе ацтеков жрецы съедали сердце жертвы, а тело — представители аристократических родов.
Современная культура сохранила форму жертвоприношений не только в символических религиозных действиях, но и в культурных стереотипах, связанных с подарками и праздничными застольями. Подарки часто имеют символический характер (цветы, символизирующие различные чувства), а застолья сопровождаются употреблением напитков, вводящих в ИСС.
Праздники производны от представления о вечно длящемся священном (сакральном) времени (ощущение такого времени доступно в ряде ИСС) — времени проникновения и действия священной силы. Священное время пребывает в глубинах обыденного, профанного времени, причём последнее существует только за счёт причастности к священному. Мир развивается циклично, периодически уничтожаясь и вновь возрождаясь, вселенная пульсирует, однако в вечности сохраняется всё. Соучастие в священных событиях даёт причастность к священному.
Нередко праздники сопровождались оргиями и пытками (человеческие жертвоприношения и каннибализм также были нередко связаны с предварительной пыткой жертвы и (или) сексуальным насилием, в ходе пыток жертва могла и умерщвляться), тем самым высвобождалась сексуальная и агрессивная энергия. Карнавалы — торжество хаоса (сил бессознательного) во всём, в том числе и в плане социальной иерархии.
Впоследствии многие люди утрачивают способности к глубокой трансформации сознания в рамках данных культурных стереотипов, но мифологические представления и ритуалы, связанные с ними, сохраняются, выражая смутное ощущение подспудной деятельности бессознательного. Древние культурные стереотипы становятся всё более непонятными, вырождаясь в сказки и суеверия или приобретая иные, символические значения.
Вся эта странная ситуация – безусловный итог произошедшего в ХХ столетии. Именно поэтому юбилей Октябрьской революции – прекрасный повод для прояснения современного положения дел, определяющего качество восприятия каждым человеком себя и своей страны. Не будем забывать, что человечество как целое держится, благодаря наличию необходимого разнообразия и определённой согласованности его различных частей: этносов, наций, государств. И если формирование государств и наций, во многом, дело политики и истории, то процессы этнической идентификации, в основе которых лежит социоприродная составляющая, дело сознания каждого из живущих.
Проблемы этнической идентичности не случайно, по-видимому, так активно разрабатываются в социологии и культурной (социальной) антропологии на протяжении всего ХХ века. Сегодня существует огромная литература по этой теме. Массовое изучение образа жизни, культуры и способов восприятия мира у представителей современных традиционных обществ позволило иными глазами взглянуть и на так называемое цивилизованное общество. И здесь оказалось, что в современном цивилизованном обществе на некоторых структурных уровнях можно наблюдать процессы, или события, типологически сходные с определёнными реалиями обществ традиционных. Другое дело, что сегодня в нашей социальной среде эти процессы не кодифицированы, не имеют устойчивой структуры, строгой периодичности и тщательного воспроизведения. Да и имени постоянного чаще всего тоже нет. Вот, например, возрастные инициации традиционной культуры. В Стране Советов известная череда приёма в октябрята, в пионеры, в комсомол и даже в партию, безусловно, представляла собою последовательность возрастных инициаций.
Но наряду с этим инициациями были и знаменитые стройки коммунизма, освоение целинных земель, а для младшего возраста и жёсткие тренировки в знаменитых клубах юных космонавтов. Да и вся культура Советского Союза может быть, с этих позиций, рассмотрена как особое, единое, сакрализованное пространство жизни, повторяемое в основных чертах во всех странах социалистического лагеря. С другой стороны, многие тоталитарные режимы ХХ века, возникавшие на иных идеологических основаниях, тоже формировали свои ритуальные системы жизни народа, сходные с системами традиционного или даже архаического общества (насколько мы можем сегодня реконструировать последнее).
Достаточно давно замечено, что элементы архаики проявляются в социуме в период кризиса культуры. Другое дело, какая часть целостного образа жизни определённого древнего сообщества становится актуальной в новой истории народа-наследника, каковы социальные функции повтора архаических структур в данном варианте и как к этому относиться. ХХ век даёт нам, как видится, исчерпывающий материал для анализа перечисленных проблем.
Вспомним, однако, что древнерусское искусство плетения словес отражало первоначальный интерес к размышлению, к необходимости и возможности оформить мысль и тем понять её и передать другим. То же делали софисты, разъезжавшие по городам и весям древней Греции и собиравшие народ на площадях, чтобы научить его говорить, выражать свои мысли, а значит – осознавать их. У постмодерна другие задачи.
Можно считать, что ХХ век концентрировал в себе многие важнейшие для выживания человечества проблемы и активно искал пути и способы дальнейшего движения. Опытным путём в Германии отрабатывалась модель абсолютизации прошлого и формировался новый языческий миф на его основе. Англоязычный мир разрабатывал модель актуального настоящего, вырождающегося, в конце концов, в диктатуру момента. И этот, наиболее стойкий, миф, тоже переживает сегодня агонию. В России выстраивалась сакральная мифология грядущего, но при этом осуществлялось восхождение к архетипам культуры и преодоление антропоцентрической парадигмы.
И в каждой из этих социальных систем, различными способами предавших христианство, существовали свои проекции древних языческих символов и обрядов. Специфика этих проекций, конечно, обусловлена определённой идеологией, целями, которые ставились историей для исчерпания отрицательного опыта строительства жизни. Но сегодня, именно благодаря этому сложнейшему опыту, есть возможность увидеть и другую, необходимую для осмысления настоящего сторону архаики. Следовательно, за горизонтом (или уже куда ближе!) – АРХЕ.
А может быть, это настоящее просто проскакивается на автопилоте? Об этом умолчим: нас волнует происходящее в России.
Археоавангард – вещь вызывающая. Не слишком понятная. Что имеет в виду автор? Авангард – хорошо известное направление в искусстве начала ХХ века. Есть обоснованное мнение, что в реальности авангард не прекратился, то есть не ограничился временным периодом, а лишь замер на какое-то время, как семя, брошенное в почву осенью. Но тогда почему архе? Не так уж давно всё это началось. Если же это объединение знакомого нам авангарда с архаикой, то не понятно, как. И зачем? Ведь авангард К. Малевича уже проявление живой архаики, если иметь в виду существование исходных формообразовательных процессов, архетипов, возобновляющихся в каждом акте творения новой формы. Однако если этот археоавангард — начало архаики, то к какому периоду жизни человечества относится сие определение? Если к сегодняшнему, то где же эта архаика была раньше и с чего вдруг стали проявляться её первые признаки, её авангард?
Можно констатировать, что все три концепции российских авторов имеют сходную структуру: критика существующего положения дел в социуме, выбор направления (назад, к истокам), конструирование термина, соответствующего, с точки зрения автора, нынешнему состоянию и возможному будущему страны. Но этими концепциями дело не ограничивается.
За три последних десятилетия сформировался обширный дискурс на тему архаики, который, по общему убеждению, отражает поиски путей выхода из кризиса культуры всей европейской цивилизации.
Существует и достаточное количество линий исследования и толкования всплесков архаического в российском обществе: от восприятия архаизации как формы регресса (большая часть авторов, например, А.С.Ахиезер) до обоснования доверия архаическим практикам, демонстрации возможности рекультивации архаики в современной ситуации при выборе необходимых сегодня стратегий осмысления происходящего, адекватных реальности.
Впрочем, идея социал-монархизма высказана была Максимилианом Волошиным ещё в 1920 году (6) и, безусловно, достойна серьёзного изучения и обсуждения именно в русле новой архаики, но уже без кавычек.
Наши исследования в области лингвистической антропологии, становления новой психосоматической нормы и педагогики целостного развития однозначно подтверждают наличие исторического процесса изживания старой цивилизационной парадигмы и обновления истоков существования человека разумного (7).
Признаки НОВОЙ АРХАИКИ:
— проявление и новое прочтение исходных архетипов, обновление истоков на новой стадии развития человека разумного; формирование нового космогонического мифа;
— массовая социальная позиция в потоке времени, вне субъектно-объектного противопоставления как результат Великой Октябрьской Революции и врождённая позиция индивида в потоке бытия как итог советского периода нашей истории; формирование новой психо-соматической нормы и нового речевого канона;
— становление и развитие эпоса перехода от антропоцентрической к христоцентрической парадигме (изживание антропоцентризма);
— нарастание понимания необходимости перехода от техногенной цивилизации к эпохе действительно разумного человека и активный, сознательный поиск новых путей.
Всё это и многое другое свидетельствует о начале на рубеже ХІХ – ХХ веков новой эпохи, характеристики которой мы должны осознать и увидеть достойные перспективы развития как нашей страны, так и человечества.
Новая архаика для России – это, прежде всего, обновление этничности, а значит, осознание соответствующего новой эпохе образа мира и определение основных параметров нового стиля жизни. Доминантой этого массового творческого процесса может быть только целостность.
Система, будучи в современной методологической разработке лишь формализованной проекцией целого, диктует нам сегодня и проекционный тип жизни, загоняя человека в максимально унифицированные технологии воспроизводства рабов. Об этом пишется давно: одномерный человек, перформативное общество. Тотальное господство системного менеджмента приводит человека к потере свободы воли, свободы выбора, а, следовательно, и своего лица. В то же время целое предстаёт в нашем сознании всегда как образ, то, что принципиально не формализуется полностью, но предоставляет возможность для нового прочтения, более глубокой и объёмной интерпретации. Образ всегда вызывает эмоцию, а не только оценку. Верный образ таит в себе творческое начало и активирует деятельность человека, его ответственное участие в строительстве жизни.
Тактичной разработке целостного подхода должно быть уделено особое внимание. Образ мира как целого выстраивается в динамике нового прочтения архетипов и их исконных связей и определяет образ жизни конкретного народа, а следовательно, способствует рождению стиля жизни как эстетического феномена, гармонизирующего все аспекты существования человека. Образ жизни в идеале – природосообразен, а стиль жизни, безусловно, имеет мировоззренческое значение.
Для эпохи Новой архаики эти соотношения особенно важны. Существует мнение, что традиция (как и ритуал) – это способ закрепления значимых для сообщества жизненных конфигураций в период изживания архаики, то есть нарастающей потери естественных для социума процедур вхождения в целое мирового порядка. Традиции народной культуры начали изучать и фиксировать только в последние столетия, а по отдельным направлениям — лишь с ХІХ века. Поэтому многие из них отражают период кризиса народного сознания и народной культуры, постепенной утраты признаков исконной этничности, воплощавшихся в структурах повседневности.
Именно поэтому становление, оформление нового стиля жизни требует обращения к более глубоким пластам исторического сознания народа. Необходима честная внутренняя реконструкция всего пути развития русских. Ведь концепт русские сегодня предельно расширился. Осознать этот процесс, выявить характерные признаки русских как суперэтноса, увидеть глубинную связь с древними символами славянорусов и проявить их актуальные сегодня смыслы – значит определить границы и суть настоящего, реальной жизни русского народа, способного защитить свои ценности, народа, испокон века собирающего на их основе все соседние народы в единое многонациональное государство, удерживающее мир на земле.
Перечислим лишь некоторые признаки, свидетельствующие о названной выше особой миссии русского народа в глобальном историческом пространстве жизни человечества:
— Православие, которое в большой степени опирается на опыт исконного язычества, до сих пор во многом определяющего календарные ритмы жизни народа на огромной территории нашей страны. Абсолютно неслучайно существование Православия у нас в трёх ипостасях: Старообрядческая древлеправославная церковь, Единоверческая православная церковь и Русская православная церковь;
— исторически сложившееся пространство сосуществования с многими народами и религиями;
— уникальный двойной опыт строительства личности (соборный и, начиная с династии Романовых, индивидуальный);
— первый в мире опыт испытания грядущего (идеология и практики жизни в СССР);
— русский язык, прямо продолжающий развитие основных категорий праиндоевропейского языка и преобразовавший пространственную модель восприятия времени в энергийную, определив таким образом форму длящегося настоящего, в котором человек укоренён.
Работа по осмыслению и дальнейшему развитию упомянутых выше особенностей будет способствовать обновлению этнической идентичности русских как основы российского народа.
Впервые опубликовано: Проблемы и базовые принципы укрепления суверенитета России. Коллективная монография. – СПб.: СПбГАУ, 2017. С 217 – 226.
Когда-то за сломанную ветку в священном лесу человека могли предать немедленной смерти. Нам малопонятна эта первобытная жестокость, но для древних она имела вполне практический смысл. Деревья в священном лесу – место обитания божества. Сломать ветку – значит причинить божеству боль. А за боль оно будет мстить людям природными катастрофами и неурожаем. Нужно показать обиженному духу, что людская община не с тем, кто провинился, что она от него отмежевывается и сама наказывает его – только для того, чтобы дух не начал мстить сам.
Это не дикость. Это воззрения древних людей. Элементы традиционной культуры, как сейчас выражаются исследователи.
Гай Юлий Цезарь, хорошо изучивший Галлию, писал, что у жителей этой страны был такой обычай. Они сплетали полое чучело из прутьев – такое большое, что в каждую его руку или ногу могло поместиться по несколько человек. Это чучело доверху набивали теми, от кого хотели избавиться, кого считали либо преступниками, либо изгоями, а затем поджигали. Так выглядело галльское жертвоприношение богам.
Но самыми кровавыми ритуалы были в Центральной и Южной Америке. Сама мифология древних индейцев подсказывала им обычай массового кровопролития. Боги требовали крови – без нее они не могли жить. А если вовремя не подкормить их, вселенная рухнет. Эта перспектива пугала обитателей империи майя, а затем и ацтеков. У последних существовали праздники, во время которых людей приносили в жертву тысячами.
Существовали ли подробные кровавые жертвоприношения у древних славян – сказать трудно. Никаких достоверных данных о них нет. Однако исследователи фольклора подмечают, что и в русских народных сказках, и в традиционных народных обрядах прослеживаются черты, которые можно принять за отголосок человеческих жертвоприношений.
Все эти обряды кажутся нам дикими, первобытными. Мы думаем, что уже расстались с нашим языческим прошлым. И нам может показаться удивительной сама мысль о том, что язычество никуда не ушло из нашей жизни – оно присутствует в повседневности в виде традиций, которые стали неотъемлемой частью нашей культуры и быта.
Все мы привыкли к тому, что известным людям прошлого ставят памятники за их заслуги. Но что такое памятник, откуда взялся этот обычай? Древние греки изображали царей и героев, которые после смерти становились духами-покровителями своей местности или общины. Статуя героя – по сути, кумир (в прямом смысле этого слова).
У славян был обычай почитания предков – дедов, как собирательно их называли. Одним из важнейших божеств семейного культа был Род со своими спутницами рожаницами – они укрепляли единство племени и родового клана. Люди древности мастерили их деревянные фигурки, имевшие культовое значение.
Древнегреческий обычай ставить памятники покровителям-предкам нашел благодатную почву по всей Европе. Сейчас, возлагая цветы к одному из них, мы даже не задумываемся, что совершаем древнейший обряд подношения даров кумиру. Только наши кумиры не требуют крови, как боги иных времен и народов. Смысл этого акта забылся – остался лишь красивый обычай, который мы воспринимаем как привычное явление.
В наших парках горят вечные огни перед могилами героев войны. Богом войны у славян был громовержец Перун, который скакал по облакам в грохочущей колеснице и сыпал на своих врагов стрелы-молнии. В соответствии с мировоззрением древних, воины, совершавшие подвиги и проявлявшие храбрость, были обязаны этим особому воинскому пылу, который внушал им небесный воитель. В Киеве, в Великом Новгороде, по некоторым данным, и в других городах перед изваяниями Перуна горели вечные костры – так совершалось почитание грозного божества. Сжигаемые поленья служили ему и подпиткой, и даром. Служку, по небрежности допустившего угасание костра, ждало жестокое наказание.
Этот древнейший обычай настолько глубоко укоренился в нашем сознании, что возродился спустя столетия. Газовые костры горят перед памятниками героям, которых мы почитаем. Мы больше не поклоняемся языческим божествам, но мы преклоняемся перед стойкостью и мужеством тех людей, которые отдали свои жизни ради победы. Нам до сих пор кажется, что у них был какой-то особый, героический характер.
До сих пор живы многие традиции, корнями уходящие в незапамятную языческую старину. Недалеко от того же Великого Новгорода сохранился обычай: молодожены приезжают к особому источнику, расположенному в сельской местности, и оставляют небольшие подношения, призванные укрепить любовь и сделать счастливым их брак. В наших глазах это красивый старинный обычай, не более того. Но новгородские исследователи совершенно справедливо возводят его еще к тем временам, когда славяне поклонялись источникам и колодцам, что хорошо известно по летописям.
Обычаи языческой старины окружают нас повсюду. Они настолько привычны, что мы не замечаем их. Сама мысль о том, что язычество не ушло, что оно продолжается в виде элементов современной культуры, может показаться нам странной и даже шокирующей. Но, тем не менее, это так.
Культура многогранна, она состоит из разных слоев. Но даже самые древние из них умудряются приспосабливаться к современному урбанистическому образу жизни и находят в нем свое место. Даже не задумываясь об этом, мы, люди третьего тысячелетия, продолжаем традиции, заложенные нашими предками две, три, а то и пять тысяч лет назад.
Денис МОРОЗОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!
Исторически этнология началась с этнографии - описания материальной культуры, образа жизни, традиций и обычаев примитивных, или, по современным классификациям, бесписьменных, народов. Весь XIX век шло накопление данных, фактического материала об этих народах. Этому способствовала и активная колониальная политика развитых стран, так как этнография всегда была наукой, имеющей прикладное значение: чтобы лучше управлять народами, нужно было знать их традиции и обычаи, не допускать грубых ошибок, затрагивая сферы культуры, значимые для этих народов.
После накопления достаточного фактического материала наступил этап обобщений, синтеза - уровень этнологии - науки, которая, не отказываясь от непосредственного наблюдения, стремилась к широким обобщениям. Их целью были уже описание и анализ жизни соседних народов, воссоздание прошлого какого-либо народа или изучение определенных типов материальных объектов, обрядов и обычаев на материале нескольких этносов.
Современная этнология идет еще дальше, ее влекут более широкие обобщения, справедливые для всех человеческих сообществ - от большого современного народа до самого маленького меланезийского племени. Новое направление этнологических исследований стало особенно актуальным после Второй мировой войны, приведшей к краху колониальной системы в мире. Освободившиеся народы и новые, появившиеся на политической карте мира государства должны были найти свое место в цивилизованном мире, приобщиться к современной культуре, овладеть ценностями и нормами, необходимыми для жизни сегодня. Поэтому очень остро встала проблема модернизации традиционных обществ и культур, включения их в современный мир. Теории модернизации, создававшиеся в это время, требовали решения не только практических, но и теоретических вопросов. Среди них причины различий в восприятии и мышлении традиционного и современного человека, специфика традиционной культуры, возможность преодоления этих различий и преобразования традиционного общества в современное, модернизированное.
Существенным, важным было также и то, что в ходе подобных исследований появилась возможность выявления общих черт у традиционных и модернизированных обществ, выявления роли традиционных элементов в культуре современных народов. Изучение традиционных и архаических культур дает также возможность ответить на некоторые сложнейшие вопросы антропологической науки об особенностях восприятия и мышления первобытного человека, о специфике его культуры.
Вопреки традиционным представлениям, согласно которым следующей ступенью после выхода из первобытности признается Древний Восток, а затем античность, мы считаем, что эти типы культур не связаны линейной зависимостью. Эти типы цивилизаций имели собственные социокультурные основы. Так, Древний Восток развивался на основе сельскохозяйственного типа деятельности и создал земледельческую цивилизацию с азиатским способом производства в качестве ее экономической основы и восточной деспотией как формой государственности. Античный мир, создавая собственную цивилизацию, ориентировался на развитие ремесла и торговли, что потребовало в качестве ее экономической основы рабовладения и городов-государств, постепенно пришедших к демократии как форме правления. Но помимо этих двух широко известных путей развития человечества многие народы продолжали вести кочевой образ жизни, занимаясь скотоводством, а также охотой и собирательством.
Так на выходе человечества из первобытного состояния перед ним раскрылись три направления возможного дальнейшего развития. И на каждом из них исходные формы первобытного мышления, мифологии, обрядов, нравственного, эстетического и художественного сознания преобразовывались особенным образом, порождая различные типы культуры. Каждому из них была уготована своя судьба. Но культура кочевников-скотоводов (а тем более охотников и собирателей, сохранившаяся кое-где) оказалась в общей перспективе истории человечества тупиковой формой. Ведь примитивность их жизни обрекает их на существование, близкое к жизни животных. Из-за того что жизнь и сознание этих людей были ближе всего к первобытному состоянию и наиболее устойчиво сохраняли архаические черты, историки нередко вообще не отличают этот тип культуры от первобытного, хотя это и неверно. На самом деле это традиционные культуры, безусловно отличные от культур земледельческих народов, но обладающие самым главным свойством таких культур - предельно устойчивым характером, отрицанием любых новаций, очень медленным изменением. Таковы были цивилизации Египта, Вавилона, Индии, Китая. По многим параметрам они были схожи с архаическими культурами.
Основы же современной, модернизированной культуры, ориентированной на новации и быстрые изменения, были заложены лишь античной цивилизацией, сконцентрированной в городах-государствах, ориентированной на прогресс и неограниченное преобразование окружающего мира. Реальное развитие модернизированной культуры началось уже в новое время, примерно с XVI века, в Западной Европе.
Таким образом, под архаическими культурами мы будем понимать культуры охотников и собирателей, сохранившиеся до сегодняшнего дня в глухих уголках нашей планеты. Традиционные культуры связаны с более высоким уровнем развития хозяйства - земледелием и кочевым скотоводством, а также с ориентацией на стабильность и устойчивость, но по многим параметрам схожи с архаической, а потому эти понятия иногда можно использовать как синонимы. Модернизированная культура, возникшая в Европе и ориентированная на новации и прогресс, в наши дни превратилась в основу мировой культуры, носителями которой сегодня становится все большее число народов.
Европейских ученых-этнологов всегда волновал вопрос об отличиях архаических народов от европейцев, о возможности существования у них особого типа мышления, изучение которого могло не только решить практические вопросы отношений с этими народами, но и дать ответ на вопрос о специфике первобытного мышления и культуры. Поэтому многие крупнейшие исследователи ставили перед собой такие задачи.
Читайте также: