Чернышевский что делать входит ли в школьную программу

Обновлено: 06.07.2024

Возможно, он слишком сложный для понимания. К тому же, Чернышевский не писатель, а публицист. Несмотря на это, мы "Что делать? " в 10 классе проходили.

Потому что это произведение, равно как "Преступление и наказание" и т. п. девятиклассники еще не способны переварить. Читают его из под палки или, вовсе не читая, скачивают готовое сочинение. А потом на все жизнь питают отвращение к автору уже никогда больше в руки его книг не беря.
Это мое ИМХО, а почему составители программы так решили я не знаю )

И правильно сделали. Я отлично училась по литературе, но эту "тягомотину" читать было невозможно! Для школьников Чернышевский тяжеловат для восприятия. Достоевский куда интереснее!

Потому что не знали, что с ним можно интересное делать.. . И что нам теперь делать без "Что делать? "

О том, как изменилась литература в школе и почему нельзя допускать упрощения программ, рассуждает Алексей Фёдоров, учитель литературы московской гимназии № 1516, кандидат филологических наук:

Песен о Буревестнике не поют

— Прежде всего, своим объемом, но не только. По мнению многих либеральных реформаторов образования, не может быть гениального произведения, написанного человеком коммунистических убеждений. Поэтому опять запускается в медиапространство пыльная, давно сданная в архив теория о шолоховском плагиате.

Поэтов стало больше

— А что взамен?

— Какие ещё произведения появились?

— Но это же хорошо?

Упростить и веселить

— На что ещё сместились акценты в школьной литературе?

— А к современным писателям как теперь относятся?

Причина более чем проста и прозрачна: из-за низкой художественной ценности данного произведения. Русская литература XIX века достигла вершин мирового уровня, на этом фоне сочинение Н. Г. Чернышевского вызывает лишь недоумение. Глубоких мыслей оно не содержит, интересных сюжетных ходов в нём нет, понимания человеческой природы не показывает, будущее "предвидит" весьма косолапо, пищи для размышления современному человеку не даёт, развлечения - ещё меньше, представляет интерес исключительно для литературоведов.

"Что делать?" и "Отцы и дети" в своё время сильно повлияли на умонастроения молодёжи, а также отчасти на русскую и европейскую литературу. Они породили "нигилистический роман" и как ответную на него реакцию - "антинигилистический роман". Однако сочинение И. С. Тургенева никто не порывается вышвырнуть из программы. Мне никогда не приходилось сталкиваться даже с робкими намёками на желание избавиться от "Отцов и детей". Хуже того, всё новые поколения читателей обычных и литературных критиков находят в нём что-то интересное и актуальное для наших дней. Ничего подобного не происходит с "Что делать?" Значит, дело в качестве произведения, а не в его идеологической подоплёке.

Школьная программа по литературе весьма ограничена не только выделенными часами, но и физическими возможностями учащихся прочитать и осмыслить прочитанное. Детям нужно давать лишь лучшее, несомненно представляющее ценность для их личностного роста и обладающее образцовым слогом. Поэтому школьную программу всегда будут пересматривать не только для добавления, но и для изъятия произведений, ценность которых не выдержала проверку временем.

Я понимаю недовольство некоторых представителей моего поколения: долбили мы эту скукотень, мурыжили, время тратили, сочинения писали, портила она нам кровь, а теперь её убрали - и словно не бывало, а нам кусок жизни, нервов и здоровья никто не вернёт. Понимаю, сочувствую, сопереживаю. Однако призываю перестать завидовать нынешней молодёжи и попытаться порадоваться тому, что хоть что-нибудь в среднем образовании изменяется к лучшему.

Я считаю, что это продуманное политическое решение. Если б дело было в низкой художественной ценности произведения и нехватке часов, тогда, вероятно, вместо романа "Что делать" Чернышевского не впихнули бы бедным школьникам лживого и продажного Солженицина на те же часы, где он врет на каждой странице, как умеют врать психологически подкованные личности. Кое-где открыто, а где-то из-под тишка, выдавая единичный случай за практику жизни. И я считаю, что Солженицин вообще не писатель. Сколько раз принималась читать его произведения, но даже в хорошем по моим меркам романе "Раковый корпус" и в том умудрился наврать.

Даже отказал Курчатову в изобретении атомной бомбы. Пишет, как крали это изобретение из США. Ну да, ну да, именно с сидельцем этим решили поделиться в секретном отделе.

Никто не говорит, что школьникам это рано и непонятно.

Роман "Что делать?" отвечает молодому поколению, что реально надо делать вместо Навальновских митингов.

Людям старше это в их время читать было немного скучно, потому что все уже было сделано их отцами и дедами.

Он выглядел не как литература, а как изучение истории в рамках литературы. А к истории не все трепещут крылами души.

А теперь эта книга - руководство к действию.

Потому что мы вернулись к похожему обществу. И выходы похожие. Немного только пораскинуть мозгами и применить к себе.

Оставили в школьной программе Базарова, нигилиста, неудачника, но с кем его теперь сравнивать, если исчез Рахметов?

Теперь отцы всегда и везде побеждают в литературе, дабы в Багдаде было все спокойно. А чтоб школьникам СССР раем не казался, подкинем им малохудожественного Солженицина, пусть ужаснутся.

Непонятным роман остается для тех, у кого были так себе учителя литературы.

Не смогли расссказать и объяснить.

Литература - это не следствие Шерлока Холмса, где методом дедукции сам ученик должен устанавливать что и откуда. Литература - это предмет, который несет пласт идеологии. И эта идеология должна быть.

А иначе действительно вырастут потребители.

СССР хотел растить творцов.

Роман "Что делать?" в том числе и об этом.

Что каждый человек прежде всего должен вырастить в себе творца, ощущать себя творцом собственной судьбы, чувствовать ответственность и за сотворчество в деле судьбы своего народа.

Еще б это кому-то понять, кто родился после 1990 года. А те, кто были тогда молодыми.

Ну что ж, на всю большую страну им не хватило грамотных учителей литературы. Светлая память моей учительнице литературы, которая все нам объяснила.

Всем, кто в школе роман прошел мимо, возьмите книгу и перечитайте, пока его не запретили. Перечитайте как психологическое руководство о том, что если в обществе что-то плохо, то отступите от этого общества и создайте свой кодекс поведения, который не вредил бы близким людям, а вам давал бы удовлетворение жизнью.

Роман "Что делать?" любил Ленин. Может быть это одна из причин его включения в школьную программу. Но что мог вынести из этого романа гигант мысли, который тысячи книг прочел (Ленин очень быстро читал и имел феноменальную память), то некоторым даже учителкам оказалось непосильным.

Но те, кто его выбросили, сами книг не читали, но от тех, кто читали и понимают, получили полезный совет.

Я опасаюсь, что скоро роман могут и вовсе запретить как вредное чтение для всех. Ведь существует еще внеклассное чтение и кружки литературы. Вот чтоб там вдруг кто-то не объяснил молодежи- что делать, затем и запретят.

Марксистские кружки тоже когда-то начинались с безобидного чтения "Капитала" Карла Маркса группой на дому и его обсуждения.

Роман Чернышевского "Что делать?" - просто памятник графоманству. Эту книгу стоит читать только в одном случае - когда хочешь понять, до чего безобразна графомания без таланта и мастерства, к тому же одержимая "идеей" и как точно никогда писать не надо.

Я не знаю, по какому принципу эту книгу включали в школьную программу в СССР. Так как если хотели донести идеи коммунизма или революции, это можно было сделать другими, более удачными книгами.

Я никогда не могла понять, чем эта книга понравилась Ленину, поскольку он все же был образованным и умным человеком, а книга эта ужасна и своей оторванностью от реальности, и редкостной занудностью, и отвратительным языком, и отталкивающими характерами персонажей, больше смахивающих на пациентов психбольницы, и своей способностью вообще оттолкнуть от чтения и литературы. И тем не менее, сотрудников министерства образования это не смущало добрые несколько десятков лет. Возможно потому, что они сами этой книги не читали.

Думаю, сейчас все же роман убрали не столько по причине его несовременности или низкопробности, сколько по причине идейности, поскольку ни революция, ни идеи равенства, социализма, коммунизма или перевоспитания современной власти не нужны ни в каком виде. Книга была включена в программу как идеологическая, но ее идеология в данный момент неактуальна. Это просто уродливый карикатурный памятник определенной эпохе.

На самом деле, неважно, по какой причине убрали книгу из школьной программы. Может, просто какой-то чиновник наконец-то ее прочитал. Или вспомнил, как его заставляли эту литературную порнографию читать в школе. Это тот случай, когда лучше поздно, чем никогда.

Это отличная новость. Представить себе что-то более зубодробительное, чем "Что делать?", едва ли возможно. Насколько я понимаю, в школьную программу сей графоманский продукт попал исключительно благодаря лестным отзывам о нём со стороны "дедушки Ленина". Дедушка давно разложился на плесень и липовый мёд, а несчастных школьников всё продолжали тиранить снами Веры Палны и прочей хренью.

При этом параллельно осуществлялось знакомство с классиками русской литературы и отражением быта и событий тех времен.

Это положительная сторона школьной программы (хотя у меня почти никогда не хватало времени и интереса, чтобы все дочитывать до конца).

Но анализировать я научился, как мне кажется.

Чем заменят этих классиков сейчас? Совершенно не ясно. Бестселлерами, боевиками.

возраст читателя, то есть то, кому оно адресовано (школьный канон делится по читательским группам — учебным классам);
наглядность воплощения в нем литературных или общественных явлений, которые изучают в школе (при этом средние прямолинейные произведения могут быть куда удобнее шедевров);
воспитательный потенциал (каким образом заложенные в тексте ценности, идеи, даже его художественные особенности могут благотворно повлиять на сознание школьника).

В СССР школьный канон стремился к неизменности и при этом постоянно менялся. Программы по литературе разных лет — 1921, 1938, 1960 и 1984 годов — отражали все происходившие в стране изменения, а также процессы в самой литературе и системе образования.

Задача одолеть этот список целиком не ставилась — для составителей программы были куда важнее эмоциональное восприятие и самостоятельное осмысление школьниками прочитанного.

Литературное образование, тесно связанное с дореволюционным, вряд ли могло устроить идеологов партийного государства, в котором литература наряду с другими видами искусства должна служить пропаганде властной идеологии. К тому же программа изначально имела ограниченную сферу распространения — и потому, что в стране было мало школ II ступени (большинство выпускников I ступени пополняли ряды пролетариата или крестьянства), и потому, что во многих регионах были свои собственные образовательные программы. Уже через несколько лет она потеряла силу регулирующего документа, оставшись памятником отечественной гуманитарной и педагогической мысли.

Между программами 1921 и 1938 года лежит такая же пропасть, как между революцией и последними предвоенными годами. Смелые поиски 1920-х годов в самых разных областях науки, культуры и образования постепенно сошли на нет. Теперь задачей науки, культуры и образования стало строительство сверхиндустриального и милитаризированного тоталитарного государства. В результате чисток и политических репрессий кардинально изменился и состав тех, кто руководил изменениями в образовании и культуре.

К 1923–1925 годам литература как предмет исчезла из учебных планов, растворившись в обществоведении. Теперь литературные произведения использовались в качестве иллюстраций к изучению общественно-политических процессов и явлений, чтобы воспитать подрастающее поколение в коммунистическом духе. Впрочем, во второй половине 1920-х годов литература вернулась в сетку предметов — значительно обновленной. Следующие пятнадцать лет программы будут шлифовать, добавляя произведения советской литературы.

В 1931 году был подготовлен проект другой стабилизированной программы, еще более идеологически выверенной. Однако сами тридцатые годы с их потрясениями и постоянным авралом, чисткой элит и перестройкой всех начал, на которых держались и государство, и общество, не позволяли программам устояться: за это время сменилось целых три поколения школьных учебников. Стабильность наступила лишь в 1938–1939 годах, когда наконец была подготовлена программа, без особых изменений продержавшаяся до хрущевской оттепели, а в основном своем ядре — и до сегодняшнего времени. Утверждение этой программы сопровождалось пресечением любых попыток экспериментировать с организацией учебного процесса: после признанных неудачными опытов с внедрением американского метода, когда учитель должен был не столько давать новые знания, сколько организовывать самостоятельную деятельность учеников по их добыче и применению на практике, система вернулась к традиционной, известной с дореволюционных времен классно-урочной форме, где учитель и учебник — основные источники знаний. Закрепление этих знаний осуществлялось по учебнику — единому для всех школьников. Учебник следовало читать и конспектировать, а полученные знания воспроизводить максимально близко к тексту. Программа жестко регламентировала даже количество часов, отводимых на ту или иную тему, причем это время предполагало не подробную работу с текстом, но получение, заучивание и воспроизведение готовых знаний о тексте без особой рефлексии над прочитанным. Важнейшее значение в программе придавалось заучиванию наизусть художественных произведений и их фрагментов, перечень которых был также жестко определен.

На совещании, посвященном преподаванию литературы в средней школе, 2 марта 1940 года известный педагог и учитель литературы Семен Гуревич высказал большие опасения по поводу нового подхода:

Урок литературы в 5-м классе. У доски — будущий молодогвардеец Олег Кошевой. Украинская ССР, Ржищев, январь 1941 года © Фотохроника ТАСС

После разрухи военных и первых послевоенных лет наступило время жесткого идеологического прессинга и кампаний: целые отрасли науки становились объектами репрессий, факты искажались в угоду идеологии (к примеру, превозносилось превосходство русской науки и ее первенство в большинстве отраслей научного знания и техники). В этих условиях учитель превращался в проводника официальной линии в образовании, а школа — в место, где ученик подвергается идеологическому давлению. Гуманитарное образование все больше утрачивает свой гуманистический характер. Смерть Сталина в 1953 году и наступившая следом оттепель сопровождались надеждой на изменения в стране — в том числе и в области образования. Казалось, школа обратит внимание на ученика и его интересы, а учитель получит больше свободы в организации учебного процесса и отбора учебного материала.

Состав программы
Треть курса отдана советской литературе, существенно сокращены древнерусская литература, литература XIX века и зарубежная литература

В этот период определяется квадрига русской классики, запечатленная на фронтонах типовых школьных пятиэтажек 1950-х годов: два великих поэта — русский дореволюционный гений Пушкин и советский Маяковский — и два великих прозаика — дореволюционный Лев Толстой и советский Горький Одно время вместо Толстого на фронтонах лепили Ломоносова, но его фигура нарушала геометрическую стройность четырехугольной пирамиды школьного канона, увенчанной первыми авторами своей эпохи (два поэта — два прозаика, два дореволюционных — два советских автора). . Особенно много времени составители программы отводили изучению Пушкина: в 1938 году — 25 часов, в 1949-м — уже 37. Остальным классикам часы пришлось подрезать, так как они попросту не умещались во все разбухающий, прежде всего за счет классиков советских, школьный канон.

Урок литературы в 10-м классе. Ученик читает стихотворение Александра Блока. Ленинград, 1980 год © Белинский Юрий / Фотохроника ТАСС

Однако долгожданная программа, вышедшая в 1960 году, стала большим разочарованием для всех, кто надеялся на перемены. Больший объем нужно было втиснуть в еще меньшее количество часов — составители программы предлагали учителям самим решить проблему и образом успеть пройти все предписанное не в ущерб глубине постижения.

Состав программы
Список постепенно расширяется, с одной стороны — за счет прежде не рекомендованных произведений русской классики (Достоевский), с другой — за счет произведений советской литературы последних лет, которую следовало читать самостоятельно с последующим обсуждением на уроках

Для бесед по советской литературе

Уже через несколько лет на месте СССР возникнет другое государство, а на месте раздутого обязательного списка — еще более объемный рекомендательный, вновь, как в начале 1920-х годов, доверивший учителю право самому выбрать из предложенного перечня имена и произведения с учетом интересов и уровня учеников. Но это будет уже история постсоветского школьного канона, не менее драматическая, в которой активное участие примут и родительское сообщество, и педагогическая общественность, и даже высшее руководство страны.

Читайте также: