Жена ростовщика мюриэл спарк краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Писательница родилась в семье инженера Камберга, окончила школу для девочек в Эдинбурге. Выйдя замуж за учителя Сиднея Спарка, она взяла фамилию мужа и уехала с ним в Родезию (1937), но вскоре они развелись. В самом начале 1944 года Спарк вернулась в Англию и до конца войны служила в отделе контрпропаганды военной разведки Министерства иностранных дел. После войны работала для издательств и журналов, была главным редактором “Поэтического обозрения” (1947-1948). Воспитанная в пресвитерианском вероисповедании, Спарк в 1954 году обратилась в католичество, что определило характер ее дальнейшего творчества. С 1963 года она жила в Нью-Йорке, а в 1967 году обосновалась в Италии. Она умерла во Флоренции и была предана земле в городке Чивителла-делла-Кьяно, где прожила последние тридцать девять лет.
Она писала стихи всю жизнь, начиная с девяти лет, считала себя поэтом и была права. Она изучала творчество английских писательниц XIX века и поэта-современника Джона Мейсфилда , опубликовала о них книги, чем снискала реноме серьезного литературоведа, что тоже справедливо. Но к ее столетию четко установилось — прежде всего и в первую очередь, она прозаик, мастер повествования, создававший собственные художественные миры. Ее первая проза, рассказ “Серафим и Замбези” (1951) и зловещая, с элементами гротеска, притча “Птичк а- ’уходи’ ” (опубликована в одноименном сборнике, 1958), основана на опыте ее жизни в Родезии.
Своеобразие прозы Спарк заявило о себе с ее первого романа “Утешители” (1957), в котором фантастика и эксцентриада производят некий “сдвиг” изображения в сторону абсурда, что становится сатирическим комментарием к изображаемому. Отсутствие личной жизни у религиозной шантажистки Джорджины Хогг демонстрируется буквально: засыпая, она исчезает, а вновь материализуется, лишь проснувшись. Героиня романа Каролина Роуз , пережившая нервный срыв, слышит голос, диктующий ее мысли на пишущую машинку, слышит стук самой машинки и решает, что это работает писатель, в чьем замысле фигурирует ее судьба. Она чувствует себя внутри и одновременно вне текста, пока не решает сама написать роман, персонажем которого ее заставили быть, изменив ход его действия по своему желанию. Трудно поверить, что этот образец постмодернистской прозы был опубликован в 50-е годы прошлого века.
В начале пути Спарк поддержали английские писатели-католики Ивлин В о и Грэм Грин, но, скорее всего, не как единоверца, а как многообещающего молодого автора. Все трое, нужно заметить, не любили распространяться о своей вере, воспринимая ее как исключительно внутреннюю интимную данность. Грин поправлял критиков: он не католический писатель, а пишущий католик. Alter ego Спарк , начинающая писательница — героиня романа “Умышленная задержка” (1981), утверждает: “У меня было мое искусство, чтобы им заниматься, жизнь, чтобы жить ею, и вполне достаточно веры; а для всяких сообществ и индульгенций, постов, праздников и обрядов у меня просто не было ни времени, ни предрасположенности”. Но вера действительно изменила ее взгляд на мир.
В вымышленной вселенной Спарк все соотнесено с точкой отсчета — четырьмя последними достоверностями, как они изложены в католическом “Начальном катехизисе” и приведены в эпиграфе к роману “Memento mori” (1959): “Смерть, Страшный суд, Ад и Рай”. Истины эти по определению предполагают бессмертие души и свободу выбора между добром и злом. Поэтому в книгах Спарк сополагаются и противопоставляются два образа жизни и системы поведения: в согласии с этими истинами, не обязательно осознанно религиозном, чаще житейски-интуитивном, — и существование даже не в опровержении этих истин, а так, словно их не было и нет . Из этого возникают ее гротески: правда оказывается причудливее вымысла, а бездуховная реальность, питающая смертные грехи убийства, гордыни, любострастия , зависти и иные, сплошь и рядом оборачивается абсурдом. Причем абсурд этот не хаотичен — он упорядочен, системен, логичен, хотя и не обязательно отвечает знаменитой парадоксальной формуле Марка Твена: “ Правда удивительнее вымысла, потому что вымысел обязан держаться в рамках правдоподобия, а правда — нет”.
История ХХ века подтверждает убеждение Спарк в том, что лишить человека свободы воли, то есть выбора между спасением и проклятием, — грех едва ли не страшней человекоубийства. К теме манипулирования людьми и их сознанием она возвращалась с завидным постоянством, рисуя выразительные образы “манипуляторов” — личностей ущербных, отталкивающих, но наделенных определенной демонической силой. Оно, манипулирование, как и убийство, воплощает в глазах писательницы конечную форму растления души и приобретает под ее пером характер злой и беспощадной социальной сатиры, критики нравов, политических и идеологических систем и их практик, например, фашизма (“Мисс Джин Б роди в расцвете лет”, 1961) или бесстыжей политической коррупции (“Аббатиса Круская ”, 1974). Быть может, поэтому советские цензоры не очень придирались к Спарк , несмотря на жутковатый оттенок ее фантасмагорий.
На русский язык переведены почти все рассказы Спарк , биографии Мэри Шелли, автора “Франкенштейна”, и Эмили Бронте и 14 романов из 22 — все 22, исключая “ Мандельбаумские ворота” (1965), невелики по объему. Хотелось бы думать, что переведены все значительные и знаковые ее книги, но со Спарк , как со многими классиками, все не так просто. Абсолютная и сравнительная оценка тех или иных ее произведений менялась и при ее жизни, и после смерти. Например, давно и необратимо признанный лучшей книгой Спарк роман “Мисс Джин Б роди в расцвете лет” был при своем появлении довольно прохладно аттестован видным критиком, а впоследствии весьма успешным романистом Дэвидом Лоджем (см. с. 215 данного номера). Поэтому лучше сказать осторожно: и среди непереведенных романов Спарк — помимо “ Мандельбаумских ворот”, этого масштабного и проницательного художественного исследования проблем веры, искупления, расовой и национальной нетерпимости на Синае , — остаются более чем достойные произведения. Одну из таких лакун восполняет публикуемый в номере перевод повести “Теплица над Ист -Ривер” (1973). Каждый читатель, естественно, по-своему истолкует этот сложный текст и сюжет, способный привести на память строку Анны Ахматовой — “посмертное блуждание души”.
В этот юбилейный “Литературный гид” включены также стихотворения Мюриэл Спарк , впервые представляющие ее в России как поэта. Мария Фаликман вводит нас в мир ее зрелой поэзии, сдержанной в эмоциях и “ поэтизмах ”, но напряженной в мысли и чувстве. Поистине конспект прозы Спарк : “Судьба, беседа, колокольный звон”. Стоит обратить внимание и на перевод тем же мастером трех поэтических фрагментов Спарк в рецензии Ф. Кермоуда на полное собрание ее стихотворений. Подборка рецензий — все они опубликованы при жизни Спарк и принадлежат отнюдь не второстепенным мастерам английской словесности — призвана помочь составить объемный творческий портрет писательницы. Дополнительные штрихи в него вносят ее восхитительно мудрое и ехидное выступление на церемонии вручения премии за утверждение нравственных ценностей с риторическим вопросом и тут же ответом на этот вопрос: “Что может быть лучше в борьбе с глупостью, вульгарностью, жестокостью и грубостью, чем осмеяние и сатира? Осмеяние — мощное и действенное оружие. В современном мире его следует изучать как выразительное средство честной литературы”. И эссе о непарадной, вне сезона и потока туристов, Венеции. Зимней. Запущенной. Неотразимой. Какой любил ее Иосиф Бродский.
Притом что Спарк уже состоявшийся классик, какие-то вопросы о ее творчестве и смыслах ею рассказанного так и останутся без ответа. Разнобой в понимании этого смысла никуда не денется. При этом ее изображение в полный рост по-прежнему будет радовать посетителей Национальной портретной галереи Шотландии, а в Эдинбурге будут все так же показывать женскую школу Гиллеспи , в которую девочкой ходила Спарк и с которой списала другую школу — ту, где пестовала избранных мисс Джин Б роди. И миссис Спарк будет не без юмора взирать на это. Сказано же в Библии — по вере каждого. Так что она-то уж точно будет взирать.
ВСТУПЛЕНИЕ РАССКАЗ О МОИХ РАССКАЗАХ
© Перевод. Т. Исерсон, 2011.
Общеизвестно, что источником вдохновения Пруста был кекс. Он макал его в чашку с чаем, прикладывал к губам, и на него накатывали воспоминания. То же самое происходило всякий раз, как он спотыкался о булыжник во дворе.
Чаще всего нашу память будоражат запахи. Кому не напоминали о событиях прошлого аромат жимолости или, скажем, струйка дыма от тлеющих углей?
Нет, сказал хозяин, бумагу он не продает.
— Но должна же у вас быть своя бумага. Пожалуйста, дайте мне немного, одолжите, — говорила я. — Мне очень нужно, для рассказа.
За тринадцать фунтов я купила у своего друга-галериста написанную углем работу Стэнли Спенсера, на которой мальчик слушает радио. Шесть фунтов я истратила на платье — первое за четыре года. Пятьдесят фунтов отдала маме, чтобы заплатить за бармицву моего сына (у нас была смешанная семья, и сын хотел стать иудеем), и еще пятьдесят фунтов отошли одному нуждающемуся писателю, который, как это ни странно, с тех пор меня возненавидел.
Вот так в 1951 году я начала писать рассказы.
© Перевод. У. Сапцина, 2011.
На вечеринке с коктейлями я беседовала, стоя в окружении гостей, пока с огорчением не заметила, что мои слушатели превратились в безмолвный лес. Я поняла, что потерпела поражение. Вниманием завладела Дракон.
Как только я поняла это, сразу же решила, что поражение будет временным, — так уж я устроена. В то время я еще не знала, что предприму, но не сомневалась, что остановлю Дракон. Гости вновь становились людьми. Я уловила обрывок разговора, который завел какой-то симпатичный мужчина лет шестидесяти.
— Моя телефонная книжка, — объяснял он, — больше похожа на некрополь, столько народу умирает каждый месяц. То один знакомый, то другой. Приходится вычеркивать их имена. Так грустно.
— А я всегда пишу карандашом, — отозвалась дама чуть помоложе, — и просто стираю фамилии тех, кого уже нет в живых.
Прежде всего я швея. Меня называли и кутюрье, и портнихой, и модельером. Однако репутацию я приобрела благодаря увлеченной работе с иголками и нитками. Я могла бы войти в крупный бизнес, примкнуть к любому из самых знаменитых в мире домов от-кутюр. Но не стала. Я предпочла ограничиться собственной эксклюзивной и немногочисленной клиентурой. Шить для всех и каждого я была не готова.
В английской новелле, бурное развитие которой восходит к концу XIX — началу XX в., большое место занимает остросюжетное повествование. Событие как основа сюжетной конструкции определяло жанровую специфику новеллистики Стивенсона, Честертона, Конан-Дойля, стоящих у истоков этого жанра.
Но уже в творчестве Дж. Конрада, обратившегося к жанру новеллы в конце 90-х годов XIX в., событийное начало уступает место психологическому. Сохраняя остроту событийной линии, более того, углубляя ее (в основе повествования не ординарное событие, а нечто чрезвычайное — предательство, убийство), он тем не менее отодвигает событие на задний план, рассматривая его преломление во внутреннем мире героя.
Сопоставление творчества Спарк и Конрада может показаться неубедительным. Суховатая, ироничная, несколько отстраненная повествовательная манера Спарк и экстатическая, на пределе внутреннего напряжения проза Конрада; глубинное, иногда даже изощренное исследование тайн человеческой души у Конрада и подчеркнуто объективированное изображение разнообразных бытовых состояний у Спарк. И тем не менее такое сопоставление все-таки возможно.
Спарк, замкнувшаяся, казалось бы, в пределах сугубо бытовой тематики, никогда не была только бытописательннцей. Она стремится к постижению сущностных начал, через быт постигает бытие.
В новелле Конрада также всегда ощутимо движение в сторону символического обобщения. Его персонаж не человек как неповторимая единичность (хотя его характеры всегда отчетливо индивидуализированы), но человек как отражение законов надличностных, трагических и необъяснимых. Конрад постоянно стремится к анализу всеобщего: через микрокосм человеческой души к макрокосму человеческого бытия.
Для Конрада мир сложен и беспределен, он управляется законами, чаще всего недоступными пониманию, находящимися вне логики человеческого разума. Огромный, жестокий и бездушный, этот мир имеет над человеком необъяснимую власть. И только сила человеческого духа в какой-то мере может противостоять этой всесильной мощи неведомого.
Проявление таинственных сил вселенной ощущается и во многих произведениях Спарк. Ее герой обычно укоренен в реальности, вписан в нее множеством достоверных деталей. Он органическая часть этого плотного, густо замешанного быта. Его мораль, привычки, речь — все взято из сферы бытовой конкретности и все житейски правдоподобно. Но за этой стихией бытовой достоверности иногда отчетливо ощущается надличностное начало, в свете которого вполне заурядная ситуация приобретает все усиливающуюся таинственность.
В большинстве случаев Спарк обращается к событиям незначительным, сиюминутным, жестко ограниченным пространственно и связанным с небольшим кругом действующих лиц.
Парадоксальное у Спарк вырастает из самой гущи обыденного. Природа ее парадоксов — в изображении извращенной логики бытия, выдающей себя за норму. Бытия, подменяющего нравственные понятия железной логикой буржуазного здравого смысла. Нравственные нормы общепринятого лишь видимость, за которой скрывается пустота. Причем эта пустота не заполняется даже эмоциями. Мотивировка поступков героев Спарк никогда не лежит в области чувств, даже низменных. Мелко подличая, лицемеря, даже убивая, они не испытывают к своим жертвам ни ненависти, ни злобы. Они делают то, что диктует им практическая необходимость.
Обращение к стихии обыденного требовало от писательницы поиска новых художественных приемов. Одним из таких приемов является особая манера изложения, создающая иллюзию стихийного вторжения в повествование как будто бы случайных событий, произвольно зафиксированных автором.
Казалось бы, подобная манера нарушает основной закон новеллистического жанра, требующего особой концентрации материала, соподчинения всех частей повествования. Но это не так. Интегрирующий элемент новеллы Спарк — этико-психологический анализ жизни современного человека. И все подробности повествования, мелочи подчинены этому анализу. Каждый рассказ — один из поворотов истории негероического времени.
Особую весомость в повествовательной манере Спарк приобретает деталь, конкретно-вещная, осязаемая, бытовая.
Вещь у Спарк лишена, как правило, психологической функции. Ее включение в повествование не столько служит характеристике персонажа, сколько заявляет о ее осязаемой материальности, будто бы лишенной всяких притязаний на иносказательность. Но в определенной ситуации детали вещного мира нередко становятся композиционным центром произведения.
Если соотнести эту условно-ироническую манеру с предшествующим опытом английской новеллистики, то в первую очередь с манерой Э. М. Форстера.
Форстер не стремится к рационалистическому объяснению фантастического в своих новеллах. Его символы многозначны, подвижны и не терпят логического объяснения. Завершенность сюжета не проясняет тайну, но сохраняет и даже усиливает ее как знак торжества возвышенного и одухотворенного над бытовым и рассудочным.
Фантастическое врывается в мир ее героев без предварительной подготовки. Спарк совсем не стремится доказать, что так может быть. Наоборот, так быть не может. Фантастическая ситуация у Спарк лишена иллюзии достоверности, форстеровских конкретно-бытовых деталей. Она существует как бы вовне произведения, и писательница не скрывает нарочитости ее введения.
Фантастическое у Спарк выполняет прежде всего сатирическую функцию: это прием, позволяющий через искусственно сконструированное событие усилить, укрупнить обыденное, но это и особая форма исследования: психологически неполноценного, обедненного характера.
Отказываясь от психологически достоверных обоснований, нарочито нарушая пропорции, сгущая материал, она создает модель, которая позволяет ей выделить из множества свойств и проблем реальной жизни то, что привлекает ее более всего; увидеть необычное в привычном и общепринятом.
Творчество М. Спарк сегодня оказывает существенное воздействие на английских новеллистов (С. Хилл. П. Джиллиат), определяя новый этап развития новеллистического жанра.
Мюриэл Спарк - Избранное - Романы. Повесть. Рассказы краткое содержание
Избранное - Романы. Повесть. Рассказы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Мюриэл Спарк
Muriel Spark
Избранное: Сборник
Причудливость вымысла и строгость правды — Вступление Г. Анджапаридзе.
Романы
Memento mori — Перевод В. Муравьева
Мисс Джин Броди в расцвете лет — Перевод А. Михалева
Умышленная задержка — Перевод В. Скороденко
Повесть
Рассказы
Портобелло-Роуд — Перевод В. Муравьева
Член семьи — Перевод В. Орла
Дочери своих отцов — Перевод В. Орла
Черная Мадонна — Перевод В. Скороденко
Причудливость вымысла и строгость правды — Вступление Г. Анджапаридзе.
Как такие, прямо скажем, бесовские игры в стенах древней обители сочетаются с религиозностью самой писательницы, принявшей в 1957 году католичество? Этот парадокс объясним, если доминирующим началом творчества Спарк признать начало сатирическое, о чем вполне определенно писали советские критики .
В самом деле, необычный сюжетный ход, оставленное без логического толкования некое фантастическое допущение — всего лишь художественный прием, обнажающий сущность явления или персонажа.
Мюриэл Спарк родилась в 1918 году в седом Эдинбурге, городе суровом и прекрасном, где по широким улицам свободно гуляет упругий морской ветер. 30-е годы будущая писательница провела в Африке. Во время второй мировой войны вернулась в Англию и работала машинисткой в отделе министерства иностранных дел, занимавшемся сбором политической информации и контрпропагандой на немецкие войска и население.
Спарк — блистательная новеллистка. В любом ее произведении малой формы есть точный социальный тип, характер, изысканная гармония содержания и выражения, которой вовсе не мешает некоторая недосказанность, дающая простор читательской фантазии.
Но, как это чаще всего бывает в писательской судьбе, известность ей принесли романы.
Мюриэл Спарк, давно уже признанной классиком английской литературы второй половины прошедшего века, в России почему-то не столь повезло по части повышенного внимания, — как, допустим, Фаулзу или Айрис Мёрдок…
Дарья ВАЛИКОВА
С одной стороны, её издавали ещё в советские годы (пара книг и некоторое количество журнальных публикаций – но зато огромными тиражами), о ней писали статьи солидные специалисты по зарубежной литературе, имя её исправно включали в соответствующие обоймы…
С другой – переведено было (как и сейчас) далеко-далеко не всё из написанного; а когда в девяностые годы у нас покатился девятый вал издаваемых англичан и англоязычников, включая писателей третьего, четвёртого и далее разборов – то ни новых изданий, ни переизданий Спарк там было не найти. Многие из её российских поклонников (включая автора статьи) тогда, кстати, ошибочно решили, что она уже, вероятно, покинула сей мир, ибо родилась аж в 1918 году (как, например, и Солженицын). И лишь совсем недавно вновь стали потихоньку выходить её книги – но теперь, понятно, тиражами ничтожными.
Среди английских беллетристов высочайшего класса – тех же Фаулза и Мёрдок, отца и сына Эмисов, Антонии Байетт и многих других – имя Спарк, пожалуй, стоит на особицу. Женщинам обычно не свойственно писать так, как это делает она; мужчинам, впрочем, тоже. Для первых её ум слишком холодноват и саркастичен, да ещё налицо явное пренебрежение любовной темой как таковой, для вторых она – уж больно тонка и изящна… Словом, Спарк – это Спарк и никто другой (никакая другая).
Теперь, однако, следует говорить: писала. Мюриэл Спарк умерла в 2006-м, а в прошлом году отмечалось её девяностолетие.
Во время войны Спарк возвращается в метрополию, где работает в Форин офисе, занимаясь контрпропагандой на Германию. После Победы она целиком и полностью сосредоточивается на литературной деятельности.
Так что о католицизме Спарк пишет хоть и постоянно, но без тени морализаторства и схоластики, совершенно чуждых её натуре. А уж о рядовых католиках (которые, напомним, в Британии до самого недавнего времени были религиозным меньшинством, хотя и влиятельным, — отчасти напоминающим старообрядцев в России) – и вовсе с разящей сатиричностью.
Или – мир женских монастырей, в который Спарк нередко приоткрывает дверь в своих романах, — мир, в котором монахини (у многих из которых, кстати, до пострижения протекала весьма бурная жизнь) ведут существование отнюдь не скучное, — полное идеологических трений и интриг в борьбе за власть.
Разнообразные типы, представители различных классов, а также наций густо заполняют её прозу. Тут фигурируют всевозможные чудаки и простые работяги, коммерсанты и городские сумасшедшие, мещане и представители творческих профессий, аристократы и международные авантюристы…
Ёмкая лаконичность стиля – с минимумом быта, но меткостью деталей; характерная манера речи персонажей, что делает на редкость запоминающимися даже многих малозначительных, эпизодических из них.
Читайте также: