Записки сумасшедшего толстой краткое содержание
Обновлено: 02.07.2024
Чиновник 9 класса Поприщин Аксентий Иванович мучительно пытается понять: отчего он именно титулярный советник, а не, допустим, граф? Почему к нему относятся с пренебрежением и насмешкой окружающие, говорят, что в его положении нечего и думать о генеральской дочери, в которую он влюблен? Почему сама Софи не обращает на него никакого внимания, хотя видит почти каждый день?
Если он вдруг станет генералом, никто не заметит, что личные качества остались прежними — будут приседать и кланяться высокому чину. Постоянные напряженные размышления об этом сводят беднягу с ума, и в один прекрасный день Поприщин решает, что он — испанский король, которого скоро призовут ко двору.
Повесть традиционна для русской литературы 19 века, показывает трагедию маленького человека, униженного своим положением и презрительным отношением окружающих.
Лев Толстой — Записки сумасшедшего
Толстой Лев Николаевич
1883. 20 октября. Сегодня возили меня свидетельствовать в губернское правление, и мнения разделились. Они спорили и решили, что я не сумасшедший. Но они решили так только потому, что я всеми силами держался во время свидетельствования, чтобы не высказаться. Я не высказался, потому что боюсь сумасшедшего дома; боюсь, что там мне помешают делать мое сумасшедшее дело. Они признали меня подверженным аффектам, и еще что-то такое, но — в здравом уме; они признали, но я-то знаю, что я сумасшедший. Доктор предписал мне лечение, уверяя меня, что если я буду строго следовать его предписаниям, то это пройдет. Все, что беспокоит меня, пройдет. О, что бы я дал, чтобы это прошло. Слишком мучительно. Расскажу по порядку, как и отчего оно взялось, это освидетельствование, как я сошел с ума и как выдал свое сумасшествие. До тридцати пяти лет я жил как все, и ничего за мной. заметно не было. Нешто только в первом детстве, до десяти лет, было со мной что-то похожее на теперешнее состояние, но и то только припадками, а но так, как теперь, постоянно. В детстве находило оно на меня немножко иначе. А именно вот так.
Помню, раз я ложился спать, мне было пять или шесть лет. Няня Евпраксия высокая, худая, в коричневом платье, с чаплыжкой на голове и с отвисшей кожей под бородой, раздела меня и посадила в кровать.
— Я сам, я сам,- заговорил я и перешагнул через перильца.
— Ну ложитесь, ложитесь, Феденька,- вон Митя, умник, уже легли,- сказала она, показывая головой на брата.
— Расскажи еще про Иисуса Христа.
— Нет, теперь некогда.
— Нет, расскажи,- и Митенька просил рассказать. И тетя начинала опять то же, что она рассказала нам прежде. Она рассказала, что его распяли, били, мучили, а он все молился и не осудил их.
— Тетя, за что же его мучили?
— Да ведь он был добрый.
— Ну будет, уже девятый час. Слышите?
— За что они его били? Он простил, да за что они били. Больно было. Тетя, больно ему было?
— Ну будет, я пойду чай пить.
— А может быть, это неправда, его не били.
— Нет, нет, не уходи.
И на меня опять нашло, рыдал, рыдал, потом стал биться головой об стену.
Так это находило на меня в детстве. Но с четырнадцати лет, с тех пор как проснулась во мне половая страсть и я отда 1000 лся пороку, все это прошло, и я был мальчик, как все мальчики. Как все мы, воспитанные на жирной излишней пище, изнеженные, без физического труда и со всеми возможными соблазнами для воспаления чувственности, и в среде таких же испорченных детей, мальчики моего возраста научили меня пороку, и я отдался ему. Потом этот порок заменился другим. Я стал знать женщин и так, ища наслаждений и находя их, я жил до тридцати пяти лет. Я был совершенно здоров, и не было никаких признаков моего сумасшествия. Эти двадцать лет моей здоровой жизни прошли для меня так, что я теперь ничего из них почти не помню и вспоминаю теперь с трудом и омерзением.
Как все мальчики моего круга умственно здоровые, я поступил в гимназию, потом в университет, где и кончил курс по юридическому факультету. Потом я служил немного, потом сошелся с моей теперешней женой и женился и жил в деревне, как говорится, воспитывал детей, хозяйничал и был мировым судьей. На десятом году моей женитьбы случился со мной первый припадок после моего детства.
— А что, не переждать ли нам здесь? Отдохнем немножко?
— Что, далеко еще до города?
— От той версты семь.
Ямщик был степенный, аккуратный и молчаливый. Он и ехал не скоро и скучно. Мы поехали. Я замолчал, мне стало легче, потому что я ждал впереди отдыха и надеялся, что там все пройдет. Ехали, ехали в темноте, ужасно мне казалось долго. Подъехали к городу. Народ весь уж спал. Показались в темноте домишки, зазвучал колокольчик и лошадиный топот, особенно отражаясь, как это бывает, около домов. Дома пошли кое-где большие белые. И все это невесело было. Я ждал станции, самовара и отдыха — лечь. Вот подъехали, наконец, к какому-то домику с столбом. Домик был белый, но ужасно мне показался грустный. Так что жутко даже стало. Я вылез потихоньку. Сергей бойко, живо вытаскивал что нужно, бегая и стуча по крыльцу. И звуки его ног наводили на меня тоску. Я вошел, был коридорчик, заспанный человек с пятном на щеке, 1000 пятно это мне показалось ужасным, показал комнату. Мрачная была комната. Я вошел, еще жутче мне стало.
— Нет ли комнатки, отдохнуть бы?
— Есть нумерок. Он самый.
Титулярный советник Аксентий Иванович Поприщин, сорока двух лет, ведёт свои дневниковые записи на протяжении четырёх с лишним месяцев.
В дождливый день вторника третьего октября 1833 г. Поприщин в своей старомодной шинели отправляется, припозднившись, на нелюбимую службу в одно из отделений петербургского департамента в надежде разве что получить от казначея наперёд немного денег из жалованья. По дороге замечает подъехавшую к магазину карету, из которой выпархивает прелестная дочь директора департамента, где он служит.
Герой нечаянно подслушивает разговор дочкиной собачонки Меджи с собачкой Фиделькой, принадлежащей двум проходящим мимо дамам. Удивившись сему факту, Поприщин вместо службы отправляется за дамами и узнает, что они живут в пятом этаже дома Зверкова, что у Кокушкина моста.
На следующий день Поприщин, очинивая перья в кабинете директора, случайно встречается с его дочерью, которой все более очаровывается. Он даже подаёт ей упавший на пол платок. В течение месяца его нескромное поведение и грёзы относительно этой молодой особы становятся заметны для окружающих.
Начальник отделения даже выговаривает ему. Тем не менее Поприщин тайно проникает в дом его превосходительства и, желая вызнать что-нибудь о барышне, вступает в разговор с собачонкой Меджи. Последняя от разговора уклоняется. Тогда Поприщин отправляется в дом Зверкова, поднимается на шестой этаж (ошибка Гоголя!), где живёт со своими хозяйками собачка Фиделька, и похищает из её угла ворох мелких бумажек.
Эти записки собачонок, как и вся проза Гоголя, полны упоминаний о множестве случайных персонажей, вроде некоего Бобова, похожего в своём жабо на аиста, или Лидиной, которая уверена, что у неё голубые глаза, в то время как у неё они зелёные, или собаки Трезора с соседнего двора, любезной сердцу пишущей эти письма Меджи. Наконец Поприщин узнает из них, что дело у Софи с камер-юнкером Тепловым явно идёт к свадьбе.
Там множество грандов с выбритыми головами, их бьют палками, капают на темя холодную воду. Очевидно, что здесь правит великая инквизиция, которая и мешает Поприщину делать великие, достойные его поста открытия. Он пишет слёзное письмо матушке с мольбой о помощи, но шишка под самым носом у алжирского бея вновь отвлекает его бедное внимание.
Записки сумасшедшего
Начальник №1
Начальник №2
Директор
Софи
Для обновленной версии спектакля были специально построены декорации, воссоздающие 39-ю аудиторию ГИТИСа. Художник – Тимофей Рябушинский.
Премьера состоялась 4 декабря 2012 года.
Поприщин посещает театр, где восторгается смелой постановкой водевиля и чудным голосом актрисы.
На следующий день при виде начальника отделения Аксентий Иванович делает вид, будто между ними ничего не было. Вечером он намеренно проходит мимо директорской квартиры, но никого не замечает.
Починяя перья для директора, Поприщин предается сладким грезам. Он представляет себе богатое убранство апартаментов, в которых живет предмет его тайной любви. Чтобы побольше разузнать о ее превосходительстве, Аксентий Иванович решает перехватить переписку Меджи и Фидельки.
Аксентий Иванович ничем толковым не занимается, продолжая рассуждать о делах Испании.
Год 2000 апреля 43 числа
Герой приходит к радостному выводу, что является королем Испании. Первой эту радостную новость узнает чухонка Мавра. Возомнив себя монархом, Поприщин перестает ходить на службу.
Мартобря 86 числа. Между днем и ночью.
Никоторого числа. День был без числа
Числа не помню. Месяца тоже не было. Было черт знает что такое.
С горем пополам соорудив мантию, Поприщин готов к встрече с депутатами из Испании.
Ожидание испанской депутации становится все более напряженным.
Мадрид. Февруарий тридцатый
Поприщин уверен, что находится в Испании, в королевском дворце, где общается со своими подданными на разные философские темы.
Январь того же года, случившийся после февраля.
Поприщин знакомится с великим инквизитором, однако не хочет идти с ним на какой-либо контакт.
Чи 34 сло МЦ гдао, Февраль 349
Заключение
Краткое содержание по главам
Размышляя таким образом о сослуживцах, Поприщин замечает Софи, которая выпорхнула из кареты и вошла в магазин. За нею шла собачка Меджи, которая встретилась со своей давней приятельницей Фиделькой, питомицей двух выходивших из магазина дам. Неожиданно Поприщев подслушивает разговор двух песиков. Решив, что Фиделька многое знает о Софи от своей приятельницы, он следует за двумя дамами и узнает, что они живут на пятом этаже одного дома.
Из краткого пересказа первой главы становится понятно, что у главного героя не все хорошо с головой. Его не удивило, что Меджи и Фиделька разговаривают, но страшно изумило, что они пишут друг другу письма, поскольку
Главы 3-6 (6-11 ноября) Прошел всего месяц, но увлеченность Поприщева становится заметной для окружающих. Его непосредственный начальник пытается показать ему его место, называя клерка ничтожным нулем, и осадить. Но мелкий чиновник не перестает мечтать о Софи. Особенно ему хочется заглянуть в ее будуар и подсмотреть, как девушка надевает чулки. Тут Поприщеву приходит в голову, что в записках Меджи, которые та присылала Фидельке, может содержаться информация о Софи.
Во время прогулки по Невскому проспекту Поприщев хватился, что неправильно одет — он вовсе не в королевских одеяниях. А где же мантия? Он тут же стал рвать свой вицмундир, сооружая из него плащ монарха. Потом, явясь после недельного прогула на работу, держался там с королевским высокомерием, а на одной важной бумаге даже подписался именем Фердинанда Восьмого.
Главы 19-20 В соответствии с представлениями психиатрии того времени, пациенту сумасшедшего дома льют на выбритую макушку холодную воду, а когда он буянит – бьют палкой. От такой жизни Поприщев печалится и пишет письмо маменьке, чтобы та забрала его из Испании.
В дождливый день вторника 3 октября 1933 г. Поприщин в своей старомодной шинели отправляется, припозднившись, на нелюбимую службу в одно из отделений Петербургского департамента в надежде разве что получить от казначея наперед немного денег из жалованья. По дороге замечает подъехавшую к магазину катеру, из которой выпархивает прелестная дочь директора департамента, где он служит. Герой нечаянно подслушивает разговор дочкиной собачонки Меджи с собачкой Фиделькой, принадлежащей двум проходящим мимо дамам. Удивившись сему факту, Поприщин вместо службы отправляется за дамами и узнает, что они живут в пятом этаже дома Зверкова, что у Кокушкина моста.
Жизнь и произведения Льва Николаевича Толстого представляют собою неиссякаемый рог изобилия психологического и патопсихологического материала. В произведениях Льва Николаевича мы имеем не только фактический — психологический и патопсихологический материал, но материал, подвергнутый гениальной художественной и, смело можно сказать, научной обработке.
Моя задача много скромнее. Не будем выходить из рамок разбираемого произведения и в его пределах мы найдем много высокопоучительного. Прежде всего нам доставляет чистое эстетическое наслаждение это Толстовское умение выразить в речи, передать словами душевные переживания страдающей души. И с какою силою! Mit elementarer Kraft , как говорят немцы. Со стихийной силой! Читайте этот отрывок и вы раз навсегда научитесь понимать ваших пациентов с приступами боязни с полслова. Их жалкие жалобы нашли своего гениального выразителя. И вы не только научитесь понимать весь ужас их переживаний, но научитесь и любить их, сострадать им!
Отрешимся теперь от мыслей о Льве Толстом и разберем это произведение, как будто мы получили такое письмо от больного, который приехать к нам не может, а прислал только эти записки, притом просит больше ни о чем его не спрашивать.
Больной принимает все меры, чтобы осуществить свое дело, которое считает в то же время сумасшедшим и совершение которого доставляет ему мучения. Непреодолимость навязчивых влечений при полном критическом отношении к ним.
«Расскажу по порядку, как и отчего взялось это освидетельствование, как я сошел с ума и как выдал свое сумасшествие. До 35-ти лет я жил, как все, и ничего за мною заметно не было. Нечто только в первом детстве, до десяти лет, было со мной что-то похожее на теперешнее состояние, но и то только припадками, а не так, как теперь, постоянно. В детстве оно находило на меня немножко иначе. А именно вот как.
Помню, раз я ложился спать, — мне было пять или шесть лет. Няня Евпраксия, высокая, худая, в коричневом платье, с чаплыжкой на голове и с отвисшей кожей под бородой, раздела меня и посадила в кроватку.
— Я сам, сам, — заговорил я и перешагнул через перильца.
— Ну, ложитесь, ложитесь Феденька. Вон Митя, умник, уже легли, — сказала она, показывая головой на брата.
Здесь невольно вспоминаются исследования Фрейда и то большое значение, которое он придает любви в детстве. (Не обязательно сексуальной в тесном смысле этого слова!). Маленький мальчик весело засыпает, весь преисполненный мыслями о любви.
Мальчик засыпал (момент особой эмоциональной восприимчивости!) и был испуган. Круг его ассоциаций, вращавшийся около представлений любви, был нарушен и сменился ассоциациями ненавистничества. И мальчик не справился с этой переменой, его захватили в свою власть эти представления злобы и его протест мог выразиться только в рыданиях, в нервном припадке. Если нужен более точный диагностический ярлык, нечего нельзя сказать против наименования такого припадка истерическим.
«Помню, другой раз это нашло на меня, когда тетя рассказала про Христа. Она рассказала и хотела уйти. Она рассказала, что его распяли, били, мучили, а он все молился и не осудил их.
— «Ну, будет, я пойду чай пить.
— «Ну, будет, — говорит тетя.
Таков анамнез детского возраста.
Далее идет описание того, как автор задремал в комнате и не стал пить чай, продолжая испытывать жуткое чувство. Это описание прекрасно, но нельзя цитировать все произведение.
На воздухе, и в движении стало лучше. Но я чувствовал, что что-то новое легло мне в душу и отравило всю прежнюю жизнь.
После такой замены эмоций боязни религиозным экстазом или религиозной эмоцией установилось прочное религиозное настроение.
Опять при покупке именья с больным произошел переворот.
«Я приехал домой, и когда стал рассказывать жене о выгодах именья, вдруг устыдился. Мне мерзко стало. Я сказал, что не могу купить этого именья, потому что выгода наша будет основана на нищете и горе других. Я сказал это, и вдруг меня просветила истина того, что я сказал, главное, истина того, что мужики так же хотят жить, как мы, что они — люди, братья, сыны Отца, как сказано в Евангелии. Вдруг как что-то давно щемившее меня оторвалось у меня, точно родилось. Жена сердилась, ругала меня. А мне стало радостно.
Действительно, здесь еще нет ничего психозного, но вот где развивается бредовая идея.
Больной выходит из церкви. У церкви стоят нищие.
Здесь типичный истерический бред. Больной видит не то, что есть, а то, что ему хочется — Wunschdelirium .
Таким образом, психогения, а следовательно и психотерапия, и здесь завоевывает себе поле деятельности.
В некоторых случаях это действительно так и бывает, но из этого не следует: 1) что такое объяснение всегда пригодно, 2) что таким объяснением мы деградируем, понижаем ценность самых исканий. Истерические симптомы в известном направлении представляют сами по себе положительную ценность, 3) объяснение происхождения какого-либо феномена, например Религиозных настроений из половой эмоции, это объяснение само по себе еще не унижает религиозного настроения. Последнее всецело может сохранять свое значение, откуда бы оно ни развилось. Раз развилось, мы должны считаться с тем, какое оно есть, независимо от того, откуда оно взялось.
ОСИПОВ Николай Евграфович (1877-1934) - российский психиатр и психоаналитик. Доктор медицины (1903), доцент (1911). Учился в Цюрихском университете у Ф.Ф. Эрисмана и университетах Базеля, Берна, Бонна и др. Работал над диссертацией под руководством профессора Кауфмана и в 1903 стал доктором медицины Базельского университета. В 1907 познакомился с идеями и трудами Фрейда, которые оценил как новое слово в психологии и психопатологии. Автор книги "Внушение и его пределы" (1911, совместно с Н.Н. Баженовым), ряда статей по различным проблемам психоанализа, в т.ч.: "О психоанализе" (1910), "Еще о психоанализе" (1910). "Психотерапия в литературных произведениях Л.Н. Толстого. (Отрывок из работы "Толстой и медицина")" (1911), "О навязчивой улыбке" (1912), "Записки сумасшедшего". Незаконченное произведение Толстого" (1913), "Болезнь и здоровье у Достоевского" (1931) и др.
Лев Толстой - Записки сумасшедшего краткое содержание
Повесть осталась незаконченной.
Записки сумасшедшего - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Лев Николаевич Толстой
1883. 20 октября. Сегодня возили меня свидетельствовать в губернское правление, и мнения разделились. Они спорили и решили, что я не сумасшедший. Но они решили так только потому, что я всеми силами держался во время свидетельствования, чтобы не высказаться. Я не высказался, потому что боюсь сумасшедшего дома; боюсь, что там мне помешают делать мое сумасшедшее дело. Они признали меня подверженным аффектам, и еще что-то такое, но — в здравом уме; они признали, но я-то знаю, что я сумасшедший. Доктор предписал мне лечение, уверяя меня, что если я буду строго следовать его предписаниям, то это пройдет. Все, что беспокоит меня, пройдет. О, что бы я дал, чтобы это прошло. Слишком мучительно. Расскажу по порядку, как и отчего оно взялось, это освидетельствование, как я сошел с ума и как выдал свое сумасшествие. До тридцати пяти лет я жил как все, и ничего за мной заметно не было. Нешто только в первом детстве, до десяти лет, было со мной что-то похожее на теперешнее состояние, но и то только припадками, а не так, как теперь, постоянно. В детстве находило оно на меня немножко иначе. А именно вот так.
Помню, раз я ложился спать, мне было пять или шесть лет. Няня Евпраксия — высокая, худая, в коричневом платье, с чаплыжкой на голове и с отвисшей кожей под бородой, раздела меня и посадила в кровать.
— Я сам, я сам, — заговорил я и перешагнул через перильца.
— Ну ложитесь, ложитесь, Феденька, — вон Митя, умник, уже легли, — сказала она, показывая головой на брата.
— Расскажи еще про Иисуса Христа.
— Нет, теперь некогда.
— Нет, расскажи, — и Митенька просил рассказать. И тетя начинала опять то же, что она рассказала нам прежде. Она рассказала, что его распяли, били, мучили, а он все молился и не осудил их.
— Тетя, за что же его мучили?
— Да ведь он был добрый.
— Ну будет, уже девятый час. Слышите?
— За что они его били? Он простил, да за что они били. Больно было. Тетя, больно ему было?
— Ну будет, я пойду чай пить.
— А может быть, это неправда, его не били.
— Нет, нет, не уходи.
И на меня опять нашло, рыдал, рыдал, потом стал биться головой об стену.
Так это находило на меня в детстве. Но с четырнадцати лет, с тех пор как проснулась во мне половая страсть и я отдался пороку, все это прошло, и я был мальчик, как все мальчики. Как все мы, воспитанные на жирной излишней пище, изнеженные, без физического труда и со всеми возможными соблазнами для воспаления чувственности, и в среде таких же испорченных детей, мальчики моего возраста научили меня пороку, и я отдался ему. Потом этот порок заменился другим. Я стал знать женщин и так, ища наслаждений и находя их, я жил до тридцати пяти лет. Я был совершенно здоров, и не было никаких признаков моего сумасшествия. Эти двадцать лет моей здоровой жизни прошли для меня так, что я теперь ничего из них почти не помню и вспоминаю теперь с трудом и омерзением.
Как все мальчики моего круга умственно здоровые, я поступил в гимназию, потом в университет, где и кончил курс по юридическому факультету. Потом я служил немного, потом сошелся с моей теперешней женой и женился и жил в деревне, как говорится, воспитывал детей, хозяйничал и был мировым судьей. На десятом году моей женитьбы случился со мной первый припадок после моего детства.
Читайте также: