Зачем закрыли коррекционные школы
Обновлено: 07.07.2024
С 1 сентября вступает в силу госстандарт для учеников с ограниченными возможностями здоровья. Останутся ли в России коррекционные школы? Сколько особенных детей может быть в классе? Достаточно ли у нас педагогов-дефектологов? На вопросы “РГ” отвечает директор Института детства Московского педагогического государственного университета Татьяна Соловьева.
Татьяна Александровна, дорабатывается новый стандарт для педагогов-дефектологов, которые будут помогать учителям. Что требуется от этих специалистов?
Татьяна Соловьева: Стандарт содержит новые требования к работе дефектологов. Главное – умение помогать особому ребенку в обычной школе или детском саду и в специальных учреждениях.
Обязательным для учителя-дефектолога станут обучение детей с тяжелыми множественными нарушениями в развитии, детей с аутизмом, консультирование семей, где есть “проблемные дети”, психолого-педагогическое сопровождение детей при инклюзивном обучении, работа в условиях дистанционного образования. Уже подготовлен госстандарт для учеников с ограниченными возможностями здоровья, который вступает в силу с 1 сентября. Но он пока касается только начальной школы.
Никто не будет требовать от “особенных” учеников выучить наизусть сто стихотворений?
Татьяна Соловьева: Нет. Этого не должны требовать сегодня даже от здорового ребенка. Специальный стандарт для начальной школы ориентирован на широкую вариативность, разные программы для разных детей. В адаптированных программах может быть другой набор учебных предметов, но обязательно будут коррекционно-развивающие курсы. Стандарт учитывает особые образовательные потребности глухих, слабослышащих, слепых, слабовидящих учеников, с задержкой развития, с нарушением опорно-двигательного аппарата, аутистов. Для таких детей по новым требованиям в массовых школах должно быть обязательно организовано психолого-педагогическое сопровождение. В инклюзивных классах со школьниками будут работать не только учителя, но и логопеды, дефектологи, социальные педагоги.
Где готовят дефектологов и сколько их надо?
Татьяна Соловьева: Институты и факультеты коррекционной педагогики есть в ряде вузов. Но, например, нам не хватает около 200 сурдопедагогов. Это серьезная цифра, потому что в год вузы выпускают примерно 50 таких специалистов, и далеко не все из них работают по специальности.
В школах появилась электронная запись, и сразу стал заметен большой минус: учителя не знают, придет ли в первый класс ребенок с синдромом Дауна, слабослышащий или глухой. Родители не обязаны предоставлять эту информацию. Но как тогда школе подготовиться к приему особенных учеников?
Татьяна Соловьева: Да, это проблема. Регистрируясь в электронной очереди, родители не предоставляют дополнительную информацию о состоянии здоровья своего ребенка, в том числе и потому, что дополнительной строчки в форме заявки нет. А эти сведения школе очень нужны. Хотя бы для того, чтобы выполнять нормы санпинов по наполняемости классов. По правилам, если в классе учатся два ребенка с ограниченными возможностями здоровья, то больше 20 учеников там быть не может. Если в классе три таких школьника, то количество учеников не может быть больше 15. Больше трех учеников с ограниченными возможностями здоровья в классе вообще не должно быть.
Есть и другая проблема для школ: на ученика с инвалидностью выделяется повышенное в 2-3 раза финансирование. А если у ребенка с ограниченными возможностями здоровья инвалидности нет, то выделяемые средства крайне недостаточны.
Не кажется ли вам, что инклюзив приведет к тому, что большинство коррекционных школ будет закрыто? Зачем держать спецшколу, если всех больных детей можно отдать в обычную?
Татьяна Соловьева: Такое опасение было несколько лет назад. Сейчас регионы заинтересованы сохранить сеть коррекционных школ. У родителей должен быть выбор: отдать ребенка в инклюзивную школу или в коррекционную. Специальная школа – не приговор, а, напротив, шанс для многих детей на достижение уровня развития, сопоставимого с нормой. Ученик с особенностями слуха, зрения, движений, речи получает такой же аттестат зрелости, как и обычный ребенок. При этом он научится специальным приемам поведения, речи, деятельности, которые позволяют “обходить” объективные для такого человека трудности. Например, навыки пространственной ориентировки, свободного перемещения с тростью у слепого, навыки слухо-зрительного восприятия речи и чтения с губ у глухого человека.
Как определить, есть ли у малыша нарушения в развитии?
Татьяна Соловьева: Прежде всего надо обратить внимание на поведение и речь. Если что-то кажется родителями необычным, непохожим на поведение и речь окружающих сверстников, стоит обратиться к медикам и дефектологам. Можно получить консультацию по раннему развитию ребенка в центрах раннего развития, центрах сопровождения семьи, окружных психолого-медико-педагогических центрах, в Институте коррекционной педагогики РАО.
Если в развитии ребенка что-то пошло не так, не стоит отчаиваться и опускать руки. Известно, что реабилитационный потенциал наиболее высок в возрасте до первых 3 лет жизни. К возрасту от 6,5 до 7 лет родителям стоит насторожиться, если ребенку трудно сидеть спокойно за столом даже незначительное время, контролировать свое поведение, если он быстро и сильно утомляется. В последние годы растет количество детей с расстройствами аутистического спектра. Так, в 2013 году, по статистическим данным, 1 из 160 новорожденных мог быть признан ребенком с аутизмом. Сегодня зарубежные исследователи приводят цифры 1 из 90-100.
Вопрос из почты “РГ”: Ребенку в 5 лет поставили диагноз задержка речевого и психического развития. А можно ли снять такой диагноз? – спрашивает Ольга М. из Саратовской области.
Татьяна Соловьева: Задержка речевого развития – не диагноз, а заключение логопеда. Задержка психического развития – отставание в развитии памяти, внимания, мышления, речи, эмоционально-волевой сферы. Решение о том, есть или нет у ребенка задержка психического развития, принимает специальная психолого-медико-педагогическая комиссия. Она же и решает, уточнить или снять диагноз.
Сурдопедагог – занимается обучением и воспитанием детей с недостатками слуха.
Тифлопедагог – специализируется на воспитании и обучении детей с нарушениями зрения.
Сурдотифлопедагог – работает со слепоглухонемыми детьми.
Амблиолог – является специалистом в области адаптации и социальной реабилитации слабовидящих и слепых детей.
Олигофренопедагог – занимается обучением, воспитанием и социальной реабилитацией умственно отсталых детей.
К 2020 году 70 процентов колледжей и техникумов должны быть готовы учить студентов с ограниченными возможностями здоровья и инвалидов.
С января 2017 года вступит в силу новый стандарт для педагогов среднего профобразования, и эксперты надеются, что в педвузах студентам будут давать основы знаний коррекционной педагогики.
В пресс-службе Министерства просвещения сообщили, что приостановлен процесс закрытия коррекционных школ. Учебные заведения этого типа ждёт реорганизация, а на их базе появятся комплексные методические центры, предназначенные не только для детей, но и для родителей.
Представители ведомства заявили, что за последние два года в стране не закрылась ни одна коррекционная школа. Всего в России существует 1 664 спецшколы для детей с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья). При этом каждая четвертая имеет инклюзивную направленность и учиться в ней дети с особенностями могут наравне с остальными.
В министерстве уверены, что уровень достижений российской дефектологии позволяет полноценно учить детей с ограниченными возможностями здоровья. Профессиональной подготовкой педагогов-дефектологов сейчас занимаются 150 российских вузов.
Ещё больше интересного и полезного про образование и воспитание — в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить!
Миллиард под коррекцию
В пресс-службе Минпросвещения рассказали, что в настоящий момент в России открыто более 1,5 тысячи спецшкол для детей с особенностями обучения, при этом каждая четвертая школа считается инклюзивной.
Специализированная школа для детей с тяжелыми нарушениями речи и зрения в Волгограде
Дети с ментальными нарушениями и слабовидящие могут оказаться за одной партой. И эта идея не всем по душе
— Когда общеобразовательные школы понимают, что не могут обеспечить ребенка с инвалидностью обучением, его переводят на надомное. В лучшем случае он будет посещать уроки 1–2 раза в неделю. Но мы все понимаем, что детям нужна социализация и постоянно сидеть в четырех стенах совсем им не на пользу. Очень много случаев, когда школа буквально выдавливает детей на надомное обучение, а потом хвастается отчетностью, что у них инклюзия. Это лукавство и подмена понятий. Школа получает увеличенное финансирование, а по факту ребенок сидит дома, — отметила Стюарт.
По ее словам, несмотря на попытки повсеместного введения инклюзивного образования, эта модель подходит далеко не всем детям. Для учащихся со множественными сочетанными патологиями обучение в обычной школе может быть не просто бесполезным, но и губительным. Связано это прежде всего со сложностью в обучении и подборе квалифицированного персонала — тьюторов и социальных помощников.
Дети на уроке русского языка с использованием ноутбуков и клавиатур для людей с нарушенной координацией движений в школе Новоуральска
— Как это ни парадоксально, при всеобщем одобрении инклюзии я считаю, что коррекционные школы нужны. Тяжесть некоторых детей бывает настолько серьезной, что не допускает обучения в обычном классе. Это наносит вред и самому ребенку, и всем обучающимся в классе. Это постоянный стресс для педагогов. Но право выбора должно быть у родителей. Только они могут оценить потенциал своего ребенка. Ничего плохого в коррекционных школах нет, модная инклюзия не подходит всем детям, — добавила зампредседателя МГАРДИ.
Бремя учителя
Забота о ребенке с особенностями обучения зачастую полностью ложится на плечи учителя, которому, помимо этого, нужно заниматься обучением всего класса. Если же школа не может позволить себе нанять дополнительный персонал для обучения детей с особенностями развития, это серьезно отражается на образовательном процессе. Но есть и положительные примеры: в Москве успешно работают комплексные реабилитационно-образовательные центры, куда ходят дети с нарушениями опорно-двигательного аппарата, интеллектуального развития и другими тяжелыми множественными нарушениями здоровья.
— Там дети получают и образование, и медицинскую помощь, и реабилитацию. Это уже существующий и прекрасно работающий проект. Он находится под юрисдикцией департамента соцзащиты, и это прекрасный образец межведомственного взаимодействия. Соцзащита предоставляет этим детям специалистов, которые занимаются реабилитацией, круглосуточную медицинскую помощь, а департамент образования предоставляет педагогов и дефектологов. Ребенок может получить весь комплекс знаний и медицинской помощи одновременно, — отмечает Стюарт.
Если новые методические центры будут аналогами существующих КРОЦ, то это благоприятно скажется на всей системе образования. В настоящий момент подобные центры действуют только в нескольких районах Москвы и не могут обеспечить потребности всех детей с инвалидностью. Деятельность педагогов в таких центрах направлена не только на то, чтобы помочь ребенку выучить азбуку или получить базовые знания. Некоторых детей нужно учить самостоятельно держать кружку, одеваться и другим социально-бытовым навыкам.
— Эти проекты успешны, почему бы их не тиражировать? Это намного лучше, чем попытка пробивать инклюзивное образование там, где нет специалистов и условий. Потому что нужно не забывать о том, что права одного ребенка заканчиваются там, где начинаются права другого. Но есть и другой сегмент детей, которым инклюзия действительно подходит, которые при своей ограниченной подвижности интеллектуально сохранны и учатся. Им нужны условия, чтобы ребенок физически мог оказаться в классе. Дети с аутизмом могут учиться, и им это нужно, несмотря на их особенности. Нет ничего, что подходит абсолютно всем. Поэтому создавать КРОЦ нужно не вместо инклюзии, а вместе с ней, — резюмировала зампредседателя МГАРДИ.
Непонимание сути
— У нас под инклюзией понимают всё, что угодно, даже коррекционную школу, где смешаны разные нозологии детей. Международное право очень четко разделяет сегрегацию, инклюзию и интеграцию. Когда ребенок без поведенческих проблем на коляске учится в обычной школе и ему требуется пандус, то это не является инклюзией, это интеграция. Школа не меняет своих форматов и учится по стандартам, установленным для большинства нормотипичных детей. Инклюзия — это полное изменение среды, подходов, таких школ в России может быть пара десятков. Говорить, что каждая четвертая школа инклюзивная — это непонимание сути основополагающих определений, — пояснила Мень.
В общем понимании инклюзивное образование — это трансформация образовательного пространства, которая касается как здоровых детей, так и имеющих заболевания. Она подстраивается под нужды каждого ребенка и определяет его особые образовательные потребности.
Занятия в школе для детей с нарушением зрения в Челябинске
— В среде здоровых детей также могут быть особые образовательные потребности, требующие изменения программы. Если школа позволяет сделать образовательные маршруты для разных детей, в том числе одаренных, то это и есть инклюзия. Если такой ребенок ходит в обычную школу, то, скорее всего, его одаренность будет упущена, потому что ничто не будет отвечать его потребностям и повышенной мотивации, — считает Мень.
Подвиг и дыра в бюджете
Отечественная школа дефектологии, несмотря на свои сильные стороны, имеет множество пробелов в области обучения детей с расстройствами поведения. Контингент детей, требующих особых образовательных условий, за последние несколько десятилетий существенно изменился, но подготовка специалистов идет по стандартам советской дефектологии.
— Наша дефектологическая школа никогда не готовила специалистов в области нарушения поведения, аутистического спектра, нейроразвития. Подготовка дефектологов сегодня совершенно нерелевантная: молодые специалисты не готовы к тем вызовам, которые несут сегодня дети. Программу профессиональной подготовки специалистов нужно радикально менять. В инклюзивное образование приходят люди с дипломами дефектологов, и для того чтобы они могли работать в инклюзивной школе и работать с включением детей с РАС, синдромом Дауна, когнитивными нарушениями, мы должны их переучивать в среднем по 200 часов, — рассказала глава Центра проблем аутизма, добавив, что переподготовку осуществляют на средства, которые выделяют сами НКО.
Вузовская программа фактически не готовит молодых специалистов к работе с такими детьми. Новый профессиональный стандарт, подготовка которого ведется в настоящий момент, также не отражает компетенции, которую должны иметь специальные педагоги, считает эксперт.
Увеличение финансирования коррекционных школ и развитие программ по трудовому воспитанию также не являются универсальным решением, потому что не учитывают потребности рынка и самих детей. Далеко не все дети с особенностями развития приспособлены к ручному труду, но методики по их профориентации пока не внедряются.
— Можно вложить миллиарды в столярные мастерские, но это не приведет детей на рынок труда. При этом ничего не выделяется на инклюзию. Настоящая инклюзия существует только на внебюджетные деньги — благотворительных организаций, НКО, родителей. Школы не заинтересованы ее развивать. Фактически инклюзия их наказывает. Это дороже, потому что нужна поддержка, ассистенты, тьюторы. А если этого нет, это безобразие и издевательство над педагогом, — уточнила президент Центра проблем аутизма.
Однако теперь из их названия уберут указание на особенности учащихся. Минобрнауки сделало все коррекционные и спецшколы просто школами. Васильева отметила, что в стране как было 1767 школ, так они и останутся.
По ее словам, ни одну из этих школ с 2016 года не закрыли. Министр объяснила, что в России развивают инклюзивное образование, поэтому коррекционные и спецшколы не закроют, а к ученикам прибавятся дети с особенностями здоровья или развития.
Читайте также: