Ю н асмолов стихи для начальной школы
Обновлено: 06.07.2024
- Для учеников 1-11 классов и дошкольников
- Бесплатные сертификаты учителям и участникам
О КОРНЯХ И ИСТОКАХ
ПОСРЕДИ ЭПОХИ НЕПОГОЖЕЙ
Еще одна строфа – и прежняя любовная лирика и лирическое описание весенней природы родного края плавно, без какого либо скачка, переходят в социальную поэтическую строку:
А над расслабленною Русью,
В высокой сумрачной дали,
С извечной радостью и грустью
Плывут, курлыча, журавли.
Юрий Николаевич Асмолов
О светлость – зимнее цветенье!
Ты в стороне лесостепной
Спокойно споришь и с осенней,
И даже с майской красотой.
И чем покладистей морозы,
Тем дольше мир похож на сад.
Стоят ракиты – что берёзы!
В убранстве свадебном стоят.
Но кружевной убор так лёгок,
Так склонен шёлком соскользнуть,
Что на заснеженных дорогах
Я лишний раз боюсь дыхнуть.
И тишина вокруг такая!
И удивительней вдвойне;
Как мог он, блёстками играя,
Спорхнуть в подобной тишине?
И обмираю в изумленье –
Природы махонькая часть:
Уж не моё ль сердцебиенье
Его заставило опасть?!
* * *
Жизнь красна, когда она – не на миру.
Полюбил я эту глушь и жизни прозу.
Сердце радуется крепкому морозу,
И душе тепло на северном ветру.
Льнёт рука моя всё чаще к топору,
Но топор мой не таит в себе угрозу:
Надо плотничать – и я топор беру
И в работе забываю грусть-занозу.
А сегодня – а сегодня поутру
Солнце с белками затеяло игру,
Перепрыгивая с ёлки на берёзу.
Пусть я в центре не пришёлся ко двору, –
Полюбил я эту глушь и жизни прозу,
Понял я, что жизнь красна – не на миру.
ОТТЕПЕЛЬ
Или планета сбилась с круга.
Что хочешь думай, только всё ж,
Должна быть по идее вьюга,
А сыплет безыдейный дождь.
И в эту изморозь и слякоть –
Хотя природе всё к лицу –
Хочу зажмуриться и плакать,
Как будто жизнь пришла к концу.
ВИТАЛЬКА
Я баловался с сыном.
Замучил лоботряс;
И вдруг толкнула в спину
Слезливость чьих-то глаз.
С ножовкою и с палкой,
Как лилипутик-дед,
Смотрел на нас Виталька –
Наш маленький сосед.
Взгляд что-то мне напомнил,
Взгляд что-то рассказал…
Я сына крепко обнял,
Как в жизнь не обнимал.
Вон там вон – за годами –
Смотрел не раз мальцом
Такими же глазами
Я на чужих отцов…
Для многих жизнь – не сладость,
Но так вот, как ему,
Смотреть на чью-то радость
Не дай Бог никому.
У КРЫЛЬЦА
Только-только расчистил дорогу,
Снег опять повалил – будто в смех.
Я гребу его и понемногу
Продолжаю поругивать снег.
А зачем? Разве он понимает?
Ведь устроил он тут кутерьму,
И дороги-пути заметает, –
Потому что так надо ему;
Потому что, сегодня не лето,
Потому что, сегодня – зима,
Потому что, родная планета
Не сошла ещё с нами с ума…
Они талантливей, душевней –
Я так вовеки не спою,
Но, коротая жизнь в деревне,
Я умереть ей не даю.
В КОРЕННОЙ ПУСТЫНИ
Хотя и ночь темна без меры,
И на подъём я стал тяжёл –
На колокольный голос Веры,
На тихий свет её – пошёл.
Иду – ни вех, ни вешек нету,
Иду, с пути сбиваясь вновь,
Но мне дорогу эту – к свету –
Моя подсказывает кровь.
Иду, иду… Какая радость:
Опять увидеть свет вдали
И верить в счастье, верить в святость
Родной израненной земли…
И потому, что все – скитальцы,
Что душу надобно сберечь,
Вдруг и мои коснулись пальцы
И лба, и пояса, и плеч.
Но высоко до Бога. К Богу,
Встречая радость и беду,
Я продолжаю путь-дорогу.
Дойду ли. Может – и дойду…
МАРТ
Широченною лопатой
Март откидывает снег…
Не сдавайся, Солнце, ратуй!
Ратуй, добрый человек!
Обниму сестру-осину,
Поздороваюсь с кустом –
Вроде пережили зиму,
Уж теперь-то заживём.
Но явились вместо счастья
Перегибы и грехи –
Вот и ломятся-стучатся
Грусть и боль в мои стихи.
Не потребует ли плату
От страны и новый век.
Не сдавайся, Солнце, ратуй!
Ратуй, добрый человек!
СНЕГОВИК
Солнца улыбающийся лик!
И весь мир в ответ ему смеётся!
Лишь один мой бедный снеговик
Плачет возле яблони – от солнца.
Не река-рекою, бедный мой,
Плачет, попрощавшись с нашим садом:
Знать не знает, что другой зимой
Он сюда вернётся – снегопадом.
И со снегом в сказку я войду,
И, впадая в радостное детство,
Я опять слеплю его в саду
И вложу в него частичку сердца.
Будет он встречать честной народ,
И печаль в глазах людей убудет…
Разве я живу последний год?
Разве больше этого не будет?
Пусть не будет: я успел понять,
Что светло на свете – как в семнадцать,
Если никого не обвинять
И ни перед кем не распинаться.
Солнца улыбающийся лик!
И весь мир в ответ ему смеётся!
Лишь один мой бедный снеговик
Плачет возле яблони – от солнца.
* * *
Посгребли прошлогодние листья,
И вскопали, и стали спешить
Всё посеять в хорошие числа –
Значит, думаем всё-таки жить.
Значит, сами себе мы не верим,
Говоря, что мы сломлены, пни,
Что на свете на этом, на сером,
Доживаем последние дни.
Значит, мы на большую дорогу
Вряд ли выйдем с ружьём и дубьём
И с сумой от порога к порогу
Христарадничать не пойдём…
ДИКИЕ ГУСИ
В холодной заоблачной сини
Летят стаи диких гусей.
Быть может, поэтому ныне
Люблю я Отчизну сильней.
Летят! Я их вижу и слышу!
Я вспомнил начала начал:
Там, в детстве, забравшись на крышу,
Я птиц поднебесных встречал.
А путь их и долог, и страшен,
И всё же, как вечность назад,
К ракитам, к болотинам нашим
Высокие птицы летят.
И вдруг – будто ахнуло током!
Вдруг сердце заныло моё:
Быть может, они так высоко,
Чтоб их не достало ружьё?
Быть может, поэтому с неба
Спускаться грустней и грустней,
И ворох последнего снега
Похож так на мёртвых гусей.
Но гуси – в заоблачной сини!
И снова себя я ловлю
На том, что я Родину ныне
Сильнее, чем прежде, люблю.
* * *
Где-то крыш сейчас рассвет коснётся,
А у нас – немного в стороне –
Как росинки-бусинки при солнце,
Рассиялись звёзды при луне.
Ветер спит. Туман цветущих вишен!
Тишина… Но жизнь шумит волной,
Только мы её, когда не слышим,
Называть привыкли – тишиной.
* * *
Потушила тьма дневные краски –
Тьмы темней становятся деревья.
В тишь собаки лают для острастки,
В окнах ни светлинки – спит деревня.
Вдруг – луна.
Такими вот ночами
Кажется, когда глядишь на стены,
Будто подпирают их плечами
Яблонь тихих жилистые тени.
Далеко забрёл за шумный день я.
Ночь секреты предаёт огласке –
Не хватает ей лишь привиденья,
Чтобы стать страницей древней сказки
ПОД КЛЁНОМ
Прохудились небеса,
Только мне не худо.
Громыхни ещё, гроза,
Ну-ка, Чудо-юдо!
В шлёпанье я слышу звон,
В брызгах вижу искры.
Самый лучший в мире зонт –
Клён широколистный.
Пусть гулять с ним не пойдёшь,
Пусть тут гуще сумерки,
Но под клёном в ливень-дождь,
Вдруг как вспомнишь, что живёшь!
Что ещё не умер ты…
Хорошего я и не жду –
Не сверху не жду и не снизу,
И верю зачем-то дождю,
Что лупит всю ночь по карнизу.
Ненастье. Несчастья. Добром
Не может закончиться это.
И пахнет опять Октябрём
Холодное русское лето.
ПОЛУСВЕТ
Крик гусей, летящих на край света,
И весь день – какой-то полумрак.
Так всегда прощалось бабье лето,
Вот и снова распрощалось так.
Зашумели листья – словно ливень,
Словно зачарованный, стою:
Всё-таки – как просто стать счастливей
Тем, кто любит Родину свою.
Ничего особого не надо:
Лишь увидеть, как взойдёт звезда,
Лишь услышать шелест листопада,
Лишь бы знать, что будет Русь всегда;
Лишь бы помнить: не единым хлебом…
Лишь бы не забыть: унынье – грех…
Разве мало мне свалилось с неба? –
И дожди, и радуги, и снег,
И стихи – про то, что было лето,
Про звезду, которой, может, – нет,
Про гусей, летящих на край света,
Про какой-то полу. – полусвет.
* * *
Бабка шлёпает в ненастье.
Тянет руку.
Торможу.
- Ох, уж целый час машу, -
Милай, дай Бог тебе счастья.
Я и свечечку поставлю,
И в молитве помяну,
Дам на курево.
- Да ну!
Брось ты, мать, и так доставлю.
Коль забудет - не убудет,
Только думать я хочу,
Что старушка не забудет
Про молитву, про свечу;
Что - с высот своих взирая,
Свет свечи той помня, - Бог,
Придержав у двери рая,
Будет всё ж не слишком строг.
ЛИСТОПАД
Поистратились у сентября
Золотые последние числа,
И всё резче сгорает заря,
И всё легче срываются листья.
Ничего их не держит уже
На издёрганных русских осинах.
И опять вечереет в душе,
И опять не грустить я не в силах.
Окликают меня журавли.
Жаль: и в эту – хорошую осень,
Улетая из нашей земли,
Грусть мою журавли не уносят.
Кличут птицы – и листья летят!
Будто их кличут птицы с собою.
Листопад! Листопад, листопад!
Над моей закружился судьбою.
Но – пусть листья во тьму сорвались,
Пусть вокруг умирания шёпот, –
Я, как прежде, цепляюсь за жизнь,
Я, как прежде, надеюсь на что-то…
* * *
Отправляется Солнце на отдых:
На край света и дальше – за край.
Исцарапанный галками воздух
Лечит шелестом иван-чай.
Мирный вечер в старинном обличье:
Плащ с роскошной прорехой – луной…
Тёплый сумрак скрывает различье
Между осенью и весной…
Я, окликнутый звёздною далью,
Эту Землю всё крепче люблю,
Где меж радостью и печалью
Часто разницу не уловлю.
* * *
Забился я в свою родную глушь,
Где мой старинный дом в любую стужу,
В любую вьюгу и в любую сушь
Мне раскрывает двери, словно душу.
И вновь пишу неведомо кому
Стихи о том, что в жизни приключилось,
Что тьма в стране сменила полутьму
И что опять на гнев сменили милость…
Столица моих стихотворений
Родился я в Курске, но до самой школы жил в Молотычах – с бабушкой Наташей и дедушкой Сашей. Жил, как в сказке: окружённый заботой и любовью. Со мной, как с игрушкой, возились тёти и дядя, которые не очень-то были старше меня. В избушке обитало множество кошек, а ближе к весне подселялись к нам и гусята, и цыплята, и ягнята, и телёнок… С ними – носастыми-ушастыми, писклявыми, смешными – игрался уже я…
Молотычи! – забытая и Богом, и властями деревня. Она-то и превратилась в столицу моих воспоминаний и стихотворений. Такой столицей могло бы стать село Миленино – родина моей матушки, но дедушка, Василий Емельянов, не вернулся с Мировой Войны, а бабушку Полю до моего рождения свела в могилу чахотка… И Курск мог бы стать такой столицей. Но – не стал.
В городе мы жили на самой окраине, недалеко от окружной дороги. За этой магистралью (Москва – Симферополь) каждую весну ставили свои шатры цыгане. Когда они устраивали стирку, то весь берег Сейма и весь прибрежный луг расцветали красными розами их платков, юбок, покрывал и ковров. Иногда под вечер цыгане с песнями и плясками проходили по нашей улице, останавливаясь во дворах и устраивая зажигательные концерты. Огромное серебряное блюдо, с которым, танцуя, подплывала к благодарным слушателям смазливая цыганочка, быстро покрывалось звонкими монетами…
И мои родители любили и ждали эти праздники. Но вдруг стал я замечать, что всякий раз, когда старый, бородатый, белый как лунь, цыган доставал из потёртого футляра видавшую виды скрипку и начинал играть свои степные, печальные мелодии, которые умели бередить души даже детям, не встречавшим ещё больших невзгод на своём пути, мой отец потихоньку выбирался из толпы и отходил далеко в сторону. А то и вообще – исчезал. Однажды я увязался за ним и заметил, что он прячет слёзы.
Вот опять мне припомнилась наша улица Юности, припомнились приветливые лица, вольные смуглые люди с их огненными песнями и плясками. Опять, вспоминая, вижу юную цыганочку с огромным серебряным блюдом и слышу рыдающую скрипку.
Я слушаю – и воскресает моё счастливое далёкое детство; слушаю – и воскресают мои родители: необычайно красивая матушка и отец, которому всех было жалко.
БАБКА КАТЕРИНА
Видно, дров немало съела печка:
У калитки – горкою зола.
Вот старушка вышла на крылечко,
Прослезилась, в гости зазвала.
Отвела почётное мне место,
Чем богата – то и на столе.
– Как там город. Дочь, поди, невеста.
Мы тут все – в навозе да в земле…
– У меня – сыны, – я уточняю, –
Младшенькому подбивает к двум…
– Извини, что память я теряю –
Тут совсем не потерять бы ум.
Все обходят и зовут колдовкой,
Попрошу, хоть ты не откажи:
Сыновьям моим – Ивану с Вовкой –
По письму, соколик, напиши…
Я пишу диктант в Москву и Киев:
Что к престолу будет ожидать,
Что, они такие-растакие,
Позабыли родину и мать;
Что зимою ночь – длиннее года,
Что болезни, как собаки, злы,
Что в селе почти уж нет народа,
Что тоской грызут её углы;
Что не знает, кто её схоронит,
Что хозяйство – тягость-кабала,
Что на нужды самогонку гонит,
Чтоб хоть кем-то ладились дела…
Провожая как родного сына,
Переждав мой переход пруда,
Машет вслед мне бабка Катерина,
Может быть, прощаясь навсегда.
Сайт Астраханского регионального отделения Союза писателей России
О долгожданная минута!
При помощи карандаша
Зачем-то высказать кому-то
Себя пытается душа.
Душа! И сам не ведал – есть ли?
Но услыхал благую весть:
Раз есть на белом свете песни,
То и душа на свете есть!
Она и быль, и небылицы
Поёт, очнувшись ото сна,
Как будто, грешная, боится
Быть заживо погребена.
Конечно, не обязаны верхи
Анапест отличать от амфибрахия,
Но там, где забывают про стихи,
Там крепко прирастает к власти мафия;
Там за напастью – новая напасть,
Там смотрят исподлобья и с агрессией…
Да – держится на тонкой нитке власть,
Когда она не связана с поэзией.
* * *
Н. Зиновьеву
Ты – покоряешь! Но другой
Поэт не чувствует урона:
Не жаждешь ты чужого трона –
Ты просто рядом ставишь свой.
Не про тебя – расчёт и брань,
Ты, словно Русь:
Всем покорённым
Приносишь сердцем, в них влюблённым,
Свои стихи – большую дань.
ДРУГУ. УШЕДШЕМУ В ПРОЗАИКИ
Может быть, ему не нужно,
И не нужно никому,
Но всё пишем простодушно
Мы народу своему.
Не слышны? – Так виноваты
В этом только мы с тобой:
Знать, талантом мелковаты,
Узковаты, знать, душой…
Иль с потерей части суши
И с утратою морей
Стали уже наши души,
Стали мельче и бедней.
Но – пусть отклика не слышим,
Пусть неведомы ему –
И лучась, и плача, пишем
Мы народу своему.
Пишем, думая, что – сами,
Под диктовку красоты:
Почему-то я – стихами,
И зачем-то прозой – ты.
* * *
Я пред родиной в долгу…
С.Ю.Куняев
Я болел и во время болезни
Станислава Куняева песни
Прочитал и скажу без лукавства,
Что они даже лучше лекарства.
Он меня быстро на ноги поднял,
Я поднялся – увидел и понял:
Долго жить Станиславу Куняеву –
Может быть, нипочём и века ему!
ДЕВОЧКЕ, ПИШУЩЕЙ СТИХИ
Ты – словно яблонька, а стих –
Твой стих, – как веточка кривая,
Но то, что веточка живая,
Сомнений нету никаких.
И небогатый опыт мой
Мне говорит: кривая ветка
Зимоустойчивей нередко
И урожайнее – прямой.
НАШИ ПОЭТЫ
Владимир
Владимирович
Маяковский
Шагает,
здоровый
чертовски.
Не в силах стереть –
досадно –
На солнцах сердец
все пятна.
Улыбчивый, весь весенний
Навстречу – Сергей Есенин,
Хмельной, сногсшибательный.
— Влюблён?
— Обязательно.
Бывало – бранились.
Браниться
Мы можем.
Осталось суметь
У них мастерству научиться
И так, чтоб услышали, спеть.
Почти как Бог:
Почти из ничего
Фет создавал свой светлый мир,
И создал!
В нём место есть и светлякам,
И звёздам,
Он создал мир!
И отдал нам его.
Стихи! Стихи!
Я взял в дорогу их.
Без них в пути — как без воды
И хлеба;
Я взял себе, не обделив других:
Они похожи на весну и небо.
Железа нет – нет ни в одной строке,
Но, может быть,
В век страшного прогресса
Необходимей нефти и железа
Стихи на чистом русском языке.
Прочтёшь – и вдруг услышишь
Запах трав,
Прочтёшь – и словно побываешь
В храме.
Фет!
Смерть свою поэзией поправ,
Он к жизни воскрешает нас стихами.
С ним и в плену базарных этих дней,
И несмотря ни на какой убыток,
Мы любим нашу Родину сильней
Без всяких там призывов и агиток.
Ты стихотворец, без сомнения,
Но мне твои стихотворения
Напоминают столб фонарный,
Тот, что облеплен мокрым снегом:
Наш век — угарный и базарный
С его разбоем и набегом —
Не вижу я в стихах твоих,
И не вдохнул ты душу в них:
В стихах лишь виден труд ударный.
А где же Русь? А где судьба.
Облеплен снегом столб фонарный —
Тьма у фонарного столба.
Читаю задушевного поэта
И удивляться не перестаю:
Он в песню превращает грусть свою
И в то же время — столько дарит света!
Он воспевает женщину и лето,
Он воспевает снег в родном краю,
Хотя другими всё давно воспето,
Его слова волнуют кровь мою.
В чём тут секрет? Ну в чём же здесь секрет?
И не пойму, откуда этот свет?
И сердце отчего располыхалось?
О, чувств неупорядоченный хаос!
В чём тут секрет. Пожалуй, нет его:
Пожалуй, тут простое волшебство!
Его стихи так хороши!
Такая тонкая работа!
В них много солнца и души,
В них есть загадочное что-то.
Ну что тут скажешь?! Мой собрат –
Поэт, каких почти не стало.
И только сам я виноват,
Что мне души и солнца мало:
Мне жаль, что фон стихов – не век,
Что о любви в них – ни полслова:
Как будто пишет человек
Без роду-племени и пола.
СОЧИНИТЕЛЮ,
НЕ ЧИТАЮЩЕМУ КНИГ
Иль в правде нету доброты.
Держи удар – ведь ты не кроха:
Хорошим делом занят ты,
Но дело делаешь ты плохо.
И вот ещё что – в бровь и в глаз:
Пиши! Но, брат, имей же совесть, –
Прочти хотя б один рассказ,
Прочти одну хотя бы повесть.
* * *
…И вновь твоё стихотворение
Напоминает о волне,
Которую землетрясение
Рождает в страшной глубине:
Волна растёт из водной толщи
И продолжает всё расти,
Она — смесь ярости и мощи —
Свернуть не может с полпути…
Волна обрушилась на сушу!
Стихотворение – на душу.
ЧИТАЯ СТИХИ ПАВЛА ВАСИЛЬЕВА
ПОЭТУ ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ
Потому что Третья Мировая
Началась до Первой Мировой.
Ю. Кузнецов
… И так вот испокон веков:
В России на больших поэтов
Одни глядят, как на богов,
Другие, – будто на врагов:
Как будто – дула пистолетов.
Ты ранен и убит в бою!
Но остаёшься ты в строю:
И даже после этой жизни
Ты держишь высоту свою
В переиначенной Отчизне.
***
Поэты! По большому счёту,
При всей несхожести своей,
Мы делаем одну работу –
Свет белый делаем светлей.
Тогда зачем же мы так редко
Читаем радостно других?
Зачем так часто и не метко
Наводим критику на них.
Ко всем цепляюсь я, а сам-то?! –
Бездарней многих, может быть:
Вновь не хватило мне таланта
Талант собрата полюбить.
* * *
В. Дронникову
Я перечитывал поэтов,
Которые мне дарят свет,
И вдруг почувствовал, что где-то
Есть не открытый мной поэт.
И был я вроде звездочёта,
Который в творческом бреду,
Деля и умножая что-то,
Открыл незримую звезду.
* * *
Хороших стихов столбец
Подобен красивому дому:
Один – срубить молодец,
Но – не дано другому.
Хороших стихов столбец
Подобен крепкому дому:
Фундамент и каждый венец
Век простоят – по-любому.
Хороших стихов столбец
Подобен нашему дому,
В котором ни мать, ни отец
Нас не учили плохому…
Востри перо. Ну, а потом –
Рази без сожаленья
Своим сверкающим пером
Мои стихотворенья.
И, может, бросит душу в дрожь,
А сердцу будет жарко,
Но то, что живо – не убьёшь,
А что мертво – не жалко.
Читайте также: