Я и мой камин краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Герман Мелвилл - Я и мой камин

fb2
epub
txt
doc
pdf

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Описание книги "Я и мой камин"

Описание и краткое содержание "Я и мой камин" читать бесплатно онлайн.

Герман Мелвилл (1819–1891) — классик американской литературы, выдающийся писатель-романтик.

В третий том Собрания сочинений вошли повести и рассказы ("Писец Бартлби", "Энкантадас, или Заколдованные острова", "Билли Бадд, фор-марсовый матрос" и др.); а также избранные стихотворения из сборников "Батальные сцены, или Война с разных точек зрения", "Джон Марр и другие матросы", "Тимолеон и другие стихотворения" и посмертно опубликованных рукописей.

Перевод И.Бернштейн, С.Сухарева, М.Лорие, С.Шик, И.Гуровой, В.Топорова, Игн. Ивановского, Д.Закса и др.

Составление и послесловие Ю.Ковалева, примечания Е.Апенко, Н.Наказнюк.

Я и мой камин, оба седые старики-трубокуры, жительствуем за городом. Осели мы оба в этих краях уже давно, в особенности же камин, который с каждым днем оседает все больше и больше.

Громадная дымовая труба моего камина — дородного, осанистого здоровяка, настоящего Генриха VIII[2] среди каминов — высится надо мной и всеми моими владениями немного поодаль от дороги, окаймленной с обеих сторон дерном. Труба эта, утвержденная на склоне холма и сходная с гигантским телескопом лорда Росса,[3] нацеленным на луну в зените, — первое, что обращает на себя взор приближающегося путника; ее же раньше всего приветствует и утренний луч солнца. Времена года также отдают предпочтение моему камину: снег ложится на его трубу прежде, чем на мою шляпу, а весной, будто в дуплистом буковом дереве, ласточки строят там свои гнезда.

Но очевиднее всего превосходство моего камина надо мной обнаруживается внутри дома. Когда в задней комнате, отведенной специально для приема посетителей, я поднимаюсь навстречу моим гостям (приходят они, похоже, скорее с тем, чтобы навестить мой камин, нежели меня), я стою, если говорить строго, не перед камином, но позади него: ведь истинный хозяин дома именно он. Что ж, я не ропщу. В присутствии вышестоящих особ я, смею полагать, знаю свое место.

Исходя из столь непререкаемого верховенства камина надо мной, кое-кто даже заключил, что он прискорбным образом оттеснил меня на задний план: иными словами, по причине продолжительного пребывания позади старомодного камина я безнадежно отстал от века и вообще отстал во всех мыслимых отношениях. Сказать по правде, человеком особенно передовым я никогда не был, как не принадлежу и к тем хозяевам, кого мои соседи-фермеры называют предусмотрительными. Впрочем, последнее суждение не вполне справедливо, если принять во внимание мою несколько странную, быть может, привычку, прогуливаясь иногда по окрестностям с заложенными за спиной руками, смотреть прямо перед собой. Что же касается моего отставания, то в данный момент я и в самом деле отстою от камина на почтительном расстоянии, однако же отстать от него совсем отнюдь не входит в мои намерения. Короче говоря, мой камин — нечто высшее по отношению ко мне (затрудняюсь только сказать, на сколько голов выше); можно сказать даже — нечто вышнее, поскольку, смиренно опускаясь перед ним на колени с совком и щипцами в руках, я совершаю ему утреннюю службу, и никогда не случается, чтобы мы поменялись ролями; далее, если мой принципал[4] и питает какие-либо склонности, то склоняется он вовсе не на мою, а на противоположную сторону (из-за просадки фундамента).

Мой камин господствует как надо всей округой, так и в самом доме, вся планировка которого явно подчинена надобностям камина, а не моим: занимая бóльшую часть дома, он предоставляет мне ютиться в углах.

Тем не менее и мне, и камину необходимо объясниться, и так как оба мы расположены к полноте, объяснения наши займут предостаточно места.

В жилищах, состоящих из двух половин, где холл находится посередине, очаги обычно встроены в противоположные стороны дома; и когда один из членов семейства греется у огня, пылающего в камине северной стены, другой тем временем — быть может, его родной брат — подставляет озябшие ноги поближе к пламени очага, встроенного в южную стену, и оба сидят друг к другу спиной. Хорошо ли это? Давайте спросим всякого, кем владеет истинное братское чувство: не усмотрит ли он в этом неприветливости? Возможно, впрочем, что подобное устройство каминов зародилось в голове архитектора, слишком уж раздраженного семейными сварами.

Далее, почти у всякого нынешнего очага имеется свой особый дымоход, оканчивающийся отдельной трубой на крыше. По крайней мере, именно такое устройство считается предпочтительным. Но не признак ли это эгоистической разобщенности? К тому же все эти многочисленные дымоходы вовсе не обладают независимой кирпичной кладкой и не объединяются в некую федерацию под эгидой мощной вытяжной трубы, расположенной в самой середине дома; напротив, каждый из дымоходов неприметным образом проведен внутри стен, так что в них, куда ни ткни, таятся предательские пустоты, угрожающие крепости всего здания. Разумеется, основная причина описанного устройства каминов заключается в стремлении к возможно большей экономии пространства. В городах, где участки продаются на дюймы, недостает простора, чтобы сооружать камины, руководствуясь великодушной щедростью, и поэтому, точно так же, как сухопарые люди обыкновенно отличаются высоким ростом, городские дома, которым некуда раздаться вширь, возмещают свою стесненность тем, что растут в высоту. Это справедливо даже по отношению к самым изысканным жилищам, возведенным самыми утонченными джентльменами. Однако же, когда некий джентльмен с изысканнейшим вкусом, а именно Людовик Великий, король Франции,[5] задумал построить дворец для своего друга, мадам де Ментенон,[6] он выстроил его двухэтажным — по сути дела, в деревенском стиле. Но при всем том с каким необычайным размахом простирается на целые акры в ширину этот четырехугольный дворец, и по сей день блистающий в Версальском саду великолепием лангедокского[7] мрамора! Купить квадратный фут земли и водрузить на нем шест с фригийским колпаком[8] может всякий, но только король может отвести необозримый надел для Большого Трианона.[9]

Сейчас времена не те: к тому, что раньше диктовалось необходимостью, ныне подстрекает тщеславие. В городах вовсю состязаются, чей дом окажется выше. Если у одного жителя дом в четыре этажа, а сосед поселяется рядом в отстроенном для себя пятиэтажном доме, то старожил, лишь бы на него не смотрели свысока, немедля посылает за архитектором и насаживает на свой четвертый этаж еще пятый и шестой. И до тех пор не знать ему покоя, пока в сумерках он тайком не пройдется по противоположной стороне улицы единственно для того, чтобы убедиться, как его шестой этаж высится над пятым, принадлежащим соседу: вот тогда только, вполне удовлетворенный, отправится он на отдых с легким сердцем.

Таким людям, мне думается, лучше всего селиться по соседству с горными пиками: это избавило бы их от ревнивого стремления стать выше других.

Учитывая, однако, что мой собственный дом весьма обширен, хотя и отнюдь не высок, все сказанное ранее может показаться хитрой адвокатской речью, как будто я именно затем кутаюсь в покровы общих рассуждений, дабы под их защитой ловко польстить своему тщеславию. Подобное заблуждение тотчас рассеется, стоит мне чистосердечно признаться, что земля, прилегающая к заросшей ольхой низине на моей усадьбе, месяц назад была продана по цене десять долларов за акр, причем покупку сочли опрометчивой: отсюда следует, что земли для строительства просторных домов в наших местах хоть отбавляй, и ценится она дешевле некуда. В самом деле, земля здесь дешевая — как говорится, дешевле грязи, — и наши вязы пускают корни в почву без малейшего стеснения, щедро и беззаботно простирая кругом над ней свои могучие ветви. Сеют в наших краях вразброс, даже горох и репу. Фермер, который вздумал бы, расхаживая по своему полю в двадцать акров, делать пальцем в земле ямки для горчичных зерен, прослыл бы скаредным, ограниченным хозяином. А взять одуванчики на заливных лугах или незабудки вдоль горных троп — сразу видно, как вольготно им тут живется! Иное лето колосья ржи стоят каждый по отдельности, будто церковные шпили. С какой стати им тесниться, если простор вокруг — не охватишь глазом? Мир широк, мир лежит перед нами, шепчут колосья… А сорняки! Просто оторопь берет, как стремительно они разрастаются. Бороться с сорняками нечего и думать: некоторые наши пастбища превратились в подобие разбойничьего вертепа, эдакой Эльзасии[10] для сорняков. Глядя же весной на то, как буйно идет в рост молодая трава, поневоле вспоминаешь слова Кошута[11] о восстании народов. Ближние горы собрались толпами, словно к проповеди на открытом воздухе. И такие необозримые равнины повсюду, что наши тени маршируют, строятся и перестраиваются на ходу, искуснейшим образом выполняя сложные маневры, будто императорская гвардия на Марсовом поле.[12] Да! О холмах: там, где по ним пролегают дороги, городские власти дали позволение срывать пригорки до основания и утрамбовывать землю колесами, причем совершенно бесплатно, разве что за единственную привилегию — вволю лакомиться ежевикой. И случись здесь окончить дни безвестному страннику — кто из владельцев пожалел бы для него шести футов земли?

И все же, что ни говори, земля эта, исхоженная вдоль и поперек, хоть ей и грош цена, дорога мне: я горжусь всем тем, что на ней есть, и более всего тремя главными ее достопримечательностями: Старым Дубом, горой Огг и моим камином.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Герман Мелвилл Я и мой камин

Я и мой камин: краткое содержание, описание и аннотация

Герман Мелвилл (1819–1891) — классик американской литературы, выдающийся писатель-романтик. В третий том Собрания сочинений вошли повести и рассказы ("Писец Бартлби", "Энкантадас, или Заколдованные острова", "Билли Бадд, фор-марсовый матрос" и др.); а также избранные стихотворения из сборников "Батальные сцены, или Война с разных точек зрения", "Джон Марр и другие матросы", "Тимолеон и другие стихотворения" и посмертно опубликованных рукописей. Перевод И.Бернштейн, С.Сухарева, М.Лорие, С.Шик, И.Гуровой, В.Топорова, Игн. Ивановского, Д.Закса и др. Составление и послесловие Ю.Ковалева, примечания Е.Апенко, Н.Наказнюк.

Герман Мелвилл: другие книги автора

Кто написал Я и мой камин? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Герман Мелвилл: Моби Дик, или Белый Кит

Моби Дик, или Белый Кит

Герман Мелвилл: Моби Дик

Моби Дик

Герман Мелвилл: Пьер, или Двусмысленности

Пьер, или Двусмысленности

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

Герман Мелвилл: ОМУ

ОМУ

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Герман Мелвилл: Писец Бартлби. Уолл-стритская повесть

Писец Бартлби. Уолл-стритская повесть

Герман Мелвилл: Рай для холостяков и ад для девиц

Рай для холостяков и ад для девиц

Герман Мелвилл: Джимми Роз

Джимми Роз

Герман Мелвилл: Два храма

Два храма

Герман Мелвилл: Башня с колоколом

Башня с колоколом

Герман Мелвилл: Скрипач

Скрипач

Я и мой камин — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком


Фото

Я и мой камин, оба седые старики-трубокуры, жительствуем за городом. Осели мы оба в этих краях уже давно, в особенности же камин, который с каждым днем оседает все больше и больше.

Громадная дымовая труба моего камина — дородного, осанистого здоровяка, настоящего Генриха VIII[2] среди каминов — высится надо мной и всеми моими владениями немного поодаль от дороги, окаймленной с обеих сторон дерном. Труба эта, утвержденная на склоне холма и сходная с гигантским телескопом лорда Росса,[3] нацеленным на луну в зените, — первое, что обращает на себя взор приближающегося путника; ее же раньше всего приветствует и утренний луч солнца. Времена года также отдают предпочтение моему камину: снег ложится на его трубу прежде, чем на мою шляпу, а весной, будто в дуплистом буковом дереве, ласточки строят там свои гнезда.

Но очевиднее всего превосходство моего камина надо мной обнаруживается внутри дома. Когда в задней комнате, отведенной специально для приема посетителей, я поднимаюсь навстречу моим гостям (приходят они, похоже, скорее с тем, чтобы навестить мой камин, нежели меня), я стою, если говорить строго, не перед камином, но позади него: ведь истинный хозяин дома именно он. Что ж, я не ропщу. В присутствии вышестоящих особ я, смею полагать, знаю свое место.

Исходя из столь непререкаемого верховенства камина надо мной, кое-кто даже заключил, что он прискорбным образом оттеснил меня на задний план: иными словами, по причине продолжительного пребывания позади старомодного камина я безнадежно отстал от века и вообще отстал во всех мыслимых отношениях. Сказать по правде, человеком особенно передовым я никогда не был, как не принадлежу и к тем хозяевам, кого мои соседи-фермеры называют предусмотрительными. Впрочем, последнее суждение не вполне справедливо, если принять во внимание мою несколько странную, быть может, привычку, прогуливаясь иногда по окрестностям с заложенными за спиной руками, смотреть прямо перед собой. Что же касается моего отставания, то в данный момент я и в самом деле отстою от камина на почтительном расстоянии, однако же отстать от него совсем отнюдь не входит в мои намерения. Короче говоря, мой камин — нечто высшее по отношению ко мне (затрудняюсь только сказать, на сколько голов выше); можно сказать даже — нечто вышнее, поскольку, смиренно опускаясь перед ним на колени с совком и щипцами в руках, я совершаю ему утреннюю службу, и никогда не случается, чтобы мы поменялись ролями; далее, если мой принципал[4] и питает какие-либо склонности, то склоняется он вовсе не на мою, а на противоположную сторону (из-за просадки фундамента).

Мой камин господствует как надо всей округой, так и в самом доме, вся планировка которого явно подчинена надобностям камина, а не моим: занимая бóльшую часть дома, он предоставляет мне ютиться в углах.

Тем не менее и мне, и камину необходимо объясниться, и так как оба мы расположены к полноте, объяснения наши займут предостаточно места.

В жилищах, состоящих из двух половин, где холл находится посередине, очаги обычно встроены в противоположные стороны дома; и когда один из членов семейства греется у огня, пылающего в камине северной стены, другой тем временем — быть может, его родной брат — подставляет озябшие ноги поближе к пламени очага, встроенного в южную стену, и оба сидят друг к другу спиной. Хорошо ли это? Давайте спросим всякого, кем владеет истинное братское чувство: не усмотрит ли он в этом неприветливости? Возможно, впрочем, что подобное устройство каминов зародилось в голове архитектора, слишком уж раздраженного семейными сварами.

Далее, почти у всякого нынешнего очага имеется свой особый дымоход, оканчивающийся отдельной трубой на крыше. По крайней мере, именно такое устройство считается предпочтительным. Но не признак ли это эгоистической разобщенности? К тому же все эти многочисленные дымоходы вовсе не обладают независимой кирпичной кладкой и не объединяются в некую федерацию под эгидой мощной вытяжной трубы, расположенной в самой середине дома; напротив, каждый из дымоходов неприметным образом проведен внутри стен, так что в них, куда ни ткни, таятся предательские пустоты, угрожающие крепости всего здания. Разумеется, основная причина описанного устройства каминов заключается в стремлении к возможно большей экономии пространства. В городах, где участки продаются на дюймы, недостает простора, чтобы сооружать камины, руководствуясь великодушной щедростью, и поэтому, точно так же, как сухопарые люди обыкновенно отличаются высоким ростом, городские дома, которым некуда раздаться вширь, возмещают свою стесненность тем, что растут в высоту. Это справедливо даже по отношению к самым изысканным жилищам, возведенным самыми утонченными джентльменами. Однако же, когда некий джентльмен с изысканнейшим вкусом, а именно Людовик Великий, король Франции,[5] задумал построить дворец для своего друга, мадам де Ментенон,[6] он выстроил его двухэтажным — по сути дела, в деревенском стиле. Но при всем том с каким необычайным размахом простирается на целые акры в ширину этот четырехугольный дворец, и по сей день блистающий в Версальском саду великолепием лангедокского[7] мрамора! Купить квадратный фут земли и водрузить на нем шест с фригийским колпаком[8] может всякий, но только король может отвести необозримый надел для Большого Трианона.[9]

книга Я и мой камин (I and My Chimney) 04.01.13

Герман Мелвилл (1819–1891) — классик американской литературы, выдающийся писатель-романтик.В третий том Собрания сочинений вошли повести и рассказы ("Писец Бартлби", "Энкантадас, или Заколдованные острова", "Билли Бадд, фор-марсовый матрос" и др.); а также избранные стихотворения из сборников "Батальные сцены, или Война с разных точек зрения", "Джон Марр и другие матросы", "Тимолеон и другие стихотворения" и посмертно опубликованных рукописей.Перевод И.Бернштейн, С.Сухарева, М.Лорие, С.Шик, И.Гуровой, В.Топорова, Игн. Ивановского, Д.Закса и др.Составление и послесловие Ю.Ковалева, примечания Е.Апенко, Н.Наказнюк.

Произведение Я и мой камин полностью

Читать онлайн Я и мой камин


Не обращая внимания на обстрелы и бомбежки, торопится на юг Игорь Шрагин. Ему нужно попасть в далекий южный город до того, как туда ворвутся немецкие полчища…Широко известный роман признанного классика приключенческого жанра о деятельности советского разведывательно-диверсионного центра в тылу гитлеровских армий.



Эта книга — про мужественных мальчишек. Мужественных не только в спорте, но
и в жизни. Ведь в одиночку бороться с болезнью, от которой отступились даже врачи, зна-
чительно труднее, чем забивать шайбы противнику. И добиваться результатов вопреки про-
гнозам даже тех, кто тебя любит и жалеет.

Ей двадцать пять, и она давно в бегах. Бежать как молния и быть незаметной, словно тень стало для нее второй натурой. Только так можно выжить. Сложности увеличиваются лавиной, когда в королевстве умер старый король. Между наследниками началась нешуточная борьба за престол, переросшая в гражданскую войну.

Тогда она берет себе имя Лис, туго перетягивает грудь, и вступает в самое сильное воинское подразделение – легион Алой Розы, в качестве простого солдата. Да только какой из нее солдат? Только привычка маскироваться и быть неприметной спасают на первых порах. Но такая ситуация не может продолжаться бесконечно. Набравшись смелости, Лис обращается за помощью к самому суровому воину – командиру Атосу. На удивление, тот соглашается из этого мальчишки, больше схожего с тонкой девушкой, сделать настоящего воина.
©MrsGonzo для LibreBook

У далматинцев Понго и Миссис была прекрасная жизнь. Их владельцы души не чаяли в собаках, ухаживали за ними. Обеспечивали всем необходимым в уютном доме в Лондоне. Когда же на свет появилось пятнадцать очаровательных щенков, радость и нежность наполнила сердца собак и людей.

Но вскоре приключилась настоящая беда, щенков похитили, а Скотленд-Ярд продемонстрировал свою полную беспомощность. Пока люди пребывают в растерянности, живые собачьи умы точно определяют, что дело не обошлось без участия Круэллы де Вил. В конце концов, она обожает меха, а у далматинцев такой красивый мех…

Капитан Синий Медведь рассказывает о приключениях первой половины своей жизни, проведенных в путешествиях по загадочному сказочному континенту Замония, где интеллект считается инфекционным заболеванием, вода течет вверх, и опасности подстерегают буквально на каждом шагу.

Мрачные и прекрасные сказки, рожденные среди теней лесных чащоб и глубин морских вод!

На страницах этой книги причудливыми нитями переплелись выдумка и реальность, создав чарующий гобелен из тринадцати историй, берущих свое начало в сюжетах классических сказок. Историй, со смелыми и целеустремленными героинями, где мечтательная Золушка и не думает отправляться на бал, а добросердечная Белоснежка неожиданно творит черную магию…

Вас ждут интригующие и яркие рассказы, написанные по мотивам знакомых всем с детства сюжетов, полные кровавых интриг, горького предательства и сладкого очарования.

1661 год. Решающий год. Париж. Кардинал Мазарини, давдацать лет занимавший пост премьер-министра и определявший судьбу Франции, доживает последние недели своей жизни. Борьба за должность его приемника началась.

Кольбера, ближайшее доверенное лицо Мазарини, снедает зависть и ревность ко всесильному министру финансов Фуке, Кольбер готов на все, чтобы свергнуть его.

Против своей воли, молодой дворянин оказывается втянутым в самую сердцевину интриг вокруг борьбы за власть. В руки секретаря труппы Мольера попадает кожаный портфель с зашифрованными документами, украденный из личного кабинета Мазарини.

На одном из документов, он обнаруживает подпись отца, считавшегося мертвым, и начинает собственное расследование. Но, находясь в осином гнезде, сделать это не так просто. Единственная надежда молодого человека – помощь прекрасной Лавальер, в которую влюблен юный король. От успеха их предприятия зависит не только судьба Франции и Короля Солнца, но и судьба всего мира.
©MrsGonzo для LibreBook

Жизнь полна сюрпризов. Отправляясь в магазин за хлебом, студент Всеволод Залесский не мог даже предположить, что случайная стычка с местными отморозками перенесет его прямиком из январского вечера в июльский полдень. Оказавшись нагишом в открытом поле, Сева становится свидетелем нападения самолета на грузовик. В кабине грузовика он находит два трупа в военной форме образца тысяча девятьсот сорок первого года. Но даже это станет далеко не самым удивительным событием в его новой жизни…

Заключительная часть трилогии, захватывающий мир приключений. Впервые на русском языке, третья часть 1Q84, от самого читаемого японского писателя современности, Харуки Мураками.

В начале 1999 года мы отправились в своё первое африканское путешествие.Через Грузию, Турцию, Сирию, Иорданию и Египет мы попали в Судан — в крупнейшую страну Африки, туда, где и по сей день живёт детство человечества.Там, в стране глиняных домов и соломенных хижин, в этих суданских деревнях, где выйдешь вечером на улицу и не увидишь электрического света; где люди живут в простоте, доброте и вере, как во времена Авраама; где просящему с радостью дадут, и стучащему с радостью отворят; там, где многие люди до сих пор не знают, как мы, что такое ДЕНЬГИ и что такое ВРЕМЯ; там, под раскалённым солнцем Африки, живёт человеческое детство.В окружении стран-подростков, забавляющимися компьютерами и крылатыми ракетами — оно неизбежно должно повзрослеть или погибнуть. И даже в пыльных суданских деревнях люди вынуждены будут научиться считать деньги, воевать и вечно куда-то спешить.А пока у них нет часов, над планетой проходят минуты и годы, и порой, в нашей московской суете, мне захочется остановиться

Этот роман с полным правом можно назвать уникальным. Лучшее произведение девятнадцатого века в американской литературе, не имеющее аналогов. История погони одержимого капитана Ахава за белым китом переросла из морских захватывающих приключений в нечто гораздо большее. В то, что позволило делать глубокие философские обобщения и, с присущим автору юмором, раскрыть человеческие противоречия и характеры, дать точные социальные комментарии и внести новую символику в мифы человечества. И в наши дни роман завораживает и удивляет, неподвластный времени, покорят читателей вновь и вновь.

Герман Мелвилл (1819–1891) — классик американской литературы, выдающийся писатель-романтик.В третий том Собрания сочинений вошли повести и рассказы ("Писец Бартлби", "Энкантадас, или Заколдованные острова", "Билли Бадд, фор-марсовый матрос" и др.); а также избранные стихотворения из сборников "Батальные сцены, или Война с разных точек зрения", "Джон Марр и другие матросы", "Тимолеон и другие стихотворения" и посмертно опубликованных рукописей.

Я и мой камин

Герман Мелвилл (1819–1891) — классик американской литературы, выдающийся писатель-романтик.

В третий том Собрания сочинений вошли повести и рассказы ("Писец Бартлби", "Энкантадас, или Заколдованные острова", "Билли Бадд, фор-марсовый матрос" и др.); а также избранные стихотворения из сборников "Батальные сцены, или Война с разных точек зрения", "Джон Марр и другие матросы", "Тимолеон и другие стихотворения" и посмертно опубликованных рукописей.

Перевод И.Бернштейн, С.Сухарева, М.Лорие, С.Шик, И.Гуровой, В.Топорова, Игн. Ивановского, Д.Закса и др.

Читайте также: