Воздушный замок козлов краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Юрий КОЗЛОВ
ВОЗДУШНЫЙ ЗАМОК
Рассказ
До девятого класса у него не было друзей. В школе – от первого до последнего звонка – была жизнь вынужденная, необходимая. За стенами школы – на улице, в парке, а главным образом дома и на даче – начиналась жизнь истинная – среди воздушных замков и карточных домиков. Какие прихотливые зато были замки, какие домики многоэтажные! Властелином Вселенной воображал себя Андрей, сидя дома в кожаном отцовском кресле с гнутыми, точно шеи лебедей, ручками. Ночью же, на даче, в мастерской, где вместо потолка – чёрная, смотрящая в небо крыша-окно, иллюзия вселенского владычества была полнейшей. Даже звёзды, казалось Андрею, вспыхивали и гасли по его желанию. От неба к книжкам метался Андрей, от книжек к небу. Так и текла его жизнь…
Однако лет в четырнадцать странный морозец начал прихватывать душу. Красочный книжный мир больше не насыщал. Мушкетёры, Капитан Немо, дети капитана Гранта, Айвенго, Ревекка, Квентин Дорвард, Роб Рой и прочая романтическая компания прискучила. Подвластные некогда заезды превратились в напоминание об одиночестве, теперь уже неугодном. Шагая вечером но улице, Андрей старался не смотреть в небо.
Ночью при свете настольной лампы листал Андрей старинную книгу о Леонардо да Винчи, вглядывался в воспроизведённые на пожелтевших вкладках рисунки, чертежи, схемы, в написанные тайным зеркальным почерком строчки гения. Кровь пульсировала в висках. Жёлтые страницы, казалось, излучали нечто такое… Нет, не знание рождалось из бесстрастных букв авторского повествования. Авторское повествование как раз не так уж интересовало Андрея. Иное рождалось на этом вот пергаментном листе, где раскинула руки обнажённая женщина. Груди её напоминали спелые груши… Паутина цифр, неведомых слов вокруг. А в углу в тёмный клубок сбились зеркальные строчки, как грозовая туча. Здесь же чьи-то глаза набросал гениальный Леонардо. О, как жгли Андрея эти словно вчера нарисованные глаза! Странным антиподом знания было и н о е. Повторяя его внешне, оно совершенно искажало его смысл. Не стать лучше самому призывало, не улучшить мир трудом, а возвысить, противопоставить всему на свете собственную слабую душу. Впиваясь взглядом в жёлтую страницу, Андрей постигал некое изначальное, независимое от воли человека значение жизни, холодной, как эти глаза, равнодушной, как эта страница. Словно в бездну проваливался Андрей, словно летел куда-то, надменно скрестив руки на груди. Тогда впервые открылось ему сладостное чувство свободного полёта души. Истинное знание воспитывает ум и душу, предполагает каторжный труд и только потом полёт. И н о е дарует полёт сразу. Но не вверх – вниз!
Андрея Володя волновал не как потенциальный друг, а лишь как брат Анюты.
Необходимо было действовать. Это угнетало Андрея. Так просто, казалось, было подойти к Анюте, заговорить с ней, но… стена, непреодолимая стена стояла между желанием и его осуществлением. Андрей понял: пора переселяться в мир реальный!
Столь откровенно шагал Андрей на беседку, столь яростно напрашивался на мордобой, что даже скучно стало парням в беседке, потому что неинтересно это – удовлетворять чужие желания. Раз стремится человек получить по физиономии, значит, ему это очень надо, но мы-то здесь при чём? Примерно так, наверное, рассуждали три бедовые головы в беседке. Тела скрывала решётка, а головы в кепках маячили над решёткой, как опята над трухлявым пнём. Только цыканье было слышно, да оплёвывание, да шлепки засаленных картишек.
Впритирку прошествовал Андрей, едва не задев плечом кепки. Только одна голова отреагировала: вскинулась, взглянула на Андрея задумчиво и… снова склонилась к картам.
– Вы, кажется, что-то хотели мне сказать? – остановился Андрей.
– Я? – растерялась не ожидавшая подобной наглости голова. – Я? Сказать… – нехороший огонёк засветился в её глазах. – Колян! – немедленно ткнул он локтем другого. – Как ты думаешь, Колян, что я хотел сказать этому…
Колян сощурился, показав чёрные зубы:
– Я думаю, ты ничего не хотел говорить… Но раз он так напрашивается…
Через секунду все трое стояли напротив Андрея и с интересом его разглядывали. Засаленные картишки остались лежать на скамеечке. Трефовая дама загадочно щурилась в беседочный потолок, а вокруг россыпь семёрок, восьмёрок, девяток – почему-то все красных мастей. Точно скамейка вокруг дамы кровью обрызгана.
Они были примерно одинакового с Андреем роста. В плечах, правда, пошире. Один из них – Колян – кашлял и изощрённо поплёвывал. Плевок угодил Андрею на кончик ботинка. Третий пока хранил молчание. Это был высокий стройный парень, и чувствовалось, что в данный момент его одолевает отчаянная скука, потому что всё известно наперёд. Даже зевнул парень, похлопав рот ладонью. Двое других бросали на него нетерпеливые взгляды! От него, третьего, зависело, будет или не будет драка. Красивым можно было бы назвать парня: тонкое лицо, густые тёмные волосы. Вот только бешеные глаза выдавали натуру неистовую, то есть одинаково склонную к добру и злу. Смотря в какую сторону качнёт.
Андрей знал этого парня.
Сверкнуло воспоминание: недавний, совсем недавний приезд с дачи…
Вечером возвращались с отцом. О, какая это была упоительная езда сквозь ночь, сквозь звёзды, сквозь огни города! Совсем недавно, казалось, на даче среди тёмного леса обитал Андрей, под крышей-окном, и трезубец со свечами слабо освещал контуры готических, венецианских, римских, конструктивистских и современных зданий на фотографиях и рисунках по стенам, а теперь – мягкая урчащая машина, огни, как кораблики, вплывают в ветровое стекло, матовый, цвета слоновой кости руль в руках шофёра… Где вы, страсти земные и боли? В подобные минуты одновременного мягкого покоя и стремительного движения Андрей ощущал всю радость и полноту бытия, свободу души, то самое чувство полёта, вольного, ни к чему не обязывающего, какое являлось следствием редкого и кратковременного душевного равновесия, частицей вечной мировой гармонии, и как бы ставило знак равенства между смутной личностью Андрея и блистающим окружающим миром. Превыше всего в жизни ценил Андрей эти моменты. Душой становился возвышеннее и чище.
Отец, как водится, дремал на заднем сиденье. Андрея всегда удивляла странная отцовская привычка – сидеть не на переднем сиденье, а мирно дремать на заднем.
Вот и их двор, переходящий в тёмный парк, вот их подъезд – сплошные, тёмные окна, только окно под самой крышей светится да ещё одно, на первом этаже. Напротив этого окна и притормозила машина.
Широко раскрытыми глазами смотрел Андрей в распахнутое по причине тёплого вечера окно на первом этаже. Там был круглый стол. За ним сидели: отец – лицо его трудно было рассмотреть из-за бутылки вина, стоявшей перед ним, мать со скорбно поджатыми губами, сын – этот самый скучающий красавчик с бешеными глазами.
Жёлтый свет жизни сочился из окна. Не знали люди за столом, что кто-то их видит. Жгучее, неистребимое любопытство приклеило Андрея к окну. Всё происходящее там происходило как бы и с ним, только в ином каком-то измерении, так ему казалось. Бывают мгновения, когда простейшие наблюдения, эпизоды обретают вдруг глубочайший смысл. И в это-то горько-счастливое мгновение и надлежит человеку одиночке пустить к себе в сердце всю людскую боль. Сама жизнь, вечная, текучая, как бы смотрит в это мгновение в глаза человеку, смотрит и ждёт… Это он, Андрей, человек, был в ответе за то, что там происходило, так ему казалось.
Отец устало опустил руки. Не глядя на Андрея, пошёл к столу…
Андрей взобрался на подоконник, спрыгнул вниз, во двор.
Вот этот самый, скрывшийся в ночи парень стоял сейчас напротив Андрея и всё не решался дать двум другим команду начать забаву.
– Это… ты тогда влез в окно?
– Ах, он ещё ползает по окнам… – захихикал другой, опять показывая чёрные зубы.
– Зубы чисти, гад! – прошептал Андрей, чувствуя, как наливаются тяжестью лицо, плечи, руки, кулаки.
– Ты лучше о себе побеспокойся! – взвизгнул тот. – О своих зубах! Тебе-то уж нечего будет чистить!
Незаметно образовали они вокруг Андрея треугольник. Двое с недоумением посматривали на третьего. А тот по-прежнему держал руки в карманах, и не мог разобрать Андрей, что там у него в глазах.
Не желая, чтобы кто-нибудь из них оказался сзади, Андрей отпрыгнул, налетел спиной на беседку.
– Спокойно, ребята! – крикнул третий, но уже было поздно.
Случился эффект пращи. Спружинив о беседку, вложив всю силу падающего тела в удар, Андрей рухнул на чернозубого. Слишком уж отвратительна была мысль, что его будет избивать именно этот. Однако тут же две вспышки слева и справа охладили его – тотчас сработали два других парня.
– Что же ты такое делаешь? – растерянно спросил один, медленно опуская руку в карман.– Мы же тебя…
Мужественно отступая, Андрей оказался на песчаной дорожке, по которой неторопливо шагала… Анюта Захарова! Андрею показалось – это галлюцинация.
Произошло чудо. О, как внезапен, как ошеломляющ был бросок избитого, истерзанного Андрея на недруга и удар – потом падение, потом пружинистый подъём… Белый волк и седой старец Леонардо, должно быть, помогли Андрею применить на практике недавно виденный в кино приём. Несчастный чернозубый – опять он! – повалился, как сноп.
– Андрей! Держись! – услыхал Андрей голос Володи Захарова. Володя неуклюже бежал по парку, чем-то размахивая. Вид у Володи был решительный.
– Ладно, ещё увидимся… – зловеще бросив извечную свою угрозу, хулиганы отошли.
Володя с трудом затормозил.
– Я видел! Я видел! – захлёбывался он от восторга. – Как ты его, а? Ты же. Как ты его, а?
Анюта стояла рядом. Мерцали задумчиво золотистые глаза.
К нему обращался симпатичный этот хулиган, третий.
– Слушай, а чего ты к нам полез? Мы же тебя просто пожалели. Хочешь, я сейчас тебя один на одни сделаю?
Андрей молчал, потирая скулы.
– Это Сёмка, – сказала Анюта. – Его все во дворе боятся. А те двое – из дома через дорогу… Они на тебя напали, да?
– Зачем же ты с ними дрался? – повторила Анюта вопрос Сёмки.
– Из-за тебя! – боковым зрением, заплывшим глазом Андрей ловил выражение лица Анюты.
– Да хватит об этом…– Андрей осторожно взял Анюту за руку, впервые ощущая её тепло. Чуть не задохнулся от страха. Он не знал, о чём с ней говорить! Андрей смотрел в золотистые глаза Анюты, всей душой ощущая свою незначительность, неприкаянность. Ничто не дрогнуло в её глазах! О, сколько бы отдал Андрей, чтобы ничего не было, чтобы всё оказалось сном, чтобы можно было спокойно отступить под сень воздушных замков, под защиту белого волка и седого старца, друга чёрного коршуна. Но… это было невозможно. Словно редкой силы пружина вытолкнула Андрея из прежнего мира и поставила здесь, посреди парка, на посмешище.
– У меня, – Андрей судорожно сглотнул, – у меня есть интересная книжка… Старинная. Про то, как гадать по руке. Погадать тебе?
– Ты что, цыганка? – засмеялась Анюта.
– Скажи, – спросил Андрей, – почему от тебя всё время пахнет яблоками? Или… я ошибаюсь?
– Не ошибаешься, – ответил за сестру Володя. – Она яблоки на тёрке трёт, а потом на лицо лепит… Сумасшедшая!
Юрий Вильямович Козлов
Повести и рассказы
Любить — значит говорить правду
Вступительная статья Ю. Козлова
Конечно, правда, как и всё в мире, имеет разный масштаб. Но человек в литературе заслуживает высокой участи. Даже в самых серых, ничтожных персонажах всё же стóит искать вечное, духовное, прекрасное. Отсутствие такового в человеке — это и трагедия, и тема для социального исследования, и, вероятно, один из основных конфликтов истинной литературы.
Каждый пишет о том, что знает, что чувствует. Бессмысленно выбирать тему, если нет к ней внутреннего расположения, если она сама тебя не выбрала, если не можешь применить к тому, что пишешь, известные слова Твардовского:
Хотя бы отчасти, в меру отпущенных способностей, оправдать ожидания современников — задача высокая и на всю жизнь.
Юрий КОЗЛОВ
— Ну и стой себе у окна, дура! А к нам с Рыбой больше не подходи!
Рыба — вторая Машина задушевная подруга — вздрогнула и спустилась на этаж ниже, чтобы там переждать гнев Юлии-Бикулúны.
Зазвенел звонок. Надо было идти в класс на урок географии, изучать висящую на доске карту двух полушарий Земли или смотреть в окно, за которым листья выделывали пируэты.
В этот раз всё было по-другому. Мама не интересовалась, охота ли Маше идти в школу. Последнее время мама вообще меньше обращала внимания на Машу и не замечала в её глазах странной тоски пополам с бесовским блеском, не замечала чередования румянца и бледности на Машином лице, а также частой смены настроений — от горьких слёз по неведомым утратам к веселью по самым незначительным причинам.
Итак, был обыкновенный осенний вечер… Маша и мама пили чай на кухне, слушая, как ветер скулит в незаклеенных рамах. Сквознячок бегал по кухне. За ноги хватал, за спину. Маша поёжилась.
— Когда папа будет окна заклеивать?
— Не знаю, — ответила мама, — скоро…
Звенели ложечками, размешивая сахар. Маша уже пила чай, а мама словно зафиксировалась на этом бесконечном размешивании.
— Ну что ты… Положи ложку!
— А? Что? — не поняла мама. — Какую ложку?
— Я пошутила! — Маша резко встала и ушла к себе в комнату.
Из кухни снова послышался мелодичный звон.
Маша погасила в комнате свет и раздвинула на окне занавески.
Взору её предстал тёмный двор, наполненный ветром. Что могло шевелиться — шевелилось. Хвост у кота, выгнувшего спину на помойном бачке, изогнулся. Свет в многочисленных окнах корпуса напротив, казалось, пульсировал. Сколько Маша себя помнила, она любила вот так вечером смотреть из тёмной комнаты в тёмный двор. Наступал момент, когда Машина душа (именно в этот момент Маша и чувствовала её, крылатую, трепетную) как бы выскальзывала и секунду-другую жила своей особенной жизнью. Мрачный двор душу не прельщал, и она устремлялась ввысь, к звёздам, куда, наверное, и положено устремляться душам девочек-девятиклассниц. А Маша оставалась внизу одна — пустая, беззащитная. Всякий раз после воссоединения с душой Маша чувствовала, что стала капельку мудрее, словно там, в звёздном небе, душа удостаивалась очередного кольца, как ствол дерева, когда дерево становится на год старше.
Маша немедленно отправилась на кухню и не застала там изменений. Горела на столе лампочка под плетёным абажуром, и свет полосками лежал на потолке и стенах. Мама больше не размешивала ложечкой сахар, однако чай стоял перед ней нетронутый. Полоска света изгибалась вокруг чашек подковкой, и чай золотился, переливался. Потом вдруг чистая капелька упала в чашку, за ней вторая… Маша в недоумении посмотрела на потолок, однако потолок был чист, бел и сух. Тогда Маша посмотрела на маму и увидела на щеках у неё мокрые дорожки.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Воздушный замок: краткое содержание, описание и аннотация
Юрий Козлов: другие книги автора
Кто написал Воздушный замок? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Воздушный замок — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Юрий Вильямович Козлов
Повести и рассказы
Любить — значит говорить правду
Вступительная статья Ю. Козлова
Конечно, правда, как и всё в мире, имеет разный масштаб. Но человек в литературе заслуживает высокой участи. Даже в самых серых, ничтожных персонажах всё же стóит искать вечное, духовное, прекрасное. Отсутствие такового в человеке — это и трагедия, и тема для социального исследования, и, вероятно, один из основных конфликтов истинной литературы.
Каждый пишет о том, что знает, что чувствует. Бессмысленно выбирать тему, если нет к ней внутреннего расположения, если она сама тебя не выбрала, если не можешь применить к тому, что пишешь, известные слова Твардовского:
…А я лишь смертный. За своё в ответе,
Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете,
Сказать хочу. И так, как я хочу…
Хотя бы отчасти, в меру отпущенных способностей, оправдать ожидания современников — задача высокая и на всю жизнь.
Юрий КОЗЛОВ
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Юрий Козлов - Воздушный замок краткое содержание
Воздушный замок читать онлайн бесплатно
Юрий Вильямович Козлов
Повести и рассказы
Любить — значит говорить правду
Вступительная статья Ю. Козлова
Конечно, правда, как и всё в мире, имеет разный масштаб. Но человек в литературе заслуживает высокой участи. Даже в самых серых, ничтожных персонажах всё же стóит искать вечное, духовное, прекрасное. Отсутствие такового в человеке — это и трагедия, и тема для социального исследования, и, вероятно, один из основных конфликтов истинной литературы.
Каждый пишет о том, что знает, что чувствует. Бессмысленно выбирать тему, если нет к ней внутреннего расположения, если она сама тебя не выбрала, если не можешь применить к тому, что пишешь, известные слова Твардовского:
…А я лишь смертный. За своё в ответе,
Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете,
Сказать хочу. И так, как я хочу…
Хотя бы отчасти, в меру отпущенных способностей, оправдать ожидания современников — задача высокая и на всю жизнь.
Юрий КОЗЛОВ
— Ну и стой себе у окна, дура! А к нам с Рыбой больше не подходи!
Рыба — вторая Машина задушевная подруга — вздрогнула и спустилась на этаж ниже, чтобы там переждать гнев Юлии-Бикулúны.
Зазвенел звонок. Надо было идти в класс на урок географии, изучать висящую на доске карту двух полушарий Земли или смотреть в окно, за которым листья выделывали пируэты.
В этот раз всё было по-другому. Мама не интересовалась, охота ли Маше идти в школу. Последнее время мама вообще меньше обращала внимания на Машу и не замечала в её глазах странной тоски пополам с бесовским блеском, не замечала чередования румянца и бледности на Машином лице, а также частой смены настроений — от горьких слёз по неведомым утратам к веселью по самым незначительным причинам.
Итак, был обыкновенный осенний вечер… Маша и мама пили чай на кухне, слушая, как ветер скулит в незаклеенных рамах. Сквознячок бегал по кухне. За ноги хватал, за спину. Маша поёжилась.
— Когда папа будет окна заклеивать?
— Не знаю, — ответила мама, — скоро…
Звенели ложечками, размешивая сахар. Маша уже пила чай, а мама словно зафиксировалась на этом бесконечном размешивании.
— Ну что ты… Положи ложку!
— А? Что? — не поняла мама. — Какую ложку?
— Я пошутила! — Маша резко встала и ушла к себе в комнату.
Из кухни снова послышался мелодичный звон.
Маша погасила в комнате свет и раздвинула на окне занавески.
Взору её предстал тёмный двор, наполненный ветром. Что могло шевелиться — шевелилось. Хвост у кота, выгнувшего спину на помойном бачке, изогнулся. Свет в многочисленных окнах корпуса напротив, казалось, пульсировал. Сколько Маша себя помнила, она любила вот так вечером смотреть из тёмной комнаты в тёмный двор. Наступал момент, когда Машина душа (именно в этот момент Маша и чувствовала её, крылатую, трепетную) как бы выскальзывала и секунду-другую жила своей особенной жизнью. Мрачный двор душу не прельщал, и она устремлялась ввысь, к звёздам, куда, наверное, и положено устремляться душам девочек-девятиклассниц. А Маша оставалась внизу одна — пустая, беззащитная. Всякий раз после воссоединения с душой Маша чувствовала, что стала капельку мудрее, словно там, в звёздном небе, душа удостаивалась очередного кольца, как ствол дерева, когда дерево становится на год старше.
Читайте также: