Водолазкин оправдание острова краткое содержание
Обновлено: 03.07.2024
Продолжаем читать лонг-лист "Большой книги" – главной литературной премии нашей страны. На этот раз я познакомлю вас с последним романом Евгения Водолазкина, автора знаменитого "Лавра", обласканного критикой и многократно ругаемого простыми смертными за смешение стилей и невразумительность текста.
Привет, библиофилы!
"Оправдание Острова" Евгений Водолазкин
Книга не очень большого объёма, но читается не так уж быстро, она очень неспешная, замедленная, в некоторых местах предельно тормозящая. И это порою раздражает.
Однако если вы преодолеете это раздражение, войдёте в средневековый ритм героев повествования, то дочитаете роман с интересом. В конце концов, интрига там имеется: хочется же знать, какое пророчество оставил знаменитый святой летописец Агафон, и как это пророчество исполнится на княжеской чете.
Мы будем следить за жизнью князей Порфирия и Ксении, праведных правителей Острова, начиная с их рождения и детства в средние века и до их старости и смерти в наше время. Как вы понимаете, они реально долгожители, и вопросу Времени в книге отводится много места.
И сследование вопроса о том, может ли власть быть идеальной, может ли она обойтись без насилия, войны, деспотизма, диктатуры и революции занимает главное место Нам показывают историю развития Острова, и мы понимаем, что люди выбирают и заслуживают тех правителей, которые ими руководят.
На что уж к Порфирию и Ксении (всё время хочется сказать: Петру и Февронии) придраться не получалось, так всё равно их периодически смещали, были ими недовольны, а в их отсутствие Остров переживал и войны, и революции, и ненужные смерти.
Наблюдая за нынешним развитием истории, думаю: отчего так жесток интернет? Оттого ли, что пишущие там никому не ведомы? Оттого ли, что пишут те, кто не рожден для публичных высказываний? Прежде ведь всенародно высказываться могли лишь немногие, чье слово было взвешенным, а ответственность осознанной. Я и того не понимаю, отчего жертвой их стали светлейшие князья, от которых Остров не видел ничего, кроме любви и добра? Выражу мысль, которой и сам пугаюсь: может быть, так проявлялась народная любовь к ним?
Наверное, на этих ошибках можно было научиться? Нет. Человек – существо непредсказуемое, при этом с очень короткой памятью и не очень длинной жизнью. Сменяются летописцы и правители, умирают естественной и неестественной смертью жители острова, а княжеская чета продолжает свою долгую и счастливую жизнь.
Долгожительство даёт им массу преимуществ, главное из которых – та самая неспешность, уверенность в том, что Время расставит всё по местам. Или Бог, в которого они искренне верят. Ведь именно Богу посвятила себя Ксения. Князья живут вместе, но по-монашески.
В конце жизни Ксения вроде бы сожалеет о том, что не родила Порфирию ребёнка, которого он так хотел. Но ведь в том и смысл праведности: ты должен чем-то жертвовать, чтобы стать святым. Те люди, кто ни в чём себе не отказывают, не имеют тех даров, что даны способным на аскезу.
Итак, если вас не смущает явная фантастичность (или сказочность) сюжета, но при этом интересно осмысление природы власти и насилия в государстве, то очень советую. Здесь Водолазкин наиболее близок стилю полюбившегося мне "Лавра".
Будете читать? Уже прочитали? Делитесь мыслями!
Чувству и мысли надлежит пребывать в гармонии, чтобы друг друга сдерживать. Если одна из составляющих потеряна, жди великих несчастий.
Статья написана автором для блога на площадке Пульс и опубликована там же раньше.
Утопия, или Чудо о святых во власти. О чем новая книга Евгения Водолазкина
автор фото Валерий Левитин/Коммерсантъ
Евгений Водолазкин. Оправдание Острова. М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2020.
Фото: предоставлено издательством
В романе органически сочетается прошлое, настоящее и вечное. Средневековые сюжеты изложены современным языком, и, к счастью, практически без штампов нынешних медиа; сегодняшние реалии оказываются иллюстрациями библейских историй, а время, как выясняется, — совсем не то, что мы об этом думаем.
«Нам с Парфением сейчас по триста сорок семь лет (говорит Ксения — ред.), и это никого не удивляет. Вчера заполняла какую-то анкету. На вопрос сколько вам полных лет? Произнесла:
— Триста сорок семь.
Художник нам изобразил идеальных правителей, людей, сочетающих в себе выдающуюся государственную мудрость, решительность и прочие навыки эффективных управленцев и наглядную человеческую святость. (Это сложно проиллюстрировать цитатой или пересказом каких-то кейсов, пришлось бы давать слишком большие фрагменты) Даже брак Ксении и Парфения — сугубо духовный, детей у них нет. Это те немногие праведники, благодаря которым, собственно, их Остров и спасется, простите за спойлер. При этом нельзя сказать, что перед нами какие-то трафаретные функции, иллюстрирующие мечту автора о мудрой власти с человеческим лицом. Нет, это чрезвычайно подробно прописанные персонажи, со своими опасениями, сомнениями, тревогой, чувством вины.
С одной стороны, скажем мы, такого не было нигде и никогда, с другой, как говорят некоторые специалисты по словам: что возможно в языке — возможно и в жизни. А утопии (как, впрочем, и антиутопии) имеют свойства сбываться.
автор фото Валерий Левитин/Коммерсантъ
Фото: предоставлено издательством
Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга
ПОДЕЛИТЬСЯ
ПРИСОЕДИНИТЬСЯ
В конце 2019 года вышел новый роман Евгения Водолазкина — летопись вымышленного острова с отсылками к Византийской империи, Древней (и не очень) Руси, современной истории — и с изящным налетом фантастики.
В центре романа — история Острова. Вроде русский, а вроде и нет — по некоторым отсылкам его история больше напоминает Византию — он существует сотни лет и развивается с некоторым отставанием от материковой части. Летопись Острова ведут монахи, сменяющие друг друга каждый сто лет, но не все здесь подчиняется обычному времени. В условном Средневековье, после ожесточенной гражданской войны между Югом и Севером два островных князя решили поженить своих детей Парфения и Ксению, чтобы в будущем избежать подобных конфликтов на Острове — тем более, что так предписало им авторитетное пророчество. Послушаться правда стоило: от конфликтов и войн это Остров не уберегло, но Парфений и Ксения в итоге прожили сотни лет, побывав и правителями, и изгоями, и спасителями.
История Острова не отсылает нас к чьей-то конкретной истории.
Обладатель многочисленных книжных премий и лауреат большинства литературных конкурсов, Евгений Водолазкин написал роман, в котором определяющей становится его форма. Написанная по строгим канонам средневекового летописного стиля, хроника таинственного Острова перемежается с воспоминаниями семейной пары, которая мистическим образом живет на земле вот уже три с половиной века. Перед читателем проносятся столетия, в смертельной схватке сходятся добро и зло, коварство и преданность, ненависть и любовь. А нестареющие Порфирий и Ксения — двое праведников на грешной земле — задумчиво наблюдают за тем, как меняются времена, а люди все так же упорствуют в своих заблуждениях.
Современная история по сути своей — это не одна общая история. Если в Средневековье был универсальный взгляд на события — что в Византии или на Руси, что в Риме или на юге Германии, — то сейчас все иначе. Сейчас что ни история — то особый взгляд, который радикально отличается от истории соседей, как будто это происходило на двух разных планетах. Сейчас нет одного исторического потока, который был в христианском мире Средневековья. Исторический поток сейчас разделился на множество небольших рек, которые текут параллельно и часто не пересекаются. Это особенно очевидно сейчас, когда каждое из государств бывшего СССР имеет свою историю, да такую, что создается впечатление, что от Адама они так и существовали обособленно, никак не переплетаясь с общей историей. И я хотел напомнить о том, что был другой взгляд на историю, более емкий, более обобщенный. Понимаете, тогда это был взгляд сверху, а сейчас — взгляд сбоку.
Я не призываю переходить на средневековый стиль фиксации событий — там была масса своих проблем, но внести этический акцент, который был явно ощутим в истории русского и западного Средневековья, это понимание истории как борьбы добра со злом — его сейчас очень не хватает.
— При этом добро и зло в высшем, божественном понимании, а не человеческом, сиюминутном?
— Совершенно верно. Это иной взгляд, иная плоскость видения. Эти два подхода — современный и средневековый — так же трудно сравнивать, как горячее с зеленым.
— В романе возвышенный язык, которым пишется хроника Острова, периодически сменяется живым современным языком.
— У меня два речевых потока — это хроника, написанная в средневековом стиле, и второй — это современные записки весьма странных персонажей. Я позволил себе каприз — героев, которым по 347 лет. Моя героиня, шутя, говорит, что первые лет 150 она стеснялась своего возраста, а потом перестала. Но на самом деле идея очень серьезная. Эта пара, которую я очень люблю, воплощает в себе непреходящие ценности. Народы очень меняются в ходе своего развития. Это происходит с невероятной скоростью, даже трудно поверить, что такое возможно. Но наряду с переменными в этом процессе есть и постоянные, константные величины — это идея нравственности, идея любви к ближнему. Эти понятия и должна олицетворять эта трогательная пара.
— В этих двух людях вы запечатлели несколько поколений людей?
Парфений и Ксения развиваются вместе со временем, вместе с тем, у них есть и память о том, что было. Эта пара, как и народ в целом, состоит из двух значимых стихий: первое — это стихия нового, того, что приходит, второе — стихия прежнего. Культура, цивилизация, быт — на всех уровнях существует взаимодействие старого и нового. Это идея рода, который аккумулирует в себе старое и принимает при этом новое. Моих героев я сделал тем общим, что скрепляет род. В романе род у меня — не смена поколений, а одни люди, которые живут долго. В них я пытался выпукло показать некоторый континуум, преемственность в рамках одной группы людей.
Если византийская история основана на смене царствований, то русская история основана на следовании друг за другом лет, и эту последовательность нельзя ни в коем случае нарушать. Поэтому в византийской истории упоминаются даже те императоры, которые правили 1-2 дня, а в русской истории не пропускают даже те годы, в которые ничего не происходило.
— Средневековый мир представляется современному человеку чуждым, нелогичным, жестоким, но в ваших книгах он другой — понятный и справедливый.
— Что труднее всего понять современному человеку в мире средневековом?
— Во-первых, сейчас трудно себе представить, чтобы в центре мира стоял Бог. А во-вторых, в Средневековье существовало особое восприятие времени. Взгляд средневекового человека был устремлен в небеса и предполагал, что время переходит в вечность. Сейчас вечностного ощущения нет, поэтому ко времени у нас относятся гораздо более внимательно, мы считаем и планируем наше время до минуты. А в Средневековье, по крайней мере раннем, даже не было часов.
— Это вечностное ощущение связано с верой в вечную жизнь?
— Это прямая связь, потому что вечностное измерение существует только для того, кто верит, что он будет жить вечно. И что время, простите за тавтологию, оно временно. Когда-то не было времени, и впоследствии его опять не будет. Собственно, на этом строилось мировоззрение средневекового человека. И смерть он рассматривал как рождение для вечности.
Это важно, ведь по большому счету у нас кроме истории нет ничего. История — память человечества. Когда люди лишаются памяти, они лишаются опыта. А именно опыт формирует человека. Представьте себе того, кто потерял память: бывают такие трагические случаи, когда после травмы у человека отшибает память. И главная беда в том, что человек не имеет никакого багажа больше. А опыт — это когда ты 10 раз набил шишку на одном и том же месте, но в 11-й раз понимаешь, что здесь надо наклонять голову. А вот у человека, который потерял память, этого больше нет, и он будет ударяться головой об одну и ту же балку столько раз, сколько пройдет мимо нее. Так и с народом. Потому что история — память народа. Летопись, как сказала одна моя студентка, — это дневник народа. Мне это кажется очень хорошим определением.
— Любопытен спор средневекового Парфения и современного Филиппа о том, насколько наивными были представления людей 300 лет назад.
Читайте также: