Водолазкин детский сад краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Когда ты служишь в Пушкинском Доме и состоишь на хорошем счету, то рано или поздно обязательно удостоишься самой высокой чести из всех возможных, — тебя допустят до рукописей А. С. Пушкина. Даже не знаю, с чем это сравнить. Наверное, как примерить шапку Мономаха или прогуляться в блаженном одиночестве по пустынным залам Лувра, или помузицировать на рояле П. И. Чайковского в доме-музее в Клину. В общем, приобщиться к сонму избранных.

В Водолазкине вообще есть этот внутренний трепет и торжественность, смягчаемые и тщательно камуфлируемые неизменной иронией. Он с детства влюблен в русские былины, сказки, древние летописи, но при этом как будто стесняется их трагического пафоса. Никогда, даже в минуты раздражения, он не позволяет себе повышать голос и всегда говорит с намеренно комнатными, спокойными интонациями чеховского интеллигента.

Сами по себе эти ситуации, конечно, несравнимы. И тем не менее этот красный свет обжигает тебя всегда. Всю жизнь. До последнего вздоха ты обречен предъявлять новые доказательства того, что ты писатель. Кому? Всем! А не только этому погранцу.

Готовясь к нашей встрече, я специально их снова перечитал и получил огромное удовольствие. Идеальное воскресное чтение. Формат почти утраченный и забытый по причине безвременной кончины воскресных бумажных изданий. Уверен, что Водолазкин мог бы быть их любимым и постоянным автором. Превосходный рассказчик. Если бы его так не притягивали разные древние камни и православные мощи, легко мог бы стать русским Вудхаусом. Находчивый, остроумный, невозмутимый, умеющий ловко закрутить интригу, хладнокровно выбрать самые красноречивые детали и расставить самые точные акценты. При этом никакой мучительной язвительности, ни капли злой желчи, которой отличаются большинство его сверстников.

Водолазкин обычно добр и миролюбив. Не хочется ему никого пригвождать или язвить. Скорее он будет смешно и мило подтрунивать. И чаще всего над самим собой.

Вспоминаю его рассказ про детский сад или чудесную историю про то, как он пытался поймать на своем балконе сову, а она улетела вместе со стаей ворон.

Например, он признался, что был в его жизни период, когда он вдруг решил все бросить и начать готовиться к смерти.

— В какой-то момент я вдруг понял, что смерть неминуема. Это было открытие, которое меня потрясло до глубины души. До того смерть казалась мне чем-то вроде личной неудачи тех, кто умер. Но когда я стал соотносить вопросы жизни и смерти с самим собой, то осознал, что все бессмысленно. Я бросил музыкальную школу, где учился играть на домре и гитаре. Потом перестал ходить в школу вообще. Забросил занятия английским языком. Я ушел в себя и стал ждать смерти. Мне было пятнадцать лет. Под влиянием кузена Петра, которому многим обязан, я понял, что спасение ждет меня в церкви. Это был конец 70-х. Тогда на любые церковные контакты смотрели косо, с подозрением. Зачем это надо? Но я принял крещение. А надо сказать, что среди моих предков были священники. Но родители, как и многие люди того поколения, были равнодушны к религии. И не то чтобы они были упрямыми атеистами, просто их волновали совсем другие проблемы. Поэтому на их поддержку и понимание рассчитывать не приходилось.

Для людей 1960–1980-х годов чтение было чем-то вроде внутренней эмиграции, откуда невозможно и не хочется возвращаться. Немудрено, что жизненный путь Водолазкина, приведший его вначале на филфак, а потом в Пушкинский Дом, прошел через множество библиотек. Больших и малых, районных и академических. Это его среда, его любимая территория. Там он чувствует себя как дома.

— Библиотека для меня, кроме всего прочего, это еще и главное место моей работы. Не стол в институте, а именно Рукописный отдел Публичной библиотеки. За долгие годы у меня даже выработался такой ритуал. Когда мне предстоит встреча с какой-нибудь древней рукописью, я никогда не начну ее лихорадочно листать. Какое-то время мне надо просто подержать на ней руку. Войти в ее неторопливое время. Если что-то и было принципиально другим в Средневековье по сравнению с нашей жизнью — это совсем другое ощущение времени. Оно было соединено с вечностью. И только когда я чувствую, что вхожу во внутренний резонанс с рукописью, то открываю ее и начинаю работать.

Сегодня Водолазкина волнует незавидная участь городских библиотек, которые все чаще перепрофилируются в центры досуга. Не радует и то, что цены на бумажные книги постоянно растут, делая их совершенно недоступными для рядового читателя. И непонятно, как поступать с собраниями сочинений, которые когда-то любовно собирали наши родители по подписке. Нынешние владельцы квартир безжалостно расправляются с доставшимися им по наследству бумажными сокровищами, отправляя их на помойку. Утешает лишь то, что в последнее время цифры продаж серьезной литературы немного подросли, а откровенного треша — упали.

— Академик Александр Михайлович Панченко утверждал, что, если человек будет каждый день проходить мимо здания Эрмитажа, даже если он туда ни разу не заглянет, все равно это обязательно его облагородит. Кстати, похожую мысль однажды высказал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, предположив, что библиотеки надо собирать даже тем, кто книг не читает. Просто само наличие книг в доме создает совсем другую атмосферу. И — кто знает — может быть, проходя в сотый раз мимо книжного стеллажа, вам захочется взять с полки том Сервантеса или Пушкина, или Набокова. Главное, чтобы эти книги оказались у вас в поле зрения.

Без имени Дмитрия Сергеевича Лихачева редко обходятся интервью Евгения Водолазкина. Это один из ключевых людей в его судьбе. Благодетель, учитель, посаженый отец на их свадьбе с Таней. Видел классические свадебные фотографии, где смущенный жених и сияющая невеста сидят за длинным столом, а на них с восхищением взирает пожилая пара — Дмитрий Сергеевич и Зинаида Александровна. Даже невозможно вообразить, через что этим двум благородным людям пришлось пройти: и пять лет лагерей в Соловках, и неистовая борьба Зинаиды Александровны за снятие судимости с мужа. И тяжелейший быт 30-х годов, и битва за жизнь во время блокады и эвакуации, и трудные послевоенные годы, прошедшие в постоянном ожидании новых несчастий и бед. И даже на относительно благополучное время лихачевского заведования Отделом древнерусской литературы в Пушкинском Доме пришлись изнурительная борьба с романовским парткомом, арест зятя, гибель дочери Веры, поджог квартиры… Все это надо было пережить, держа гордую осанку и невозмутимую улыбку, сохраняя в себе готовность радоваться жизни и чужому счастью.

Дмитрий Сергеевич Лихачев на свадьбе Евгения Водолазкина и Татьяны РудиФото: Предоставлено из личного архива

Это был не вопрос грамотности, это был вопрос стиля. С уходом таких титанов, как Дмитрий Сергеевич Лихачев, Лев Николаевич Гумилев или Александр Михайлович Панченко, ушел и большой стиль русской культуры.

Названием учреждения мы обязаны немецкому педагогу Фридриху Вильгельму Августу Фрёбелю, но первый детский сад задолго до него организовал Роберт Оуэн. Это был тот Роберт Оуэн, которого старшее поколение помнит по принудительному изучению научного коммунизма. Даже те, кто справедливо называл коммунизм антинаучным, знали, что именно у Оуэна Маркс позаимствовал какие-то глупости, которые легли в основу коммунистической теории. Так что, подобно другому неисправимому мечтателю, основатель детского сада может быть определен как тот самый Оуэн .

Попав в детский сад лет около трех, я, признаюсь, ничего не знал ни о Фрёбеле, ни об Оуэне, но сама идея собирать население на закрытой территории уже тогда вызывала мое отторжение. Лагеря – пионерские и другие, разного рода военные сборы – всё это не рождало в душе моей радости. Еще меньше мне нравился коллективный труд – начиная с изготовления снежной бабы и оканчивая взрослыми масштабными задачами.

Не то чтобы я был против масштабных задач – нет, скорее, мне казалось (да и сейчас кажется), что они решаются путем персональных усилий. Мне могут возразить, что есть задачи, которые только коллективом и решаются, – ну, скажем, создание большой снежной бабы. Здесь я, пожалуй, соглашусь. Да, большой снежной бабы в одиночку не слепишь. Но, может, и не нужна она такая? Мне кажется, я уже в детстве понимал, что для представительниц прекрасного пола размер – не главное.

В прежние годы было больше снега, и в детском саду мы только тем и занимались, что скатывали гигантские шары, толкая их втроем, а то и вчетвером. Тогда-то я осознал, что значит нарастать как снежный ком. Катимый нами ком с хрустом пожирал весь выпавший снег, оставляя за собой неровные, черные от прошлогодней листвы дорожки. Проблема состояла в том, что потом мы не могли поставить один ком на другой. Это было наказанием за гигантоманию. Сами себе мы напоминали Робинзона Крузо, вытесавшего лодку, которую не смог дотащить до воды. Чудовищных размеров колобки стояли до конца зимы и из всего, что в нашем саду было снежного, таяли последними.

Если быть точным, то детский сад у меня был не один, а два. Первый из них в силу возраста я помню смутно. От этого периода моей жизни осталось, за несколькими исключениями, четверостишие:

Это Ленин на портрете В рамке зелени густой. Был он лучше всех на свете — И великий, и простой.

Электронная книга, выпущенная в 2018 году, принадлежит жанру Современная проза. Тематику книги можно охарактеризовать по следующим тегам: житейские истории, позитивный настрой, рассказы. В библиотеке можно начать чтение книги "Детский сад" (Евгений Водолазкин) скачать бесплатно в формате fb2 полностью оцифрованную книгу для андроид. Также есть возможность просмотреть другие издания автора Евгений Водолазкин.