Ужасные дети жан кокто краткое содержание
Обновлено: 06.07.2024
Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.
Жутковатый мир брата и сестры: Игра, оторванная от реальности и ведущая в пропасть, жестокость, случайные стечения обстоятельств, странная дружба, мнимое взросление. Изощренная, истеричная книга о странных, болезненных взаимоотношениях между людьми.
Покет-формат, с рисунками автора. Рисунки очень порадовали, простые наброски для усиления ощущения причастности и смягчения (как мне показалось) этой страшной истории.
Поль участвует в подростковой игре в снежки. Ему в грудь попадает снежок, пущенный Даржелоном (подросток, которому Поль пытается во всем подражать). Снежок ранит Поля до крови. Начинается разбирательство в школе и всплывает версия о том, что в снежок был спрятан камень. Друг Поля Жерар везет его домой к сестре Элизабет, которая заботится об умирающей матери.
Подростки живут в каком-то своем мире, куда нет допуска посторонним. Читая книгу, погружаешься в ощущение какой-то пустоты и ирреальности всего происходящего на ее страницах. А разыгравшаяся в конце трагедия лишь усиливает это ощущение.
"Роман "Ужасные дети" (1929) - одно из самых значительных произведений французского поэта, писателя, драматурга, киносценариста и художника, члена Французской академии Жана Кокто (1889-1963). В романе повествуется о жизни подростков, о их дружбе, любви и о трагедии, разыгравшейся в стенах детской комнаты. Детская - полноправный "персонаж" романа. Наделенная волшебной силой, она - то корабль, на котором герои уплывают каждую ночь за новыми впечатлениями, то святилище, где есть своя жрица, алтарь любви и священные жертвы.
В 1934 году Кокто рисует пером, а в 1935-м выпускает в виде альбома шестьдесят рисунков к "Ужасным детям". Вместе с текстом романа они впервые публикуются в настоящем издании. Также впервые публикуются в переводе на русский язык два предисловия Кокто."
Жан Кокто - Ужасные дети краткое содержание
Ужасные дети - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Квартал Монтье зажат между улицами Амстердам и Клиши. С улицы Клиши в него можно попасть через решетчатые ворота, а с улицы Амстердам — через всегда открытый сводчатый проход большого дома, по отношению к которому Монтье представляет собою самый настоящий внутренний двор — длинный, с небольшими особнячками, притаившимися у подножия высоких безликих стен. Эти особнячки с зашторенными стеклянными мансардами, должно быть, принадлежат художникам. Так и представляешь себе, что внутри они все увешаны старинным оружием, парчой, полотнами, на которых запечатлены кошки в корзинках, семьи боливийских министров, и мэтр проживает здесь инкогнито, знаменитый, утомленный государственными заказами и наградами, хранимый от всякого беспокойства провинциальной тишиной подворья.
Но дважды в день, в половине одиннадцатого утра и в четыре вечера, тишина взрывается. Ибо открываются двери маленького лицея Кондорсе напротив дома 72-бис по улице Амстердам, и школьники превращают подворье в свой плацдарм. Это их Гревская площадь. Что-то вроде площади в средневековом понимании, что-то вроде двора чудес, любви, игр; рынок шариков и почтовых марок, трибунал, где вершится суд и казнь, место, где хитроумные заговоры предшествуют тем возмутительным выходкам в классе, продуманность которых так удивляет учителей. Ибо пятиклассники ужасны. На следующий год они будут ходить в шестой класс на улице Комартен, презирать улицу Амстердам, разыгрывать какие-то роли и сменят сумку (или ранец) на четыре книги, завернутые в ковровый лоскут и стянутые ремешком.
В тот вечер, о котором пойдет речь, шел снег. Он начал падать накануне и легко и естественно воздвигал иную декорацию. Квартал отступал в глубь времен; казалось, снег, изгнанный с благоустроенной земли, ложится и скапливается только там и больше нигде.
Школьники, возвращаясь в классы, уже раскатали, растоптали, измежевали, изжевали его, освежевали жесткую осклизлую землю. По снежной колее бежал грязный ручеек. Окончательно снег становился снегом на ступенях, маркизах и фасадах особнячков. Карнизы, гребни, грузные нагромождения легких частиц не утяжеляли линий, но распространяли вокруг какое-то летучее волнение, предчувствие, и из-за этого снега, светившегося собственным светом, мягким, как у фосфоресцирующих часов, душа роскоши пробивалась сквозь камень, становилась зримой, превращалась в бархат, делая подворье маленьким и уютным, меблируя его, зачаровывая, преображая в призрачный салон.
Внизу было куда менее уютно. Газовые рожки скверно освещали что-то вроде опустелого поля битвы. Заживо ободранная земля выставляла напоказ неровные булыжники в прорехах ледяной глазури; валы грязного снега у водостоков вполне годились для засады, зловредный ветерок то и дело прибивал язычки газа, и темные закоулки уже врачевали своих мертвецов.
Отсюда вид менялся. Особнячки больше не были ложами некоего странного театра, а становились просто-напросто жилищами, намеренно неосвещенными, забаррикадированными от вражеского набега.
Ибо снег лишал квартал его атмосферы вольной площади, открытой жонглерам, шарлатанам, палачам и торговцам. Снег закреплял за ним особый статус, безоговорочно определял ему быть полем боя.
С четырех десяти битва так разыгралась, что стало небезопасно высовываться из подворотни. В этой подворотне собирались резервы, пополняясь новыми бойцами, подходившими поодиночке и по двое.
Ответ был дан школьником, который вдвоем с другим поддерживал одного из первых раненых, уводя его под арку подворотни. Раненый с обмотанной платком коленкой прыгал на одной ноге, цепляясь за плечи спутников.
У задавшего вопрос было бледное лицо и печальные глаза. Такие глаза бывают у калек; он хромал, а пелерина, ниспадавшая до середины бедра, скрывала, казалось, не то горб, не то искривление — какое-то необычное уродство. Внезапно он откинул назад полы пелерины, подошел к углу, где были свалены в кучу школьные ранцы, и стало видно, что его хромота и кривобокость — маскарад, просто он так носит свой тяжелый кожаный ранец. Он бросил ранец и перестал быть калекой, однако глаза остались прежними. Он направился к месту боя.
Справа, на тротуаре под сводом, допрашивали пленного. Газовый рожок, мигая, освещал сиену. Четверо держали пленника (младшеклассника), усадив его спиной к стене. Один, постарше, присев у него между ног, дергал его за уши и корчил ужасающие рожи. Безмолвие этого чудовищного лица, все время меняющего форму, приводило жертву в ужас. Пленник плакал и старался зажмуриться или отвернуться. При каждой такой попытке стращатель зачерпывал горсть серого снега и надраивал ему уши.
Бледный школьник обогнул эту группу и двинулся сквозь перестрелку.
Он искал Даржелоса. Он любил его. Эта любовь снедала его тем сильнее, что опережала осознание любви. То была смутная, неотступная боль, от которой нет никакого лекарства, чистое желание, бесполое и бесцельное.
Даржелос был петухом школьного курятника. Он признавал соперников или соратников. А бледный мальчик всякий раз совершенно терялся, стоило ему увидеть перед собой спутанные кудри, разбитые коленки и куртку с карманами, полными тайн.
Бой придавал ему храбрости. Он побежит, найдет Даржелоса, будет биться рядом, защищать его, покажет ему, на что способен.
Снежинки порхали, осыпали пелерины, звездами мерцали на стенах. То там, то здесь в просветах тьмы взгляд выхватывал кусок лица, красного, с открытым ртом, руку, указывающую на некую цель.
Роман "Ужасные дети" - одно из самых значительных произведений французского поэта, писателя, драматурга, киносценариста и художника, члена Французской академии Жана Кокто. В романе повествуется о жизни подростков, о их дружбе, любви и о трагедии, разыгравшейся в стенах детской комнаты. Детская - полноправный "персонаж" романа. Наделенная волшебной силой, она - то корабль, на котором герои уплывают каждую ночь за новыми впечатлениями, то святилище, где есть своя жрица, алтарь любви и священные жертвы.
В 1934 году Кокто рисует пером, а в 1935-м выпускает в виде альбома шестьдесят рисунков к "Ужасным детям". Вместе с текстом романа они впервые публикуются в настоящем издании. Также впервые публикуются в переводе на русский язык два предисловия Кокто. Показать
Мерзкие, гадкие, жуткие, бедные дети
Я полюбила этого автора заочно, просто из-за фамилии. Не могла даже и подумать о том, что созданное человеком с фамилией Кокто может быть ужасно - тогда я даже не знала, кто он - писатель, режиссер или композитор. После пары статей в Википедии я решила начать с этой книги. Хотя книга - это слишком сильно сказано, "Ужасные дети" - это повесть, а может, слишком затянувшийся рассказ.
Кокто с самого начала дает понять, что если ты хочешь простых предложений, захватывающего сюжета и подробных разъяснений происходящему - ты пришел не по адресу. Попробуй проберись сквозь сложные описания и метафоричность происходящего, когда последнии месяцы ты читала попсу! Но через несколько страниц ты вдруг понимаешь, что не можешь оторвать взгляда от книги, привыкаешь к тому, что всего понять тебе не дано.
О, дети, ужасные, гнусные дети! И неважно, что вам уже далеко не пять и не десять, вы слишком любите играть, притворяясь, что ни во что не играете, вы слишком эгоистичны, изображая щедрость и слишком злы, проявляя доброту! Вы способны любить - но что это, ваша любовь, как не мешок с иглами, высыпанный на голову объекта обожания? Мерзкие, глупые детишки, мывы совсем потеряли голову из-за страданий, когда на самом деле все должно быть куда проще. О, гадкие дети, вы совсем как взрослые.
Но не ищите здесь мораль, не ищите здась логику и разумность, иначе ускользнет это невероятное понимание - понимание всей этой любовной вакханалии, скрытой под изумительным слогом - в детской на самом деле больше страсти и тайн, чем написано, а игроков в Игре не два, как кажется на первый взгляд. Книга не отпускает очень долго, создает отчетливое чувство близости с героем и автором и приводит в состояние легкой, блаженной меланхолии.
Кокто, Кокто, Кокто, какой же ты мастер создавать людям трудности - или это было лишь случайностью, что милая Агата оказалась так похожа на первую любовь Поля, смелого Даржелоса, петуха школьного курятника? Несчастье с Майклом тоже было подстроено тобой, я в этом уверена, а концовка, зачем же делать столь трагичный и пафосный конец, если не для того, чтобы довести меня до ручки?
Привелегии красоты неизмеримы. Она действует даже на тех, кто ее не признает.
Эта книга - единственная из всех, что я читала, где раскрытие характеров только помешало бы; раскрой Кокто все мотивы, и не нужно было после прочтения бегать по комнате, пытаясь их угадать, и в голову бы не забрели эти образы, лишь наполовину понятые, но очень живые и волнующие - в первую очередь, брат и сестра, потом Жерар и Агата, затем - тень Даржелоса на горизонте и странный богатенький Майкл. Священный круг - компания в детской, непонятная волшебная Игра без правил и названия, неуловимый запах смертей, переживаемых детьми с жестоким спокойствием - я не могу назвать только одну причину, почему эта книга стала для меня особенной. Но такие неразгаданные произведения я люблю. И я вернусь к ужасным детям, может спустя годы, когда сама перестану быть ребенком, когда перестнану не любить детей, когда можно будет сказать - "ну и чепуха эти их проблемы", когда меня будет окружать ореол мудрости и благоразумия (хотя это совсем не то будущее, которое я себе выдумываю). Но даже тогда я буду блаженствовать, читая его, потому что даже если бы Кокто писал инструкцию по применению соковыжималки это все равно бы стоило прочтения - красота слога, просто искусство - по-уайльдовски, без морали.а еще я могу сменить себе имя на жанну кокто и, черт возьми, это было бы лучшее имя на светеP.S Написано в рамках флешмоба "Первооткрыватель"
Мой кофе безнадёжно остыл. Пока я читала.
Смотря на книгу, на название, я понимала, что столкнусь с чем-то исключительным. И я просто пронизана. На меня обрушилась волна жизни — такой концентрированной жизни, которую мне не испить. Начну задыхаться даже от одного глотка. Они просто иные существа.
Существа на своём Олимпе из груды скомканных грязных одеял. Со своим языком, где слова, слышимые нами, имеют совсем другое значение. Где сутки идут по-другому. Если такие тонкие существа с невидимыми крыльями, с любовью терзающие друг друга, ступят за порог своего Олимпа, хитро раскинувшегося всего в одной комнате, они обуглятся и погибнут. Поль и Элизабет умирают трагично — то есть по своим правилам . И я рада. Я бы взвыла, если бы они выбрались из мира детской и остались живы. Потому что Поль и Элизабет — это боги, которые по ошибке оказались на земле.
Теперь, когда у меня спросят, что такое талант, я отвечу: талант — это Жан Кокто. У него был дар видеть много больше нашего. Это уж точно. Теперь я хочу исследовать его талант в кино-театре-стихах-прозе под микроскопом, как грани драгоценного камня.
Но прежде исследования его крупного культурного наследия хочу зарыться в книги о нём — удивительном человеке, который успел сделать так нечеловечески много, который был потрясающе умён — в самом глубоком смысле этого слова.
Другому французу-гению Виктору Гюго понадобилось несколько лет и томов для написания знакового произведения. А Кокто справился с этой задачей за сто страниц. Это не эпос, не пафос, но в нём так много уровней, так много загадок, так много символов — и если их понять, откроется нечто сокровенное, невероятное.
Читайте также: