Успенский пятница краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Повествование начинается с образа Венеры Милосской и тех слов, что сказал о ней герой произведения Тургенева Потугин. Затем рассказчик говорит о том, что побывав на днях в одном губернском городе, с горечью осознал, что люди, живущие в нем, лишены каких-либо убеждений. На обратной дороге поезд ненадолго остановился, чтобы в него могли сесть новобранцы. Этот момент произвел сильное впечатление на автора, поскольку являл собой ярчайший пример семейного несчастья, по воле судьбы лишившего родителей собственного сына.
Оказавшись дома, рассказчик погрузился в мысли о прошлом и понял, что жизнь его – это совокупность плохих воспоминаний, чередой пролетевших у него сейчас в голове. Ночью, оказавшись во власти сна, герой почувствовал необъяснимый наплыв счастья, однако, проснувшись, не мог вспомнить, что именно могло вызвать столь приятные ощущения. И вдруг перед глазами героя возник образ Венеры Милосской из Лувра.
Навеянный образ повлек за собой цепочку воспоминаний, когда герой, будучи в Париже 12 лет назад, преподавал уроки детям Ивана Ивановича Полумракова. Рассказчика в то время причисляли к нигилистам, однако допускали к преподаванию, поскольку считалось, что люди с подобным мировоззрением неспособны научить ребенка ничему плохому.
В тот период столица Франции оправлялась от последствий войны и Коммуны. По мнению автора, главное различие нашей страны и Франции заключается в том, что француз сохраняет человеческое достоинство, даже находясь в роли прислуги, а у русского лакейство заложено в крови. Герой рассказывает, что присутствовал на судебных заседаниях, где всем коммунарам был положен конец – жестоко, но искренне и по-настоящему.
Основная задумка данного рассказа, по моему мнению, заключается в том, что сила искусства настолько велика и настолько важна для человека, что произведения его необходимо ценить и беречь. Искусство способно сделать человека счастливым, вдохновить его на лучшие деяния, подарить ему радость и любовь к жизни, вселить в него веру в лучшее.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Успенский Глеб - Выпрямила. Картинка к рассказу
Сейчас читают
В данном рассказе речь идет о маленькой девочке Римме, которая переехала в другой город из-за войны. Там она пошла в школу, но училась плохо из-за того, что тетушка постоянно напоминала ей о том, что у неё нервы и она ещё не может учиться.
Жил был на свете Иван, он всегда хотел стать ученым. Но война спутала все планы юноши, вместо учебы, отправился Иван на фронт, Родину защищать
Тимофей Макарович Новоскольцев, пенсионер, 73 летний старик, всю жизнь проработавший сельским плотником. Жил он со своим сыном и его семьей. Дружил он со своим внуком, Петькой, повсюду они ходили вместе
В небольшом произведении под названием Фенька Л. Пантелеев повествует об одном из обычных вечеров, когда он, увлекшись на диване чтением, вдруг обращает внимание на странные звуки. Шум нарастал со стороны окна
Крестьянин Егор Иванов, уроженец деревни Прикобыловки, мужик непьющий и серьезный, с деньгами возвращается домой после пяти лет работы на московской фабрике. Тревожно Егору: все ли в порядке? Как отец с матерью, жена, дети. Видит: изба его на месте, и в окошечке огонек светится.
Раздал Егор подарочки (в семье – четыре бабы, включая сестру жены), да за хозяйство принялся. Рубит, пилит, мастерит. Глядит: бабы его в избе сидят нарядные и бездельничают. Что за диво? Оказалось, закон в деревне такой: в пятницу работать грех! Кто придумал закон – не знают. Для Егора воскресный день – Богу, а у них и пятница тоже!
И пришла к бабам к ночи Пятница, страшная оборванка. Обвинила, что на них грех. Бабы в страхе. Потребовала Пятница еды и холста на хорошую одежду. Уходя, велела им стоять на молитве до утра. Слышат бабы шум в чулане, да с места не сходят.
Сюжет
Заработал крестьянин Егор Иванов денег на фабрике в Москве, вернулся в Прикобыловку. А в деревне суеверие: по пятницам работать грех. Но своих баб он отучил бездельничать. Раз узнал Юпла-мошенник, что Егор в отлучке, и пришел пугать его баб под видом святой Пятницы. Приказал молиться, а сам дом обокрал. Вора поймали, бабы устыдились, вся деревня суеверие бросила. Есть и хуже суеверия: лечиться у знахаря, а не врача. А ведь только знающий человек даст дельный совет!
Отзыв
Иванов Егор вернулся с заработков и увидал, что в селе по пятницам не работают – грех. Он заставил баб работать. Пользуясь суеверием, дом обокрали. Вора поймали и отменили выходной по пятницам.
За минуту
Сначала он запугал егоровых баб, что будет им за грех кара. Как только хозяин уехал по делам, Юпла, обрядившись в старуху, явился к ним и заявил, что он – Прасковья-Пятница. Потребовал харчей и холста, приказал молиться, не сходя с места. Бабы слышали шорох в чулане, но не посмели идти посмотреть.
На одной из московских фабрик работал крестьянин Егор Иванов. Человек он был непьющий, рассудительный и поэтому, после пяти лет работы, сколотил себе малую толику деньжонок. Пять лет не видался с женой, ни с отцом, ни с матерью. Наконец надоела ему Москва, подначальное фабричное житье, — захотел он побывать в своей стороне, завести свое хозяйство, да если удача пойдет, то и совсем остаться в родной деревне. Подумал он, подумал так-то, да перед Петровым днем попросил у хозяина расчет, простился с приятелями и отправился в путь-дорогу. Дороги теперь не то, что, в старину: везде дилижансы ходят да чугунки как птицы летают; так что самая дальняя дорога не неделями и не месяцами тянется, а днями. Егор Иванов сел в Москве на Рязанскую чугунку, отдал за билет два с полтиной и преотлично в Рязань доехал.
От Рязани вздумалось ему до деревни — всего семнадцать верст — пешком пройти, — потому давно очень не видал он родных полей и родных лугов, а в той стороне почти уж степь начинается, тишина, да гладь, да зелень. Привязал он сумку за спину; поднял на дороге ветловую палку — на всякий случай — и пошел. Шел он по знакомой стороне, каждая былинка ему вспоминалась, и от радости дух захватывало. Однако же, во время дороги Егор Иванов кое о чем и другом подумывал: думал он о своей деревне Прикобыловке, о жене, о хозяйстве: какие-то, думал он, порядки по дому идут, да сыты ли, да не умерли ль. Начало ему в голову лезть всё такое несообразное: ну, сгорели? Ну, что-нибудь, да грех какой случился? Раздумался он так-то, даже жутко ему стало середь чистого поля степного. Целые семнадцать верст он нигде не вздохнул ни разу, в кабак не зашёл, с встречным человеком в разговор не вступил. Всё шел да поспешал. К вечеру показалось родное село; из-за крыш завиднелась зелёная колокольня, — как есть как прежде была; и стрижи с щебетаньем, да галки с карканьем вокруг её креста как и прежде играют на хорошую погоду; глянул Erop в тот бок, где изба стояла его,— думал: "ах, — нету избы!" — ан изба-то как есть, как живая стоит, и огонек в окне светится. Тут Егор вздохнул свободно, снял картуз, перекрестился и вошел в сельскую улицу.
Долго ли, коротко ли протянулось время, — москвич с первого началу всё гулял, да угощал, да подарки дарил: жене подарил он ситцу московского на два платья да бусы стеклянные, свояченице платок головной, а матери принёс белого миткалю на повязку: в этой повязке старушки в церковь ходят на светлое воскресенье, в этой же повязке их в гроб кладут. Шло так-то сначала радость да пированье, — однако же пора и делу быть. Помаленьку да помаленьку начал Егор входить в хозяйство: там ворота приладит, тут вставит новое стекло; на задворках повалился весною в половодье плетень, — Егор поднял его, выпрямил, новые колья забил, — стал плетень хоть куда. Целые дни принялся он вокруг дома хлопотать: то молотком стучит, то топором рубит, то пилой пилит. Раз он этак-то мастерил разные дела с раннего утра; наконец утомился и вошел со двора в избу отдохнуть; вошел в избу-то, ан глядь, — бабы (четыре бабы у него в семье было), а бабы-то сидят по лавочкам, зевают да охорашиваются.
"Что за чудо, — подумал Егор втихомолку, — ноне, кажись, не праздник, а бабы мои ровно бы в светлый день прибрались, в наряды нарядились и бездельничают?"
— Вы бы, любезные, — говорит бабам: — на дворе бы хоть маленичка подсобили убрать.
— С великим бы, Егор Иваныч, удовольствием по-мочь тебе сделали, — отвечают бабы: — ну, только ни-как не можем мы преступить закону.
Читайте также: