Ундина фуке краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Очень жаль, что в наши дни оперная критика чаще упоминает Гофмана как героя оперы Оффенбаха, а не как талантливейшего оперного композитора, чьи творения были для своего времени абсолютно революционны и серьезно повлияли на дальнейшее развитие музыки 19-го века. Нет, это не громкие слова — так оно на самом деле и было, хотя мало кто об этом знал и знает, так как музыкальные сочинения великого немецкого писателя-романтика ждала сложная и странная судьба. Ну а что вы хотели? Все-таки Гофман…
Пожалуй, если бы Гофман был менее одарен литературными талантами, его судьба как композитора сложилась бы более успешно. Гофман ни в коем случае не был композитором-дилетантом, более того — его карьера до 35 лет была скорее карьерой композитора, нежели карьерой писателя. Даже либретто для своих опер Гофман, в отличии от Вагнера, Леонкавалло или Бородина, писал как правило не сам, а пользовался услугами более профессиональных литераторов. Вот и для своей самой известной оперы — "Ундина" — Гофман удостоился чести написать музыку на либретто Фридриха де ла Мотта Фуке, популярного в то время писателя, причем либретто было написано по мотивам самого знаменитого романа де ла Мотта Фуке, издающегося и в наши дни. Опера была поставлена в Берлине и пользовалась большим успехом, причем немалую роль в привлечении публики сыграли всевозможные спецэффекты, отчасти смастеренные самим Гофманом (да, этот удивительный человек был еще и неплохим инженером). На следующий сезон театр сгорел дотла. История умалчивает, что было причиной — одна из смастеренных господином Гофманом адских машин или злой рок — но после пожара несчастная "Ундина" при жизни композитора практически не ставилась. И хотя современники ссылались прежде всего на дороговизну постановки и громоздкость декораций, на самом деле причина забвения музыки Гофмана крылась в другом: успех Гофмана-композитора привлек всеобщий интерес к творениям Гофмана-писателя, а самого Гофмана поставил перед непростым выбором: проза или музыка? Опера или литература? Гофман выбрал литературу, которая, очевидно, позволяла ему раскрыться куда полнее и быстрее, меньше зависеть от прихотей судьбы. Время показало, что выбор был сделан правильно: жить Гофману, увы, оставалось всего 8 лет, и ужас берет, если представить, сколько времени Гофман провел бы в разъездах из театра в театр и переговорах с антрепренерами и певцами — вместо того чтобы писать очередной прозаический шедевр.
То, что сам автор забросил композиторство, сослужило опере дурную службу: даже несмотря на успех, об "Ундине" потихоньку забыли, и даже ноты оперы не были опубликованы в 19-м веке: их нашел и опубликовал в 1920-е годы большой знаток немецкого романтизма Ганс Пфицнер. Таким образом, если на кого музыка "Ундины" и могла повлиять, так это на тех, кто слышал ее непосредственно в Берлине в 1816-м, до пожара. В этом смысле "Ундине" повезло, ибо в 1816-м судьба занесла в Берлин ни кого иного, как Карла Марию фон Вебера, будущего автора "Вольного стрелка". И действительно, влияние Гофмана на Вебера, особенно на музыку "Эврианты", отрицать сложно, тем более что и сам Вебер неоднократно высказывал самые восторженные суждения о творчестве Гофмана. Вот таким сложным и тернистым путем музыка "Ундины" все-таки повлияла на развитие оперы, хотя и в меньшей степени, чем хотелось бы: еще одна мощная прививка романтизма тогдашней зашоренной формальными конвенциями опере очень бы не помешала.
Нельзя не вспомнить и другую великую романтическую оперу, вышедшую в том же рубежном 1816-м: "Фауст" Луиса Шпора (не путать с куда более знаменитым "Фаустом" Гуно!). Вышедшие независимо друг от друга "Фауст" и "Ундина" разделили между собой лавры первых романтических опер. Обе оперы замечательны своим средневековым духом, обе нагнетают сценические "ужасы", обе используют колоратуры на чисто романтический лад — для передачи взволнованно-обостренных эмоций главных героев. Что еще примечательней, в обеих операх чуть ли не впервые в истории присутствует длинная партия демонического злодея, поющего леденяще низким басом и цинично издевающегося над чувствами героев. Но музыка "Фауста" доступнее музыки "Ундины", в ней куда больше ярких мелодий, близких народным песням и оттого усиливающих средневековый колорит. Зато "Ундина" куда выигрышней в драматическом плане, ибо Гофман с редкостной для своего времени смелостью отвергает условный язык тогдашней оперы, двигаясь в сторону к самой настоящей музыкальной драме, но не вагнеровскому ее варианту, а к своему собственному, абсолютно уникальному и нигде более в чистом виде не встречающемуся.
Но эксперименты Гофмана продолжаются, и во втором и третьем действиях оперы он отходит от собственного мозаично-ансамблевого стиля в сторону средневекового монументально-лирического повествования, фокусирующегося на теме доверия и несправедливого обвинения, отчего опера производит впечатление старшего брата "Эврианты" и дяди "Лоэнгрина": просветленные скрипки застыли на полпути от "Волшебной флейты" до великой вагнеровской увертюры, хор на берегу взволнованно следит за поступками героев, и даже мальчик появляется из волн ну точно как в "Лоэнгрине". Вот только в литературе Гофман разбирался лучше, и потому либретто "Ундины" посильнее и "Лоэнгрина", и уж тем более "Эврианты". Гофман может позволить себе роскошь несколько раз менять настроение по ходу хоровой сцены, и нужен дирижер размаха Караяна или Фуртвенглера, чтобы осознать и воспроизвести эту грандиозную музыкальную фреску во всем ее истинном масштабе.
 |
| Артур Рэкем, иллюстрация к "Ундине" Фуке, 1909 Wikimedia Сommons / Public Domain |
Исполнения:
(Rita Streich (Ундина), Raimind Grumbach (Хульдбранд), Karl Christian Kohn (Кюлеборн), Melitta Muszley (Бертальда), Max Proebstl (Старый Рыбак), Keith Engen (Хайльман) — Jan Koestsier, Симфонический оркестр Баварского радио, Living Stage, 1966)
Запись 1966-го года, увы, совсем удачной назвать нельзя. Если первое действие действительно захватывает своими романтическими страстями, второе и третье клонятся в скуку, да и женские персонажи вышли бледновато: Рита Штрайх уже не так молода, поет неровно и совершенно игнорирует вполне недвусмысленно намеченную де ла Мотт Фуке и Гофманом демоническую ипостась героини, а Бертальда вышла у Мелитты Мусли излишне заторможенно-монотонной. Дело заметно скрашивают исполнители мужских партий, особенно — Карл-Христиан Кон в партии Кюлеборна, мощнейший "трубного" звучания бас, с легкостью придающий необходимую инфернальность каждой своей реплике. Кстати, гофмановский Кюлеборн в чем-то интереснее Мефистофеля, он не так уж и однозначно зол, а порой превращается просто в ворчливого старика, присматривающего за непоседливой внучкой — совершенно гофмановский образ, превосходно вылепленный в музыке и очень точно угаданный Коном, которого можно упрекнуть разве что в проблемах с дыханием в длинной сцене 2-го акта. Еще один не слишком известный певец, прекрасно проявивший себя в записи — это лирический баритон Раймунд Грумбах, чей необыкновенно подвижный и трогательно-певучий голос имеет, правда, один недостаток: при форсировке он теряет красоту тембра, что не сильно скрашивает массовые сцены записи. Очень удачны и исполнители второго плана, особенно — грустный и мудрый Рыбак (Макс Пробстль) и возвышенно-торжественный Хайльманн (Кит Энген). Обидно, что даже при очень хорошей голосовой игре Штрайх не удалось стать истинным центром действия, и это скрадывает эффект от вообще-то очень неплохой записи, являющийся очередным подвигом Оркестра Баварского радио 60-х годов в деле воскрешения забытых немецких опер прошлого. Но похоже, что исполнять Гофмана даже еще сложнее, чем Вагнера, и хочется надеяться, что кому-нибудь когда-нибудь истинное воскрешение этого шедевра романтической оперы окажется под силу.
Тема любви является одной из основных в творчестве писателей эпохи романтизма. Как отмечают многие исследователи, любовь и мироздание для романтиков находились между собой в тесной связи. В различных эпических жанрах, в том числе и в сказке, любовная тема является превалирующей в произведении.
Папиллярные узоры пальцев рук - маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни.
Фридрих Фуке - Ундина краткое содержание
Ундина [от лат. unda волна] – сказочное существо женского пола, якобы живущее в воде и вступающее в любовную связь с людьми. В европейской средневековой мифологии Ундины – обитательницы рек, ручьев, озер, близки наядам греческой мифологии, русалкам славянской мифологии.
Ундина - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Фридрих Де Ла Мотт Фуке
Ундина
Для настоящей книги текст взят по изданию: Fouques Werke. В.; Leipzig; Wien; Stuttgart, 1908.
Примечания Д. Л. Чавчанидзе
ПОСВЯЩЕНИЕ
Ундина, с памятного дня,
Когда заметил я недаром
Твой чудный свет в преданье старом,
О, как ты пела для меня.
Как часто, пав ко мне на грудь,
Ты поверяла все обиды,
Дитя проказливое с виду
И вместе робкое чуть-чуть.
И лира чуткая моя
Звучала, отзываясь сразу
Вослед печальному рассказу,
Что от тебя услышал я.
И повесть о твоей судьбе
Пришлась читателям по нраву,
Хоть ты причудница, но право,
Расположила их к себе.
Ундиночка, не бойся, нет,
Читатель хочет слово в слово
Услышать эту повесть снова:
Ступай же, не смущаясь, в свет.
Будь благонравна, господам
Дворянам поклонись смиренно,
Твоих поклонниц неизменных -
Приветствуй наших милых дам.
А спросят дамы обо мне,
Скажи им так: "Мечом и лирой
Средь бала, празднества, турнира
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Данным давно, должно быть, много сотен лет тому назад, жил на свете добрый старый рыбак; однажды вечером сидел он у своего порога и чинил сети. Хижина его стояла среди красивой приветливой местности. Поросшая сочной зеленой травой узкая коса вдавалась в большое озеро, ласково приникнув к прозрачной светло-голубой воде, а волны влюбленно простирали объятия навстречу цветущему лугу, колышащимся травам и свежей сени деревьев. Казалось, они пришли друг к другу в гости и потому и были так прекрасны. А вот людей здесь было не видать, кроме разве что рыбака и его домочадцев. Ибо к самой косе подступал дремучий лес, которого многие побаивались – уж очень он был темный и густой, да и водилась там всякая нечисть, которая выделывала невесть что; вот и лучше было не заглядывать туда без надобности. Но старый богобоязненный рыбак спокойно ходил через лес, когда ему случалось носить в город, что за лесом, вкусную рыбу, которую он ловил у себя на косе. Должно быть, потому ему так легко было идти там, что никаких дурных помыслов он не таил в душе, да и к тому же, каждый раз, вступая во мрак этого ославленного людьми места, он звонким голосом и от чистого сердца затягивал какую-нибудь духовную песню.
Но вот, в тот вечер, когда он, не ожидая ничего худого, сидел над своими сетями, на него вдруг напал необъяснимый страх – из лесного сумрака донесся неясный шум, он все близился и становился все слышнее, словно всадник ехал на коне. Все, что мерещилось старику ненастными ночами, все тайны зловещего леса сразу воскресли в его памяти, и прежде всего – гигантская фигура загадочного белого человека, непрестанно кивавшего головой. Да что говорить – когда он глянул в сторону леса, ему явственно почудилось, будто за сплетением листвы стоит этот кивающий головой человек. Однако вскоре он совладал с собой, рассудив, что до сих пор и в самом лесу с ним не случалось ничего худого, а уж на открытом-то месте нечистая сила и вовсе не сможет взять над ним верх. Он тут же громко, в полный голос и от чистого сердца произнес стих из священного писания, это вселило в него мужество, и ему самому стало смешно, как это он мог так обознаться: кивающий головой человек внезапно обернулся давно знакомым лесным ручьем, который стремил свои пенистые воды в озеро. Ну а шум, как оказалось, произвел нарядно одетый рыцарь на коне, выехавший из-под деревьев и приближавшийся к хижине. Его пурпурный плащ был накинут поверх голубого расшитого золотом камзола, с золотистого берета ниспадали пунцовые и голубые перья; на золотой перевязи сверкал богато изукрашенный редкой работы меч; белый жеребец под ним выглядел стройнее обычных боевых копей и так легко ступал по траве, что на пестро-зеленом ковре и следов не оставалось. Старому рыбаку было все еще как-то не по себе, хоть он уже и смекнул, что такое прекрасное явление не сулит никакой опасности; он учтиво снял шапку перед подъехавшим всадником и продолжал спокойно чинить свои сети. Рыцарь остановился и спросил, не может ли он со своим конем найти здесь приют на ночь.
– Что до коня, господин мой, – ответил рыбак, – то для него у меня нет лучшей конюшни, чем эта защищенная деревьями лужайка, и лучшего корма, чел! трава, что растет на ней. Вам же я с радостью предлагаю разделить со мной ужин и ночлег, какие мне самому послал господь.
Рыцарь был вполне доволен этим, он спешился, с помощью рыбака расседлал и разнуздал коня и, пустив его свободно пастись на цветущей лужайке, сказал хозяину:
– Если бы ты и оказался менее радушным и приветливым, славный старик, тебе бы все равно сегодня от меня не избавиться; ведь перед нами – большое озеро, а пускаться на ночь глядя в обратный путь через этот лес с его диковинами – боже нас спаси и помилуй!
– Лучше и толковать об этом не будем! – сказал рыбак и повел гостя в хижину.
Там у очага, освещавшего скудным отблеском огня полутемную опрятную горницу, сидела в высоком кресле старуха – жена рыбака. При виде знатного гостя она встала и приветливо поклонилась ему, по затем снова заняла свое почетное место, не предложив его пришельцу, на что рыбак с улыбкой заметил:
– Не взыщите, молодой господин, что она не уступила вам самого лучшего сиденья в доме; таков уж обычай у нас бедных людей, самое удобное место отведено старикам.
– Э, муженек, – молвила со спокойной улыбкой жена. – Что это тебе в голову взбрело? Ведь гость наш не какой-нибудь нехристь, так неужто захочет он согнать с места старого человека? Садитесь, – продолжала она, обращаясь к рыцарю, – вон там есть еще один стул, вполне пригодный, только глядите, не ерзайте и не слишком сильно двигайте его, а то у него одна ножка не очень прочно держится.
Рыцарь осторожно придвинул стул, с улыбкой опустился на него, и на душе у него стало вдруг так легко, словно он давно уже свой в этом маленьком домике и сейчас только воротился сюда издалека.
Фридрих Де Ла Мотт Фуке
Волшебная опера в трех действиях
Либретто оперы Э. Т. А. Гофмана представляет собою интересный литературный памятник: оно написано самим Фуке и позволяет судить, какие изменения писатель считал возможным и нужным внести в сюжет своей повести, чтобы она приобрела необходимую для оперы сценичность, не утратив главного в авторском замысле. Как, на первый взгляд, ни различны концовки повести "Ундина" - Ундина, обратившаяся в ручей, навеки обвивает могилу рыцаря) и либретто (завершающий оперу хор прощает рыцарю любовь к русалке и отпускает его к водяным духам для вечного блаженства с Ундиной), романтическая идея магической силы любви, примиряющей людей и духов стихий, сохраняется. Премьера состоялась 3 августа 1816 г. в Королевском Национальном театре в Берлине. Опера выдержала 23 представления. "И первый и последующие многочисленные спектакли, - отмечает исследователь, - имели огромный успех - крупнейший в жизни Гофмана-композитора" (Житомирский Д. В. Гофман и музыкальный театр // Художественный мир Э. Т. А. Гофмана. М., 1982. С. 122). После пожара в театре сохранились лишь 2 партитуры, написанные рукою Гофмана, печатный текст либретто и партитура с пометками дирижера. "Музыка Гофмана, - пишет далее Д. В. Житомирский, - подчеркнул то, что ему было ближе всего в сказке Фуке: любовь как пробуждение души, мотив о природной стихии, холодной и грозно-таинственной, мотив демонических сил, скрыто управляющих драмой жизни" (Указ. соч. С. 123). Анализ музыковеда позволяет заключить, что историческое значение оперы Гофмана "
Ундина
" определяет ее "музыкально-драматические тенденции. Именно они делают произведение Гофмана важным звеном в истории музыки XIX в." (Там же). Композиторы XIX и начала XX в. не раз обращались к этой повести Фуке или к ее переводу, но уже получали либретто, так сказать, "из вторых рук", написанное посредственными литераторами по мотивам оригинальной "Ундины" (например, С. Прокофьев), а чаще ее перевода (например, П. И. Чайковский). Перевод либретто Фуке публикуется на русском языке впервые. Перевод осуществлен с текста, приведенного в клавираусцуге "Ундина"
. Волшебная опера", изданном Г. Пфитцнером в 1906 г. в Лейпциге ("Undine". Zaauberoper in drei Akten v. E. T. A. Hoffman. Klavierauszug nsu bearbeitet v. II. Pfitzner. Leipzig, 1906). Е.В. Ланд
Перевод с нем. Е. В. Ланда и В. А. Дымшица
Friedrich De La Mott Fouque. Undine
Дочь морского царя Ундина воспитывается в бедной семье рыбака. Однажды у хижины появляется рыцарь, который влюбляется в девушку, женится на ней и увозит ее с собой. Но недолго длилось счастье Ундины.
За минуту
Ундина — единственная и любимая дочь морского царя. Отец отправляет Ундину на землю, где она сможет получить живу душу, полюбив и выйдя замуж за человека. Младенцем русалку подбрасывают к рыбацкой хижине. Рыбак и его жена воспитывают Ундину как свою дочь.
Однажды буря вынудила храброго рыцаря Гульбранда остановится в доме рыбака. Между русалкой и рыцарем вспыхивает чувство. Через некоторое время чудом оказавшийся в хижине пастор венчает их. После свадьбы девушка признается мужу в своем происхождении и предупреждает, что если он оттолкнет ее и заставит ее страдать, она бросится в воду и навеки вернется к своему отцу. Рыцарь клянется ей в вечной любви.
Молодые отправляются жить в город. Но через некоторое время рыцарь охладел к Ундине и увлекся гордой красавицей Бертальдой. Ундина бросается в море и возвращается к отцу. Но по морским законам она должна убить предавшего ее. Ундина появляется на свадьбе Гульбранда и Бертальды и убивает рыцаря в своих объятиях.
Читайте также: