Толстой без любви жить легче краткое содержание
Обновлено: 07.07.2024
Лев Николаевич Толстой прошел огромный и интереснейший путь, его жизнь настолько разнообразна, что ее хочется изучать, по крайней мере мне. Автор делится сокровенным, при чем не только в данном произведении, у него много трудов где он показывает свое виденье провоцируя мыслительный процесс у читателя. Очень люблю Льва Николаевича, его вопросы веры очень близки мне были в свое время, поэтому даже когда я с его выводами не согласна, они все-равно близки мне, потому что близок тот тернистый путь который прошел автор.
Мою оценку нельзя воспринимать серьезно, я ее оставила исключительно по ощущениям, суть в том, что подобный труд вообще нельзя никак оценивать, это мысли великого писателя, его воспоминания, они с одной стороны неоценимы, а с другой вообще не должны претендовать на оценку.
Все переживания Льва Николаевича который читатель может наблюдать в данной книге, являются бесценными, они могут стать примером (как в хорошем, так и в плохом смысле) того как можно духовно расти, но и какой же это мучительный путь. Жить спокойно не получается если постоянно задумываться о правильности собственных решений и их влиянии на других и на будущее.
Читатель на протяжении всего произведения (если его можно назвать цельным произведением), наблюдает за размышлениями автора и анализом собственной жизни и действий. Ну и конечно же воспоминаний которые также активно анализируются. Со многими выводами я не согласна (даже с большинством), особенно что касается веры от которой я отказалась вообще (хоть и искала ее также как Лев Николаевич). Размышление о расточительной доброте сильно цепляет за живое, думаю данная тема еще много раз будет мной обдумана и переосмыслена. Больше ничего нового и интересного я для себя не почерпнула.
БЕЗ ЛЮБВИ ЖИТЬ ЛЕГЧЕ - это воспоминания человека, который "убивал на дуэли, чтоб убить, проигрывал в карты, проедал труды мужиков, казнил их, блудил, обманывал", но вечно стремился к благу и, оценивая прошлое, искренне раскаивался во всем содеянном. Приступая к изложению "трогательной и поучительной" истории своей жизни, Л.Н.Толстой писал: "Я думаю, что такая написанная мною биография будет полезнее для людей, чем вся та художественная болтовня, которой наполнены мои 12 томов сочинений. " Перед вами исповедь горячего сердца, которое металось от безверия к отрицанию искусства, но вечно стремилось к внутренней правде: "Когда я подумал о том, чтобы написать всю истинную правду, не скрывая ничего дурного моей жизни, я ужаснулся перед тем впечатлением, которое должна была бы произвести такая биография." Показать
Истина была то, что жизнь есть бессмыслица
Писать о себе честно и откровенно - несомненно тяжело. Чтобы признавать все свои пороки, отдаваясь на суд читателям, нужна доля мужества. Именно поэтому Лев Николаевич Толстой открылся для меня с новой стороны. Не как автор классических произведений русской литературы, а в первую очередь как человек. Одолеваемый своими страхами, как и все мы, ищущий смысл жизни, в процессе ошибающийся, но самое главное - не теряющий веру.
Думаю, каждый из нас хотя бы раз в жизни задумывался о смысле своего существования, о предназначении в этом мире. Прийти к однозначно верным ответам на подобного рода вопросы сложно, почти невозможно, ведь даже философы древности не смогли прийти к общему мнению на тему смысла жизни. Здесь на первый план выходит религия, в которой Толстой нашел для себя отдушину. И эти мотивы веры в Бога и механизмов церкви, затронутые автором, оказались близки для меня. С самого детства моя любимая бабушка прививала мне любовь к Богу, но чем старше я становилась, тем понятнее для меня было то, как абсурдны некоторые церковные ритуалы и как государство использует церковь в своих целях.
Меня очень поразило то, как Лев Николаевич Толстой описывает отношение людей к жизни, сравнивая их с человеком, упавшим в колодец, но успевшим зацепиться за куст. Этот несчастный осознаёт, что его ждёт неминуемая гибель, но найдя рядом сладкий мёд, начинает вкушать его.
Вера, по мнению Льва Николаевича Толстого, должна быть глубоко в человеке. И я полностью разделяю эту мысль. Очень важно верить в то, что твоё существование не бессмысленно, а чтобы это было так, нужно всего ничего. Любить.Без любви жить легче, но это уже не жизнь, а существование.
Лев Толстой - Без любви жить легче краткое содержание
Лев Толстой - Без любви жить легче читать онлайн бесплатно
Теперь мне ясно, что разницы с сумасшедшим домом никакой не было; тогда же я только смутно подозревал это, и то только, как и все сумасшедшие, – называл всех сумасшедшими, кроме себя.
Тогда я не замечал этого. Только изредка не разум, а чувство возмущалось против этого общего в наше время суеверия, которым люди заслоняют от себя свое непонимание жизни. Так, в бытность мою в Париже, вид смертной казни обличил мне шаткость моего суеверия прогресса. Когда я увидал, как голова отделилась от тела и то и другое врозь застучало в ящике, я понял – не умом, а всем существом, – что никакие теории разумности существующего и прогресса не могут оправдать этого поступка и что если бы все люди в мире, по каким бы то ни было теориям, с сотворения мира, находили, что это нужно, – я знаю, что это не нужно, что это дурно и что поэтому судья тому, что хорошо и нужно, не то, что говорят и делают люди, и не прогресс, а я с своим сердцем. Другой случай сознания недостаточности для жизни суеверия прогресса была смерть моего брата. Умный, добрый, серьезный человек, он заболел молодым, страдал более года и мучительно умер, не понимая, зачем он жил, и еще менее понимая, зачем он умирает. Никакие теории ничего не могли ответить на эти вопросы ни мне, ни ему во время его медленного и мучительного умирания.
Вернувшись из-за границы, я поселился в деревне и попал на занятие крестьянскими школами. Занятие это было мне особенно по сердцу, потому что в нем не было той, ставшей для меня очевидною, лжи, которая мне уже резала глаза в деятельности литературного учительства. Здесь я тоже действовал во имя прогресса, но я уже относился критически к самому прогрессу. Я говорил себе, что прогресс в некоторых явлениях своих совершался неправильно и что вот надо отнестись к первобытным людям, крестьянским детям, совершенно свободно, предлагая им избрать тот путь прогресса, который они захотят.
В сущности же я вертелся все около одной и той же неразрешимой задачи, состоящей в том, чтоб учить, не зная чему. В высших сферах литературной деятельности мне ясно было, что нельзя учить, не зная, чему учить, потому что я видел, что все учат различному и спорами между собой скрывают только сами от себя свое незнание; здесь же, с крестьянскими детьми, я думал, что можно обойти эту трудность тем, чтобы предоставить детям учиться, чему они хотят. Теперь мне смешно вспомнить, как я вилял, чтоб исполнить свою похоть – учить, хотя очень хорошо знал в глубине души, что я не могу ничему учить такому, что нужно, потому что сам не знаю, что нужно. После года, проведенного в занятиях школой, я другой раз поехал за границу, чтобы там узнать, как бы это так сделать, чтобы, самому ничего не зная, уметь учить других.
И мне казалось, что я этому выучился за границей, и, вооруженный всей этой премудростью, я в год освобождения крестьян вернулся в Россию и, заняв место посредника, стал учить и необразованный народ в школах, и образованных людей в журнале, который я начал издавать. Дело, казалось, шло хорошо, но я чувствовал, что я не совсем умственно здоров и долго это не может продолжаться. И я бы тогда же, может быть, пришел к тому отчаянию, к которому я пришел в пятьдесят лет, если б у меня не было еще одной стороны жизни, не изведанной еще мною и обещавшей мне спасение: это была семейная жизнь.
В продолжение года я занимался посредничеством, школами и журналом и так измучился, от того особенно, что запутался, так мне тяжела стала борьба по посредничеству, так смутно проявлялась деятельность моя в школах, так противно мне стало мое влияние в журнале, состоявшее все в одном и том же – в желании учить всех и скрыть то, что я не знаю, чему учить, что я заболел более духовно, чем физически, – бросил все и поехал в степь к башкирам – дышать воздухом, пить кумыс и жить животною жизнью.
Вернувшись оттуда, я женился. Новые условия счастливой семейной жизни совершенно уже отвлекли меня от всякого искания общего смысла жизни. Вся жизнь моя сосредоточилась за это время в семье, в жене, в детях и потому в заботах об увеличении средств жизни. Стремление к усовершенствованию, подмененное уже прежде стремлением к усовершенствованию вообще, к прогрессу, теперь подменилось уже прямо стремлением к тому, чтобы мне с семьей было как можно лучше.
Так прошло еще пятнадцать лет.
Несмотря на то что я считал писательство пустяками, в продолжение этих пятнадцати лет я все-таки продолжал писать. Я вкусил уже соблазна писательства, соблазна огромного денежного вознаграждения и рукоплесканий за ничтожный труд и предавался ему как средству к улучшению своего материального положения и заглушению в душе всяких вопросов о смысле жизни моей и общей.
Я писал, поучая тому, что для меня было единой истиной, что надо жить так, чтобы самому с семьей было как можно лучше.
Так я жил, но пять лет тому назад со мною стало случаться что-то очень странное: на меня стали находить минуты сначала недоумения, остановки жизни, как будто я не знал, как мне жить, что мне делать, и я терялся и впадал в уныние. Но это проходило, и я продолжал жить по-прежнему. Потом эти минуты недоумения стали повторяться чаще и чаще и все в той же самой форме. Эти остановки жизни выражались всегда одинаковыми вопросами: Зачем? Ну, а потом?
Судя по некоторым воспоминаниям, я никогда и не верил серьезно, а имел только доверие к тому, чему меня учили, и к тому, что исповедовали передо мной большие; но доверие это было очень шатко.
Помню, что, когда мне было лет одиннадцать, один мальчик, давно умерший, Володенька М., учившийся в гимназии, придя к нам на воскресенье, как последнюю новинку объявил нам открытие, сделанное в гимназии. Открытие состояло в том, что бога нет и что все, чему нас учат, одни выдумки (это было в 1838 году). Помню, как старшие братья заинтересовались этою новостью, позвали и меня на совет. Мы все, помню, очень оживились и приняли это известие как что-то очень занимательное и весьма возможное.
Читайте также: