Татьяна толстая йорик краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
В старинной жестяной коробке кроме старых, ненужных пуговиц можно найти совершенно удивительные вещи и погрузиться с ними вглубь ушедших лет. Вот, к примеру, о чём может рассказать маленькая пластинка из китового уса, бывшая часть бабушкиного корсета?
Издания на иностранных языках:
Раздел доступен только после регистрации и оценивания нескольких произведений.
-
выходит регулярно, сюда пишут и сами издательства персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика регулярные сводки по новинкам от одного из админов сайта тут всё о новшествах сайта, в т.ч. технических
Авторы по алфавиту:
24 февраля 2022 г.
22 февраля 2022 г.
20 февраля 2022 г.
18 февраля 2022 г.
17 февраля 2022 г.
| 2018 | 2013 | 2009 |
Рейтинг: 7.55 (444)
"Ребенок, которого хоть однажды бросила семья, остается сиротой до самой смерти." * "Некоторые вещи на свете получаются только в одиночку. А некоторые - только вдвоем. Уметь их совмещать - хорошая штука. А вот путать одно с другим никуда не годится." * . >>
Толстая. Соня. Любишь – не любишь. Йорик.
Но как красива эта неуправляемость…
Мне нельзя её называть, но можно дарить ей свои сочинения на её день рождения. Это вот получилось ровно за пять месяцев до. Хорошо, что мы оба дожили вот и до этого дня.
Толстая и Вечность
Хочется написать… Как-то царапает душу… Непонятно что…
Это самое соблазнительное в сочинении статьи-толкования художественного смысла произведения искусства.
Интересно, имеет ли это что-то общее с сочинительством писательским.
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу!— матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
Плывет. Куда ж нам плыть? .
По крайней мере, по этому вот примеру видно, что как бы бег на месте осуществляет автор перед тем, как “побежать”.
Вот и мне хочется…
Я люблю мистику… И есть какая-то мистика в озарении, что ж хотел сказать автор. Секунду назад не знал, и вдруг – знаешь.
Для меня теперь это практически сводится к прозаическому решению задачи, куда на уже известную мне Синусоиду изменения идеалов искусства (СИИИ) поставить точку, художественный смысл того произведения, на которое я нацелился.
А нацелился я на “Соню” (1984) Татьяны Толстой.
Есть около семи характерных мест на той Синусоиде. На взлёте, на спуске и т.д.
Произведение романтика – это, что на спуске?
“Впрочем, надо думать, что она была романтична и по-своему возвышенна. В конце концов, эти ее банты, и эмалевый голубок, и чужие, всегда сентиментальные стихи и любовь к детям -- причем к любым, -- все это характеризует ее вполне однозначно. Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да! Это -- да! уж что-что, а счастье у нее было”.
Но романтик всегда несчастен. Да и дан бывает автором из себя-персонажа (да, собственно, из себя-автора – тоже). А тут – со стороны. И очень непредвзято. Я не зря троеточием разорвал цитату. Соня – мало, что дура, так ещё и ужасно некрасивая.
Нужно иметь много авторского хладнокровия – дать такие уничтожающие сцены. Например, по поводу её умения очень, ну очень вкусно готовить из разной требухи:
“"Сонечка, ваше вымя меня сегодня просто потрясает!" -- и она радостно кивала в ответ. А Ада сладким голоском говорила: "А я вот в восторге от ваших бараньих мозгов!" -- "Это телячьи", -- не понимала Соня, улыбаясь. И все радовались: ну не прелесть ли?!”.
Так это реализм?
Но реализм – это открытие писателем того социального, что социум сам ещё не заметил. А тут – ничего социального. Слова: “в далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году” , - обозначающие, когда дело было, как бы специально говорят, что принципиально ничего социального (а уж что было в СССР в 30-м году. ) в рассказе не будет. То же – и с блокадой Ленинграда. Ни полслова эмоций:
“Когда началась война, ни та ни другая не успели эвакуироваться. Ада копала рвы, думая о сыне, увезенном с детским садом. Было не до любви. Она съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев -- там все-таки было немного клейстера. Настал декабрь, кончилось все. Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех ненавидит, что Соня -- старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю дальше жить не хотелось. Она отперла двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти, и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата”.
В одном абзаце, сплошным потоком, одинаковым ритмом… Суета сует – с точки зрения бесстрастного автора. Но это не открытие со времён Экклезиаста.
Моя предвзятость к Толстой, склонной, - судя по её “Школе злословия”, - мне кажется, к неолиберализму и потому – к несистемной оппозиции в России, шепчет мне, что она – ницшеанка.
Первые слова рассказа подтверждают:
“Жил человек – и нет его”.
Какую-то мистику я в этом чувствую. Злую. Нет благой цели в мире. И у человеческой жизни нет значения.
А мистику я люблю.
И, смотрю, Толстая тоже для разминки перед бегом её применяет:
“…в голове остался только след голоса, бестелесного, как бы исходящего из черной пасти телефонной трубки. Или вдруг раскроется, словно в воздухе, светлой фотографией солнечная комната -- смех вокруг накрытого стола, и будто гиацинты в стеклянной вазочке на скатерти, тоже изогнувшиеся в кудрявых розовых улыбках. Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут? Есть ли среди них тот, кто тебе нужен? Но светлая комната дрожит и меркнет, и уже просвечивают марлей спины сидящих, и со страшной скоростью, распадаясь, уносится вдаль их смех -- догони-ка.
Нет, постойте, дайте вас рассмотреть! Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками, веселая смеющаяся фигура оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу потеки клея от мочального парика, и голубые стеклянные глазки соединены внутри пустого черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова перечница! А ведь притворялась живой и любимой! А смеющаяся компания порхнула прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная…”.
Авторский голос тут как бы обретает персонажную плоть – это бывшая в те годы девочкой нынешняя, в 84-м году, писательница…
Память, как и жизнь человеческая: вспомнилось было и исчезло, - неуправляема…
Но как красива эта неуправляемость…
Было б пошло, если б всё было разумно…
Я уже привык, что ницшеанцы позволяют себе давать образ своего идеала, что реет над Добром и Злом.
Но в общем рассказ посвящён развёртыванию двух одинаково отрицаемых автором противоположных друг другу ценностей: добра и зла (с маленькой буквы), Сони и подтрунивающей над нею компании злых мелких людишек, занятых, каждый, своим успехом.
На таком варианте толкования я останавливаюсь и, вот, пишу.
Да, собственно, уже вот написал. Определился – дальше скучно.
Ну издевается Толстая над злыми – за то, что они так мелочно злы. Ну насмехается Толстая над доброй – за то, что никакого величия нет в доброте у Сони.
Величие для Толстой – это недосягаемое метафизическое, мистическое. А счастье у Сони – достигнутое. Путь платоническая любовь, но – обоюдная в этой своей ирреальности платонизма (влюблённый в неё недоступный Николай – это выдумка злой компании).
Даже это детское авторское воспоминание о Соне замечательно для Толстой своей недосягаемостью описать прекрасную душу той. Рассказ – жалкая потуга. Он бы мог быть повнятней, но мир зол и не даёт автору достать письма Сони к Николаю.
И потому именно на том кончается рассказ:
“-- Не пора ли обедать? -- шамкает Ада Адольфовна.
Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и вазы, и всякие запасы: чай, варенья, крупы, макароны. Из других комнат тоже виднеются буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы -- с бельем, с книгами, со всякими вещами. Где она хранит пачку Сониных писем, ветхий пакетик, перехваченный бечевкой, потрескивающий от сухих цветов, желтоватых и прозрачных, как стрекозиные крылья? Не помнит или не хочет говорить? Да и что толку -- приставать к трясущейся парализованной старухе! Мало ли у нее самой было в жизни трудных дней? Скорее всего она бросила эту пачку в огонь, встав на распухшие колени в ту ледяную зиму, во вспыхивающем кругу минутного света, и, может быть, робко занявшись вначале, затем быстро чернея с углов, и, наконец, взвившись столбом гудящего пламени, письма согрели, хоть на краткий миг, ее скрюченные, окоченевшие пальцы. Пусть так. Вот только белого голубка, я думаю, она должна была оттуда вынуть. Ведь голубков огонь не берет”.
Но что может сказать эмалевая брошка, снятая Соней с себя и посланная Николаю. – Ничего. Был человек – и ничего от него не осталось.
Достигла Толстая Вечности, столь вожделенной ницшеанцем? Ей и нам этого не дано знать. Только века и тысячелетия могут дать ответ.
Этот рассказ я прочёл в книге, изданной в 2003 году в Москве в издательстве “Подкова”. Книгу я подобрал в 2014-м на лавочке на автобусной остановке в городе Натания в Израиле, куда я в том же 2003-м приехал из Одессы и остался тут жить. Хоть предчувствовал… В Одессе я издал малым тиражом (на больше не растрясались денежные мешки) 18 своих книг. И каждый день там был кто-то, кому какая-нибудь из книг была одолжена для прочтения. И прочитывалась. А тут я лишь для одной одного читателя нашёл. Пушкиниста. Кандидата филологических наук. Но какого! Он мне сказал по прочтении, что не знает, что такое художественный смысл. То есть, что читал, что не читал. Жена его, тоже филолог, издавшая тут малым тиражом тоненькую книжку своих стихов, не удосужилась меня читать. Мне две строчки из её стихов запомнились: Мы думали, что мы другие, / А мы такие же, как все . В смысле – мещане, не смотрящие дальше, чем “буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы -- с бельем, с книгами, со всякими вещами” . Мне о Вечности и мечтать нечего. А книжка Толстой “Ночь” лежала вместе с несколькими другими книгами на русском языке. Здесь любят выбрасывать ненужное так, чтоб кто-нибудь мог попользоваться (одежду даже стирают). Имена других авторов были мне не знакомы, и я взял только Толстую. Она, вижу теперь, может посягать на Вечность.
Я прочёл второй рассказ из “Ночи”, “Любишь – не любишь” (1987), и вяло подумал, может, надо им устроить себе проверку… Ведь если в одном рассказе Толстая – ницшеанка, то и в другом должна б быть ею же…
А какая, к чёрту, ницшеанка, когда повествователь – маленькая девочка, лет пяти-шести. И она вместе с сестренкой, такой же, не любит Марьиванну, приставленную к ним вместо состарившейся любимой няни.
И только успел огорчиться, как тут же и понял, что, конечно же, и тут оно, ницшеанство. Вздорный ребёнок, семейный тиран. Кто ж она ещё, “я”-повествователь?!
И какая-де это прелесть – Апричинность.
Вот неизвестно, почему девочки её не любят и всё. И как это прекрасно…
Из-за того что она страшилки им читает на ночь? – Нет. И любимая няня так же делает:
По камням струится Терек,
Плещет мутный ва-а-а-ал…
Злой чечен ползёт на берег,
То-очит свой канжа-а-а-ал…
И её ж, Марьиванну, так любят другие бывшие дети, с которыми она была.
И вот обиженная и уставшая, - этот непрерывный “дух противоречия” , - Марьиванна уходит из семьи.
“Смертной белой кисеёй затягивают люстры, чёрной – зеркала. Марьиванна опускает густую вуальку на лицо, дрожащими руками собирает развалины сумочки, поворачивается и уходит, шаркая разбитыми туфлями, за порог, за предел, навсегда из нашей жизни”.
И эта любовь к мраку…
Тоска, что так легко мне далось раскусить… Что так могуществен этот инструмент, СИИИ… Что я так чётко знаю про черты инобытия ницшеанства: бесконечность, вечность, апричинность…
Это как-то волшебно, что Татьяна Толстая так обязательна в своём ницшеанстве с его мистическими чертами.
Нет, я понимаю. Она, конечно же, читала и перечитывала Чехова. Впитало её подсознание его идеал. Вот и выдаёт то же, что и Чехов.
Я не знаю, насколько осознавал свой идеал сам Чехов, но мне ясно, что впрямую оформивший такой идеал словами Ницше просто сумел выразить общечеловеческое. В том смысле общечеловеческое, что оно одно из характерных мест на СИИИ. Их набор является общечеловеческим. А условия, приводящие в то или иное характерное место, есть достояние конкретной истории совершенно конкретной страны или писателя в ней. С неизбежной повторяемостью истории.
Так, Чехов к своему идеалу пришёл под воздействием краха народничества, так, Толстая – от краха идеи социализма (так называемого, советского). Ещё до её официального краха.
Шире: как только в обществизме разочаровываются, так находится кто-то, кто очаровывается этим супериндивидуализмом, ницшеанством. Для красоты, впрочем, пользуют слова “личность” и “свобода”.
Ясно. У Толстой эта “Ночь” цикл воспоминаний о детстве.
Я взял последний рассказ. “Йорик” (2000).
И какие последние слова этого минирассказа?
“…головокружительные бездны времени”.
Всё то же. Всё вертится-крутится некое бессмертие…
Жестянка – образ местопребывания бессмертного.
“Но подоконнике моего детства стояла круглая жестянка пыльного цвета, с чёрной надписью: “Дорсет. Свиная тушёнка”. Жестянка служила братской могилой для всех одиноких пуговиц”.
Таково начало рассказика.
Бессмертны пуговицы из-за недостижительности. Их, каждой, пара “укатится под кровать, и – всё: шарь – не шарь, тыкай – не тыкай веником, пропала навеки. Тогда отпарывали, так уж и быть, и вторую пуговку, бросали сиротку в общую кучу…” .
Пуговичная жизнь не удалась. Зато приобретена вечная иная жизнь… Или это издевательство, а не иная. Ждать-ждать, что тебя извлекут, выберут и пришьют, и – никогда не дождаться. – Образ Зла этого мира… Когда хотелось бы, если не Добра, то хотя бы – над Добром и Злом.
То же – с китовым усом от корсета Натальи Васильевны, названным ребёнком Йориком, мол, целый кит.
“…наш бедный Йорик рыбы не ел, рыбаков не обижал, прожил жизнь светлую и короткую, - нет, нет, долгую, долгую жизнь, она длится и посейчас, она будет длиться, пока из жестянки на дребезжащем подоконнике чьи-то неуверенные, задумчивые пальцы будут вылавливать и отпускать, вылавливать и отпускать молчаливые, чудесные черепки времени”.
Ибо никакая это не вечная жизнь, а её, мечты, недостижимость.
Смешно, что что-то такое же я вычитал об артеме (наверно – артистическая тема) о швейной машинке “Зингер”: ““(1)Помимо пуговиц, в жестянке водились старожилы: скажем, набор игл от ножной машинки “Зингер”, на которой так долго никто не шил, что она понемножку стала растворяться в комнатном воздухе, истончаться в собственную тень, да так и пропала, (2) а ведь была красавицей: черная, с упоительно тонкой талией, с четко-золотым сфинксом, напечатанным на плече, (3) с золотым колесом, с черным сыромятным приводным ремешочком, со стальным, опасно-зубастым провалом куда-то вглубь, в загадочные недра, где, содрогаясь, туда-сюда ходил челнок, непонятно что делавший””.
Вот это “что-то такое же”:
Понять заумный язык литературоведа нельзя. Но… Чуется что-то сродное про неудачную жизнь красавицы, чья молодость пришлась на слом мира в 1917 году, и надмирные порывания автора, вспоминающего свою бабушку.
РЕАЛИЗАЦИЯ ТАНАТОЛОГИЧЕСКОЙ МЕТАФОРЫ В РАССКАЗЕ Т. Н. ТОЛСТОЙ "ЙОРИК"
В статье рассмотрены ироническая специфика и приемы реализации ключевой метафоры смерти в рассказе Т. Н.
Толстой "Йорик". Литературная аллюзия, фольклорная и мифологическая аналогии на уровне образной системы ведущие приемы реализации метафоры "Йорик", формирующей модель современного мира. Смысловая
противоречивость танатологической метафоры рассказа связана с авторским осмыслением смерти как феноменального явления.
Список литературы Жукова А. Н. Грамматика корякского языка. Л.: Наука, 1972. 324 с.
Жукова А. Н. Корякский язык. Л.: Наука, 1987. 324 с.
Жукова А. Н., Дедык В. Р. Корякский язык в таблицах. СПб.: Просвещение, 2008. Ч. 2. 76 с.
Маслов Ю. С. Очерки по аспектологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. 263 с.
Молл Т. А. Русско-корякский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1967. 752 с.
Плунгян В. А. Общая морфология: введение в проблематику. М.: УРСС, 2000. 384 с.
Скорик П. Я. Грамматика чукотского языка. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1961. Ч. I. 448 с.
Типология итеративных конструкций / отв. ред. В. С. Храковский. Л.: Наука, 1989. 311 с.
Храковский В. С. Семантические типы множества ситуаций (опыт классификации) // Известия АН ССР. Серия 9.
литературы и языка. 1986. Т. 45. № 2. С. 149-158.
The author presents the research results of situation multiplicity category by the material of the Koryak folk fairy tales corpus, tells that word-forming affixes are the most frequent means of this category expression in the corpus, that’s why they are chosen as the main object of the research, and for more complete description of situation multiplicity category also considers other ways of expressing it: grammatical, lexical and syntactic means encountered in the corpus.
Key words and phrases: Koryak language; language corpus; situation multiplicity category; verb; word-forming affixes.
Смысловая противоречивость танатологической метафоры рассказа связана с авторским осмыслением смерти как феноменального явления.
Ключевые слова и фразы: современная литература; постмодернизм; Т. Н. Толстая; танатологическая метафора; аллюзия; фольклорная и мифологическая аналогии; планетарный миф; ироническое повествование;
В проблематику научных исследований 2000-х годов по новейшей литературе, языкознанию и философии входит функционирование метафоры как одного из приемов смыслообразования. Выявлению сущности и значения метафоры как способа выражения философской идеи посвящает работу Е. О. Акишина [1].
В произведениях Т. Н. Толстой критик обнаруживает метафоры, выступающие средством постижения действительности и обладающие провидческой силой. Каждый рассказ прозаика построен на игре метафорических образований, что позволяет говорить об особом дискурсе авторского сознания. Носителем скрытой информации у писателя выступает художественный образ, деталь, заглавие произведения, представляющее текст.
Однако в критических и литературоведческих работах экзистенциальное измерение человеческого бытия через феномен смерти на материале данного рассказа рассматривается недостаточно полно.
Рациональная сторона существования Натальи Васильевны представлена историческим прошлым:
[Там же, с. 345]. Т. Н. Толстая приходит к выводу о метафизической ничтожности человека во все эпохи.
Образ бабушки выступает ядром культурной памяти семьи и обеспечивает вневременную связь поколений, утверждая существование последних на земле. Культурная память, сопряженная с жизнью и смертью, прошлым и настоящим, частным и общим, будучи сферой сознания персонажа, становится протестом против жизненного забвения: «…вот и войнам конец, делу венец, союзники шлют нам добротную свиную тушенку;
Закон 1. Множащиеся альтернативы создают пространство, т.
е. расстояние создается выбором человека – метафора перепутья. Миф о Мирах Вселенной.
Закон 2. Глубины соприкасаются, т.
Закон 3. Глубину Соприкосновения миров диктует мера Любви, т.
Таким образом, за счет непривычного сочетания, которое образует известный литературный образ и легендарное млекопитающее, литературная аллюзия с закрепленным за ней значением трансформируется.
Литературный источник метафоризации позволяет выявить аспекты диалогических и полемических отношений автора с мировым классиком по вопросу художественного исследования феномена смерти.
Связь ключевой метафоры рассказа с народной традицией обусловлена желанием Т. Н. Толстой переосмыслить смерть как вечную тему русской и мировой литературы в соответствии с принципом подвижности границ культурного пространства.
1) человек как центр системы;
2) культурная память как средство включения человека в пространство мира;
3) воспоминание как вид освоения мира, раздвигающий границы пространства и времени, соединяющий различные поколения и исторические эпохи.
Т. Н. Толстая моделирует понимание мира метафорической единицей, опираясь на фольклорное, библейское наследие, усматривая в нем глубинную основу бытия – органическую связь человека с природой и культурой, утраченную в современном обществе.
Неоднозначность и противоречивость смыслового поля метафоры, функции которой многоплановы (от отрицания миропорядка, бунта против разобщенности поколений и утверждения ничтожности человека до восстановления культурной памяти и возрождения законов вселенского пространства), объясняются особым видением Т. Н. Толстой смерти как феноменального явления, в котором сосредоточена дихотомия бытия (реальное существование, т.е. органическое, фактическое, и идеальное существование, представленное через категории вечного и вневременного).
Список литературы
1. Акишина Е. О. Метафора как форма выражения философских идей. Новосибирск: СГУ ПС, 2009. 172 с.
2. Андреева Н. Н. Проза Владимира Сорокина 1980-х годов: концептуалистский проект и художественная практика:
автореф. дисс. … канд. филол. наук. СПб.: СПбГУ, 2012. 30 с.
6. Гридина Т. А. Оценочный потенциал языковой игры в художественном тексте (на материале ранних рассказов
7. Дормидонтова О. А. Гастрономическая метафора как средство концептуализации мира. Тамбов: ТГУ, 2011. 250 с.
8. Кучина Т. Г. Поэтика русской прозы конца ХХ – начала XXI века: перволичные повествовательные формы.
Ярославль: ЯГПУ, 2008. 344 с.
прецедентные феномены тамбовских писателей в современной русской литературе. Тамбов: ТГТУ, 2008. 160 c.
11. Михайлова М. С. Поэзия Беллы Ахмадулиной: динамика лирической книги. Барнаул: БГПУ, 2008. 181 с.
13. Рамазанова Л. Г. Метафора в публицистическом тексте (на материале произведений А. Н. Толстого). Махачкала:
ДГПУ, 2004. 172 с.
14. Сибиряков И. В. Метафора: гносеологический статус, механизмы реализации и роль в познании. Челябинск: ЧГУ, 2005. 142 с.
16. Темиршина О. Р. Поэтическая семантика Б. Гребенщикова. М.: МГПУ, 2006. 202 с.
17. Толстая Т. Н. Не кысь. М.: Эксмо, 2007. 608 с.
18. Хыонг Ч. Т. Метеорологическая метафора в русской языковой картине мира. Воронеж: ВГУ, 2011. 199 c.
ТГТУ, 2005. 162 с.
20. Шекспир В. Избранные сочинения: в 3-х т. М.: Литература, 1999. Т. 1. 608 с.
21. Ярославцева М. В. Темпоральные метафоры в языковых картинах мира носителей русского и испанского языков.
Краснодар: КГУ, 2011. 156 с.
THANATOLOGICAL METAPHOR REALIZATION IN STORY “YORICK” BY T. N. TOLSTAYA
The author considers the ironic specificity and techniques of the realization of the key metaphor of death in the story “Yorick” by T. N. Tolstaya. Literary allusion, folklore and mythological analogies at the level of image system are the leading techniques of the metaphor “Yorick” realization, which forms the model of the modern world. The semantic inconsistency of the thanatological metaphor of the story is associated with the author’s comprehension of death as a phenomenal event.
Key words and phrases: modern literature; postmodernism; T. N. Tolstaya; thanatological metaphor; allusion; folklore and mythological analogies; planetary myth; ironic narration; comic effect.
УДК 821.112.2Филологические науки
Ключевые слова и фразы: Т. Манн; Дж. Джойс; миф; мономиф; ирония.
Валерия Андреевна Смирнова Кафедра зарубежной литературы Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена lerchen@daad-alumni.de
ТОМАС МАНН И ДЖЕЙМС ДЖОЙС: ОСОБЕННОСТИ МИФОЛОГИЧЕСКОЙ ПОЭТИКИ©
И Джойс, и Манн – представители модернистского направления в литературе. Оба опубликовали свои основные романы в 1920-х, любили музыку и мифологию, находились в добровольной ссылке из родных стран, имели особое отношение к религии. В их творчестве очевидно влияние вагнеровских принципов:
Попытка выявления общих черт в произведениях этих авторов не случайна, поскольку между творчеством Манна и Джойса существует множество точек соприкосновения. Параллели между их текстами очевидны, но объяснить это влиянием Джойса на немецкого автора довольно сложно. Сам Т. Манн не единожды указывал на свою увлеченность произведениями Джойса (в основном в переписке), но, тем не менее, подтверждений и доказательств этому практически нет. Данному вопросу посвящено исследование М. Паленсии-Рот © Смирнова В. А., 2012
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.
Методические приёмы:
Ведущий метод – метод творческого чтения, предусматривающий приёмы: выразительное чтение, комментирование фрагментов, цитат в форме двучастного дневника, создание отзывов – ассоциаций в виде эссе-миниатюры.
1. Оргмомент.
- Добрый день, ребята! На предыдущем уроке мы с вами начали разговор о литературе на современном этапе. Мы отметили, что современный литературный процесс характеризуется исчезновением канонизированных тем, новое поколение писателей исповедует разные эстетики: натуралистическую, авангардистскую, постмодернистскую, реалистическую. К сегодняшнему уроку я просила вас познакомиться с биографией Т. Толстой как яркого представителя постмодернизма.
- Взгляните, вашему вниманию "Сокровищница"! Старая жестянка в моих руках, обычная банка из-под кофе, но сколько в ней тайн, открывающихся перед "кладоискателем" через пуговички, булавочки и прочее. Согласны ли вы со мной? (следует обратить внимание на ответы уч-ся, считающих, что всё старое нужно выбрасывать, именно от них следует отталкиваться и ставить проблему)
- Итак, подведём итоги нашего спора: мнение разделились: кто-то считает, что такие вещи необходимо хранить, а кто-то считает, что их нужно выбрасывать. Я принимаю точку зрения и тех и других, да и сама я не так давно считала, что в сбережении подобных вещиц смысла нет, вряд ли они могут помочь отреставрировать что-либо, но после того как прочитала рассказ "Йорик" изменила своё мнение. Я предлагаю вам послушать его.
4. Знакомство с новым материалом.
Выразительное чтение рассказа учителем.
5. Работа с текстом рассказа.
Беседа.
-Поделитесь своим впечатлением от прочитанного.
-Объясните смысл названия рассказа. ( Йорик – имя шекспировского героя, шута, к черепу которого обращён монолог Гамлета. Здесь это имя отдано киту, а точнее кусочку китового уса, за которым скрывается яркое, остроумное существо, делающее жизнь насыщенной и интересной. В ладошке зажмёшь этот кусочек – вся жизнь перед глазами, и в банке уже не кусочек уса, а живое, думающее, искромётное, вечно живущее существо!)
-Какие композиционные приёмы использованы в произведении? (Рассказ Т.Толстой можно разделить на три части. В первой описывается маленькая, сварливая жизнь мелкого населения Дорсета. Во второй, центральной, а значит, самой важной, но и самой короткой, всего шесть предложений, но зато каких! (Например, первое из них представляет собой целый период, завершающийся афористичным: Чтобы пересказать жизнь, нужна жизнь. Пропустим это.) Третья часть, в которой наконец выныривает из холодных волн памяти бедный Йорик, пересыпана литературными реминисценциями и приметами времени. Их интересно узнавать и угадывать, чтение сопровождается увлекательной игрой. И вся жизнь в одном предложении: Тонкая талия пышные волосы трудная любовь долгая жизнь дети, которых волочат за руку по морям и континентам, вот и войнам конец, делу венец, союзники шлют нам добротную свиную тушёнку; мы съели её и сплюнули в освободившуюся тару косточки, зубы и усы. За иронией прячется глубина переживаний. Здесь особенности индивидуального стиля писательницы становятся еще более очевидным).
-Традиции литературы какого периода просматриваются в данном произведении? (Отголоски литературы начала XX века: бунинские и набоковские традиции).
-Предлагаю вам объединиться в подгруппы по 4-5 человек и выделить ключевые цитаты , на которые опирается по вашему мнению смысл всего текста. (На работу отводится не более 10 минут)
Комментирование ключевых слов и цитат (двучастный дневник).
Комментарий к ним
"подоконник моего детства"
У каждого есть свой символичный "подоконник детства", место, которое согревает милыми воспоминаниями из прошлой жизни, возможно и не своей. Ситуация доверительной беседы с читателем.
"шла маленькая, сварливая жизнь"
Одушевление, оживление предметов и за каждым особая память, увидеть красивое в кривом или поросшем лопухом.
"чтобы пересказать жизнь, нужна жизнь"
Ещё одна фраза, заставляющая ощутить течение времени.
"мелочи, вызывающими в памяти картинки прошлого"
Ощущение того, что самые важные события остались в прошлом, они не отпускают героев, зовут их в прошлое.
"сердце молодеет, стучит и рвётся"
Память, которая заставляет жить. "Жить надо так, чтоб небо не коптить"
6. Эссе-миниатюра "Над чем нас заставила задуматься автор?"
(на работу 5-7 минут)
7. Подведение итогов.
-Итак, давайте подведём итоги. Какие чувства, какие мысли у вас возникли после знакомства с рассказом?
Читайте также: