Сураз шукшин краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Василия Егорыча супруга называет Чудиком. Решив ехать в гости к брату на Урал, он первым делом идет в магазин, за гостинцами. Там находит 5 рублей и оставляет на прилавке, чтобы забрал потерявший.
Выйдя Чудик осознает, что деньги выпали у него, но вернуться не может, из страха быть обвиненным в воровстве. Самолет, на котором летел герой совершает неожиданную посадку на картофельном поле.
Один из пассажиров при посадке потерял вставную челюсть. Василий Егорыч поднял ее руками, что возмутило владельца. Встретившись, братья воспоминают прошлое и обсуждают философские темы. Сноха не довольна приездом гостя.
Утром Чудик остается один дома. Он хочет сделать приятное и разукрашивает коляску. Однако, на Софью Ивановну это впечатления не произвело, и она вынуждает уехать родственника, пригрозив выбросить вещи.
Вывод:
Искренность, открытость и доброта часто принимаются за чудачество. Но Чудик сохранил в себе прекрасные качества, которые не замечают люди. Шукшин показывает, что нужно воспринимать человека, каким он является. Прогресс и цивилизация городской жизни негативно влияет на человека, делает душу черствой.
Василий Шукшин — Сураз
— Спирька, дурак ты, дурак, хоть рожу свою пожалей! К кому поперся — к Лизке корявой, к терке. Неужели не совестно?
— С лица воду не пить,- резонно отвечает Спирька.- Она — терка, а душевней всех вас.
Жизнь Спирьки скособочилась рано. Еще он только был в пятом классе, а уж начались с ним всякие истории. Учительница немецкого языка, тихая обидчивая старушка из эвакуированных, пристально рассматривая Спирьку, говорила с удивлением:
— Байрон. Это поразительно, как похож!
Спирька возненавидел старушку.
— Невероятно, никто не поверит: маленький Бай…
— Да пошла ты к… — И Спирька загнул такой мат, какого постеснялся бы пьяный мужик.
У старушки глаза полезли на лоб. Она потом говорила:
— Я не испугалась, нет, я была санитаркой в четырнадцатом году, я много видела и слышала… Но меня поразило: откуда он-то знает такие слова?! А какое прекрасное лицо. Боже, какое у него лицо — маленький Байрон!
В школу он больше не пошел, как мать ни билась и чем только ни лупила. Он пригрозил, что прыгнет с крыши на вилы. Мать отступилась. Спирька пошел работать в колхоз.
Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался… Мать вконец измучилась с ним и махнула рукой:
— Давай, может, посадют.
— Не выйдет к вам!
Спирька стрелял в окошечко и пел:
Пощады никто не желает!
— Спирька, каждый твой выстрел — лишний год! — кричали ему.
— Считайте — сколько?! — отвечал Спирька. И из окошечка брызгал стремительный длинный огонь, гремело. Потом он протрезвился, смертельно захотел спать… Выкинул ружье и вышел.
Пришел — такой же размашисто-красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый. Добротой своей он поражал, как и красотой. Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать — если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в лес, до вечера пластаться там, а к ночи привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
— Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш. Чего бы тебе за это? — суетятся старики.
— Стакан водяры.- И смотрит с любопытством.- Что, ничего я мужик.
В село Ясное приехали по весне два новых человека, учителя: Сергей Юрьевич и Ирина Ивановна Зеленецкие — муж и жена. Сергей Юрьевич учитель физкультуры, Ирина Ивановна — пения.
Сергей Юрьевич — невысокий, мускулистый, широченный в плечах… Ходил упружисто, легко прыгал, кувыркался; любо глядеть, как он серьезно, с увлечением проделывал упражнения на турнике, на брусьях, на кольцах… У него был необычайно широкий добрый рот, толстый, с нашлепкой нос и редкие, очень белые, крупные зубы.
Ирина Ивановна — маленькая, бледненькая, по-девичьи стройная. Ничего вроде бы особенного, а скинет в учительской плащик, пройдет, привстанет на цыпочки, чтобы снять со шкафа тяжелый аккордеон,- откуда ладность явится, изящность. Невольно засматривались на нее.
Такая-то пара (было им по тридцать — тридцать два года) приехала в Ясное в хорошие теплые дни в конце апреля. Их поселили в большом доме, к старикам Прокудиным.
Первым, кто пришел навестить приезжих, был Спирька, Он и раньше всегда ходил к новым людям. Придет, посидит, выпьет с хозяевами (кстати сказать, Спирька, хоть пил, допьяна напивался редко), поговорит и уйдет.
Было под вечер. Спирька умылся, побрился, надел выходной костюм и пошел к Прокудиным.
— Пойду гляну, что за люди,- сказал матери.
Старики Прокудины вечеряли.
— Садись, Спиридон, похлебай.- Спирька иногда помогал старикам, они любили его и жалели.
— Спасибо, я из-за стола. Дома ваши квартиранты?
— Там.- Старик кивнул на дверь горницы.- Укладываются.
— Ничо, уважительные. Сыру с колбасой вот дали. Садись, попробуй?
Спирька качнул головой, пошел в горницу. Стукнул в дверь:
— Войдите! — пригласили за дверью.
— Здравствуйте! — сказали супруги. И невольно засмотрелись на Спирьку. Так было всегда.
Спирька пошел знакомиться.
— Ирина Ивановна. Садитесь, пожалуйста.
Пожимая теплую маленькую ладошку Ирины Ивановны, Спирька открыто, с любо пытством оглядел всю ее, Ирина Ивановна чуть поморщилась от рукопожатия, улыбнулась, почему-то поспешно отняла руку, поспешно повернулась, пошла за стулом.. Несла стул, смотрела на Спирьку не то что удивленная — очень заинтересованная
Сергей Юрьевич смотрел на него.
— С приездом,- сказал Спирька.
— Пришел попроведать,- пояснил гость.- А то пока наш народ раскачается, засохнуть можно.
В этом рассказе говорится о простом мужике по имени Василий Егорыч, который работает киномехаником в селе, он не равнодушен к собакам и сыщикам. За его простоту его многие считали чудоковатым, а жена ласково называла чудиком.
Однажды Чудик решил навестить брата, который живет на Урале. Они 12 лет не виделись. Чудик отправляется в долгую дорогу. Но уже в ближайшем городе он попадает в глупую ситуацию. Чудик решил купить гостинцев для своих племянников и стоя в очереди в магазине, обнаруживает 50 рублей, которые лежали на полу.
Чудик решил пошутить над этим, тем самым привлечь к себе внимание, но люди не поняли его шутки. Он просто поднял бумажку и положил на кассу, чтобы хозяин потерявшейся купюры нашелся.
Выйдя из магазина, Чудик понимает, что у него в кармане не хватает 50 рублей. Он начинает себя ругать за такую глупость, но войти в магазин и забрать свои деньги не решается. Он побоялся, что люди подумают про него плохо. Так он и уехал в расстроенных чувствах. В самолете он пытается заговорить со своим соседом, мужчина читал газету и не желал общаться.
Когда стюардесса попросила всех пассажиров пристегнуть ремни, Чудик решил повторить своему соседу, что безопаснее будет пристегнуться, но мужчина был увлечен чтением. В итоге мужчина падает с места и теряет свою вставную челюсть, Чудик начинает помогать ему, но мужчина только накричал на него. В ответ на грубое отношение Чудик предлагает свою помощь, чем удивляет разъяренного соседа.
Приехав к брату Дмитрию, Чудик узнает, что у него помимо племянников и брата есть еще и сноха. С первого взгляда жена Дмитрия начинает ненавидеть Чудика. Она всячески пытается его оскорбить, намекая на то, что он не желанный гость в доме. Но Чудик на эту агрессию отвечает добром.
На следующий день Чудик разукрашивает детскую коляску, чтобы сделать приятно и родителям, и племянникам, после чего довольный собой он бежит в магазин за сладостями. Снохе его это все не понравилось, она выгоняет его из дома. Чудик отправляется обратно в село к своей жене.
Срезал краткое содержание
Взрослый, но наивный мужчина по простоте своей попадает в различные неприятности. Его попытки помочь окружающим всякий раз оканчиваются плачевно.
Василий Егорыч Князев — киномеханик, странноватый мужчина, работающий в селе. Жена называет его Чудиком.
Чудик собирается на Урал, к брату, с которым не виделся около двенадцати лет, но перед поездкой влипает в разные неприятные истории. В магазине, купив племянникам гостинцев, он замечает пятидесятирублёвую бумажку, поднимает её и оставляет на кассе, предполагая, что за ней вернётся владелец.
Выйдя на улицу, Чудик осознаёт, что это именно он потерял свои деньги. Вернуться за ними он не смеет, думая, что люди примут его за человека, решившего прикарманить чужой полтинник.
На Урал Чудик летит в самолёте, который совершает посадку не на взлётно-посадочной полосе, а на картофельном поле. При посадке сосед Чудика теряет свою вставную челюсть. Василий решает помочь ему и находит челюсть, но вместо благодарности получает в свой адрес ругань: владельцу челюсти не понравилось, что Чудик взял её в руки.
Давая телеграмму домой, Князев в привычном для себя стиле сообщает жене, что долетел благополучно. Строгая телеграфистка требует изменить текст, Чудик вынужден подчиниться.
Приехав к брату, Василий сразу ощущает на себе неприязнь снохи, буфетчицы Софьи Ивановны. Выпивший Чудик вместе с братом Дмитрием вынуждены из дома переместиться на улицу, где оба придаются воспоминаниям и философствуют.
На следующий день Чудик просыпается и обнаруживает, что один дома. Решив сделать что-нибудь приятное для снохи, Князев решает разрисовать коляску. Сделав на коляске рисунки, он отправляется ходить по магазинам.
Вернувшись вечером, он слышит, как брат ругается со своей женой, которой совсем не понравилась разрисованная коляска. Она требует, чтобы Чудик уехал, грозится выбросить его чемодан. Чудик понимает, что ему не рады, и уезжает домой.
Популярные сегодня пересказы
Верую!, стр. 1
По воскресеньям наваливалась особенная тоска. Какая-то нутряная, едкая… Максим физически чувствовал ее, гадину: как если бы неопрятная, не совсем здоровая баба, бессовестная, с тяжелым запахом изо рта, обшаривала его всего руками — ласкала и тянулась поцеловать.
— О. Господи… Пузырь: туда же, куда и люди, — тоска, — издевалась жена Максима, Люда, неласковая, рабочая женщина: она не знала, что такое тоска. — С чего тоска-то?
Максим Яриков смотрел на жену черными, с горячим блеском глазами… Стискивал зубы.
— Давай матерись, Полайся — она, глядишь, пройдет, тоска-то. Ты лаяться-то мастер.
Максим иногда пересиливал себя — не ругался. Хотел, чтоб его поняли.
— Не поймешь ведь.
— Почему же я не пойму? Объясни, пойму.
— Вот у тебя все есть — руки, ноги… и другие органы. Какого размера — это другой вопрос, но все, так сказать, на месте. Заболела нога — ты чувствуешь, захотела есть — налаживаешь обед… Так?
Максим легко снимался с места (он был сорокалетний легкий мужик, злой и порывистый, никак не мог измотать себя на работе, хоть работал много), ходил по горнице, и глаза его свирепо блестели.
— Но у человека есть также — душа! Вот она, здесь, — болит! — Максим показывал на грудь. — Я же не выдумываю! Я элементарно чувствую — болит.
— Больше нигде не болит?
— Слушай! — взвизгивал Максим. — Раз хочешь понять, слушай! Если сама чурбаком уродилась, то постарайся хоть понять, что бывают люди с душой. Я же не прошу у тебя трешку на водку, я же хочу… Дура! — вовсе срывался Максим, потому что вдруг ясно понимал: никогда он не объяснит, что с ним происходит, никогда жена Люда не поймет его. Никогда! Распори он ножом свою грудь, вынь и покажи в ладонях душу, она скажет — требуха. Да и сам он не верил в такую-то — в кусок мяса. Стало быть, все это — пустые слова. Чего и злить себя? — Спроси меня напоследок: кого я ненавижу больше всего на свете? Я отвечу: людей, у которых души нету. Или она поганая. С вами говорить — все равно, что об стенку головой биться.
— А тогда почему же ты такой злой, если у тебя душа есть?
— А что, по-твоему, душа-то — пряник, что ли? Вот она как раз и не понимает, для чего я ее таскаю, душа-то, и болит, А я злюсь поэтому. Нервничаю.
— Ну и нервничай, черт с тобой! Люди дождутся воскресенья-то да отдыхают культурно… В кино ходют. А этот — нервничает, видите ли. Пузырь.
Максим останавливался у окна, подолгу стоял неподвижно, смотрел на улицу. Зима. Мороз. Село коптит в стылое ясное небо серым дымом — люди согреваются. Пройдет бабка с ведрами на коромысле, даже за двойными рамами слышно, как скрипит под ее валенками тугой, крепкий снег. Собака залает сдуру и замолкнет — мороз. Люди — по домам, в тепле. Разговаривают, обед налаживают, обсуждают ближних… Есть — выпивают, но и там веселого мало.
— Зачем же чертежи-то передал? — допытывался старшина. — И кому.
В одно такое мучительное воскресенье Максим стоял у окна и смотрел на дорогу. Опять было ясно и морозно, и дымились трубы.
Совсем тошно стало Максиму… Он вспомнил, что к Илье Лапшину приехал в гости родственник жены, а родственник тот — поп. Самый натуральный поп — с волосьями. У попа что-то такое было с легкими — болел. Приехал лечиться. А лечился он барсучьим салом, барсуков ему добывал Илья. У попа было много денег, они с Ильей часто пили спирт. Поп пил только спирт.
Максим пошел к Лапшиным.
Илюха с попом сидели как раз за столом, попивали спирт и беседовали. Илюха был уже на развезях — клевал носом и бубнил, что в то воскресенье, не в это, а в то воскресенье он принесет сразу двенадцать барсуков.
— Мне столько не надо. Мне надо три хороших — жирных.
— Я принесу двенадцать, а ты уж выбирай сам — каких. Мое дело принести. А ты уж выбирай сам, каких получше. Главное, чтоб ты оздоровел… а я их тебе приволоку двенадцать штук…
Попу было скучно с Илюхой, и он обрадовался, когда пришел Максим.
— Что? — спросил он.
— Душа болит, — сказал Максим. — Я пришел узнать: у верующих душа болит или нет?
— Ты только не подумай, что я пришел специально выпить. Я могу, конечно, выпить, но я не для того пришел. Мне интересно знать: болит у тебя когда-нибудь душа или нет?
Поп налил в стаканы спирт, придвинул Максиму один стакан и графин с водой:
— Разбавляй по вкусу.
Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него что-то там с легкими. И глаза у попа — ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому — не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный — не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие — живые, трепетные нити — распутывать. Однако — Максим сразу это почувствовал — с попом очень интересно.
Другие названия: Жарки, Скандалевич, Непутевый
В итоге совершенно очевидно, что жизнеописание Спирьки выстроено по той же сюжетной схеме, что и жизнеописание Святополка:
- рождение от блуда;
- злая судьба (и здесь трагизм заключается в том, что изменить ее не во власти героя);
- злая смерть (самоубийство).
К Ирине, учительнице, он испытывает нежность - хочет погладить горлышко, поцеловать. У него нет намерений опозорить ее, посмеяться над ней. Это светлое чувство впервые появилось в Спиридоне, поэтому он растерян, не знает, как себя вести. Это стихия, порыв. Спирька не думает, зачем это ему, надо ли Ирине, как отреагирует муж, что будет потом. Его повлекло к этой женщине, и он пошел к ней. Поэтому он не таится и не думает о том, что совершает плохой поступок.
Спирька захотел убить Сергея, мужа Ирины, потому что тот его обидел, унизил. Однако Спирька не выстрелил, потому что пожалел Ирину, а еще потому, что на самом деле не хотел убивать. Это был просто стихийный порыв, над которым Спирька не успел поразмыслить. Он никогда зла не делал и вряд ли бы сделал по своей безраздельной доброте.
Василий Шукшин - Сураз краткое содержание
Сураз - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Спирьке Расторгуеву - тридцать шестой, а на вид - двадцать пять, не больше. Он поразительно красив: в субботу сходит в баню, пропарится, стащит с недельную шоферскую грязь, наденет свежую рубаху - молодой бог! Глаза ясные, умные. Женственные губы ало цветут на смуглом лице. Сросшиеся брови, как вороньго крыла, размахнулись в капризном изгибе. Черт его знает. Природа, тоже иногда шутит. Ну зачем ему? Он и сам говорит: "Это мне - до фени". Ему все фени. Тридцать шесть лет - ни семьи, ни хозяйства настоящего. Знает свое машинничать да к одиноким бабам по ночам шастать. Шастает ко всем подряд, без разбора. Ему это - тоже "до фени". Как назло кому: любит постарше и пострашнее.
- Спирька, дурак ты, дурак, хоть рожу свою пожалей! К кому поперся - к Лизке корявой, к терке. Неужели не совестно?
- С лица воду не пить,- резонно отвечает Спирька.- Она - терка, а душевней всех вас.
Жизнь Спирьки скособочилась рано. Еще он только был в пятом классе, а уж начались с ним всякие истории. Учительница немецкого языка, тихая обидчивая старушка из эвакуированных, пристально рассматривая Спирьку, говорила с удивлением:
- Байрон. Это поразительно, как похож!
Спирька возненавидел старушку.
Только подходило "Анна унд Марта баден", у него болела душа опять пойдет: "Нет, это поразительно. Вылитый маленький Байрон". Спирьке это надоело. Однажды старушка завела по обыкновению:
- Невероятно, никто не поверит: маленький Бай.
- Да пошла ты к. - И Спирька загнул такой мат, какого постеснялся бы пьяный мужик.
У старушки глаза полезли на лоб. Она потом говорила:
- Я не испугалась, нет, я была санитаркой в четырнадцатом году, я много видела и слышала. Но меня поразило: откуда он-то знает такие слова?! А какое прекрасное лицо. Боже, какое у него лицо - маленький Байрон!
"Байрона" немилосердно выпорола мать. Он отлежался и двинул на фронт. В Новосибирске его поймали, вернули домой. Мать опять жестоко избила его. А ночью рвала на себе волосы и выла над сыном; она прижила Спирьку от "проезжего молодца" и болезненно любила и ненавидела в нем того молодца: Спирька был вылитый отец, даже характером сшибал, хоть в глаза не видал его.
В школу он больше не пошел, как мать ни билась и чем только ни лупила. Он пригрозил, что прыгнет с крыши на вилы. Мать отступилась. Спирька пошел работать в колхоз.
Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался. Мать вконец измучилась с ним и махнула рукой:
- Давай, может, посадют.
И правда, посадили. После войны. С дружком, таким же отпетым чухонцем, перехватили на тракте сельповскую телегу из соседнего села, отняли у возчика ящи водки. Справились с мужиком! Да еще всыпали ему. Сутки гуляли напропалую у Спирькиной "марухи". И тут их накрыла милиция. Спирька успел схватить ружье, убежал в баню, и его почти двое суток не могли взять - отстреливался. К нему подсылали "маруху" его, Верку-тараторку, - уговорить сдаться добром. Шалаболка Верка, тайком, под подолом, отнесла ему бутылку водки и патронов. Долго была там с ним.. Вышла и объявила гордо:
- Не выйдет к вам!
Спирька стрелял в окошечко и пел:
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает!
- Спирька, каждый твой выстрел - лишний год! - кричали ему.
- Считайте - сколько?! - отвечал Спирька. И из окошечка брызгал стремительный длинный огонь, гремело. Потом он протрезвился, смертельно захотел спать. Выкинул ружье и вышел.
Пять лет "пыхтел".
Пришел - такой же размашисто-красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый. Добротой своей он поражал, как и красотой. Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать - если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в лес, до вечера пластаться там, а к ночи привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
- Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш. Чего бы тебе за это? - суетятся старики.
- Стакан водяры.- И смотрит с любопытством.- Что, ничего я мужик.
Пришел Спирька из тюрьмы. Дружков - никого, разъехались, "марухи" замуж повыходили. Думали, уедет и он. Он не уехал. Малость погулял, отдал деньги матери, пошел шоферить. Так жил Спирька.
В село Ясное приехали по весне два новых человека, учителя: Сергей Юрьевич и Ирина Ивановна Зеленецкие - муж и жена. Сергей Юрьевич учитель физкультуры, Ирина Ивановна - пения.
Сергей Юрьевич - невысокий, мускулистый, широченный в плечах. Ходил упружисто, легко прыгал, кувыркался; любо глядеть, как он серьезно, с увлечением проделывал упражнения на турнике, на брусьях, на кольцах. У него был необычайно широкий добрый рот, толстый, с нашлепкой нос и редкие, очень белые, крупные зубы.
Ирина Ивановна - маленькая, бледненькая, по-девичьи стройная. Ничего вроде бы особенного, а скинет в учительской плащик, пройдет, привстанет на цыпочки, чтобы снять со шкафа тяжелый аккордеон,- откуда ладность явится, изящность. Невольно засматривались на нее.
Такая-то пара (было им по тридцать - тридцать два года) приехала в Ясное в хорошие теплые дни в конце апреля. Их поселили в большом доме, к старикам Прокудиным.
Первым, кто пришел навестить приезжих, был Спирька, Он и раньше всегда ходил к новым людям. Придет, посидит, выпьет с хозяевами (кстати сказать, Спирька, хоть пил, допьяна напивался редко), поговорит и уйдет.
Было под вечер. Спирька умылся, побрился, надел выходной костюм и пошел к Прокудиным.
- Пойду гляну, что за люди,- сказал матери.
Старики Прокудины вечеряли.
- Садись, Спиридон, похлебай.- Спирька иногда помогал старикам, они любили его и жалели.
- Спасибо, я из-за стола. Дома ваши квартиранты?
- Там.- Старик кивнул на дверь горницы.- Укладываются.
- Ничо, уважительные. Сыру с колбасой вот дали. Садись, попробуй?
Спирька качнул головой, пошел в горницу. Стукнул в дверь:
- Войдите! - пригласили за дверью.
- Здравствуйте! - сказали супруги. И невольно засмотрелись на Спирьку. Так было всегда.
Спирька пошел знакомиться.
- Ирина Ивановна. Садитесь, пожалуйста.
Пожимая теплую маленькую ладошку Ирины Ивановны, Спирька открыто, с любо пытством оглядел всю ее, Ирина Ивановна чуть поморщилась от рукопожатия, улыбнулась, почему-то поспешно отняла руку, поспешно повернулась, пошла за стулом.. Несла стул, смотрела на Спирьку не то что удивленная - очень заинтересованная
Сергей Юрьевич смотрел на него.
- С приездом,- сказал Спирька.
- Пришел попроведать,- пояснил гость.- А то пока наш народ раскачается, засохнуть можно.
Подача текста, как и сами описываемые события, показались мне излишне стилизованными практически до гротескности. Персонажи слишком много пьют, матерятся и, что особенно печально, совершают совершенно необъяснимые с точки зрения психически здорового человека действия. В финале Автор все же обосновывает поступки Главного Героя, которые в общем и целом еще можно принять, но поведение женских персонажей находится где-то за гранью адекватности и сопереживать таким Героиням невозможно.
Неприемлемый субъект в приемлемом обществе
Спиридон чертовски красив, чертовски решителен и чертовски злоупотребляет алкоголем, но единственная его беда, по мнению Шукшина, это разрыв внутренней связи с самим собой на фоне тотальной безотцовщины Героя. Неприятие персонажем себя, как сына, не позволяет ему стать полноценным мужчиной, а затем мужем и отцом, что наглядно иллюстрируется образом жизни Спирьки, не предполагающим создание семьи и рождение детей.
Автор усугубляет эту пропасть между взрослым миром и Героем, стараясь подчеркнуть его инфантилизм, тем, что перманентно кличет его Спирькой. В противовес ему пара учителей – ровесников упоминается исключительно по имени и отчеству, будто они минимум Нобелевские лауреаты, а не школьные преподаватели музыки и физкультуры, что создает фактически непреодолимую воображаемую пропасть недосягаемости между этими в общем-то одинаковыми людьми, запертыми в декорациях русской глубинки.
Не имеющий корней вечно гоним ветром
Интересная метафора окончания пути человека, уставшего бороться с волнами и покорно сложившего руки, хотя берег находится в 50 метрах от него. Необходим ли такой фатум, когда по сути не произошло ничего фатального? Разрыв Героя между своим внутренним миром и миром социума проявляется особенно остро в момент, когда он пытается осмыслить происходящее, но не может разобраться ни в ситуации, ни в самом себе.
Визуальная привлекательность Спиридона — еще одно гротескное допущение Шукшина, призванное подчеркнуть превосходство внешней оболочки над внутренним содержанием. И хотя в социальной жизни Героя властвует буря, внутри у него полный штиль, который топит Спирьку в своих тихих водах, едва раскачавшись от встречи даже не с сексуальной училкой, а со взрослой позицией ее спортивного мужа.
Но настолько ли заблудился Спиридон? Не предал ли он своим поступком единственную дорогую и значимую для него женщину – свою мать, разменяв свою жизнь на сиюминутную похоть, которая в глубинном смысле не значила для него ничего, как и прочие его связи, но лишь напомнила ему, что он не может быть мужем и мужчиной, как Сергей.
Но обязательно ли быть мужем и отцом каждому? Возможно, кто-то рожден вечным сыном, и в этом находит свою дорогу и свое предназначение? Полагаю, что в советский период, когда и был написан этот рассказ, ответ был вполне однозначен. Смертная казнь вместо позволения не взрослеть никогда, патроны за счет осужденного.
Это было мое первое знакомство с творчеством Шукшина в рамках совместных чтений, полагаю, что ни за какие произведения большего объема этого Автора я не возьмусь. Здесь действительно есть психологизм и есть, что обсудить, но в художественном плане и плане сопереживания персонажам и ситуации это стопроцентный промах.
Тут можно читать бесплатно Сураз - Шукшин Василий Макарович. Жанр: Современная проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте mir-knigi.info (Mir knigi) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Сураз - Шукшин Василий Макарович краткое содержание
Сураз - Шукшин Василий Макарович - описание и краткое содержание, автор Шукшин Василий Макарович , читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки mir-knigi.info
Сураз читать онлайн бесплатно
— Спирька, дурак ты, дурак, хоть рожу свою пожалей! К кому поперся — к Лизке корявой, к терке. Неужели не совестно?
— С лица воду не пить, — резонно отвечает Спирька. — Она — терка, а душевней всех вас.
Жизнь Спирьки скособочилась рано. Еще он только был в пятом классе, а уж начались с ним всякие истории. Учительница немецкого языка, тихая обидчивая старушка из эвакуированных, пристально рассматривая Спирьку, говорила с удивлением:
— Байрон. Это поразительно, как похож!
Спирька возненавидел старушку.
— Невероятно, никто не поверит: маленький Бай…
— Да пошла ты к… — И Спирька загнул такой мат, какого постеснялся бы пьяный мужик.
У старушки глаза полезли на лоб. Она потом говорила:
— Я не испугалась, нет, я была санитаркой в четырнадцатом году, я много видела и слышала… Но меня поразило: откуда он-то знает такие слова?! А какое прекрасное лицо. Боже, какое у него лицо — маленький Байрон!
В школу он больше не пошел, как мать ни билась и чем только ни лупила. Он пригрозил, что прыгнет с крыши на вилы. Мать отступилась. Спирька пошел работать в колхоз.
Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался… Мать вконец измучилась с ним и махнула рукой:
— Давай, может, посадют.
— Не выйдет к вам!
Спирька стрелял в окошечко и пел:
— Спирька, каждый твой выстрел — лишний год! — кричали ему.
— Считайте — сколько?! — отвечал Спирька. И из окошечка брызгал стремительный длинный огонь, гремело. Потом он протрезвился, смертельно захотел спать… Выкинул ружье и вышел.
Пришел — такой же размашисто-красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый. Добротой своей он поражал, как и красотой. Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать — если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в лес, до вечера пластаться там, а к ночи привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
— Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш. Чего бы тебе за это? — суетятся старики.
— Стакан водяры. — И смотрит с любопытством. — Что, ничего я мужик.
В село Ясное приехали по весне два новых человека, учителя: Сергей Юрьевич и Ирина Ивановна Зеленецкие — муж и жена. Сергей Юрьевич — учитель физкультуры, Ирина Ивановна — пения.
Сергей Юрьевич — невысокий, мускулистый, широченный в плечах… Ходил упружисто, легко прыгал, кувыркался; любо глядеть, как он серьезно, с увлечением проделывал упражнения на турнике, на брусьях, на кольцах… У него был необычайно широкий добрый рот, толстый, с нашлепкой нос и редкие, очень белые, крупные зубы.
Ирина Ивановна — маленькая, бледненькая, по-девичьи стройная. Ничего вроде бы особенного, а скинет в учительской плащик, пройдет, привстанет на цыпочки, чтобы снять со шкафа тяжелый аккордеон, — откуда ладность явится, изящность. Невольно засматривались на нее.
Такая-то пара (было им по тридцать — тридцать два года) приехала в Ясное в хорошие теплые дни в конце апреля. Их поселили в большом доме, к старикам Прокудиным.
Первым, кто пришел навестить приезжих, был Спирька, Он и раньше всегда ходил к новым людям. Придет, посидит, выпьет с хозяевами (кстати сказать, Спирька, хоть пил, допьяна напивался редко), поговорит и уйдет.
Было под вечер. Спирька умылся, побрился, надел выходной костюм и пошел к Прокудиным.
— Пойду гляну, что за люди, — сказал матери.
Старики Прокудины вечеряли.
— Садись, Спиридон, похлебай. — Спирька иногда помогал старикам, они любили его и жалели.
— Спасибо, я из-за стола. Дома ваши квартиранты?
— Там. — Старик кивнул на дверь горницы. — Укладываются.
— Ничо, уважительные. Сыру с колбасой вот дали. Садись, попробуй?
Спирька качнул головой, пошел в горницу. Стукнул в дверь:
— Войдите! — пригласили за дверью.
— Здравствуйте! — сказали супруги. И невольно засмотрелись на Спирьку. Так было всегда.
Читайте также: