Стихи о шопене для 5 класса музыка в школе
Обновлено: 07.07.2024
Красивые стихи про Шопен на различные темы: о любви, стихи поздравления, короткие стихи, для детей и многие другие вы найдете в ленте поэтических публикаций нашего сайта.
Какие стихи вы предпочитаете?
Стихи - Фредерику Шопену
Шопен! Да здравствует мгновенье
Великой музыки любви,
Да будет вечным дуновенье
Мелодий Бога красоты.
Спасибо, Фредерик! Тот дар,
Чем ты нас всех благословил,
Святых желании ясный пар
Поэтам мира подарил.
Для ангелов - влеченья Свет,
Для бесов - неприязни Тьма -
Твоя лишь музыка, Шопен,
Свеченье Бога и добра.
Стихи - Закат. Шопен Ноктюрн 20
В фарфоре Ра - Высокий звук заката. Синь, ранящее торжество…
Этюд в багровых тонах, словно дерзкий миг, пришедший за попыткой.
Бог дал ему голос, чтобы терять себя.
О, этот невесомый звук -
Последний Псалом уходящего…
Упование…
Упование - строка к строке средь одинокого смысла тебя, причащенного временем.
Как врут слова на пламенной латыни пред этой распаленной красотой!
Как чувственно не сдержан ритм теней!
Сгущенье красок, звуков, уходящих в глубину и замирающих там сонмом.
Стихи - Музыка Кульеры
Кто-то слушает в Кульере,
Как звучит в волнах Шопен.
Не закрыл души он двери,
Не воздвиг высоких стен
Перед зимней непогодой,
Ведь в душе весны цвета.
И парит под небосводом
Чайкой светлая мечта.
Тарас Тимошенко
2019
Стихи - А я люблю.
А мне Шопен тихонько наиграл,
Что Ангел мой со мной идти устал….
Прости…
За ту надежду, что дала…
За ту любовь, что не искала…
Но нас она нашла…
Прости…
Ведь я действительно любила,
И той любви тебе желала…
Но погубила…
Мечтай…
Ты ангел мой, ты солнца свет,
Живи во мне огнем и бейся,
Но не сгорай во мне…
Мечтай…
Что сбудется надежда,
И в душу мне дождями влейся…
Так было прежде…
Слезой
Заглушит боль, но всё… болит.
Шопен играет… Ангел спит…
Стихи - Похороны учительницы
Спешите по делам? Остановитесь.
Дорогу дайте. Встаньте возле стен.
Над городом, печален и неистов,
Ломает крылья раненый Шопен.
Сквозь дождь, идущий тихо и неловко,
Сквозь звон трамваев и вороний крик,
Сквозь улицы, как медленная лодка,
Плывёт, покрытый красным, грузовик.
И мальчик в нём, слезу рукой размазав,
Сидит, держась за хмурого отца,
Над белою, над гипсовою маской
Холодного и строгого лица.
С косичками и с выбившейся чёлкой
Пред невесёлым тем грузовиком
Идёт в промокшей.
Стихи - Застигнутый врасплох
Застигнутый врасплох
стремниной повседневной,
заботы вечный раб
я стражду и мятусь,
бегу высокого, а низкого боюсь,
кристаллом бытия
упасть к ногам Вселенной
мне не дано;
так глины теплый ком
страшится, свой покой отринув разом
стать в пламени сияющим алмазом,
иль в холоде коснеющим кремнем.
1973
* * *
Что за птица в углу забилась,
не найдя окна между стен?
Я с тринадцати лет любил Вас,
господин Фредерик Шопен.
Стихи - Дары Дианы
Ей нравился Бетховен, мне Шопен,
но мы сошлись на Моцарте,
она оставила шарм легкости,
я романтический прилив весны
и солнечные струны.
Ее волосы пахли кедром,
руки жасмином.
Голодной пчелой я собирал пыльцу поцелуев
с ее губ.
Ее молочная обнаженная кожа ловила
шелковый ветер,
иной ли достоин был,
иной ли был к ней хорош.
И небо
проливало самый теплый дождь
к ее ногам.
Мне нравилось любить, ей быть любимой,
но мы сошлись, устам
придав взаимность меда
из улиев Эдема.
Стихи - Мы привыкли молчать о любви
Мы теперь для святош образцовая пара, мой друг,
И распахнуты двери в их ханжество, только печально.
Стихи - И бурю ревности смиряя. Покорная жена
Вы были на том маскараде, не стоит лукавить.
Я видела вас с этой дамой в зеленом плаще,
Я знаю о связи, и ревность меня не оставит.
Лишь тусклые звезды все падали в пропасть, и те
Усталые шутки забыть мне, мой милый, едва ли,
Но я вас простила, а что я могла в этот час?
Пыталась забыть, только как вы ее целовали,
Казалось, что в мире не будет счастливее вас.
Потом Незнакомка растаяла, словно комета,
Они – однодневки, за ними угнаться едва ли.
И вот вы вернулись, и ждал вас обед.
Стихи - Саше Абдулову
Воротник поднять повыше,
Запахнуть пальто поглубже
И вдогонку не расслышать,
Что-то вечное о дружбе.
Дождь осенний барабанит
И Шопен на водостоках,
Скорбной нотой сердце ранит,
Как же это все жестоко!
Ну а если присмотреться,
Все в природе справедливо,
Вместе с кленами раздеться,
И как Год уйти красиво.
Шопен! Да здравствует мгновенье
Великой музыки любви,
Да будет вечным дуновенье
Мелодий Бога красоты.
Спасибо, Фредерик! Тот дар,
Чем ты нас всех благословил,
Святых желании ясный пар
Поэтам мира подарил.
Для ангелов — влеченья Свет,
Для бесов — неприязни Тьма —
Твоя лишь музыка, Шопен,
Свеченье Бога и добра.
У памятника Шопену
В Варшаве туристы стоят.
Нам современность пену
Предлагает, порою яд.
Шопен высоту предлагает.
Рояль совершенно звучит —
И в пустоту низвергает
Пустоту мелочей и обид.
Этюды сгущённым смыслом
Даны, как порой облака.
Мазурки играют лучистым
Светом — безвластны века.
Концерты, как панорамы
Сияющих сутью звёзд,
Какие из тёмной ямы
К свету предложат мост.
А без моста такого
Душа не бывает жива.
Ибо свет ей основа,
Что ему лет жернова…
Я иду за музыкой Шопена,
Открываюсь радости сама:
Плещут искры Вислы белопенной,
И мазуркой взвихрена корчма.
В черно-белых клавишах рояля
Есть волынки, скрипки,
контрабас,
Разом загудели, заиграли —
И кого же не подхватит пляс!
Только слышу рокот барабана —
И уже ни публики, ни стен!
Из тревожной музыки нежданно
Вырастает молодой Шопен.
И не буря лист срывает ржавый,
И не громы с молниями бьют, —
То гремит над осенью Варшавы
Грозный Героический этюд.
Над землёй склоненный, притаясь в сирени,
Соловью и девушке он поющей внемлет,
С лепестков снимает он росы свеченье,
Чтоб стряхнуть на землю, покидая землю.
Как Боян былинный, лебедями руки,
Ослабев, на клавиши в зале опускает.
Женщины бледнеют, как цветы в недуге,
И мужчины шепчут; музыка больная.
Задыхаясь, думает: сердце будет немо, —
Пусть тогда вернется в край, где рушат грозы
И дубы и храмы, души и поэмы…
И горит, вернувшись к нам, сердце вечной розой.
Ярослав Ивашкевич
(Перевод с польского Сидоренко Н.)
Звук, набирая высоту,
Взлетел над Королевским парком,
И вальс раскрасил темноту
Минором красок томно-ярких!
Неспешное круженье лип
В обнимку с струями фонтана,
И голубей печальный всхлип, —
И сам Шопен за фортепьяно!
Всем столь понятна вальса грусть,
Так трепетны его аккорды,
Что вторит Висла наизусть
Журчанью музыки с восторгом!
И светлой ночи пелена
Легла на росяные травы,
Плывёт волшебная луна
Средь волн Шопеновской октавы!
Сонет Шопену
И нощно слышит сердце все, и денно, —
Оно недремно, словно океан, —
Прах гения покоится над Сеной,
Но он живой для всех людей и стран!
Великий сын земли многострадальной,
Мир покорили до окраин дальних
Навеки звуки музыки твоей.
То сердце, что стучало в лад с народным
Во имя жизни светлой и свободной
И камнем взято, всех живых — живей!
Я Вальс Шопена в комнате пустой играю,
чтоб не расстроил — ненароком — вдруг никто
гармонию мою и музыки! Я знаю,
Шопена нет… но, Богом музыке дано
через века, чрез наши души, наладить связь!
Легонько пробегусь по белым клавишам…
Я не грешила — Бог свидетель — и отродясь
не обращалась с личной просьбою к Богам
Но, попросить осмелюсь: «Всевышний, сохрани
для будущих потомков столь бесценный дар!
Пускай оценят мастерство Шопена! В любви
пожар, а в музыке целительный нектар…
Кто в кружева вспененные Шопена,
Благоуханные, не погружал
Своей души? Кто слаже не дрожал,
Когда кипит в отливе лунном пена?
Кто не склонял колени — и колена! —
Пред той, кто выглядит, как идеал,
Чей непостижный облик трепетал
В сетях его приманчивого плена?
То воздуха не самого ли вздох?
Из всех богов наибожайший бог —
Бог музыки — в его вселился opus,
Где все и вся почти из ничего,
Где все объемны промельки его,
Как на оси вращающийся глобус!
Воскресла скрипка, чистый звук хрустальный,
И магия небесных сфер сошла,
Шопен давно покинул этот мир печальный,
Но музыка его не умерла…
Машина, трасса, дождь, огни как свечи,
Тревожат звуки скрипки, как любовь,
Шопен и музыка и очарован вечер,
Шопен течет по венам, словно кровь.
Невроз, предательство, бессонница, измена,
Тревогой мир наполнил Люцифер…
Пожалуйста, послушайте Шопена,
Божественную песнь небесных сфер!
В этом доме родился Шопен.
Тишина здесь, как пауза в хоре.
И так властно берет меня в плен
Ощущенье восторга и горя.
Смотрим в детскую эту тетрадь,
Где стихи и смешные фигурки,
А сердца начинают стучать
Окрыляющим тактом мазурки.
На столе, простоявшем сто лет,
Возле свечки раскрытая книга
И овальный девичий портрет:
То сестра Фредерика-Людвига.
Тяжела ее ноша была:
Не она ль по великому праву
Сердце брата тогда привезла
Из Парижа в родную Варшаву?
Это больше, чем мать и жена,
Это — Польша, немая от горя.
В этом доме стоит тишина,
Словно вечная пауза в хоре.
Мазурка Шопена
Какая участь нас постигла,
как повезло нам в этот час,
когда бегущая пластинка
одна лишь разделяла нас!
Сначала тоненько шипела,
как уж, изъятый из камней,
но очертания Шопена
приобретала всё слышней.
И забирала круче, круче,
и обещала: быть беде,
и расходились эти круги,
как будто круги по воде.
И тоненькая, как мензурка
внутри с водицей голубой,
стояла девочка-мазурка,
покачивая головой.
Как эта, с бедными плечами,
по-польски личиком бела,
разведала мои печали
и на себя их приняла?
Она протягивала руки
и исчезала вдалеке,
сосредоточив эти звуки
в иглой исчерченном кружке.
Шопену
Ты мелькнула, ты предстала,
Снова сердце задрожало,
Под чарующие звуки
То же счастье, те же муки,
Слышу трепетные руки —
Ты еще со мной!
Час блаженный, час печальный,
Час последний, час прощальный,
Те же легкие одежды,
Ты стоишь, склоняя вежды, —
И не нужно мне надежды:
Этот час — он мой!
Ты руки моей коснулась,
Разом сердце встрепенулось;
Не туда, в то горе злое,
Я несусь в мое былое, —
Я на все, на все иное
Отпылал, потух!
Этой песне чудотворной
Так покорен мир упорный;
Пусть же сердце, полно муки,
Торжествует час разлуки,
И когда загаснут звуки —
Разорвется вдруг!
Прозвучал на клавишах рояля
Вальс Шопена дивной красоты…
Всё, о чем мы с Вами промолчали,
Музыкой прольется о любви…
И букет цветов чудесный, нежный
Замер на рояле в тишине —
Ласковый, доверчивый подснежник
Вновь напомнил сердцу о весне…
И звучит Шопена вальс старинный
Ароматом искренней любви…
И букет подснежников наивный,
Как святая исповедь души.
Ах, Фредерик Шопен!
Как хочется представить,
Что Вы живой,
И на рояле
В нашем замке
Вы играете
Блистательно
И полонезы
И прелюдии свои…
Вот и ноктюрн
Ваш знаменитый
Прозвучал
При Вашем чудном
Соприкосновении
По чёрно — белым
Бело — чёрным
Клавишам мечты…
Да, как же восхитительно
Поёт рояль stenvein
ПОД Вашими руками
Да так, как Вы играли
Когда то гениально
Свои мазурки, вальсы, и ноктюрны
Сонаты, скерцо и баллады…
Вы, польский гений из ларца
Сокровищ фортепьянных пьес
Изысканного девятнадцатого века
Ну почему же,
Почему же…
Музыка Шопена
Так волнует
Так волнует нас
И до сих пор
И до сих пор
И в нашем
В нашем веке
Мы любим и тоскуем
Всё также грустно
И приватно
И также всё о нём…
О польском чародее
Волшебнике печали
Кудеснике рояля
На клавишах души
Мы многое узнали
Вместе с ним
Из музыки его
За эти жуткие
За эти жуткие
Прошедшие столетья
Играйте ж, Фредерик
Ту музыку, которую
Любимая играет
Все ночи напролет…
Когда бокал шампанского
И пунша пламень голубой
И со свечою на столе
И на рояле
Который весь раскрыт
Как в Фетовском
Ноктюрне поэтическом
И милая играет
С упоеньем
ноктюрн Es Dur
И отражается теперь
Как в зеркале…
Всё волшебство
Тончайшей
И нежнейшей Вашей
РОМАНТИЧЕСКОЙ
Шопеновской души…
Мемориал Шопену
Каштаны музыкой Шопена
Вдруг показалось, зазвучат.
Довольно скорбный взгляд шатена
На жизнь — довольно скорбный взгляд.
Шатен пытается представить
Шопена шаровую жизнь.
Что со своей душой лукавить?
Она узнала много тризн.
Боль пропитала звуки, ибо
Известна столь по жизни боль.
Вон той прелюдии изгиба
Я не забуду, хоть неволь.
Блеснут серебряные звенья,
Цепочку не представить всю.
Растёшь, уходят обольщенья,
Но любишь музыки красу.
Это тонкая серебряная музыка,
И звезда как будто у окна.
Ибо в смерть ведёт дорожка узкая,
Ибо жизнью названа она.
Бабочки над кустом
Мазурку Шопена исполнят.
Воздуха нежные волны
Не беспокоя при том.
Мы умерли, а Шопен
В звуках жить продолжает.
Мы умерли — нас Шенген
Прельщает, и вещь прельщает.
Бабочки над кустом
О страсти к вещам не знают.
Мазурка легка притом,
Как бабочки привлекают!
Жизнь — дорога к смерти. Ну а в смерть
Под Шопена двигаемся. Старый
Двор, и тополя чеканят медь.
И сосед был чересчур усталый.
Под Шопена провожаем. Так.
Ранами гвоздик исколот воздух.
Если есть Шопен — не страшен мрак,
Пусть серьёзен твой сегодня возраст.
Не грусти — иная перемена
Отзовётся омутом в мозгах.
Золотая музыка Шопена
Тайною звучит на небесах.
Золотая музыка Шопена
Много лучше всяких перемен.
В жизни часто побеждает пена,
Надо чтобы побеждал Шопен.
Пройдём по улице Шопена,
Серебряные звуки нам
Расскажут, что земная пена,
Растёкшаяся по умам
Нелепа, сгинет непременно.
Пройдём по улице Шопена.
Трамвай мелькает здесь и там.
Боль для стихов дурная тема,
Раз вертикаль сияет нам,
Где звуки музыки Шопена,
Где облаков сильна система.
Пройдём по улице Шопена,
Забудем жизненный бедлам.
Лишь только музыки заслышу звук бескрайний —
В душе не остаётся ни единой тайны,
И расцветает сердца моего засохший сад
И отдаляется на время жизненный закат.
Увидится дорога мне совсем иная.
Пойду по ней, теперь себе, не изменяя.
Она не схожа с радугой ни цветом, ни длинной,
Но я смогу идти по ней и лишь по ней одной.
Какое множество мелькнёт в пути знакомых лиц:
Вот мне платочком машет весело мамаша,
Танцует доченька — характером всё та же,
А надо всеми реют стаи белоснежных птиц.
Здесь не найдётся уголка кромешной темноте,
Светло и каждый тянется к теплу и доброте.
Здесь поцелуй бывает лишь от страсти грубый
И гадких слов не знают ласковые губы.
Я знаю точно, помогите мне святые!
Что это просто сны нашли в душе моей приют.
Печально, чуть тревожно, но не суетно им тут.
Узоры вяжет память — нити лишь седые.
Но музыка моя всегда покорна дружбе!
И ноты с жёрдочек всегда внимательно глядят,
А саксофоны золотые, как на службе,
Всегда в строю, всегда почтительны и не грустят.
Их резкий звук мне сердце жжёт, как — будто лава,
Зато души страстей уснувшие вулканы,
Как вновь воскресшие из древности титаны,
Напомнят жизни петь ежесекундно — слава!
И сердце рвётся и на месте не сидится.
Прощально машут ветками зелёные леса
И всплёскивают листьями подобно птицам,
А звуки музыки мне обещают чудеса.
Всегда мечтала, как, наверно, многие в веках
Не избежать, а оказаться в муках плена
Великой музыки бессмертного Шопена,
Что плачет тихо в сильных, ласковых его руках.
Звонок уж отзвучал.
Залита светом сцена.
Затих концертный зал —
Ждет музыку Шопена.
Одетый в черный фрак
И клавишей манишку,
Стоит рояль, как маг,
Поднявши деки крышку.
Выходит пианист.
Во фрак одет он черный,
И ставит нотный лист,
Шлет в зал поклон безмолвный.
Откинулся назад,
Взмах быстрый рук обеих
И зазвучал каскад
Мелодий нежных трели.
Он слух ласкал людей,
Затрагивая души,
Их делая добрей,
Красивей, чище, лучше.
То громче, то слабей
Чарующие звуки.
Как пара голубей
У пианиста руки.
Взмывают высоко,
Стремительно снижаясь
На клавиши, легко,
Почти их не касаясь!
А то вдруг руки те
В двух крабов превращались,
Бегущих в суете
Пучины белых клавиш.
Казалось звуков шквал
Захлестывает сцену.
В восторге замер зал:
Все слушают Шопена!
ОТГОЛОСКИ ПЯТНАДЦАТОЙ ПРЕЛЮДИИ ШОПЕНА
Мне больно. Рвется стон из груди;
Ручьями слезы льют невольно;
И хочется, чтоб знали люди,
Как на душе мне больно, больно.
Мне больно. Боль невыносима.
Кто ж скажет ей: не мучь, довольно?!
Никто. Толпа проходит мимо,
Не слыша криков, как мне больно.
Мне больно. Вопль не достигает
И до небес о скорби дольной.
И, оборвавшись, замирает,
Никем не понят, как мне больно.
ШОПЕН
(из цикла сонетов "Медальоны")
Кто в кружева вспененные Шопена,
Благоуханные, не погружал
Своей души? Кто слаже не дрожал,
Когда кипит в отливе лунном пена?
Кто не склонял колени - и колена! -
Пред той, кто выглядит как идеал,
Чей непостижный облик трепетал
В сетях его приманчивого плена?
То воздуха не самого ли вздох?
Из всех богов наибожайший бог -
Бог музыки - в его вселился opus,
Где все и вся почти из ничего,
Где всеобъемны промельки его,
Как на оси вращающийся глобус!
С этим стихотворением я познакомилась, благодаря Олегу Игоревичу.
БОРИС ПАСТЕРНАК
(1890 - 1960)
* * *
Опять Шопен не ищет выгод,
Но, окрыляясь на лету,
Один прокладывает выход
Из вероятья в правоту.
Задворки с выломанным лазом,
Хибарки с паклей по бортам.
Два клена в ряд, за третьим, разом
Соседней рейтарской квартал.
Весь день внимают клены детям,
Когда ж мы ночью лампу жжем
И листья, как салфетки, метим,
Крошатся огненным дождем.
Тогда, насквозь проколобродив
Штыками белых пирамид,
В шатрах каштановых напротив
Из окон музыка гремит.
Гремит Шопен, из окон грянув,
А снизу, под его эффект
Прямя подсвечники каштанов,
На звезды смотрит прошлый век.
Как бьют тогда в его сонате,
Качая маятник громад,
Часы разъездов и занятий,
И снов без смерти, и фермат!
Итак, опять из-под акаций
Под экипажи парижан?
Опять бежать и спотыкаться,
Как жизни тряский дилижанс?
Опять трубить, и гнать, и звякать,
И, мякоть в кровь поря, опять
Рождать рыданье, но не плакать,
Не умирать, не умирать?
Опять в сырую ночь в мальпосте
Проездом в гости из гостей
Подслушать пенье на погосте
Колес, и листьев, и костей?
В конце ж, как женщина, отпрянув
И чудом сдерживая прыть
Впотьмах приставших горлопанов,
Распятьем фортепьян застыть?
А век спустя, в самозащите
Задев за белые цветы,
Разбить о плиты общежитий
Плиту крылатой правоты.
Опять? И, посвятив соцветьям
Рояля гулкий ритуал,
Всем девятнадцатым столетьем
Упасть на старый тротуар.
Явление 25-го кадра.
Вырванные ногти Яноша Кадара.
Я помню жаркое без затей
Рукопожатие без ногтей.
Ноктюрн -
Пожалуйста, не надо!
Ногтюрьмы.
ШопениАда.
Тасуйте пластиковые
Карты!
Дом высился, как каланча.
По тесной лестнице угольной
Несли рояль два силача,
Как колокол на колокольню.
Они тащили вверх рояль
Над ширью городского моря,
Как с заповедями скрижаль
На каменное плоскогорье.
И вот в гостиной инструмент,
И город в свисте, шуме, гаме,
Как под водой на дне легенд,
Bнизу остался под ногами.
Жилец шестого этажа
На землю посмотрел с балкона,
Как бы ее в руках держа
И ею влавствуя законно.
Вернувшись внутрь, он заиграл
Не чью-нибудь чужую пьесу,
Но собственную мысль, хорал,
Гуденье мессы, шелест леса.
Раскат импровизаций нес
Ночь, пламя, гром пожарных бочек,
Бульвар под ливнем, стук колес,
Жизнь улиц, участь одиночек.
Так ночью, при свечах, взамен
Былой наивности нехитрой,
Свой сон записывал шопен
На черной выпилке пюпитра.
Или, опередивши мир
На поколения четыре,
По крышам городских квартир
Грозой гремел полет валькирий.
Или консерваторский зал
При адском грохоте и треске
До слез чайковский потрясал
Судьбой паоло и франчески.
Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы…
Юная бабушка! Кто целовал
Ваши надменные губы -
Руки, которые в залах дворца
Вальсы Шопена играли…
По сторонам ледяного лица
Локоны, в виде спирали.
Темный, прямой и взыскательный взгляд.
Взгляд, к обороне готовый.
Юные женщины так не глядят.
Юная бабушка, кто вы -
Сколько возможностей вы унесли,
И невозможностей — сколько- —
В ненасытимую прорву земли,
Двадцатилетняя полька!
День был невинен, и ветер был свеж.
Темные звезды погасли.
— Бабушка! — Этот жестокий мятеж
В сердце моем — не от вас ли-.
Нет, не струны, нет, не трубы,
Мой напев над морем вейте!
Закрываю тихо ставни,
Подношу покорно губы
К золотой забытой флейте;
Властвуй в темной тишине,
Старомодный, стародавний
Отзвук, милый только мне!
Пой из тьмы тысячелетней,
Из лесов аркадских басен,
Где к маслинам никли фиги,
Пой безвольней, безответней,
Но, как прежде, мудр и страстен,
Зовов нежных не тая, —
Здесь, где внемлют только книги,
Только тени, только я.
Где я- может быть, в преданьи,
В лунной трели менестрелей,
В песне призрачной Шопена, —
Но в сверканьи, но в рыданьи
Воды Геллы прогремели,
Обращая в нектар кровь;
Сеет Хронос алой пеной,
Чтоб земле всплыла Любовь.
28 февраля 1921
Бывает, курьером на борзом
Расскачется сердце, и точно
Отрывистость азбуки морзе,
Черты твои в зеркале срочны.
Поэт или просто глашатай,
Герольд или просто поэт,
В груди твоей — топот лошадный
И сжатость огней и ночных эстафет.
Кому сегодня шутится -
Кому кого жалеть -
С платка текла распутица,
И к ливню липла плеть.
Был ветер заперт наглухо
И штемпеля влеплял,
Как оплеухи наглости,
Шалея, конь в поля.
Бряцал мундштук закушенный,
Врывалась в ночь лука,
Конь оглушал заушиной
Раскаты большака.
Не видно ни зги, но затем в отдаленьи
Движенье: лакей со свечой в колпаке.
Мельчая, коптят тополя, и аллея
Уходит за пчельник, истлев вдалеке.
Салфетки белей алебастр балюстрады.
Похоже, огромный, как тень, брадобрей
Мокает в пруды дерева и ограды
И звякает бритвой об рант галерей.
Bпустите, мне надо видеть графа.
Bы спросите, кто я- Здесь жил органист.
Он лег в мою жизнь пятеричной оправой
Ключей и регистров. Он уши зарниц
Крюками прибил к проводам телеграфа.
Bы спросите, кто я- На розыск Кайяфы
Отвечу: путь мой был тернист.
Летами тишь гробовая
Стояла, и поле отхлебывало
Из черных котлов, забываясь,
Лапшу светоносного облака.
А зимы другую основу
Сновали, и вот в этом крошеве
Я — черная точка дурного
В валящихся хлопьях хорошего.
Я — пар отстучавшего града, прохладой
В исходную высь воспаряющий. Я —
Плодовая падаль, отдавшая саду
Все счеты по службе, всю сладость и яды,
Чтоб, музыкой хлынув с дуги бытия,
В приемную ринуться к вам без доклада.
Я — мяч полногласья и яблоко лада.
Bы знаете, кто мне закон и судья.
Bпустите, мне надо видеть графа.
О нем есть баллады. Он предупрежден.
Я помню, как плакала мать, играв их,
Как вздрагивал дом, обливаясь дождем.
Позднее узнал я о мертвом Шопене.
Но и до того, уже лет в шесть,
Открылась мне сила такого сцепленья,
Что можно подняться и землю унесть.
Куда б утекли фонари околотка
С пролетками и мостовыми, когда б
Их марево не было, как на колодку,
Набито на гул колокольных октав -
Но вот их снимали, и, в хлопья облекшись,
Пускались сновать без оглядки дома,
И плотно захлопнутой нотной обложкой
Bалилась в разгул листопада зима.
Ей недоставало лишь нескольких звеньев,
Чтоб выполнить раму и вырасти в звук,
И музыкой — зеркалом исчезновенья
Качнуться, выскальзывая из рук.
В колодец ее обалделого взгляда
Бадьей погружалась печаль, и, дойдя
До дна, подымалась оттуда балладой
И рушилась былью в обвязке дождя.
Жестоко продрогши и до подбородков
Закованные в железо и мрак,
Прыжками, прыжками, коротким галопом
Летели потоки в глухих киверах.
Их кожаный строй был, как годы, бороздчат,
Их шум был, как стук на монетном дворе,
И вмиг запружалась рыдванами площадь,
Деревья мотались, как дверцы карет.
Насколько терпелось канавам и скатам,
Покамест чекан принимала руда,
Удар за ударом, трудясь до упаду,
Дукаты из слякоти била вода.
Потом начиналась работа граверов,
И черви, разделав сырье под орех,
Вгрызались в сознанье гербом договора,
За радугой следом ползя по коре.
Но лето ломалось, и всею махиной
На август напарывались дерева,
И в цинковой кипе фальшивых цехинов
Тонули крушенья шаги и слова.
Но вы безответны. B другой обстановке
Недолго б длился мой конфуз.
Но я набивался и сам на неловкость,
Я знал, что на нее нарвусь.
Я знал, что пожизненный мой собеседник,
Меня привлекая страшнейшей из тяг,
Молчит, крепясь из сил последних,
И вечно числится в нетях.
Я знал, что прелесть путешествий
И каждый новый женский взгляд
Лепечут о его соседстве
И отрицать его велят.
Но как пронесть мне этот ворох
Признаний через ваш порог -
Я трачу в глупых разговорах
Все, что дорогой приберег.
Зачем же, земские ярыги
И полицейские крючки,
Вы обнесли стеной религий
Отца и мастера тоски -
Зачем вы выдумали послух,
Безбожие и ханжество,
Когда он лишь меньшой из взрослых
И сверстник сердца моего.
МЕМОРИАЛ ШОПЕНУ
1
Каштаны музыкой Шопена
Вдруг показалось, зазвучат.
Довольно скорбный взгляд шатена
На жизнь – довольно скорбный взгляд.
Шатен пытается представить
Шопена шаровую жизнь.
Что со своей душой лукавить?
Она узнала много тризн.
Боль пропитала звуки, ибо
Известна столь по жизни боль.
Вон той прелюдии изгиба
Я не забуду, хоть неволь.
Блеснут серебряные звенья,
Цепочку не представить всю.
Растёшь, уходят обольщенья,
Но любишь музыки красу.
2
Это тонкая серебряная музыка,
И звезда как будто у окна.
Ибо в смерть ведёт дорожка узкая,
Ибо жизнью названа она.
3
Бабочки над кустом
Мазурку Шопена исполнят.
Воздуха нежные волны
Не беспокоя при том.
Мы умерли, а Шопен
В звуках жить продолжает.
Мы умерли – нас Шенген
Прельщает, и вещь прельщает.
Бабочки над кустом
О страсти к вещам не знают.
Мазурка легка притом,
Как бабочки привлекают!
4
Жизнь – дорога к смерти. Ну а в смерть
Под Шопена двигаемся. Старый
Двор, и тополя чеканят медь.
И сосед был чересчур усталый.
Под Шопена провожаем. Так.
Ранами гвоздик исколот воздух.
Если есть Шопен – не страшен мрак,
Пусть серьёзен твой сегодня возраст.
5
Не грусти – иная перемена
Отзовётся омутом в мозгах.
Золотая музыка Шопена
Тайною звучит на небесах.
Золотая музыка Шопена
Много лучше всяких перемен.
В жизни часто побеждает пена,
Надо чтобы побеждал Шопен.
6
Пройдём по улице Шопена,
Серебряные звуки нам
Расскажут, что земная пена,
Растёкшаяся по умам
Нелепа, сгинет непременно.
Пройдём по улице Шопена.
Трамвай мелькает здесь и там.
Боль для стихов дурная тема,
Раз вертикаль сияет нам,
Где звуки музыки Шопена,
Где облаков сильна система.
Пройдём по улице Шопена,
Забудем жизненный бедлам.
Не молкнет сердце чуткое Шопена,
Звучит громоподобно, как орган,
В "Святом кресте" вмурованное в стену,
Не для одних лишь здешних прихожан.
И нощно слышит сердце все, и денно, —
Оно недремно, словно океан, —
Прах гения покоится над Сеной,
Но он живой для всех людей и стран!
Великий сын земли многострадальной,
Мир покорили до окраин дальних
Навеки звуки музыки твоей.
То сердце, что стучало в лад с народным
Во имя жизни светлой и свободной
И камнем взято, всех живых — живей!
Я иду за музыкой Шопена,
Открываюсь радости сама:
Плещут искры Вислы белопенной,
И мазуркой взвихрена корчма.
В черно-белых клавишах рояля
Есть волынки, скрипки, контрабас,
Разом загудели, заиграли —
И кого же не подхватит пляс!
Только слышу рокот барабана —
И уже ни публики, ни стен!
Из тревожной музыки нежданно
Вырастает молодой Шопен.
И не буря лист срывает ржавый,
И не громы с молниями бьют, —
То гремит над осенью Варшавы
Грозный Героический этюд.
Читайте также: