Станислав лем насморк краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Содержание

Гостиница ещё кичилась своей лепниной, плюшем и бархатом, но всё пропиталось кухонным смрадом. Словно аристократ рыгнул капустой.

Hotel celebrował jeszcze swoje plusze, stiuki i aksamity, ale od oficyn ciągnęło kuchennym zaduchem. Jakby arystokracie odbijało się kapustą.

… я включил радио. Последние известия. Понимал с пятого на десятое. Демонстранты подожгли… Представитель частной полиции заявил… Феминистское подполье грозит новыми актами насилия… Дикторша глубоким альтом читала декларацию террористок, потом осуждающее заявление папы римского и комментарии газет. Женское подпольное движение. Никто ничему уже не удивляется. У нас отняли способность удивляться. Что же их, в сущности, тревожит — тирания мужчин? Я не чувствовал себя тираном. Никто себя им не чувствовал. Горе плейбоям. Что террористки с ними сделают? А священников они тоже будут похищать? Я выключил радио, будто захлопнул мусоропровод.

… włączyłem radio. Ostatnie wiadomości. Rozumiałem piąte przez dziesiąte. Demonstranci podpalili. Rzecznik prywatnej policji oświadczył. Podziemie feministyczne zapowiedziało nowe akcje. Spikerka czytała głębokim altem deklarację terrorystek, potępienie papieża, jedno za drugim, potem głosy prasy. Damskie podziemie. Nikt się już niczemu nie dziwił. Odjęto nam zdolność dziwienia się. O co im właściwie idzie, o tyranię mężczyzn? Nie czułem się tyranem. Nikt się nie czuł. Biada playboyom. Co one im robią? Czy kler też będą porywać? Wyłączyłem radio, jakbym zatrzasnął zsyp śmiecia.

Скоро стану стариком, подумал я и так удивился, словно сказал себе, что скоро стану коровой.

Niedługo będę starcem, pomyślałem, i tak mnie to zaskoczyło, jakbym sobie powiedział, że niedługo będę krową.

Jakiś czas jechałem za volkswagenem, miał wymalowane z tyłu wielkie baranie oczy, które patrzyły na mnie z czułym wyrzutem. Auto — wzmacniacz osobowości.

Мы не годимся для космоса, но именно поэтому не откажемся от него.

Nie nadajemy się do Kosmosu i właśnie przez to z niego nie zrezygnujemy.

Небо выдавливало из себя облака, сливающиеся в сплошную пелену.

Niebo wyciskało z siebie obłoki zlewające się w bielmo.

Tablice zwiastowały Frosinone. burza, teatralna jak Włosi, zamiast wziąć się do roboty, wygrażała hurkotaniem bez kropli deszczu. Ale siwawe grzywy szły jak jesienny dym przez krajobraz i widziałem nawet, wchodząc w rozciągły zakręt, miejsce, w którym nawisły skośnie tuman ściąga chmurą ku autostradzie.

Резервный астронавт должен быть хоть капельку свиньёй. Ведь что-то в нём ждёт, чтобы те, первые, споткнулись, а если не ждёт, то он просто осёл.

Rezerwowy astronauta musi być choć w jednym calu świnią, bo coś czeka w nim na potknięcie tych właściwych, a jeżeli nie czeka, to osioł.

Psychologia psychologią, ale zadecydował katar. Tego byłem pewien, choć wmawiano mi, że nic podobnego. Racjonalnie rzecz biorąc niby prawda, alboż na Marsie rośnie trawa? Więc uczulenie na pyłki nie jest żadnym mankamentem. Tak, ale gdzieś w rubrykach moich akt personalnych, w uwagach musiało być napisane “alergik", a więc niepełnowartościowy. Jeśli taki, to rezerwowy, czyli ołówek, który ostrzy się najlepszymi narzędziami, żeby nim w końcu ani kropki nie postawić. Rezerwowy Krzysztof Kolumb, jak to brzmi.

Myślę teraz, że te drobne wypadki były przygotowaniami operacji, w której nowy typ ataku miał przebić nową obronę.
chodnik jechał z nami znowu po prostej, lecz teraz stopnie zaczęły się podnosić: zmieniał się w eskalator, gdyż drugi “most westchnień" jest właściwie schodami, powracającymi skosem przez wielką halę. Gdy stawał na równe nogi, jednocześnie z jego Niecona wyłaniał się obły kształt, roziskrzony jak od cukrowych igiełek walec, który ledwie objąłbym garścią. Był to bezmetaliczny granat korundowy, z powłoką zapiekaną w zęby, bez trzonka. Japończyk oburącz przycisnął do ust denko granatu, jakby je całował i dopiero gdy oderwał go od twarzy, pojąłem, że wyrwał zębami zapalnik — miał go w wargach.
Nikt nie stoi poza podejrzeniem, odkąd czcigodni adwokaci i inni notable przenoszą z ideowej sympatii bomby.
— Czy ten człowiek — ten Japończyk — rzucił granat?
— Nie. Trzymał go do końca.
— Nie usiłował uciec?
— Nie.
— Poltrinelli, szef ochrony lotniska — włączył się mężczyzna w poplamionym kombinezonie, oparty o biurko. — Czy pan jest zupełnie pewny tego, że ten człowiek chciał zginąć?
— Czy chciał? Tak. Nie próbował się ratować. Mógł przecież pozbyć się całej kamery. Kopnął mnie i rzucił się w tył. Na plecy. Musiał mieć świetny trening, bo nawet jak człowiek decyduje się zginąć, jest niesłychanie trudno rzucić się ze schodów głową w tył. Wolimy umierać przodem.

Proroctwa MacLuhana spełniają się, ale na opak, jak to zwykle bywa z proroctwami. Powstaje ta jego globalna wioska, tyle że rozpołowiona. Biedniejsza połowa się męczy, a bogatsza importuje te męki telewizją i współczuje im zdalnie. Już wiadomo nawet, że tak dłużej nie może być, ale jakoś wciąż jest.

Dowiedziałem się, że znany reżyser francuski postanowił zrobić film o rzeźni na schodach. Rolę tajemniczego bohatera miał objąć Belmondo, a uratowanej przez niego dziewczyny — zamiast dziecka, bo z dzieckiem nie można się przespać — słynna aktorka angielska. Gwiazda ta wychodziła właśnie za mąż i zaprosiła na modną obecnie publiczną noc poślubną wielu prominentów, żeby wokół małżeńskiego łoża urządzić kwestę na rzecz rzymskich ofiar. Odkąd usłyszałem o tych belgijskich mniszkach, które postanowiły praktykowaniem dobroczynnej prostytucji odkupić faryzeuszostwo kościołów, nie odczuwam nawet niesmaku, kiedy słyszę takie rzeczy.

… в Хьюстоне имелись великолепные лаборатории, стерильно чистые нефы ракетных храмов.

… w Houston wspanialsze laboratoria, sterylne nawy kościołów rakietowych.

Спускаясь в столовую, я поскользнулся на лестнице, начищенной до блеска служанкой-испанкой, и ухнул по ступенькам вниз.
На завтрак спускался по лестнице, словно по обледенелому трапу китобойного судна, сражающегося с арктическим штормом, — запоздалая предосторожность.

Schodząc do jadalni pośliznąłem się na schodach wywoskowanych przez hiszpańskie dziewczę i zjechałem na dół.
Na śniadanie opuszczałem się po schodach, jakby to był zalodzony trap wielorybnika, walczącego ze sztormem arktycznym — spóźniona ostrożność.

Ludzkość tak się rozmnożyła i zgęściła, że zaczynają nią rządzić prawa atomowe. Każdy atom gazu porusza się chaotycznie, lecz właśnie ten chaos rodzi porządek jako stałość ciśnienia, temperatury, ciężaru właściwego i tak dalej.
Proszę sobie wyobrazić strzelnicę, w której ustawiają zamiast tarczy znaczek pocztowy — pół mili od stanowisk strzeleckich. Jest to dziesięciocentymowy znaczek z Marianną. Na jej czole mucha zostawiła kropkę. Niech teraz kilku strzelców wyborowych weźmie się do strzelania. Nie trafią kropki na pewno, choćby dlatego, że nie będą w ogóle mogli jej dostrzec. Niechaj jednak strzelaniem zajmie się stu strzelców miernych, ale niech prażą całymi tygodniami. Jest zupełnie pewne, że kula jednego z nich w końcu trafi tę kropkę. Trafi ją nie dlatego, że był to strzelec fenomenalny, ale dlatego, że tak gęsto się strzelało. Jest lato i w strzelnicy nie brak much. Prawdopodobieństwo trafienia kropki było bardzo małe. Prawdopodobieństwo równoczesnego trafienia kropki oraz muchy, co się nawinęła pod lufę, jest jeszcze mniejsze. Prawdopodobieństwo trafienia kropki i trzech much tą samą kulą będzie już astronomicznie znikome, a jednak, że i taka koincydencja się ziści, jeśli tylko strzelanina będzie dostatecznie długo trwała!
żyjemy już w takim właśnie losowo zgęszczonym świecie. Doszłoby do tego, bo żyjemy już w takim właśnie losowo zgęszczonym świecie. W molekularnym gazie ludzkim, chaotycznym i zdumiewającym “niewiarygodnościami" tylko poszczególne atomy — jednostki. To jest świat, w którym wczorajsza niezwykłość staje się dzisiejszym banałem, a dzisiejsza skrajność — jutrzejszą normą.

С. Ларин, В. Чепайтис, 1995 (с незначительными уточнениями)

реплика Лема: Śledztwo nie kontentuje mnie w pełni, chociaż jest całkiem przyzwoicie napisane i stwarza spore napięcie. Katar jest lepszy, bo wiarygodny. Sam jestem mu gotów dać wiarę. Nawet w kategoriach naturalizmu i wiarygodności naiwnej jest to lepiej zrobione. A moje przywiązanie do tego pomysłu bierze się po prostu stąd, że zawsze miałem maniakalny stosunek do tego, co potrafi zdziałać przypadek, koincydencja, ślepy traf czy Los.

Единственная претензия к этой изящной, утончённой книге, заключается в том, что герой, американский астронавт, неубедителен — это очень правдоподобный человек, но европеец, а не американец.

The only complaint about this sleek, subtle book, is that the character of the American astronaut is not convincing, a very believable human being, but a European, not an American. [2] [3]

Można powiedzieć, iż żywiołem Kataru jest chaos: chaos zdarzeń, osób, motywacji i koincydencji. Jego narastanie w pierwszej części powieści autor ukazuje bardzo kunsztownie — szczególnie w znakomitej sekwencji poświęconej zamachowi bombowemu na lotnisku w Rzymie, noszącym zresztą symboliczne miano Labiryntu. Wszystko w tym fragmencie opowieści jest zagęszczone i swoiście „nadmiarowe: począwszy od samego tłumu podróżnych, tłoczących się w ogromnej hali, w przejściach i na eskalatorach, poprzez sferę obrazów, które tłoczą się również i nakładają na siebie, następnie sferę zdarzeń, których też jak gdyby zbyt wiele w tak małym odcinku czasu, a wreszcie sferę języka i stylistyki — z jej długimi, złożonymi, „labiryntowymi jak sam gmach portu lotniczego opisami, których suchy i rzeczowy charakter tylko maskuje absurdalność świata jako całości. Ze świata chaosu przychodzi również obłędna logika terrorystycznego zamachu, posługująca się globalną skalą i zasadą zbiorowej odpowiedzialności wszystkich za wszystko.
opisał Lem pierwsze symptomy zjawiska, które dziś przyjęło się nazywać „globalizacją, tzn. zasadą połączenia zjawisk zachodzących na całej kuli ziemskiej w funkcjonalną całość, całość jednak na tyle złożoną, że zasad jej działania już w żaden sposób nie można do końca przeniknąć, bowiem zaczynają nimi rządzić losowość i prawa statystyki.
 Labiryntowi świata polityki, ekonomii czy innych ludzkich spraw odpowiada u Lema drugi labirynt — umieszczony w mikroświecie. [5]

A capsule description of Chance might evoke the paranoid-oneiric work of J. G. Ballard. Uneasy in a postmodern world that feels fragile and treacherous, a retired astronaut exhibiting a queer mix of apathy and hyper-excitability undertakes a dangerous investigation-cum-quest involving mortality and metaphysics. But the book is pure Lem.
there are touches of Chandler and Simenon here, deftly applied .
His final portrait of the human condition is almost Lovecraftian, as in the famous opening line to "The Call of Cthulhu" .
The tour-de-force, psychedelic climax to Chain, in which John gets his answers, almost at the cost of his life, we see the incipient burr beneath Lem's own saddle. Surely in "Death and the Compass," the famous story by Jorge Luis Borges… [6]

libking

Станислав Лем - Насморк краткое содержание

Насморк - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Посвящается доктору Анджею Мадейскому

Мне казалось, что этот последний день никогда не кончится. Не из чувства страха; я не боялся. Да и чего бояться? Я был один в разноязыкой толпе. Никто не обращал на меня внимания. Опекуны не показывались на глаза; в сущности, я даже не знал их в лицо. Я не верил, что, ложась в постель в пижаме Адамса, бреясь его бритвой и прогуливаясь его маршрутами вдоль залива, навлекаю на себя проклятие, и все же чувствовал облегчение от того, что завтра сброшу чужую личину. В дороге тоже нечего опасаться засады. Ведь на автостраде ни один волос не упал с его головы. А единственную ночь в Риме мне предстояло провести под усиленной опекой. Я говорил себе, что это - всего лишь желание поскорее свернуть операцию, которая не дала результата. Я говорил себе немало других разумных вещей, но все равно то и дело выбивался из расписания.

После купания надо было вернуться в "Везувий" ровно в три, но уже в двадцать минут третьего я оказался поблизости от гостиницы, словно что-то гнало меня туда. В номере со мной ничего не могло случиться, и я принялся бродить по улице. Эту улицу я уже знал наизусть. На углу - парикмахерская, дальше - табачная лавка, бюро путешествий, за которым, в бреши между домами, помещалась гостиничная автостоянка. Дальше, за гостиницей, - лавка галантерейщика, у которого Адамс починил оторванную ручку чемодана, и небольшой кинотеатр, где безостановочно крутили фильмы. Я едва не сунулся сюда в первый же вечер, приняв розовые шары на рекламе за планеты. Только перед кассой понял, что ошибся: это была гигантская задница. Сейчас, в недвижном зное, я дошел до угла, где стояла тележка с жареным миндалем, и повернул назад. Досыта налюбовавшись трубками на витрине, я вошел в табачную лавку и купил пачку "Куул", хотя обычно не курю ментоловые. Перекрывая уличный шум, из громкоговорителей кинотеатра долетали хрипение и стоны, как с бойни. Продавец миндаля повез тележку под козырек над подъездом гостиницы, в тень. Может, когда-то "Везувий" и был роскошным отелем, но сейчас все вокруг свидетельствовало о безусловном упадке.

Холл был почти пуст. В лифте веяло прохладой, но в номере стояла духота. Я обвел комнату испытующим взглядом. Укладывать чемоданы в такую жару - значит, обливаться потом, и тогда датчики не будут держаться. Я перебрался со всеми вещами в ванную - в этой старой гостинице она была величиной с комнату. В ванной тоже оказалось душно, но здесь был мраморный пол. Приняв душ в ванне, покоящейся на львиных лапах, и нарочно не вытершись досуха, босой, чтобы было не так жарко, я принялся укладывать вещи. В саквояже нашарил увесистый сверток. Револьвер. Я совершенно забыл о нем. Охотнее всего я швырнул бы его под ванну. Переложил револьвер на дно большого чемодана, под рубашки, старательно вытер грудь и стал перед зеркалом прицеплять датчики. Когда-то в этих местах у меня на теле были отметины, но они уже исчезли. Подушечками пальцев я нащупал ложбинку между ребрами, сюда - над сердцем - первый электрод. Второй, в ямке возле ключицы, не хотел держаться. Я снова вытерся и аккуратно прижал пластырь с обеих сторон, чтобы датчик прилегал плотнее. У меня не было навыка раньше не приходилось этого делать самому. Сорочка, брюки, подтяжки. Я стал носить подтяжки с тех пор, как вернулся на Землю. Для удобства. Чтобы то и дело не хвататься за штаны, опасаясь, что они свалятся. На орбите одежда ничего не весит, и после возвращения возникает этот "брючный рефлекс".

Готово. Весь план я держал в голове. Три четверти часа на то, чтобы пообедать, оплатить счет и взять ключи от машины, еще полчаса, чтобы доехать до автострады; учитывая час пик, десять минут иметь в запасе. Я заглянул во все шкафы, поставил чемоданы у двери, ополоснул лицо холодной водой, проверил перед зеркалом, не выпирают ли датчики, и спустился на лифте. В ресторане была толчея. Обливающийся потом официант поставил передо мной кьянти, я заказал макароны с базиликовым соусом и кофе в термос. Я уже заканчивал обед, то и дело поглядывая на часы, когда из рупора над входом послышалось: "Мистера Адамса просят к телефону!" Волоски на руках у меня встали дыбом. Идти или не идти? Из-за столика у окна поднялся толстяк в рубашке павлиньей расцветки и направился к кабине. Какой-то Адамс. Мало ли на свете Адамсов? Стало ясно, что ничего не начинается, но я разозлился на себя. Не таким уж надежным оказалось мое спокойствие. Я вытер жирные от оливкового масла губы, принял горькую зеленую таблетку плимазина, запил ее остатками вина и пошел к стойке портье. Гостиница еще кичилась своей лепниной, плюшем и бархатом, но все пропиталось кухонным смрадом. Словно аристократ рыгнул капустой.

Вот и все прощание. Я вышел в густой зной вслед за портье, который вывез на тележке мои чемоданы. Автомобиль, взятый напрокат в фирме Херца, стоял двумя колесами на тротуаре. "Хорнет" - черный, как катафалк. Укладывать чемоданы в багажник я портье не позволил - там мог находиться передатчик, - отделался от него-ассигнацией, положил вещи сам и сел в машину, будто в печку. Руки вспотели, я стал искать в карманах перчатки. Хотя к чему, руль обтянут кожей. В багажнике передатчика не было - где же он? На полу, перед свободным сиденьем, под журналом, с обложки которого холодно глядела на меня голая блондинка, высунувшая блестящий от слюны язык. Я не издал ни звука, но внутри у меня что-то тихонько екнуло.

Машины стояли плотными колоннами от светофора до светофора. Хоть я и отдохнул, но чувствовал какую-то вялость, может, оттого, что умял целую тарелку макарон, которые ненавижу. Пока весь ужас моего положения заключался в том, что я начал толстеть, - так по-дурацки я подтрунивал над собой. За следующим перекрестком включил вентилятор. Жарко обдало выхлопными газами. Пришлось выключить. Машины на итальянский манер налезали друг на друга. Объезд. В зеркальцах - капоты и крыши. La potente benzina italiana [могучий итальянский бензин (итал.)] угарно вонял. Я тащился за автобусом в смрадном облаке выхлопных газов. Через заднее стекло автобуса на меня глазели дети, в одинаковых зеленых шапочках. В желудке у меня были макароны, в голове - жар, на сердце - датчик, который цеплялся через рубашку за подтяжки при каждом повороте руля.

Я разорвал пакет бумажных носовых платков и разложил их около рычага передач, потому что в носу защекотало, как перед грозой. Чихнул раз, другой и так увлекся этим занятием, что даже не заметил, когда именно, канув в приморскую голубизну, остался позади Неаполь. Теперь я уже катил по del Sole [Солнечное шоссе (ит.)]. Для часа пик почти просторно. От таблетки плимазина никакого толку. Саднило в глазах, из носа текло. А во рту было сухо. Пригодился бы кофе, но теперь я мог его выпить только около Маддалены. "Интернэшнл геральд трибюн" в киоске снова не оказалось из-за какой-то забастовки. Я включил радио. Последние известия. Понимал с пятого на десятое. Демонстранты подожгли. Представитель частной полиции заявил. Феминистское подполье грозит новыми актами насилия. Дикторша глубоким альтом читала декларацию террористок, потом осуждающее заявление папы римского и комментарии газет. Женское подпольное движение. Никто ничему уже не удивляется. У нас отняли способность удивляться. Что же их, в сущности, тревожит - тирания мужчин? Я не чувствовал себя тираном. Никто себя им не чувствовал. Горе плейбоям. Что террористки с ними сделают? А священников они тоже будут похищать? Я выключил радио, будто захлопнул мусоропровод.

В 1979 году роман получил французскую литературную премию Grand Prix de Littérature Policière (англ.) [1] .

Содержание

Сюжет

Главный герой — астронавт, вовлеченный в расследование серии загадочных смертей в Неаполе. Гибель 12 туристов, на первый взгляд, ничем не связана: часть из них совершили самоубийство, причиной других смертей стали несчастные случаи. Но тот факт, что накануне гибели все жертвы кардинально меняли уклад жизни, наводит следствие на мысли о преступном замысле.

В ходе расследования, проводимого героем, выясняется, что причиной смертей стала случайная комбинация многих, по отдельности безвредных, химических веществ, оказавшихся в организме (средство от облысения, лекарство от аллергии, миндаль и других), которая действовала как сильное психоактивное вещество, вызывая кошмары и временное помешательство. Находясь под воздействием этого вещества, жертвы, не способные контролировать своё поведение, погибали.

Критика

Примечания

  1. ↑Le Grand Prix de littérature policère (фр.) (19 avril 2005). Архивировано из первоисточника 10 декабря 2012.Проверено 8 декабря 2012.
  2. ↑ 12The chain of chance — Kirkus Book Reviews (англ.) . en:Kirkus Reviews (1 August 1978). Проверено 8 декабря 2012.
  3. ↑ 12Di Filippo, PaulThe Chain of Chance (англ.) . The Barnes & Noble Review (22 August 2007). Архивировано из первоисточника 10 декабря 2012.Проверено 8 декабря 2012.

Ссылки

Диалоги · Мегабитовая бомба · Мгновения · Раса хищников · Сумма технологии · Тайна китайской комнаты · Фантастика и футурология · Философия случая

Существуете ли Вы, мистер Джонс? · Верный робот · Слоёный пирог · Лунная ночь · Путешествие профессора Тарантоги · Чёрная комната профессора Тарантоги · Странный гость профессора Тарантоги · Приёмные часы профессора Тарантоги

  • Литературные произведения по алфавиту
  • Романы 1976 года
  • Книги по алфавиту
  • Романы на польском языке
  • Произведения Станислава Лема

Wikimedia Foundation . 2010 .

Полезное

Смотреть что такое "Насморк (роман)" в других словарях:

Насморк (значения) — Насморк: Насморк симптом простудных заболеваний Насморк роман Станислава Лема Список значений слова или словосочетания со ссылками на с … Википедия

Солярис (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Солярис. Солярис Solaris Жанр: фантастический роман Автор: Станислав Лем Язык оригинала: Польский … Википедия

Астронавты (роман) — Астронавты Astronauci Жанр: Роман Автор: Станислав Лем Язык оригинала: польский Год написания: 1950 год … Википедия

Следствие (роман) — Расследование Śledztwo Автор: Лем, Станислав Язык оригинала: польский Публикация: 1958 г. Отдельное издание: 1959 г … Википедия

Фиаско (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Фиаско. Фиаско Fiasko Жанр: Роман … Википедия

Эдем (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Эдем (значения). Эдем Eden Жанр: научно фантастический роман Автор: Станислав Лем Язык оригинала … Википедия

Магелланово облако (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Магелланово облако. Магелланово облако Obłok Magellana Автор: Станислав Лем Жанр … Википедия

Непобедимый (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Непобедимый. Непобедимый Niezwyciężony Жанр: научная фантастика Автор: Станислав Лем Язык оригинала … Википедия

Высокий замок (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Высокий замок. Высокий замок польск. Wysoki Zamek Автор: Станислав Лем … Википедия

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Фантастический Лем в жанре детектив. Будто видишь ситуацию стоя за плечом главного героя. Нет замысловатой путаницы, сюжет последователен. Произведение словно дело следователя раскрывается с каждой страницей. А главное - концовка - никаких тебе диких отписок и незавершенности.

На мой взгляд, детективный жанр подразумевает простоту изложения, да уж простят меня его поклонники, что, кстати, нисколько не понижает значимость его существования. И все же. Лем создал не детективное произведение, запутанных криминалистических лабиринтов ждать не стоит. Автор избежал простоты изложения, а вот поместить в содержание начинку из логических вопросов, теории вероятности событий, придавая своему произведению философский аромат, ему успешно удалось.

Читается легко. Книга подарит настойчивое желание перелистнуть страницу побыстрее, с жадным намерением узнать, чем же закончатся описываемые события. Как хороший стейк. Прожарки well done. Остается приятное послевкусие.

Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее

  • Объем: 190 стр.
  • Жанр:д етективная фантастика, з арубежная фантастика, к лассика фантастики, н аучная фантастика, с оциальная фантастика
  • Теги:з агадочная гибель, и нтеллектуальная фантастика, и нтеллектуальный детектив, р асследование убийств, ф илософская фантастикаРедактировать

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 600 ₽ и две книги из персональной подборки.Узнать больше

Неаполь – прекрасный курортный город, в котором никак не ожидаешь череды странных смертей. Но они происходят… Двенадцать туристов погибают. Часть из них совершили самоубийство, остальные стали жертвами несчастного случая. На первый взгляд, эти смерти совершенно никак не связаны. И нет ни одного доказательства, что за ними кто-то стоит. Есть единственная зацепка – накануне гибели каждый из туристов кардинально менял уклад своей жизни. И это как минимум странно.

Следствие раз за разом заходит в тупик. А разгадка, которую предстоит найти стареющему и неудачливому астронавту-сыщику, самая неочевидная. Неужели все жертвы оказались под действием некоего психоактивного вещества, которое затуманивает рассудок и вызывает у человека настоящий ужас? Если это так, то смерти могут повториться. А масштабы трагедии станут куда больше, чем двенадцать случайных жертв.

Стареющий астронавт-неудачник, так и не осуществивший свою мечту о полете на Марс, участвует в опасном эксперименте, чтобы раскрыть серию таинственных убийств на итальянском курорте. Погибших по неосторожности и самоубийц, мужчин средних лет, казалось бы, ничто не связывает – у них разные привычки и пристрастия, внешность, место работы. Но какая-то закономерность все же должна существовать – и бывший астронавт, агент под прикрытием, шаг за шагом повторяет путь одной из последних жертв из Неаполя в Рим, понимая, что смерть дышит ему в затылок…

Читайте также: