Соловьев красота в природе краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
В статье Соловьёв доказывает объективную реальность красоты, представляющей собой преображение материи через воплощение в ней сверхматериального начала — идеи положительного всеединства (т. е. органического единства целого при сохранении индивидуальности составляющих его частей).
Эти взгляды Соловьёва во многом совпадают с воззрениями неоплатоников [1] и немецкой классической эстетики в лице Шеллинга, которых можно назвать его предшественниками.
Эстетика природы Соловьёва (как и его эстетика в целом) [2] оказала существенное влияние на русских символистов (А. Блока, Андрея Белого и др.).
Содержание
Место работы в эстетике Соловьёва
Целью искусства, — говорит Вл. Соловьев, — всегда было улучшение действительности — человеческой души или вещественной природы (ведь, например, скульптура есть более совершенный предмет по сравнению с куском мрамора, из которого она изготовлена).
Содержание работы
Что такое красота
Прекрасное несводимо к полезному. Красота есть нечто безусловно-ценное, то есть она ценится не как средство для достижения какой-то другой цели, а сама по себе. Будучи такой ценимой бесполезностью, красота является для нас предметом бескорыстного, безвольного созерцания.
Что такое идея
Становясь предметом желания, воли, идея предстаёт как добро (благо); будучи мыслимой, содержанием ума, идея есть истина; делаясь предметом чувственного восприятия, воплощённая идея есть красота.
Критерий красоты — совершенство, законченность, многосторонность воплощения идеи.
Воплощение идеи
Механические явления
1.1.2. Облака, озарённые солнцем, северное сияние; радуга; спокойное море, отражающее небо; освещённые благородные металлы и драгоценные камни: все эти явления прекрасны, так как в них материя оказывается в некоторой степени просветлённой, то есть воплощает в себе идеальное начало.
Органические явления
2.2.1. На стыке между растительным и животным царствами находятся имеющие эстетическое значение объекты, хотя и произведённые животными, но сами либо относящиеся к неорганическому миру, либо напоминающие внешне растения. Это кораллы, морские звёзды, раковины, жемчуг.
2.2.3. Внешняя двойственность прекрасной формы и безобразной материи полностью преодолевается млекопитающими. Червь, которым было ранее тело, втягивается внутрь, превращаясь в чрево животного, снаружи же оно покрывается красивым облачением — чешуёй, перьями, шерстью, мехом.
Напишите отзыв о статье "Красота в природе"
Примечания
Библиография
Отрывок, характеризующий Красота в природе
Критерием эстетического достоинства является законченное и многостороннее воплощение идеи. Мир растений, пишет Вл. Соловьёв, особенно цветы, представляют явления эстетического наслаждения, так как в них идея полностью осуществлена. Но идея цветов, как и идея алмаза, является более низкой идеей, чем идея жизни у червя; червь безобразен, потому что его сложная идея плохо в нем воплощена. Космогонический процесс не совпадает с эстетическим уровнем. Чем выше уровень организации материи, тем сложнее его идея, а, следовательно, при действии идеи усиливается сопротивляемость стихийной основы вселенной. У растительного мира красота действует лишь как [38] покрывало, как внешняя оболочка; в органическом же мире она должна быть животворящим началом, изнутри просветлять материю. Если в мире растений красота осуществлена, то в животном царстве она есть только цель.
Если в кратце, о чем это произведение? Какая главная идея? Какие выводы и умозаключения делает автор в конце работы?
Место работы в эстетике Соловьёва
Целью искусства, — говорит Вл. Соловьев, — всегда было улучшение действительности — человеческой души или вещественной природы (ведь, например, скульптура есть более совершенный предмет по сравнению с куском мрамора, из которого она изготовлена) .
Что такое красота
Прекрасное несводимо к полезному. Красота есть нечто безусловно-ценное, то есть она ценится не как средство для достижения какой-то другой цели, а сама по себе. Будучи такой ценимой бесполезностью, красота является для нас предметом бескорыстного, безвольного созерцания.
Становясь предметом желания, воли, идея предстаёт как добро (благо) ; будучи мыслимой, содержанием ума, идея есть истина; делаясь предметом чувственного восприятия, воплощённая идея есть красота.
Критерий красоты — совершенство, законченность, многосторонность воплощения идеи.
Воплощение идеи
Странно кажется возлагать на красоту спасение мира, когда приходится спасать саму красоту от художественных и критических опытов, старающихся заменить идеально-прекрасное реально-безобразным. Но если не смущаться грубыми, а иногда и совсем нелепыми выражениями новейшего эстетического реализма (и утилитаризма), а вникнуть в существенный смысл его требований, то в них именно и окажется безотчетное и противоречивое, но тем более дорогое признание за красотою мирового значения: ее кажущиеся гонители усвояют ей как раз эту самую задачу спасать мир. Чистое искусство, или искусство для искусства, отвергается, как праздная забава; идеальная красота презирается, как произвольная и пустая прикраса действительности. Значит, требуется, чтобы настоящее художество было важным делом, значит, признается за истинною красотою способность глубоко и сильно воздействовать на реальный мир. Освободивши требования новых эстетиков (реалистов и утилитаристов) от логических противоречий, в которые они обыкновенно запутываются, и сводя эти требования к одному, мы получим такую формулу: эстетически прекрасное должно вести к реальному улучшению действительности. Требование вполне справедливое; и, вообще говоря, от него никогда не отказывалось и идеальное искусство, его признавали и старые эстетики. Так, например, древняя трагедия, по объяснению Аристотеля (в его “Поэтике”), должна была производить действительное улучшение души человеческой чрез ее очищение. Подобное же реально-нравственное действие приписывает Платон (в “Республике”) некоторым родам музыки и лирики, укрепляющим мужественный дух. С другой стороны, художественная пластика помимо своего эстетического влияния на душу представляет еще хотя весьма незначительное, поверхностное и частичное, но все-таки реальное, прямое и пребывающее воздействие на внешнюю вещественную природу на материал, из которого это искусство создает свои произведения. Прекрасная статуя по отношению к простому куску мрамора есть бесспорно новый реальный предмет, и притом лучший, более совершенный (в объективном смысле), как более сложный и вместе с тем более обособленный. Если в этом случае улучшающее действие художества на материальный предмет имеет характер чисто внешний, нисколько не изменяющий существенных свойств самой вещи, то нет, однако, никаких оснований утверждать, что такой поверхностный образ действия должен непременно принадлежать искусству вообще всегда и во всех его видах. Напротив, мы имеем полное право думать, что воздействие художества как на природу вещей, так и на душу человеческую допускает различные степени, может быть более или менее глубоким и сильным.
Но во всяком случае, как бы слабо ни было это двоякое действие художника, он все-таки производит некоторые новые предметы и состояния, некоторую новую прекрасную действительность, которой без него вовсе бы не было. Эта прекрасная действительность или эта осуществленная красота составляет лишь весьма незначительную и немощную часть всей нашей далеко не прекрасной действительности. В человеческой жизни художественная красота есть только символ лучшей надежды, минутная радуга на темном фоне нашего хаотического существования. Против этой-то недостаточности художественной красоты, против этого поверхностного ее характера и восстают противники чистого искусства. Они отвергают его не за то, что оно слишком возвышенно, а за то, что оно не довольно реально, т.е. оно не в состоянии овладеть всею нашею действительностью, преобразовать ее, сделать всецело прекрасною. Быть может, сами не ясно это сознавая, они требуют от искусства гораздо большего, чем то, что оно до сих пор давало и дает. В этом они правы, ибо ограниченность наличного художественного творчества, эта призрачность идеальной красоты, выражает только несовершенную степень в развитии человеческого искусства, а никак не вытекает из самой его сущности. Было бы явною ошибкой считать существующие ныне способы и пределы художественного действия за окончательные и безусловно обязательные. Как и все человеческое, художество есть текущее явление, и, быть может, в наших руках только отрывочные начатки истинного искусства. Пускай сама красота неизменна; но объем и сила ее осуществления в виде прекрасной действительности имеют множество степеней, и нет никакого основания для мыслящего духа окончательно останавливаться на той ступени, которой мы не успели достигнуть в настоящую историческую минуту, хотя бы эта минута и продолжалась уже тысячелетия.
Имея в виду философскую теорию красоты и искусства, следует помнить, что всякая такая теория, объясняя свой предмет в его настоящем виде, должна открывать для него широкие горизонты будущего. Бесплодна та теория, которая только подмечает и обобщает в отвлеченных формулах фактическую связь явлений: это простая эмпирия, лишь одною степенью возвышающаяся над мудростью народных примет. Истинно философская теория, понимая смысл факта, т.е. его соотношение со всем, что ему сродно, тем самым связывает этот факт с неопределенно восходящим рядом новых фактов, и, какою бы смелою ни казалась нам такая теория, в ней нет ничего произвольного и фантастического, если только ее широкие построения основаны на подлинной сущности предмета, открытой разумом в данном явлении или фазе этого предмета. Ибо сущность его необходимо больше и глубже данного явления, и, следовательно, по необходимости же она есть источник новых явлений, все более и более ее выражающих или осуществляющих.
Но во всяком случае сущность красоты должна быть прежде всего понята в ее действительных наличных явлениях. Из двух областей прекрасных явлений, природы и искусства, мы начнем с той, которая шире по объему, проще по содержанию и естественно (в порядке бытия) предшествует другой. Эстетика природы даст нам необходимые основания для философии искусства.
Алмаз, т.е. кристаллизованный углерод, по химическому составу своему есть то же самое, что обыкновенный уголь. Несомненно также, что пение соловья и неистовые крики влюбленного кота, по психофизиологической основе своей, суть одно и то же, именно звуковое выражение усиленного полового инстинкта. Но алмаз красив и дорого ценится за свою красоту, тогда как и самый невзыскательный дикарь вряд ли захочет употребить кусок угля в виде украшения. И между тем как соловьиное пение всегда и везде почиталось за одно из проявлений прекрасного в природе, кошачья музыка, не менее ярко выражающая тот же самый душевно-телесный мотив, нигде, никогда и никому не доставляла эстетического наслаждения.
Из этих элементарных примеров уже явствует, что красота есть нечто формально-особенное, специфическое, от материальной основы явлений прямо не зависящее и на нее несводимое. Независимая от материальной подкладки предметов и явлений, красота не обусловлена также и их субъективною оценкою по той житейской пользе и той чувственной приятности, которую они могут нам доставлять. Что самые прекрасные предметы бывают совершенно бесполезны в смысле удовлетворения житейских нужд и что, наоборот, вещи наиболее полезные бывают вовсе некрасивы это, конечно, не требует доказательства; но нельзя обойти ту теорию, которая косвенно определяет красоту пользою. А именно она утверждает, что красота есть переставшая действовать полезность, или воспоминание о прежней пользе. То, что было полезно для предков, становится украшением для потомков. При смелом применении дарвинизма можно распространять это понятие о прежней пользе очень далеко и за предков наших считать не только обезьян или тюленей, но, пожалуй, даже и устриц. В этой теории превращения полезного в прекрасное есть доля фактической истины, и нам нет надобности ее отвергать. Несомненно только, что она совершенно недостаточна в смысле философского объяснения или существенного определения красоты.
Читайте также: