Сладость губ твоих нежных краткое содержание
Обновлено: 06.07.2024
Книги Ильи Масодова напоминают прозу Андрея Платонова, который заделался сатанистом и принялся писать о том, как коммунистические волшебницы сражаются с восставшими из могил упырями. Одни считают Масодова свихнувшимся некрофилом и садомазохистом, другие — последним советским писателем, воплотившим в своих книгах основные архетипы рухнувшей красной империи. Почему в его романах дети всё время убивают друг друга и взрослых и что общего у канонических повестей о пионерах-героях с зомби-хоррором? Роман Королев рассказывает о бесследно исчезнувшем в середине нулевых писателе, книги которого будоражили Минпечать и вдохновляли российских готов.
Маленькие мертвые девочки
— Наверно, ты права, девочка, — соглашается Лиза. — Но я не хочу возвращаться в прекрасное прошлое, даже если оно станет будущим. Мне нравятся сумерки и кладбищенская прохлада настоящего, его гаснущие фонари, тление листьев и безысходная грусть ночи. Мне нравится одиночество.
— А меня влечет светлая тайна алых звезд, — вздыхает Соня. — Я хочу стать волшебницей.
— Ты наверное погибнешь, смелая девочка, — зачарованно говорит Лиза. — Мне нравится твоя судьба.
Трилогия была написана прекрасным литературным языком с долгими предложениями, пространными описаниями, глубокими и неожиданными метафорами и реминисценциями из Аркадия Гайдара и Андрея Платонова, но ее содержание явно было предназначено не для слабонервных. Насилие, инцест, каннибализм, глумление над героями Великой Отечественной и Гражданской войн, поклонение дьяволу, отцеубийство, гематофагия, пытки и жертвоприношения: проще было бы назвать моральные нормы, которые на страницах этой трилогии не попирались.
Путь Сони лежит через поле, над которым не светит солнце, каменный лес и черные озера: в Москву, где она должна разбудить Владимира Ленина.
Скоро, однако, Маше раскрывается о ее новой подруге страшная тайна: Зайцева мертва по-настоящему.
Убитая педофилами, она ведет теперь свою охоту на похотливых любителей маленьких девочек, используя себя в качестве приманки, а по ее собственному следу, оставленному из трупов с отрезанными пенисами, идет немолодой, несчастный и изможденный следователь.
Сначала Катя попадает в детский дом, где находит себе подругу, вместе с которой можно курить анашу и видеть нежные грезы о Сталине, но внезапное помешательство местного трудовика запускает цепочку событий, отправляющих Котову в один из нижних кругов советского пенитенциарного ада: в интернат. Власть там захвачена десадовскими воспитательницами-либертенами, которые используют детей врагов народа как орудие для удовлетворения своей тяги к насилию и извращенной похоти.
Понятной была и реакция на выход трилогии Масодова российских борцов за нравственность.
По ту сторону бездны
— Там были люди с выжженными узорами на щеках, а еще один был главный, совсем без лица, у него рука, как звезды, горела. И он не говорил — ревел.
— Это Хозяин, — сказал Ленин, устало опустив веки.Клава посмотрела на Надежду Константиновну. Та сидела, побледневшая до зелени. Лицо Клавы покрылось мелкой испариной, она взялась обеими руками за горячий стакан, чтобы не замерзнуть до обморока.
— Он идет в Москву, — еле слышно произнесла она. — Он хочет всё на свете сделать трупной рвотой.
Последний советский писатель
Знайте, что отвратительны мне те, кто нищ духом, это вонючие овцы, глупо ревущие от голода в своих стойлах.
Отвратительны мне также те, кто плачет и те, кто молит о пощаде, никому не будет пощады и некому спасти их.
Кротость ненавижу я, потому что где кроткий, там и тот, кто мучает его, как скотину.
Знаю я также, что никому нельзя прощать, потому что тебе никогда не будет прощено даже то, чего ты не делаешь.
Сердце свое уподобить надо комнате, где никогда не загорается свет, и скрывать его больше, чем тайные места тела, потому что истинный стыд в сердце, и стоит открыть его, как все станут смеяться над ним.
Если кто протягивает тебе руку, ударь ее ножом, потому что хочет он тебя столкнуть в могилу или увлечь туда за собой.
Истинно говорю вам, отравлены ладони, протянутые вам, яд смерти на них.
Нет ничего слаще крови и слаще наслаждения разрушать созданное.
Так просто разрушить то, что создано, где же сила создавшего?
Истинно говорю вам, дети превзойдут родителей своих.
Ни к чему искать сложное, потому что смерть решает простым способом.
Восстаньте и убивайте их, чтобы все они умерли!
Издатель прозы Масодова, Дмитрий Волчек, настаивал, однако, на том, что этот автор был реальным человеком, бесследно исчезнувшим в начале нулевых годов.
Скупые биографические подробности жизни автора романов о воскресших пионерках тоже известны нам со слов Дмитрия Волчека: родился в 1966 году в Ленинграде, работал школьным учителем математики, затем эмигрировал в Германию.
Будь готов! Всегда готов!
— Кто вы? — спрашивает Соня.
— Мы — архангелы революции, — в один голос отвечают шепотом девушки. — Мы — весталки Черной Пирамиды, хранительницы вечного огня коммунизма, мы, комсомолки, умершие юными и безгрешными, собираем человеческую кровь, чтобы огонь коммунизма не погас в сердцах будущих поколений. Наши ноги, ступающие по ступеням священного камня, не знают неудобных туфель, уши, слышащие все звуки мира — золотых серьг, ногти, касающиеся жервенных пиал — химического лака, а рты, несущие вещее слово коммунизма — лживой помады. Наши косы не могут быть расплетены, потому что их заплетает завет вождя, наши платья не могут быть сняты, потому что их скрепляет завет вождя, наши мысли всегда чисты, потому что в них вечно длится мысль вождя…
Книги, описанные выше, можно воспринимать как постмодернистский эксперимент, готический хоррор или — как закономерное продолжение советской традиции пионерской литературы, в которой всегда есть место и настоящей дружбе, связавшей масодовских девочек, и самоубийственному подвигу.
Советская пропаганда при всей своей демонстративной антирелигиозности зачастую парадоксальным образом апеллировала к иррациональным и мистическим образам: например, к эсхатологическому проекту мира без отчуждения и эксплуатации, напоминающего Царство Божие на земле, и мессианской роли пролетариата в его достижении. Отдельным западным интеллектуалам (таким, например, как Фредерик Фойгт, Раймон Арон или Алан Тейлор) это позволяло говорить о советском проекте как о политической религии.
Труды Маркса, Ленина и Сталина занимали в этой религии место Священного Писания, героические биографии коммунистов — Священного Предания, Партия заменяла собой Церковь, а роль чуда выполнял подвиг.
Повести о пионерах-героях, которые рассматривает Кадлец, строились по одной текстовой модели: они обладали характерным сказочным зачином, после которого следовала подготовка к подвигу (столкновению с фашистами) и основная часть сюжета, посвященная испытанию ребенка.
Согласно советской историографии, Портнова принимала участие в распространении листовок и диверсиях на оккупированной территории, а также, работая в столовой для немецких офицеров, отравила им суп, в результате чего погибли больше ста гитлеровцев. В декабре 1943 года Портнову задержало гестапо. Во время допроса она ухитрилась схватить со стола пистолет следователя и застрелить его и еще двух офицеров, после чего попыталась бежать, но была поймана.
Ее пытали на протяжении еще месяца, добиваясь от девушки информации о подполье, и повесили в январе 1944 года, выколов ей перед этим глаза.
Смерть героя должна вызывать в читателе страх, гнев или гордость за его стойкость, но ни в коем случае не жалость: такая эмоция вообще не предусматривалась создателями пионерской литературы.
Как максимум юный читатель повести о пионере-герое мог сожалеть о том, что из их рядов забирают лучших. Подобная эмоциональность отсылает нас не только к житиям христианских мучеников, но и к совсем уже архаическим легендам о жертвоприношении царских отпрысков.
Культ пионеров-героев имел своей целью формирование в ребенке готовности к самоубийственному подвигу, после которого его существование продолжится в нематериальной памяти поколений советских людей. Юный ленинец должен быть способен в любой момент отдать жизнь за Родину и Партию, потому что она уже и так им в каком-то смысле принадлежит. Готовя свое тело к претерпеванию всевозможных лишений и испытаний, пионер, начиная еще с персонажей Аркадия Гайдара, закаляет его холодом, голодом, болью и тренировками.
Весь этот сверхчеловеческий пафос, сказочную ирреальность и иррациональный ужас советской пропаганды, рассчитанной на юных строителей коммунизма, Масодов довел в своей прозе до гротеска.
Илья Масодов - Сладость губ твоих нежных краткое содержание
Сладость губ твоих нежных - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
— В одном дырка, — говорит Катя.
— Это не страшно. Одежда государственная, обращаться с ней аккуратно. Все девочки сейчас на работе. Распорядок дня тут такой: в семь подъём, в семь пятнадцать — завтрак, в семь тридцать — политическое воспитание, в восемь — первая рабочая смена, в час — обед, в час тридцать — вторая смена, в шесть тридцать — уборка, в семь — ужин, в семь пятнадцать — занятия, в десять тридцать — отбой. Ясно?
— Ясно, — отвечает Катя.
— За любое нарушение распорядка дня следует наказание. То же самое — за нарушение дисциплины, воровство, драку, пьянство и прочее. Всё ясно?
— Всё ясно, — отвечает Катя.
— Посмотрим, как тебе это ясно, — говорит Ольга Матвеевна, отворяя дверь столовой. Тошнотворный запах супа сразу становится сильнее.
Катя голодна, но она с большим трудом заставляет себя съесть хотя бы половину поставленной перед ней тарелки слипшейся комками холодной каши, её тошнит всё больше, пока она наконец уже совершенно не может есть, встаёт со стула, и от этого движения рвота поднимается в ней, как вода фонтана и выплёскивается на стол и на пол. Катя замирает, глядя на разляпавшуюся лужу и не зная, что теперь делать. Так она и стоит, пока не приходит заведующая столовой высохшая пожилая женщина и не бьёт Катю тяжёлой мокрой тряпкой по голове, так что вонючая влага брызгает на Катино лицо и остаётся в волосах. Катя садится на стул, сжавшись и закрываясь рукой, а женщина швыряет тряпку ей на колени, чтобы Катя вытирала свою рвоту. Катя благодарна женщине за то, что та больше её не бьёт, она собирает тряпкой лужу и относит её по частям в помойный таз.
Так она начинает жить в интернате, и живёт там дальше, потому что больше ей негде жить. Кате отрезают косу, чтобы в неё не забрались на поселение вши, выдают поношенную заштопанную одежду и отводят спальное место в бараке номер два, который всего вмещает двадцать спящих девочек, по десять у каждой стены. В бараке никогда не зажигается свет и нет ни одной лампы, вечерами он освещается жёлтым пролетарским фонарём, который светит в маленькое окошко, находящееся в задней стене под потолком. Фонарь гасят сразу после отбоя, в его мажущемся свету девочки раздеваются и залезают под одеяла, а дежурная по бараку остаётся последней на ногах и затыкает окошко лишней подушкой, чтобы не дуло из треснувшего стекла.
Вставать надо ранним утром, когда ещё сумеречно, быстро одеваться, убирать постель и идти есть кашу, которая всегда на завтрак. Оказалось, что когда каша ещё горячая, Катя может её есть и её не тошнит, только хлеба ей не достаётся, потому что она новенькая, хлеб у неё забирает Зина. Зина — это рослая рыжая девочка, на два года старше Кати, которая в бараке главная, часть девочек отдаёт ей свой хлеб, и она делит его между своими подругами, причём себе не оставляет почти ничего. Хлеб отдаётся молча и обыденно, словно это тоже записано в порядок дня. Некоторым девочкам из дома приходят посылки, которые тоже сразу сдаются Зине, та вскрывает их, аккуратно вынимает и возвращает письма, а всё остальное никогда не отдаёт. На третий день по поселению Кати в интернат на постоянное жительство Зине приходит очередь дежурить, она подходит к Кате, убирающей постель и говорит ей:
— Ты сегодня дежурная. После ужина — сразу чистить парашу, чтобы успела до занятий, а здесь убирать будешь перед отбоем.
Сортир Катя чистит медленно, потому что нет сноровки, ведро черпает мало нечистот, отвратительный запах иногда заставляет Катю выйти на улицу, чтобы отдышаться, а в конце работы она поскальзывается на железной лесенке из четырёх ступенек, ведущей к крышке асенизаторной цистерны и чуть не выливает содержимое ведра на себя, часть всё же выплёскивается на землю, и Кате приходится собирать грязный песок совком обратно в ведро. Она возвращается к сортиру снова на перерыве занятий, и после них, и оканчивает свою работу уже в темноте, бегом относит ведро в сарай и несётся мыть пол в бараке, при свете фонаря, руки у неё пахнут фекалиями, которые не удаётся смыть холодной водой. Она еле успевает закончить мытьё до отбоя, кладёт тряпку в ведро с грязной водой, вытирает мокрые руки о подол и несёт ведро выливать за цистерну, где земля поглощает каждый вечер нанесённую с неё же грязь. На улице очень холодно, потому что совсем близко ноябрь, небо не покрыто облаками, видно звёзды, и невысоко над забором, чуть в стороне от ворот, висит большая круглая луна, такая белая, словно слеплена из свежего творога.
Катя сливает воду из ведра и ещё раз смотрит на луну, прежде чем уйти, и только убедившись, что луна, как чётка фотография, уже запечатлелась в её памяти, бежит назад, с одной тряпкой в пустом ведре. Возле сортира её окликает голос Зины, ходившей на ночь по нужде, и Катя останавливается в полутени, которую бросает угол барака в противоположную сторону от фонаря. Зина подходит к ней не спеша, жёлтый свет падает ей на широкое лицо, рыжие волосы, стриженные до щёк и поношенный великоватый ватник.
— Почему плохо? — спрашивает Катя. — Я ж вроде убирала.
— Пойдём, сама посмотришь.
Они идут к сортиру по размашисто протоптанной сапогами девочек тропинке в грязи. По дороге Зина нагибается, зажигает спичку о сапог и припаливает вынутый из кармана окурок. Курит она молча и бережно, долго не выпуская каждую порцию дыма. Посередине сортира, между дырой в полу и дверью, лежит зловонная кучка говна, почти чёрная в негативном свете луны. Рядом с ней видна и разлитая моча, от которой поднимается лёгкий пар.
— Что это? — спрашивает Зина, оставаясь на пороге. Она затягивается окурком, сощуривая от усилия глаза.
— Это уже после того, как я убирала, — говорит Катя. — Видишь, парит ещё.
— Правильно, это я сделала. Только что.
— Чего стоишь? Убирай. А то до утра вонять будет. Куда пошла?
— Совок надо взять.
— Руками убирай, чего за совком таскаться.
— Чтобы быстрее было, дура.
— Чтобы быстрее было, не надо было срать на пол, — говорит Катя, и тут же получает сильный удар кулаком в зубы, который отбрасывает её к стене, она выставляет вперёд локоть и больно бьётся им об отсыревшее дерево. Зина входит в сортир, наступая сапогом в лужу собственной мочи. Катя пытается увернуться от неё, но Зина хватает её за волосы. Она тушит окурок о Катину щёку, так что та взвизгивает от боли, и прячет его в карман.
— Срать было не надо? — говорит она чистым и спокойным голосом, после чего коротко бьёт Катю кулаком в живот, но не даёт ей согнуться, вытягивая вверх за волосы. Катя стонет от боли, зажмуривая глаза. Зина бьёт её ещё раз, потом коленом в низ живота, и отпускает. Катя сгибается и сползает боком по стене на колени. Зина берёт её за шиворот и протаскивает по полу к луже, и, присев и надавив Кате на затылок, вжимает её лицо в тёплую, гадко воняющую массу, потом отпускает и встаёт. Катя плюясь садится на колени, держится одной рукой за живот, а второй вытирает с лица кал.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Сладость губ твоих нежных: краткое содержание, описание и аннотация
Илья Масодов: другие книги автора
Кто написал Сладость губ твоих нежных? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Сладость губ твоих нежных — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Сладость губ твоих нежных
Катя выжимает мокрую косу на песок. Вокруг бешено кричат чайки, бросающиеся с высоты в сверкающую солнцем рябь, словно сделанную из прозрачного металла. Катя вся покрыта стеклянными капельками морской воды, от ветра кожа её собирается мелкими пупырышками, даже тёплые лучи солнца не могут согреть выскользнувшее из другой стихии тело, пока летящий воздух не сотрёт с неё эти маленькие капельки холода. Катя знает, что можно ещё лечь в горячий песок, чтобы ветра было меньше, но ей нравится вот так стоять на открытом пляже, когда волны прибоя налетают, шипя, на берег за её спиной, уже не в силах настичь и намочить, лёгкая тошнота от длительного плаванья постепенно растворяется внутри, тело медленно высыхает, становится земным, как сухие кривые деревья на уступе, в зарослях соломенной, скрипящей кузнечиками травы, и гладкие камни, лежащие среди песка, и Марина, растянувшаяся навзничь с повёрнутым вниз лицом, ноги и руки её в светлом, уже просохшем песке.
Катя подкрадывается к Марине и касается своей мокрой и холодной, как снежка, рукой её спины, где проступают на коже межи золотистых волосков.
— Катька, прекрати, — поёживается Марина, улыбаясь, как от щекотки.
Катя садится рядом с ней на песке, поджав ноги, берёт маленькую гальку и рисует её серым следом на загорелой спине Марины линию берега и стоящие на берегу ёлки.
— Ты что там рисуешь? — подозрительно спрашивает Марина, ленясь даже открыть глаза.
— Пляж, — нараспев произносит Катя, — а на пляже ёлочки растут.
— Какие ещё ёлочки?
— Густые. Зима ведь.
Обе они заливаются хохотом, Марина переворачивается на спину, обсыпая Катю песком, та прыгает на неё, холодная, как водяной демон, садится на неё верхом, мёрзлыми плавками на живот, Марина визжит и пытается стащить с себя Катю, облепленную песком, их весёлая яростная борьба оканчивается полным бессилием, Катя сваливается наконец в песок и смотрит в небесную голубизну, где есть только три облака, которые медленно плывут наискось, куда-то Кате за глаза.
— Пойдём уже, — произносит она, часто и сладостно дыша. — Скоро полдник.
— А что сегодня на полдник? — спрашивает Марина. Катя чувствует, как рука подруги тонкой струйкой сыпет ей на живот мурашиный песок.
— Персики, — отвечает Катя, и звук этот звучит в небесной прохладе, как клавиша маленького пианино. Катя опускает веки, сквозь которые ало просвечивает солнце, словно так, с закрытыми глазами, Катя пророчески видит его скорое закатное будущее, песок перестаёт сыпаться на живот.
— Последние персики. Как жалко, что завтра уезжать, — грустно вздыхает Марина.
Кате тоже не хочется уезжать, хотя она соскучилась по папе с мамой, но лето уже кончается, наступает школьная осень. Всё для них сегодня последнее: последний пляж, последний полдник, последняя игра, последний отбой. Когда это повторится?
— А на следующее лето ты приедешь? — спрашивает Катя.
— Конечно, — отвечает Марина. — Но это же ещё так не скоро… А ты?
— И я тоже. Я буду по тебе скучать.
Катя чувствует, как дыхание Марины приближается к её лицу и мягкие губы касаются щеки. Катя открывает глаза, чтобы встретиться взглядом с подругой. Светло-голубые зрачки Марины напоминают ей небо из снов, чистое и ясное, на которое не больно смотреть, потому что на нём нет никакого солнца.
— Только приедешь, сразу напиши мне письмо, — говорит Катя.
С холма, через который проходит колющая босые ноги веточками песочная тропка, видно море, начинающееся из-под травы и уходящее вдаль, низкое солнце и паруса трёх яхт, тонкие белые треугольники, косо несомые ветром вдоль берега, яхты похожи на насекомых с большими крыльями, опустившихся на воду и уже не способных больше взлететь, но Катя знает, что на самом деле они могут плыть очень далеко, даже за горизонт, и видеть далёкую землю по ту сторону моря, почему-то она давно убеждена, что на той земле не так как здесь, там растут пальмы и спят жёлтые львы.
Катя вспоминает свои разговоры с морем, его сине-зелёную бездну, тёплый ветер, сыпящий в лицо брызги волн, а когда ныряешь, охватывает такая немота, что сердце замирает, пока глаза приближаются к колышущимся травам, где лежат раковины и мелькают узенькие рыбки, нет ни звука, ни дыхания, и хочется побыстрее вынырнуть на свет, и хочется навсегда остаться там, у дна, по которому течёт тонкий леденящий поток глубинной воды.
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 219
- КНИГИ 669 845
- СЕРИИ 25 798
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 078
9 (1)
Оценка: 10 ( 1 )
Мне нравится ( 0 )
Последние отзывы
". останавливается и гасит свои фары военный грузовик, кузов которого покрыт маскировочной белой материей государственной тайны. Из грузовика на дорогу сгружаются четверо людей. Грузовик сдаёт назад, разворачивается и уходит в ночную темноту, а люди остаются на фоне метели, погасших навеки изб и пугающей черноты пространства, которого коснулась разрушающая рука Разрушителя."Ну-ну.
Последняя книга трилогии на том же бесподобном, необычайно высоком уровне. Всю серию можно назвать "Печальная Красота Смерти", или как то в этом стиле, в этом согласен с DonPampa: ". Куда сильнее, чем "реквием по мечте", "кокаин", рассказы Франца Кафки, "Эльфен Лид. ".Итог: выше всяких похвал - десятка, ИМХО.
Не понимаю хейтеров. Знали же, на что идёте)Трилогия очень понравилась. Куда сильнее, чем "реквием по мечте", "кокаин", рассказы Франца Кафки, ну и "Эльфен Лид", на моё ИМХО. (Равнозначно "Saya No Uta" по мозгоразрывности. "Пилы" всё же не дотягивают, ИМХО)) Впрочем, дальнейшие рассказы автора довольно однообразны, и лишь повторяют стиль предыдущих. ("Черти" и "Ключ От бездны") Тем не менее, 5 из 5, за оригинальность и стиль.)
Ну ни хуя себе - дерьмо! Масодов выплёскивает ДЕРЬМО ещё погаже сорокинского!Похоже, однако, по отношению их к таким вот "извержениям внутреннего мира" можно отличать Уродов (типа Джоэля) от Людей.
Оценку "отлично" не поставлю - читать т_а_к_о_е тяжеловато. Но талант автора вне сомнений. Согласен с оценкой Масодовского творчества на Луркморе, что книги его трилогии довольно грустные и по-своему красивые. И, как мне кажется, основная идея у него проста - не обижайте детей, не надо. Сами потом пожалеете, если доживете, конечно. А не доживете вы - пожалеют другие, ни в чем не виновные. Если считаете себя человеком - просто задумайтесь над этим.
Читайте также: