Синий фонарь пелевин краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Лето. Ночь. Пионерский лагерь. Спальня мальчиков. Рассказываются СТРАШНЫЕ истории.
Похожие произведения:
Spion, 23 октября 2018 г.
Небольшой очерк из неформальной лагерной жизни). Очень реалистично. Помнится, кое-что из этого фольклора я и сам слыхал ( в пионерлагере, естественно) — вот про стены с обоями, в частности.
Sawwin, 10 октября 2019 г.
В тех случаях, когда Виктор Пелевин обходится без политики, рассказ оживает и становится интересным. Во всяком случае, страшилки подобраны со вкусом, некоторые из них я не слыхал. Особенно хороша нерассказанная страшилка про синий фонарь, недаром она дала название всему рассказу. Этот фонарь светит в окно спальни, окрашивая в мертвенный цвет лица рассказчиков. Автор не акцентирует на нём внимание, но тому кто понял достаточно и сказанного.
Groucho Marx, 20 марта 2018 г.
Manowar76, 4 апреля 2019 г.
В итоге: детские страшилки с метафизическим душком.
Очень тонко передана атмосфера советского пионерлагеря.
Извечная тема раннего Пелевина о мёртвых и живых и тонкой, незаметной грани между ними.
martinthegod9, 17 января 2016 г.
Вот он. Самый милый и понятный любому, даже самому юному разуму, рассказ Виктора Пелевина. Порой автор настолько улетает от реальности, или использует то философские конструкции, то исторические аллюзии, что приходится напрягать мозги и заставлять работать эрудицию. Здесь всё не так:)
Перед нами мир одной ночи в пионерлагере. Ребята рассказывают друг другу страшилки. Вроде бы всё. Вроде бы и добавить больше нечего. Но как же хочется хвалить это творение)
Во-первых, прекрасные диалоги ребят, настолько достоверные, что со стопроцентной вероятностью вспоминаешь свою пору детства.
Во-вторых, живые характеры: задира, плакса, загадочный умник, хаотичный болтун, меланхоличный молчун (уж простите за мои такие вольные идентификаторы), и все они говорят именно то, что и должны были сказать в этот момент, оживая на глазах.
В-третьих, сами истории. Честно говоря, каждая из этих историй могла бы стать самостоятельным рассказом, или уже проявлялась как-то в усложнённой форме в другом рассказе. Но еще мне очень понравилось, что автор натолкнул меня на следующую мысль: истории-то ребят самые обыкновенные для страшилок, так? а я сейчас пытался вложить в каждую из них какую-то внутреннюю философию, какой-то подтекст; неужели это проклятье взрослого человека — находить во всём смыслы и подтексты? Кошмар, значит я проклят:)
Читайте этот рассказ. Он очень приятный и многослойный.
stenny, 31 июля 2016 г.
слона-то я и не заметил.
не видеть за деревьями леса.
автор чересчур увлекся подделыванием страшилок под детство и «под актуальную/злободневную (на тот момент) тему. типа СССР, пионеры и идеология.
В каком месте он хотел заострить внимание и что хотел сказать.
То есть можно фантазировать о многом, но мне лень додумывать за автора. Ибо слог у него неровный, и сюжетная линия какая-то прерывистая, извилистая и непонятная.
То есть есть несколько начатых стоящих идей (живые мертвецы. и проч.), но ничего не доведено ни до кульминации, ни до катарсиса, ни до развязки.
Renat Asadullin, 6 августа 2013 г.
Рассказ безусловно интересен, мысли писателя совмещаются с интересным антуражем, но, как говорится, без бутылки тут не разобраться, и для большинства он останется просто рассказиком о страшилках в лагере.
Тимолеонт, 6 августа 2013 г.
А так аж ностальгия проняла. В моём детстве те же страшилки рассказывали, такие же разговоры происходили. Разве что без постмодернизма.
prokofyev, 21 июня 2012 г.
Это не сборник страшилок, которые дети рассказывают друг другу перед сном в пионерском лагере. Это введение в пелевинскую философию для подростков.
ivan2543, 21 ноября 2011 г.
некоторые страшилки оригинальны.
большинство историй – вполне расхожи;
непонятен смысл произведения в целом.
Итог: рассказ понравится любителям страшилок и ностальгирующим по пионерлагерю. На мой взгляд, произведению недостает атмосферности и оригинальности.
alex1970, 18 января 2011 г.
Рассказ хороший. Особенно понравился потому, что такие или почти такие страшилки сам слушал и рассказывал в детстве (только здесь автор упустил самые жуткие — про гроб на колесиках и ковер с охотниками).
Казалось бы пересказ обычного детского фольклора.
Но автор эти простенькие рассказики перемешал и переосмыслил, а также снабдил комментариями так, что сталдо действительно страшно.
Действительно лучше читать в темное время суток и одному.
Kriptozoy, 11 сентября 2008 г.
Я думаю, что у каждого человека оценка этого рассказа будет разниться по совершенно субъективным ощущениям. Рассказ хороший, но акцент в нём делается на то, чтобы вызвать эмоции, прилив адреналина, чтобы пробудить воспоминания детства. Поэтому в идеале рассказ должен читаться ночью, под одеялом, при свете лампы. Если у кого-то перед окном стоит уличный фонарь, синий свет которого пробивается сквозь занавески, или шторы, то это будет превосходным дополнением. Я впервые читал этот рассказ уже достаточно давно, дома, днём, перед уходом на работу во вторую смену, с чашкой чая и бутербродом в руке, а под столом мяукал мой кот и просил его накормить. Я сам себя теперь презираю и недолюбливаю за то, что из-за неправильного усвоения смазалось впечатление от одного из произведений любимого писателя :-(
А тема страшилок в мировой литературе, как мне кажется, неисчерпаема. Роберт Блох, Стивен Кинг, да что там перечислять, в творчестве многих и многих создателей хоррора присутствуют произведения, так или иначе завязанные на эту благодатную идею. Только у тех же американцев всё ближе к Хэллоуину, мертвым детям и всяческим зомби, а у нас страшилки с народными корнями. Что-то близкое к Николаю Васильевичу Гоголю.
Paganist, 23 октября 2009 г.
Вроде как в детство окунулся. Помню, мы тоже рассказывали подобные истории. :smile:
Yazewa, 18 января 2008 г.
А самое страшное-то знаете что? А то, что это красное знамя было ПЕРЕХОДЯЩЕЕ!:insane:
Loki, 3 марта 2007 г.
Дети отдыхают в пионерском лагере. Ночью они рассказывают страшилки, благодаря которым задумываются о смысле жизни и жизни после смерти.
За минуту
Дети отдыхали в пионерском лагере. Ночью они рассказывают друг другу страшилки. Благодаря историям они задумываются о смысле жизни и жизни после смерти.
Далее Вася рассказывает про красное пятно. Семья въезжает в квартиру и замечает на стене то самое пятно. Каждую ночь в семье пропадали дети. Квартира опустела, и спустя время туда заехали другие люди. Они разрезали обои за пятном и увидели там мать, которая все это время ела детей, а отец ей в этом помогал.
В палате было почти светло из-за горевшего за окном фонаря. Свет был какой-то синий и неживой, и если бы не Луна, которую можно было увидеть, сильно наклонившись с кровати вправо, было бы совсем жутко. Лунный свет разбавлял мертвенное сияние, конусом падавшее с высокого шеста, делал его таинственнее и мягче. Но когда я свешивался вправо, две ножки кровати на секунду повисали в воздухе и в следующий момент громко ударялись в пол, и звук выходил мрачный, странным образом дополняющий синюю полосу света между двумя рядами кроватей.
— Кончай там, — сказал Костыль и показал мне синеватый кулак, — не слышно.
— Про мёртвый город знаете? — спросил Толстой.
— Ну вот. Уехал один мужик в командировку на два месяца. Приезжает домой и вдруг видит, что все люди вокруг мёртвые.
— Нет, — сказал Толстой, — они на работу ходят, разговаривают, в очереди стоят. Всё как раньше. Только он видит, что они все на самом деле мёртвые.
— А как он понял, что они мёртвые?
Последнюю фразу Толстой произнес таким сухим и официальным голосом, что стало почти по-настоящему страшно.
— Да, съездил дядя в командировочку.
Это сказал Коля, совсем маленький мальчик — младше остальных на год или два. Правда, он не выглядел младше, потому что носил огромные роговые очки, придававшие ему солидность.
— Теперь ты рассказываешь, — сказал ему Костыль. — Раз первый заговорил.
— Сегодня такого уговора не было, — сказал Коля.
— А он вечный, — ответил Костыль, — давай, не тяни.
— Лучше я расскажу, — сказал Вася. — Про синий ноготь знаете?
— Конечно, — отозвался шёпот из другого угла. — Кто ж про синий ноготь не знает.
— А про красное пятно знаете? — спросил Вася.
— Нет, не знаем, — ответил за всех Костыль, — давай.
Вася замолчал и тяжело вздохнул.
— Ну и что дальше было? — спросил Костыль через несколько секунд тишины.
Раскрылась дверь, и все мы мгновенно закрыли глаза и притворились спящими. Через несколько секунд дверь закрылась. Минуту Вася выждал, пока в коридоре стихнут шаги.
Вася опять затих. На этот раз его никто не просил продолжать, и в темноте было слышно только дыхание.
— А потом другие люди приходят, — заговорил он опять, — смотрят, а квартира пустая. Прошёл год, и туда новых жильцов вселили. Они увидели красное пятно и подходят, разрезали обои — а там мать сидит, вся синяя, крови насосалась и вылезти не может. Это она всё время детей ела, а отец помогал.
Долгое время все молчали, а потом кто-то спросил:
— Вась, а у тебя кем мама работает?
— Не важно, — сказал Вася.
— А у тебя сестра есть?
Вася не отвечал — видно, обиделся или заснул.
— Толстой, — сказал Костыль, — давай ещё что-нибудь про мертвецов.
— Знаем, — ответил Костыль, — берут и умирают.
— Ничего, — сказал Костыль, — как сон. Только уже не просыпаешься.
— Нет, — сказал Толстой, — я не про это. С чего всё начинается, знаете?
— А с того, что сначала слушают истории про мертвецов. А потом лежат и думают: а чего это мы истории про мертвецов слушаем?
Кто-то нервно хихикнул, а Коля вдруг сел в кровати и очень серьёзно сказал:
— Во-во, — с удовлетворением сказал Толстой, — так и становятся. Главное, понять, что ты уже мертвец, а дальше всё просто.
— Ты сам мертвец, — неуверенно огрызнулся Коля.
— А я не спорю, — сказал Толстой. — Ты лучше подумай, почему это ты вдруг с мертвецом разговариваешь?
Коля некоторое время думал.
— Костыль, — спросил он, — ты ведь не мертвец?
— Я-то? Да как тебе сказать.
Леша был Колин друг ещё по городу.
— Коля, — сказал он, — ну ты сам подумай. Вот жил ты в городе, да?
— Да, — согласился Коля.
— И вдруг отвезли тебя в какое-то место, да?
— И ты вдруг замечаешь, что лежишь среди мертвецов и сам мертвец.
— Ну вот, — сказал Леша, — пораскинь мозгами.
— Долго мы ждали, — сказал Костыль, — думали, сам поймёшь. За всю смерть такого тупого мертвеца первый раз вижу. Ты что, не понимаешь, зачем мы тут собрались?
— Нет, — сказал Коля. Он сидел на кровати, прижимая ноги к груди.
Коля не то что-то пробормотал, не то всхлипнул, вскочил с кровати и пулей выскочил в коридор; оттуда долетел быстрый топот его босых ног.
— Не ржать, — шепотом сказал Костыль, — он услышит.
— А чего ржать-то? — меланхолично спросил Толстой.
Несколько длинных секунд стояла полная тишина, а потом Вася из своего угла спросил:
— Да ладно тебе, — сказал Костыль. — Толстой, давай еще чего-нибудь.
— Ну и что? — спросил Костыль.
— А то. Вот тут-то они всё и поняли.
— А что надо, то и поняли.
Стало тихо, потом заговорил Костыль:
— Слушай, Толстой. Ты нормально можешь рассказывать?
— Эй, Толстой, — опять заговорил Костыль, — ты чего молчишь-то? Умер, что ли?
Толстой молчал, и его молчание с каждой секундой становилось всё многозначительней. Мне захотелось на всякий случай что-нибудь сказать вслух.
— Давай, — быстро сказал Костыль.
— Она не очень страшная.
— Всё равно давай.
Я не помнил точно, как кончалась история, которую я собирался рассказать, но решил, что вспомню, пока буду рассказывать.
— Потом напомните, я про зелёное кресло расскажу, — влез Вася.
— Это я знаю, — сказал Костыль. — То же самое, только там про футбол с шайбой было. Мужик футбол с шайбой смотрел.
В коридоре послышались шаги и раздраженный женский голос, и мы мгновенно стихли, а Вася даже начал неестественно храпеть. Через несколько секунд дверь распахнулась, и в палате загорелся свет.
— Так, кто тут главный мертвец? Толстенко, ты?
На пороге стояла Антонина Васильевна в белом халате, а рядом с ней зарёванный Коля, старательно прячущий взгляд.
— Главный мертвец, — с достоинством ответил Толстой, — в Москве на Красной площади. А чего это вы меня ночью будите?
От такой наглости Антонина Васильевна растерялась.
— Антонина Васильевна, — медленно выговорил Толстой, — а почему на вас халат белый?
— Потому что надо так, понял?
Коля быстро взглянул на Антонину Васильевну.
— Иди в кровать, Аверьянов, — сказала она, — и спи. Мужчина ты или нет? А ты, — она повернулась к Толстому, — если ещё хоть слово скажешь, пойдешь стоять голым в палату к девочкам. Понял?
Толстой молча смотрел на халат Антонины Васильевны. Она оглядела себя, потом подняла взгляд на Толстого и покрутила пальцем у лба. Потом внезапно разозлилась и даже покраснела от злости.
— Ты мне не ответил, Толстенко, — сказала она, — ты понял, что с тобой будет?
— Антонина Васильевна, — заговорил Костыль, — вы же сами сказали, что, если он ещё хоть одно слово скажет, вы его. Как же он вам ответит?
— А с тобой, Костылёв, — сказала Антонина Васильевна, — разговор вообще будет особый, в кабинете директора. Запомни.
Погас свет, и хлопнула дверь.
Некоторое время — минуты, наверное, три — Антонина Васильевна стояла за дверью и слушала. Потом послышались её тихие шажки по коридору. На всякий случай мы ещё минуты две молчали. Потом раздался шёпот Костыля:
— Слушай, Коля, как ты от меня завтра в рог получишь.
— Я знаю, — печально отозвался Коля.
— Ой как получишь.
— Про зелёное кресло будете слушать? — спросил Вася.
Никто не ответил.
— На одном большом предприятии, — заговорил он, — был кабинет директора. Там был ковёр, шкаф, большой стол и перед ним зелёное кресло. А в углу кабинета стояло переходящее красное знамя, которое было там очень давно. И вот одного мужика назначили директором этого завода. Он входит в кабинет, посмотрел по сторонам, и ему очень всё понравилось. Ну, значит, сел он в это кресло и начал работать. А потом его заместитель заходит в комнату, смотрит — а вместо директора в кресле скелет сидит. Ну, вызвали милицию, всё обыскали и не нашли ничего. Потом, значит, назначили заместителя директором. Сел он в это кресло и стал работать. А потом в кабинет входят, смотрят — а в кресле опять скелет сидит. Опять вызвали милицию и опять ничего не нашли. Тогда нового директора назначили. А он уже знал, что с другими директорами случилось, и заказал себе большую куклу размером с человека. Он её одел в свой костюм и посадил в кресло, сам отошёл, спрятался за штору — потом напомните, я про жёлтую штору вспомнил, — и стал смотреть, что будет. Проходит час, два проходит. И вдруг он видит, как из кресла выдвигаются такие металлические спицы и со всех сторон куклу обхватывают. А одна такая спица — прямо в горло. А потом, когда спицы куклу задушили, переходящее красное знамя выходит из угла, подходит к креслу и накрывает эту куклу своим полотнищем. Прошло несколько минут, и от куклы ничего не осталось, а переходящее красное знамя отошло от стола и встало обратно в угол. Мужик тогда тихо вышел из кабинета, спустился вниз, взял с пожарного щита топор, вернулся в кабинет, как рубанёт по переходящему знамени. И тут такой стон раздался, а из деревяшки, которую он перебил, на пол кровь полилась.
— А что дальше было? — спросил Костыль.
— Всё, — ответил Вася.
— А с мужиком что случилось?
— Посадили в тюрьму. За знамя.
— Починили и назад поставили, — поразмыслив, ответил Вася.
— А когда нового директора назначили, что с ним случилось?
Я вдруг вспомнил, что в кабинете у директора, в углу, стоят сразу несколько знамён с выведенными на них краской номерами отрядов; эти знамёна он уже два раза выдавал во время торжественных линеек. Кресло у него в кабинете тоже было, но не зелёное, а красное, вращающееся.
— Да, я забыл, — сказал Вася, — когда мужик из-за шторы вышел, он уже весь седой был. Про жёлтую штору знаете?
— Я знаю, — сказал Костыль.
— Толстой, ты про жёлтую штору знаешь?
Толстой не отзывался.
Я думал о том, что у меня дома в Москве на окнах как раз висят жёлтые шторы — точнее, жёлто-зеленые. Летом, когда дверь балкона всё время открыта и снизу, с бульвара, долетает шум моторов и запах бензиновой гари, смешанный с запахом каких-то цветов, что ли, я часто сижу возле балкона в зелёном кресле и смотрю, как ветер колышет жёлтую штору.
— Слышь, Костыль, — неожиданно сказал Толстой, — а в мертвецы не так принимают, как ты думаешь.
— А как? — спросил Костыль.
— Да по-разному. Только при этом никогда не говорят, что принимают в мертвецы. И поэтому мертвецы потом не знают, что они уже мёртвые, и думают, что они ещё живые.
— Тебя что, уже приняли?
— Не знаю, — сказал Толстой. — Может, уже приняли. А может, потом примут, когда в город вернусь. Я ж говорю, они не сообщают.
— Ну ты опять за своё, — сказал Костыль, — заткнулся бы. Надоело уже.
— Во-во, — подал голос Коля. — Точно. Надоело.
— А ты, Коля, — сказал Костыль, — всё равно завтра в рог получишь.
Толстой немного помолчал.
— Самое главное, — опять заговорил он, — что те, кто принимает, тоже не знают, что они принимают в мертвецы.
— Как же они тогда принимают? — спросил Костыль.
— Да как хочешь. Допустим, ты про что-то у кого-нибудь спросил или включил телевизор, а тебя на самом деле в мертвецы принимают.
— Я не про это. Они же должны знать, что они кого-то принимают, когда они принимают.
— Наоборот. Как они могут что-то знать, если они мёртвые.
— Тогда совсем непонятно получается, — сказал Костыль. — Как тогда понять, кто мертвец, а кто живой?
— А ты что, не понимаешь?
— Нет, — ответил Костыль, — выходит, нет разницы.
— Ну вот и подумай, кто ты получаешься, — сказал Толстой.
Костыль сделал какое-то движение в темноте, и что-то с силой стукнулось о стену над самой головой Толстого.
— Идиот, — сказал Толстой. — Чуть в голову не попал.
— А мы всё равно мёртвые, — сказал Костыль, — подумаешь.
— Мужики, — опять заговорил Вася, — про жёлтую штору рассказывать?
— Да иди ты в жопу со своей жёлтой шторой, Вася. Сто раз уже слышали.
— Я не слышал, — сказал из угла Коля.
— Ну и что, из-за тебя все слушать должны? А потом опять к Антонине побежишь плакать.
— Я плакал, потому что нога болит, — сказал Коля. — Я ногу ушиб, когда выходил.
— Ты, кстати, рассказывать должен был. Ты тогда заговорил первый. Думаешь, мы забыли? — сказал Костыль.
— Вместо меня Вася рассказал.
— Он не вместо тебя рассказал, а просто так. А сейчас твоя очередь. А то завтра точно в рог получишь.
— Знаете про чёрного зайца? — спросил Коля.
Я почему-то сразу понял, о каком чёрном зайце он говорит — в коридоре перед столовой среди прочего висела фанерка с выжженным зайцем в галстуке. Из-за того, что рисунок был выполнен очень добросовестно и подробно, заяц действительно казался совсем чёрным.
— Вот. А говорил, не знаешь ничего. Давай.
— Был один пионерлагерь. И там на главном корпусе на стене были нарисованы всякие звери, и один из них был чёрный заяц с барабаном. У него в лапы почему-то были вбиты два гвоздя. И однажды шла мимо одна девочка — с обеда на тихий час. И ей стало этого зайца жалко. Она подошла и вынула гвозди. И ей вдруг показалось, что черный заяц на неё смотрит, словно он живой. Но она решила, что это ей показалось, и пошла в палату. Начался тихий час. И сразу же все, кто был в этом лагере, заснули. И им стало сниться, что тихий час кончился, что они проснулись и пошли на полдник. Потом они вроде бы стали делать всё как обычно — играть в пинг-понг, читать и так далее. А это им всё снилось. Потом кончилась смена, и они поехали по домам. Потом они все выросли, кончили школу, женились и стали работать и воспитывать детей. А на самом деле они просто спали в палатах этого пионерлагеря. И чёрный заяц всё время бил в свой барабан.
— Что-то непонятно, — сказал Костыль. — Вот ты говоришь, что они разъехались по домам. Но ведь там у них родители, знакомые ребята. Они что, тоже спали?
— Нет, — сказал Коля. — Они не то что спали. Они снились.
— Полный бред, — сказал Костыль. — Ребят, вы что-нибудь поняли?
Никто не ответил. Похоже, почти все уже заснули.
— Толстой, ты понял что-нибудь?
Толстой заскрипел кроватью, нагнулся к полу и швырнул что-то в Колю.
— Ну и сволочь ты, — сказал Коля. — Сейчас в морду получишь.
— Отдай сюда, — сказал Костыль.
Это был его кед, которым он перед этим швырнул в Толстого.
— Эй, — сказал мне Костыль, — ты чего молчишь все время?
— Так, — сказал я. — Спать охота.
Костыль заворочался в кровати. Я думал, он скажет что-то ещё, но он молчал. Все молчали. Что-то пробормотал во сне Вася.
Я глядел в потолок. За окнами качалась лампа фонаря, и вслед за ней двигались тени в нашей палате. Я повернулся лицом к окну. Луны уже не было видно. Вокруг было совсем тихо, только где-то очень далеко барабанной дробью стучали колеса ночной электрички. Я долго глядел на синий фонарь за окном и сам не заметил, как заснул.
В палате было почти светло из-за горевшего за окном фонаря. Свет был какой-то синий и неживой, и если бы не луна, которую можно было увидеть, сильно наклонясь с кровати вправо, было бы совсем жутко. Лунный свет разбавлял мертвенное сияние, конусом падавшее с высокого шеста, делал его таинственнее и мягче. Но когда я свешивался вправо, две железных ножки на секунду повисали в воздухе и в следующий момент громко ударялись в пол, и звук выходил мрачный, странным образом дополняющий синюю полосу света между двумя короткими рядами кроватей.
– Кончай там, – сказал Костыль и показал мне синеватый кулак, – не слышно.
– Про мертвый город знаете? – спросил Толстой. Все молчали. – Ну вот. Уехал один мужик в командировку на два месяца. Приезжает домой и вдруг видит, что все люди вокруг мертвые.
– Чего, прямо лежат на улицах?
– Нет, – сказал Толстой, – они на работу ходят, разговаривают, в очереди стоят. Все как раньше. Только он видит, что они все на самом деле мертвые.
– А как он понял, что они мертвые?
Последнюю фразу Толстой произнес таким сухим и официальным голосом, что стало почти по-настоящему страшно.
– Да, съездил дядя в командировочку…
Это сказал Коля, совсем маленький мальчик – младше остальных на год или два. Правда, он не выглядел младше из-за того, что носил огромные роговые очки, придававшие ему солидность.
Читайте также: