Школа черного юмора представители

Обновлено: 05.07.2024

К. Воннегут (1922- 2006?)

Изучал биохимию в Корнельском университете, затем был призван в армию солдатом-пехотинцем. Был захвачен в плен немцами, отправлен в Дрезден где работал на бойне. В Дрездене попал под бомбежку, одну из самых страшных за все время войны, когда американские и британские летчики уничтожили более 130 тысяч жителей этого города.

Почти все романы, опубликованные Воннегутом, получали признание американской критики и становились известными среди американских, а затем и зарубежных читателей. На первый взгляд, эта известность объясняется просто: нетрадиционный полуфантастический сюжет, нетрадиционный стиль повествования, небольшой объем романов. Более пристальное исследование доказывает, что К. Воннегут – это серьезный писатель, чьи герои – люди чаще всего странноватые и даже чудаковатые в силу собственной натуры, либо такими их сделали обстоятельства.

• фрагментарность алогичного сюжета;

• игра как эстетическая и философская категория.

Среди ярких представителей этой школы Т. Пинчон, Дж. Барт, Дж. Хоукс, Джеймс Патрик Донливи, Доналд Бартелми.

Роман Барта “Козлоюноша Гайзл” (1906) (подзаголовок: “Роман, имитирующий форму романа и написанный автором, разыгрывающим роль автора”). Козлоюноша Гайзл, дитя природы и электронной цивилизации, вступает в свет, сознавая себя новым Мессией. Наподобие героев древнего эпоса, он отправляется в путь с целью разгадать тайну своего рождения и подарить человечеству свет истины. Мир в романе представлен как гигантский Университет, разделенный на Западный и Восточный кампусы, сотрясаемый время от времени Смутами, то “горячими”, то “холодными”. Разницы между кампусами особой нет: власть над людьми повсюду захватили компьютеры. Многочисленные и пестрые персонажи романа явились кто из мифологии, кто из истории, кто из области чистой фантазии. Роман кажется насквозь аллегоричным, но расшифровке не поддается, - слишком подвижны и неуловимы подразумеваемые значения. Герой оказывается как бы в хитроумной лабиринте, где ориентиры взаимно противоречивы: “Стрелки показывали туда и сюда, знаки на каждом шагу приказывали остановиться, идти, поворачивать…” В итоге своих исканий герой открывает, что в мире нет ни истины, ни лжи, ни добра, ни зла, - точнее, что они тождественны и взаимозаменимы.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

– пародирование всех мифов и стереотипов;

– сквозной гротеск, смех над страшным и отталкивающим;

– обилие реминисценций и аллюзий;

– фрагментарность алогичного сюжета;

– игра как эстетическая и философская категория

Превращение человека в автомат, в бездушный механизм составляет другую сюжетную линию – линию Стенсила, на всем протяжении романа занятого поисками загадочной V — поисками неизвестно чего. От встречи к встрече с нею облик V все более механизируется, проявления личности становятся действиями автомата. Две эти сюжетные линии вводят в текст разные временные пласты. Благодаря особой повествовательной стратегии исторический слой романа охватывает одну за другой несколько эпох, перекрещивающихся и пересекающихся, время действия оказывается одновременно и послевоенным (причем, как после Первой, так и после Второй мировой войн), и предвоенным — ожиданием апокалипсиса и послесловием к нему.

Однако больна не только Америка, но и весь мир. Мысль об этом передает история V, восстанавливаемая Стенсилом. Перед читателем, как в кадрах кинохроники, мелькают страны и времена: Александрия, 1898; Флоренция, 1899; Париж, 1913; Европа, охваченная войной в 1918 г.; Мальта, 1919; Южная Африка, 1904 и 1922; Нью-Йорк, 1934; Мальта, 1938—1943; Мальта, 1956. Упоминается Порт-Артур в 1904, Антарктида, Великобритания, даже загадочная тропическая страна Вейссу. История всего XX в. с его катаклизмами и постоянными проверками человеческого существа на прочность проходит перед глазами читателя.

Весь этот сложный философский пласт романа выражен с помощью очень своеобразной поэтики, делающей невозможной однозначную интерпретацию произведения. Здесь причудливо сочетаются реалистические зарисовки и фантасмагория, гротеск и тонкий лиризм, пикарески и карнавализованные эпизоды, едкая ирония и самоирония.

Реалистические сцены чередуются с фантастикой. Утром те, кого посылают разбирать руины, видят перед собой сюрреалистический пейзаж, на пепелищах бушуют эротические оргии. По ходу повествования выясняется, что ракеты каждый раз попадают в тот самый дом, где накануне герой романа, американский разведчик, одержал свою очередную любовную победу.

больше нет места личности, а значит, обреченную на гибель. Не случайно в финале романа к Лос-Анджелесу неумолимо приближается баллистическая ракета.

Однако, так же как и новелле энтропия – это не только метафора деструкции, но и синоним силы, которая одна способна противостоять Новому порядку Гитлера. Живописуя гибель Третьего рейха, Пинчон явно упивается картиной энтропийной Зоны, в которую превращена Германия, на бумаге поделенная союзниками, но пока еще населенная дельцами черного рынка, торговцами наркотиками, недобитыми эсэсовцами, киношниками, многочисленными шпионами и т. д. Новый бюрократический порядок еще не успел установиться, и Зона принадлежит всем. Тем самым энтропия воспринимается как альтернатива системе, как обновляющее начало.

Большая часть этих экспериментальных новаций была

Поиски Персея венчаются успехом: он отыскивает Ключ и достигает своего предназначения — стать небесным созвездием и без конца переразыгрывать от восхода до заката свою историю.

повествования. Показательна в этом смысле структура книги, ключ к которой дает название. Химера – персонаж из греческой мифологии: существо с телом козы, змеиным хвостом и человеческим лицом. Разнородные части составляют единое целое, что позволяет соединить различные повествовательные традиции. “Дуньязадиада” подпитывается за счет “Тысячи и одной ночи”; “Персеида” – козье туловище, если уж продолжить аналогию, – перелицовывает древнегреческий миф о Персее (по воле Барта ему довелось встретиться с воскрешенной богами Медузой); “Беллерофониада” – змеиный хвост – варьирует историю другого легендарного героя, Беллерофона, причем здесь же, для удобства читателей, автор помещает исходный текст – соответствующую главу из “Мифов Древней Греции” Роберта Грейвса: “Беллерофон, сын Главка… вынужден был покинуть Коринф, убив перед этим некоего Беллера, за что и получил прозвище Беллерофонт, звучавшее потом как Беллерофон. ” - и т. д. с небольшими сокращениями.

Ключевыми фигурами современного постмодернизма оказываются Пол Остер и Дон ДеЛилло. У себя на родине Дон ДеЛилло является весьма популярным автором, тогда как Остер – любимый американский писатель в Европе, а не в США.

Дон ДеЛилло иронически, в мельчайших деталях воссоздаёт сложную картину жизни американского социума последних десятилетий. Америка – его главный персонаж, и далеко не положительный. Поэтому его часто обвиняют в антипатриотизме, что, впрочем, ДеЛилло считает лучшим комплиментом для современного писателя.

Пола Остера (р. 1947) часто противопоставляют Делилло. Он родился в Нью-Арке (штат Нью-Джерси) в семье евреских представиелей среднего класса, приехавших когда-то из Польши. По окончании школы Пол Остер поступил в Колумбиский университет, который закончил в 1970 году. Некоторое время он жил во Франции, занимаясь переводами. По возвращении в США в 1974 году он начал публиковать стихи, статьи переводы Стефана Малларме и Жозефа Юбера. Та кон заработал себе имя. Сегодня Остер – вице-президент американского ПЕН-центра.

• пародирование всех мифов и стереотипов;

• сквозной гротеск, смех над страшным и отталкивающим;

• обилие реминисценций и аллюзий;

• фрагментарность алогичного сюжета;

• игра как эстетическая и философская категория.

Среди ярких представителей этой школы, помимо уже упоминавшихся Т. Пинчона (род. в 1937) и Дж. Барта (род. в 1930), называют Джона Хоукса (род. в 1925), Джеймса Патри­ка Донливи (род. в 1926), Доналда Бартелми (1931 —1989)[3].

Книги эти воссоздают серое существование, пронизанное чувством какой-то неполноценности, где люди выдумывают себе занятия одно глупее другого, а потом предаются им со страстью, и никто не понимает собеседника. Жизнь выглядит как бессмысленное мельтешение стереотипных ситуаций, ко­торые можно было бы назвать анекдотическими, не будь они, если вдуматься, такими грустными.

Читайте также: