Саудараг ус краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Презентация на тему: " Сека́ Куцри́евич Га́диев (осет. Гæдиаты Секъа; 1855 или 1857, с. Н. Ганиси в Гудском ущелье, Грузия 21 июля (3 августа) 1915, Владикавказ) поэт и прозаик," — Транскрипт:

1 Сека́ Куцри́евич Га́диев (осет. Гæдиаты Секъа; 1855 или 1857, с. Н. Ганиси в Гудском ущелье, Грузия 21 июля (3 августа) 1915, Владикавказ) поэт и прозаик, классик осетинской литературы. Считается основоположником осетинской прозы.осет Гудском ущелье Грузия3 августа1915Владикавказ В печати его стихи и рассказы появились в годах. Его сын, Цомак Секаевич, также был известным писателем.Цомак Секаевич

2 … Сека Гадиев – поэт, прозаик, основоположник художественной прозы на осетинском языке родился в 1855 году в селении Ганис в Гудском ущелье, в верховьях реки Арагвы. Детство Сека провел в нужде и тяготах. Грамоте он научился в 18 лет.

3 … В 1872 году стал служить псаломщиком в Гудской церкви. Однако небольшое жалованье не могло обеспечить существование семьи из 8 человек, и в том же году Сека в поисках лучшей жизни переселился в Северную Осетию. Здесь он также продолжал служить псаломщиком в осетинских селениях. Однако материальное состояние семьи заметно не улучшилось. Его детям, как и ему самому, часто приходилось батрачить. В 1912 году Сека поселился во Владикавказе. Через три года жизнь Сека Гадиева трагически оборвалась. Писать Гадиев начал в конце семидесятых годов XIX века. Однако самоучкой, овладевшему грамотой горцу-крестьянину долго и упорно пришлось работать над расширением своих литературных знаний и грамотности.

libking

Сека Гадиев - Азау(Рассказы) краткое содержание

Азау(Рассказы) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Арагвинский князь. Перевод Т. Саламова

Мать и сын. Перевод Т. Саламова

Азау. Перевод Т. Саламова

Вдова. Перевод Т. Саламова

Садулла и Манидза. Перевод Т. Саламова

Залда. Перевод Т. Саламова

Айсса. Перевод Т. Саламова

Дыса. Перевод Т. Саламова

Сафиат. Перевод Т. Саламова

Сестра и брат. Перевод Т. Саламова

Цыппу из Куда. Перевод Т. Саламова

Еще до того, как Грузия присоединилась к России, над рекой Арагви, недалеко от Косета, на выступе черной скалы стоял замок с высокой башней. Стены его сохранились и поныне. В этом замке жил арагвинский князь Нугзар Эристави.

В те времена арагвинские грузины были данниками князя, но осетины, жившие в ущельях Куд и Тырсыгом, и хиуские грузины были свободны, князю не подчинялись и податей не платили.

Постепенно князь приблизил к себе жителей Кудского ущелья, самым почитаемым из них он присвоил звание моурау, сделал их сборщиками податей, принимал их, как близких. И жители Куда поверили ему. А через них сблизился он и с жителями Тырсыгома и из тех тоже многих произвел в моурау. И те, и другие стали послушны ему, начали участвовать в его набегах, помогая ему усмирять непокорных и облагать их данью.

Однажды, весной, в теплый воскресный день люди сидёли на ныхасе, обсуждая свои дела. В это время появился князь со своей свитой и приветствовал собравшихся. Люди встали ему навстречу, и, поздоровавшись, помогли сойти с коня. Князь сел, как положено по обычаю, и обратился к ним:

– Хиуцы возгордились. Они не пропускают по своей земле ни конного, ни пешего, и даже птице не позволяют пролететь над собой. Князей они ни во что не ставят и ничьей власти не признают. Пойдем на них и сделаем их своими данниками!

Сноп горел, говорят, а веревка, которой он связан, над ним смеялась. Осетинам только намекни, что надо воевать, этого будет достаточно. Сколько их костей белеет в чужих землях, сколько жизней оборвала горячая пуля! Во все времена осетины не ленились заниматься войной. Вот и теперь князю не пришлось долго их уговаривать. Он условился с ними выступить в следующее воскресенье.

Прошла неделя. Княжеские отряды подошли к Кудской крепости, там к ним присоединилось Кудское войско и через день они двинулись в сторону Тырсыгома. Тамошние воины тоже присоединились к отряду князя. Тот не стал долго тянуть и двинул войска на Хиу. Хиуцы уже знали об этом и готовились к битве.

На другой день оба войска стали лицом к лицу на поле под Самтеро. С обеих сторон поскакали всадники, начались переговоры. Князь требовал от хиуцев, чтобы они покорились и стали его данниками. Хиуцы не соглашались и были готовы отстаивать свою свободу. Им было хорошо известно, что, покорившись, они будут навек обречены гнуться под княжеским ярмом: смерть казалась им лучше такой жизни.

Солнце уже садилось, озаряя горы последними кровавыми лучами, когда стало ясно, что переговоры ни к чему не приведут. Войска двинулись друг на друга.

В наступающих сумерках с обеих сторон засверкали языки пламени, неся противникам смерть. По ущельям над Тереком гремело эхо выстрелов, земля и небо дрожали от топота копыт и криков раненых. Хиуцы все до единого вышли на поле битвы: мужчины сражались, женщины носили им еду, воду, порох.

Точно не известно, сколько. дней длилось сражение, но хиуцы были разбиты. Их послы сдали князю ключи от крепостей и склонились перед ним.

Князь с войсками пробыл в Хиу до осени. Из самых сильных хиуских родов он набрал людей, сделал их сборщиками налогов и установил свои жестокие законы. Тех, кто еще сопротивлялся ему, он приказал казнить или бросить в подземелье Косетского замка. Он отобрал у народа все оружие, какое только смог найти, и поздней осенью отправился домой.

Настали черные времена. Обманом и хитростью князь постепенно и людей. Куда сделал своими данниками. Башня, говорят, рушится от тяжести своих собственных камней. Самые сильные фамилии Куда, получив от князя привилегии, стали на его сторону. Благодаря им, князь сумел подчинить себе и всех остальных. Свобода, справедливость, любовь – все оказалось в железной клетке. В те времена даже камни стали, бояться князей, кто же из людей мог поднять голову? Так тянулись годы и небо было сокрыто от людей черными тучами.

Арагвинский князь не знал жалости и зверствовал все больше и больше. Без его разрешения мужчина не мог жениться, а девушка – выйти замуж. Если где-нибудь бывала свадьба, князь мог потребовать, чтобы невесту в первую ночь привели к нему… Он все больше терял человеческое лицо, погряз в насилии и стал хуже зверя. Но во всем этом была не только его вина – вокруг него было немало негодяев, которые сбивали народ с толку, натравливали людей друг на друга. Человеческие законы были растоптаны и люди перестали понимать людей.

Одни, пользуясь поддержкой князя, плясали на головах бедняков, кормясь их трудом, а те, другие,, не могли шевельнуться под тяжким гнетом, работали от зари до зари и голодали.

В те самые времена в небольшом горном селении Ганис, на берегу Арагви, жили бездетные супруги – Берд и Кызмыда. Люди очень их любили за доброту и гостеприимство, жалели их и, часто молились богу, чтобы он дал им потомство. Видно, молитвы подействовали и Кызмыда забеременела. Весть об этом передавалась из уст в уста, но многие не верили в такую возможность, ведь Кызмыда никогда не имела детей и годы ее прошли как будто.

Наступил срок и в пятницу, перед пасхой, Кызмыда родила мальчика. Люди от души поздравляли Берда, они радовались, что небо сжалилось над теми, кого они так любили, и благодарили бога за это.

Но кто из бедных землепашцев мог быть счастлив в те времена? И сами они, и дети их, и скот – все было собственностью князей и те делали с ними, что хотели.

Той же весной, когда у Кызмыда родился мальчик, борзая сука князя принесла ей щенков. Сука тут же издохла, из щенков выжил только один и его выкармливали коровьим молоком. Однажды князь охотился возле Ганиса. Кызмыда сидела у ворот с ребенком на руках. Князь проезжал мимо и его взгляд остановился на ней – высокая, белокожая, полная женщина в летах и ребенок, похожий на нее, пухлый, словно сдобная булка. Он смотрел на мать и улыбался, как солнышко.

Князь со свитой остановился у ворот дома, вызвал Берда и сказал ему:

– Слушай! Я пришлю тебе своего борзого щенка, пусть твоя жена кормит его грудью и не вздумает оставлять голодным. Я вижу, у нее достаточно молока и она сможет хорошо выкормить его. И если попробуете не сделать этого, я вас уничтожу.

Когда-то в Ганисе жили пять фамилий: Тогузата, Сачината, Гадиата, Дзестелта и Дзгойта. Это был работящий народ, они ни в чем не знали недостатка, любили друг друга и жили дружно, как одна семья. Они щедро делились своим достатком с бедняками, тянувшимися к ним со всех сторон, и относились к чужим так же приветливо, как и к своим.

Когда Грузия присоединилась к России, русские войска стали двигаться на юг, в горах началось строительство дорог. Как-то зимой жители Ганиса, по одному человеку от каждого дома, отправились на дорожные работы. Дзанаспи пошел вместе со всеми.

На склоне Гордзле его снесла лавина и далеко внизу он разбился об скалы. Ночью был сильный снегопад, дул северный ветер. Одна за другой сходили с грохотом лавины, и труп Дзанаспи оказался похороненным под снегом на дне ущелья.

Через три дня выглянуло солнце. Мир сверкал белизной, лишь кое-где по склонам чернели стены домов. Дыса стояла у двери, глядя в сторону перевала: она ждала Дзанаспи. С забора в ее сторону, словно вестник беды, каркала ворона.

Тей временем появился человек с вестью о том, что Дзанаспи унесла лавина. От причитаний Дыса растаяли бы камни, превратившись в слезы. Но и камни были скрыты под толстым слоем снега. Люди, поднявшись по тревоге, отправились в горы и три дня провели в поисках, раскапывая снег. Но найти Дзанаспи не удалось, и он до весны.остался лежать в ущелье. Дыса каждый день отправлялась на поиски, но все напрасно: она тоже не смогла найти тело мужа.

Но вот день стал удлиняться, пригрело солнце, пришла весна. Снег начал таять, и однажды кто-то увидел в ущелье тело Дзанаспи. У Дыса не было ничего, поэтому соседи похоронили Дзанаспи за свой счет, устроили по нему поминки, сказали:

Дыса в знак траура надела.на себя грубошерстную рубаху и в течение года не прикасалась к скоромному. Через год она с помощью соседей устроила поминки в знак снятия траура, после чего продолжала жить в бедности в своем убогом углу. Она была уже немолода, но и старой ее нельзя было назвать. Впоследствии многие сватались к ней, но она не соглашалась и жила в одиночестве.

Мацка часто бывал в Ганисе. В дни праздников он постоянно крутился там, не пропуская ни одного застолья, скромно присаживаясь с краю. Небольшого роста, худощавый, с большим горбатым носом, глубоко посаженными серыми глазами, тонкими губами, с торчащими густыми усами и бровями, он был похож на черта.

Ему понравилась Дыса и он решил посвататься к ней. Он стал еще чаще бывать в Ганисе, надеясь как-нибудь сблизиться с Дыса, но не смог ни разу даже поговорить с ней, потому что она, сразу сообразив, что у него на уме, избегала его. Мацка был закоренелым холостяком, он состарился, подбирая объедки своих хозяев, и одному богу известно, почему к старости ему взбрело в голову жениться.

Как-то летом вышел указ переписать все население и Мацка с приставом отправились в Ганис. По дороге Мацка сказал приставу:

– В Ганисе мне понравилась одна вдова. Вот если бы ты помог мне просватать ее1

Пристав ответил, глядя вдаль:

– По нынешним законам для этого требуется ее согласие. Если она не будет возражать, то это сделать очень легко.

– Она, как я понял, не особенно этого хочет, но если ты припугнешь ее, то, думаю, согласится.

– Хорошо, посмотрим, – ответил пристав.

Приехав в Ганис, они остановились у священника. Молодой черноусый пристав сидел за столом и, звеня медалями, листал какието толстые книги. Напротив нйго сидел, как сыч, волосатый священник, меланхолично перебирая четки. Его жена, временами поглядывая на пристава, крутилась по углам, собирая на стол. Она то садилась рядом с мужем напротив пристава, то снова вскакивала, как будто ее что-то жгло. Вид пристава явно приводил ее в волнение.

Мацка, похожий на старого черта, стоял рядом с ними, время от времени выкрикивая в дверь имена тех, кого называл пристав. Началась перепись. Через некоторое время пристав, откинувшись на спинку стула, сказал:

– Э-э… Позови-ка сюда эту вдову! Мацка вышел и вернулся вместе с Дыса. Она остановилась в дверях. Пристав сказал ей:

– Поговори-ка вот с батюшкой.

Священник, заранее предупрежденный, встал и вышел с ней за дверь.

– Привалило тебе счастье, Дыса, – сказал он ей. – До сих пор в твоей жизни не было ничего хорошего, а вот теперь бог увидел тебя. Видно, какой-то ангел помогает тебе. На тебе хочет жениться Мацка!

– Пусть проклявший тебя страдает до того дня, когда я выйду замуж! Я ведь уже старуха, какое мне время думать о замужестве?

– Не упорствуй, Дыса! Перед тобой открывается жизнь, а ты бежишь от нее! В наше время все зависит от начальства, а Мацка им как сын родной. И денег у него много.

– Нет, нет, дай тебе бог здоровья, не говори мне о нем. Пусть ему пойдут впрок его деньги. А начальство- что мне до него?

– Не говори так! Не дай бог, если они разгневаются на тебя! Ведь тебя сгноят где-нибудь, никто и не узнает, куда ты делась.

– Бог мой! Да неужели они такие звери, что и человека могут погубить?

– Они не звери, но имеют власть над людьми и вольны делать с ними все, что угодно.

Дыса опустила глаза и сказала:

– Пусть делают, что хотят, ведь даже змея не жалит без причины. Я замуж не пойду.

– Я говорю тебе, как родной дочери: смотри, не ошибись. А там дело твое.

– Дай бог здоровья твоей дочери, но я замуж не собираюсь. Священник вернулся в дом и передал приставу весь разговор. Дыса направилась было домой, но пристав велел вернуть ее. Когда она вновь появилась в дверях, он спросил ее:

– У тебя есть билет?

– Вид на жительство.

– Да ведь меня все здесь знают! Спроси вот у священника, с каких пор я здесь живу.

– У священника свои дела, у меня – свои. Я в этом округе начальник, и должен делать то, что мне предписывает закон. Те, у кого нет билета, подлежат аресту.

– Так в этом селе ни у кого нет билета, что же, ты всех их арестуешь?

– А это уж не твое дело. У тебя нет билета, и я пока арестую тебя.

Дыса отвели в какой-то хлев и заперли там на замок, Три дня, пока продолжалась перепись, ее продержали там. Через три дня ее снова привели к приставу.

– В какой срок ты сможешь представить билет оттуда, где жила раньше? – спросил пристав.

– Какой там билет? Разве князья дадут мне билет, ведь мы бежали от них!

– Еще лучше! Так ты из абреков?!

– Я не из абреков. Князь хотел продать нас вместе с, мужем, н мы бежали от него.

Дыса связали и пристав отправил ее к князю, написав ему записку:

Перепись закончилась, и пристав с Мацка уехали. Через несколько дней пристав дал Мацка бумагу, и тот отправился выкупать Дыса у князя. Мацка заплатил князю пятьдесят рублей и купил у него Дыса.

Волей-неволей она стала женой Мацка. Они жили, как собака с палкрй, ничего друг другу не прощая. Мацка надеялся силой добиться ее любви и каждый день бил ее. А Дыса ненавидела его, не подходила к нему близко и он ни разу не слышал от нее доброго слова.

Так они жили. Мацка по-прежнему служил возницей, а Дыса стирала для господ белье.

Вскоре вышел указ о том, чтобы все, кто не обвенчан в церкви, обязательно сделали это. Мацка и Дыса не были обвенчаны. Мацка с приставом отвезли ее в Ганис и буквально силком загнали в церковь. Мацка сунул священнику в руку пять рублей и тот обвенчал их.

Мацка болтался по свадьбам и поминкам. Однажды, возвращаясь с попойки, он, пьяный, свалился со скалы. Люди принесли его труп домой, похоронили и разошлись.

Дыса еще несколько лет прожила в свое удовольствие, хоть в бедности, но свободной, а потом умерла и она.

Еще до того, как Грузия присоединилась к России, над рекой Арагви, недалеко от Косета, на выступе черной скалы стоял замок с высокой башней. Стены его сохранились и поныне. В этом замке жил арагвинский князь Нугзар Эристави.

В те времена арагвинские грузины были данниками князя, но осетины, жившие в ущельях Куд и Тырсыгом, и хиуские грузины были свободны, князю не подчинялись и податей не платили.

Постепенно князь приблизил к себе жителей Кудского ущелья, самым почитаемым из них он присвоил звание моурау, сделал их сборщиками податей, принимал их, как близких. И жители Куда поверили ему. А через них сблизился он и с жителями Тырсыгома и из тех тоже многих произвел в моурау. И те, и другие стали послушны ему, начали участвовать в его набегах, помогая ему усмирять непокорных и облагать их данью.

Однажды, весной, в теплый воскресный день люди сидёли на ныхасе, обсуждая свои дела. В это время появился князь со своей свитой и приветствовал собравшихся. Люди встали ему навстречу, и, поздоровавшись, помогли сойти с коня. Князь сел, как положено по обычаю, и обратился к ним:

– Хиуцы возгордились. Они не пропускают по своей земле ни конного, ни пешего, и даже птице не позволяют пролететь над собой. Князей они ни во что не ставят и ничьей власти не признают. Пойдем на них и сделаем их своими данниками!

Сноп горел, говорят, а веревка, которой он связан, над ним смеялась. Осетинам только намекни, что надо воевать, этого будет достаточно. Сколько их костей белеет в чужих землях, сколько жизней оборвала горячая пуля! Во все времена осетины не ленились заниматься войной. Вот и теперь князю не пришлось долго их уговаривать. Он условился с ними выступить в следующее воскресенье.

Прошла неделя. Княжеские отряды подошли к Кудской крепости, там к ним присоединилось Кудское войско и через день они двинулись в сторону Тырсыгома. Тамошние воины тоже присоединились к отряду князя. Тот не стал долго тянуть и двинул войска на Хиу. Хиуцы уже знали об этом и готовились к битве.

На другой день оба войска стали лицом к лицу на поле под Самтеро. С обеих сторон поскакали всадники, начались переговоры. Князь требовал от хиуцев, чтобы они покорились и стали его данниками. Хиуцы не соглашались и были готовы отстаивать свою свободу. Им было хорошо известно, что, покорившись, они будут навек обречены гнуться под княжеским ярмом: смерть казалась им лучше такой жизни.

Солнце уже садилось, озаряя горы последними кровавыми лучами, когда стало ясно, что переговоры ни к чему не приведут. Войска двинулись друг на друга.

В наступающих сумерках с обеих сторон засверкали языки пламени, неся противникам смерть. По ущельям над Тереком гремело эхо выстрелов, земля и небо дрожали от топота копыт и криков раненых. Хиуцы все до единого вышли на поле битвы: мужчины сражались, женщины носили им еду, воду, порох.

Точно не известно, сколько. дней длилось сражение, но хиуцы были разбиты. Их послы сдали князю ключи от крепостей и склонились перед ним.

Князь с войсками пробыл в Хиу до осени. Из самых сильных хиуских родов он набрал людей, сделал их сборщиками налогов и установил свои жестокие законы. Тех, кто еще сопротивлялся ему, он приказал казнить или бросить в подземелье Косетского замка. Он отобрал у народа все оружие, какое только смог найти, и поздней осенью отправился домой.

Настали черные времена. Обманом и хитростью князь постепенно и людей. Куда сделал своими данниками. Башня, говорят, рушится от тяжести своих собственных камней. Самые сильные фамилии Куда, получив от князя привилегии, стали на его сторону. Благодаря им, князь сумел подчинить себе и всех остальных. Свобода, справедливость, любовь – все оказалось в железной клетке. В те времена даже камни стали, бояться князей, кто же из людей мог поднять голову? Так тянулись годы и небо было сокрыто от людей черными тучами.

Арагвинский князь не знал жалости и зверствовал все больше и больше. Без его разрешения мужчина не мог жениться, а девушка – выйти замуж. Если где-нибудь бывала свадьба, князь мог потребовать, чтобы невесту в первую ночь привели к нему… Он все больше терял человеческое лицо, погряз в насилии и стал хуже зверя. Но во всем этом была не только его вина – вокруг него было немало негодяев, которые сбивали народ с толку, натравливали людей друг на друга. Человеческие законы были растоптаны и люди перестали понимать людей.

Одни, пользуясь поддержкой князя, плясали на головах бедняков, кормясь их трудом, а те, другие,, не могли шевельнуться под тяжким гнетом, работали от зари до зари и голодали.

В те самые времена в небольшом горном селении Ганис, на берегу Арагви, жили бездетные супруги – Берд и Кызмыда. Люди очень их любили за доброту и гостеприимство, жалели их и, часто молились богу, чтобы он дал им потомство. Видно, молитвы подействовали и Кызмыда забеременела. Весть об этом передавалась из уст в уста, но многие не верили в такую возможность, ведь Кызмыда никогда не имела детей и годы ее прошли как будто.

Наступил срок и в пятницу, перед пасхой, Кызмыда родила мальчика. Люди от души поздравляли Берда, они радовались, что небо сжалилось над теми, кого они так любили, и благодарили бога за это.

Но кто из бедных землепашцев мог быть счастлив в те времена? И сами они, и дети их, и скот – все было собственностью князей и те делали с ними, что хотели.

Той же весной, когда у Кызмыда родился мальчик, борзая сука князя принесла ей щенков. Сука тут же издохла, из щенков выжил только один и его выкармливали коровьим молоком. Однажды князь охотился возле Ганиса. Кызмыда сидела у ворот с ребенком на руках. Князь проезжал мимо и его взгляд остановился на ней – высокая, белокожая, полная женщина в летах и ребенок, похожий на нее, пухлый, словно сдобная булка. Он смотрел на мать и улыбался, как солнышко.

Князь со свитой остановился у ворот дома, вызвал Берда и сказал ему:

– Слушай! Я пришлю тебе своего борзого щенка, пусть твоя жена кормит его грудью и не вздумает оставлять голодным. Я вижу, у нее достаточно молока и она сможет хорошо выкормить его. И если попробуете не сделать этого, я вас уничтожу.

Он повернул коня и уехал.

На другой день князь прислал щенка с одним из моурау и тот еще раз предупредил, что щенок, упаси бог, не должен оставаться голодным.

Шло время. То ли человеческое молоко было не впрок щенку, то ли в нем самом был какой изъян – одному богу известно, – но щенок сильно отощал.

Как-то князь снова приехал охотиться в Ганис. Он спешился у ворот Берда и вошел во двор. Кызмыда сидела на пороге дома, ребенок был у нее на руках, а щенок лежал возле ног. Князь стал рассматривать щенка и, увидев, что он худой, закричал, сверкая глазами:

– Разве я не сказал вам, ослы, чтобы вы как следует выкормили его?

Он вырвал из рук матери ребенка, схватил его за ноги и, размахнувшись, ударил об ее голову. У мальчика переломился позвоночник, он несколько раз дернулся и умер.

Князь снова закричал:

– Я выколю тебе глаза, если ты не выкормишь щенка!

Собрались бедняки и похоронили мальчика. Долго говорили о своей несчастной жизни, но были бессильны изменить что-либо, поэтому дальше разговоров дело не пошло.

А Кызмыда начала кормить щенка. Народ тогда был скован железными цепями и не мог распоряжаться даже собственной жизнью. К тому же люди многого не понимали и думали, что влачить рабское ярмо от рождения до смерти им суждено свыше. Что человек рожден для свободы, многие из них и не подозревали:

Что только не сделает сильный, чего только не простит слабый! Несчастная женщина кормила щенка, ведь слов князя страшились тогда, как небесного грома.

Все очень горевали по поводу ее смерти: Ведь Берд-спокойный и справедливый человек– жил у самого выхода из ущелья и любому усталому путнику был добрым хозяином, а Кызмыда-веселой и хлебосольной хозяйкой. Любого, кто попадал к ним, она встречала, как родная мать, и потому люди любили ее.

Берд на протяжении целого года устраивал по жене поминки, на них он потратил все свои убогие сбережения и обеднел окончательно. Он остался одиноким на старости лет, жизнь опостылела ему. Люди помогали ему, как могли, но все же часто некому было испечь для него хлеба и он оставался голодным. В конце концов Берд потерял разум от горя и лишений. Он бесцельно бродил по округе. Иногда ему казалось, что за ним гонится князь, и тогда он бежал, не разбирая пути и крича:

– Князь идет, князь! Ребенок! Спасайте ребенка!

Изнемогая от бега, он падал ничком на землю. Если кто-то пытался остановила его, он начинал бессвязно жаловаться на князя.

Народ изнемог от притеснений. После гибели Берда и его семьи людей охватил гнев. Кто ушел в абреки, кто укрылся в горах. Податей больше не платили, убили многих моурау. Но все же князь, благодаря хитрости и змеиному языку, сумел обмануть многих. С помощью одних, он побеждал других. Люди не могли понять друг друга и снова попадали в рабство.

Шли годы. Народ по-прежнему жил во мраке и не видел просвета. Если где-нибудь появлялся человек, призывавший к свободе, князья и их слуги убивали его. Жиэнь становилась все тяжелее.

Как-то весной, в праздник, народ собрался на площади возле крепости. Речь зашла о князе. Встал Мистала Рубайты, седо-бородый старец, и сказал:

– Солнце погасло и луна больше не светит. Земля дрожит от гнева и звезды падают с неба, не? в силах больше смотреть на наши страдания. Подлый князь губит наших жен, гЛэзорит наших дочерей, заставляет женщин грудью кормить щенков. Он обманом привлек к себе молодежь. Мы не верим друг другу и гибель наша близка. Так протянем же друг другу руки, объединим наши. сердца и дадим перед святынями клятву единства!

Народ в один голос вскричал:

И снова наступила тишина. Мистала ножом выстрогал из березовой ветки трехгранную палочку и снова обратился к народу.

– Сделаем священные знаки, друзья мои!

Каждый сделал надрез на березовой палочке в знак того, что он клянется быть верным общему делу. Палочку положили в часовне и стали решать, что делать дальше. Встал Тохти Дза-найты: .

– О, наша молодежь, храбрые юноши! Будущёе в ваших руках. Мы состарились и наше время состарилось вместе с нами. Мы много прожили и многое видели, но мы не можем вспомнить ничего хорошего. Скажите нам, что вы думаете делать, мы внимательно выслушаем вас – ведь разум не зависит от возраста.

Выбрали посла – умного и смелого в речах человека, Реваза Рубайты, и сказали ему:

– Скажи все это князю в лицо! -напутствовал Тохти посланника, тот сел на коня и ускакал.

В полдень Реваз спешился во дворе князя и послал к нему одного из стражников. Князь призвал Реваза к себе и приказал:

– Говори, с чем пришел! Реваз передал ему все, что было поручено народом. Князь, запылав от злобы огнем, вскочил, схватил стул, на котором сидел, и ударил им Реваза по голове. Реваз выхватил саблю, но на него налетели стражники, выволокли во двор и там. убили, как собаку.

Люди до самого вечера ждали своего посла, чтобы узнать, с чем он вернется, но, не дождавшись, разошлись, поручив Тохти и Мистала с утра выяснить, что же сталось с Ревазом.

А князь в ту же ночь разослал гонцов и утром, во главе войска из Хада, появился в Кудском ущелье. Он скакал на белом коне посреди своих воинов. Из башни над дорогой по нему открыли стрельбу. Тохти Дзанайты выстрелил с вершины башни и убил под князем коня. Князь снова послал гонцов, вызвал подкрепление и ворвался в ущелье. Кудцы с боем отступили в горы, но женщины и дети оставались в селах – нападение застало их врасплох и никто не успел подготовиться к войне.

На четвертый день князь согнал всех детей, каких смог захватить, и приказал своим всадникам затоптать их конями. Те выполнили его приказ. Одному богу известно, сколько было там детей. От плача и воплей их матерей и камень бы превратился в воду, но князь только ухмылялся в усы и жалость ни на миг не пробудилась в его сердце. Он собрал все добро, весь скот, какой нашел в ущелье, и ушел, оставив за собой черные пепелища.

Черная скорбь переполнила сердца, погибшие дети взывали к мщению, но силы народа были сломлены. Делать нечего, надо было жить, и люди начали восстанавливать сожженные дома. А князь обложил их еще большей данью.

Опять настала весна и снова в праздничный день собрался народ. Вновь стали говорить о инязе.

– Лучше всем нам погибнуть,– сказал Мистала, – чем простить этому зверю его черные дела! Поднялся старый Тохти:

– Это правда, лучше погибнуть, чем оставить потомков рабами,. Хищник повадился к нам и терзает нас. Надо с ним что-то делать!

Люди притихли, задумались, а потом сказали в один голос:

– Смерть ему, смерть! Надо убить его, другого средства нет! Снова взял слово Тохти:

– Легко решить, добрые люди, труднее выполнить. Не так-то просто будет добраться до князя. Мы должны все хорошо обдумать и подготовиться, чтобы потом не пришлось нам жалеть. Надо, чтобы и мысли наши, и действия были едины и тогда даже скалы не устоят перед нами. Так поддержим друг друга!

– Мы согласны! – вскричали все, как один, и вторично принесли клятву верности. В знак этого каждый оставил в часовне пулю.

Решили, что князю осталось жить до пасхи.

Был ясный весенний день. Ярко светило солнце, склоны сверкали зеленью, во весь голос пели птицы. Арагви, в радужных брызгах и пене, извивалась серебряной лентой, словно очнулась от глубокого сна. Природа пришла в движенье, ожидая лучших дней, и у людей на душе посветлело.

И вот пришла пасха. Час мщенья пробил. В этот день все, у кого был скот, должны были отдать князю по одному барану, а у кого не было скота-индюка или курицу. Отовсюду к княжескому замку тянулись вереницы людей, несущих дары, поэтому князя не возникло подозрений при виде собравшегося народа.

– Сядь, арагвинский князь! Сегодня последний день твоей власти, но у нас есть к тебе еще вопросы.

Князю вынесли стул. Он сел и вид его был настолько жалок, такими несчастными глазами смотрел он на людей, что многие из них готовы были смягчиться. Но они помнили о своей клятве, помнили прежние дела князя и ни один человек не сказал ни слова в его защиту.

Народ притих. Тохти обратился к князю:

– Эристави! Сегодня мы судим тебя и ты должен ответить на наши вопросы. Скажи, зачем ты заставил нас убивать наших соседей, хиуцев, чем они мешали тебе? Зачем ты отнял нашу свободу и превратил нас в рабов?

Князь ничего не отвечал, только со страхом смотрел на людей.

– …Ответь, что сделали тебе малые дети, которых ты растоптал? Чем мешали тебе бедные наши жилища, которые ты сжег? Ответь, что плохого сделал тебе Берд, которого ты погубил вместе с семьей? Зачем ты вскармливал щенков священным человеческим молоком?

Князь не мог выдавить из себя ни слова, только глянул опухшими красными глазами на вершину башни, откуда на него смотрела перепуганная жена.

Тохти повернулся к народу и воскликнул:

– Решайте! Начался суд. Кто предлагал забить князя камнями, кто – повесить, кто – сбросить со скалы. В конце концов решили:

– Окажем ему последнюю честь казним его саблей!

Засвистели клинки, бросая блики на стены замка – князь был тут же изрублен в куски и черная его кровь хлынула на молодую траву. Люди вытерли свои сабли и ушли, а с башни неслись вопла княжеской жены.

Кто-то из стражников поскакал к ксанскому князю Дзимсеру – княгиня была его дочерью. Дзимсер приехал, похоронил князя, а жену его вместе со слугами забрал к себе в Ксан. С тех пор дом арагвинского князя опустел, в нем никто больше не живет, и только птицы вьют там свои гнезда…

Ксанский князь Дзимсер начал постепенно прибирать к рукам людей своего зятя, жителей Хада, найдя себе среди них добровольных помощников. Но он боялся трогать Кудское ущелье, потому что осетины, жившие там, объединились и близко не подпускали к себе ни князя, ни его слуг. Они снова стали свободными людьми.

Жители Хада теперь платили подати Дзимсеру, а тот стал притеснять простых людей еще хуже, чем арагвинский князь. Он сумел обложить данью и осетин, живших близко к грузинским селам. Сначала Дзимсер не решался сам появляться в Хадском ущелье и посылал туда своих моурау, но потом и сам стал наезжать за данью и отбирал у людей все, что ему нравилось – будь то конь, бык или красивая девушка. Без его разрешения никто не мог жениться или выйти замуж. Если во время очередной поездки он останавливался в чьем-либо доме, то требовал к себе на ночь девушку. Он творил еще больше зло, чем его предшественник. Жители Хада снова оказались в ярме.

Как-то осенью Дзимсер стал собираться в Хад за данью. Его жена стала отговаривать его:

– Не езди,-сказала она, -я видела дурной сон, будто кто-то разрушил наш замок.

Дзимсер, расхохотавшись, ответил:

– Бог с тобой, княгиня, о чем ты говоришь! Ведь скалы дрожат от страха и катяни трескаются, когда я появляюсь в Хаде. Не беспокойся, я пригоню стада быков и отары овец, а тебе привезу шелка и драгоценности.

В тот же день он отправился в путь с двенадцатью всадниками.

На берегу Арагви, в селении Млет жили семь братьев. Старшего из них звали Хуца. У братьев была единственная сестра, Тамар, о красоте которой ходили легенды. Дзимсер тоже прослышал о ней и с тех пор не находил себе места. Мысль о красавице не давала ему покоя и он, выехав со двора, прямиком направился в Млет.

Хуца и его братья хорошо знали, что означает приезд Дзимсера, понимали, что он не успокоится, пока не обесчестит их сестру, и потому подготовились заранее. Они сплели два больших щита из прутьев и поставили их внутри дома вдоль стен.

Тем временем появился Дзимсер со своей свитой. Хуца, как радушный хозяин, выехал им навстречу, помог спешиться и усадил в доме на длинную скамью. Увидев девушку, Дзимсер не сводил с нее алчных глаз, выпученных и красных. Он был похож на дракона, готовящегося проглотить свою жертву. А сердце Тамар от гнева и отвращения словно сжал железный обруч.

Подоспел ужин. Накрыли на стол и князь со своими людьми приступил к трапезе. Когда они наелись и напились, князю постелили у одной стены, а его телохранителям – у другой. Они улеглись и тогда князь сказал:

– Вы знаете, что мне теперь нужно? Приведите-ка сюда вашу сестру!

Хуца с живостью ответил ему:

– Да, да, мы знаем это, и девушка уже предупреждена. Но здесь свётло и она стесняется.

Дзимсер потянулся и приказал:

Светильники погасили и в доме стало темно. Тут братья опрокинули на князя и его людей плетеные щиты и бросились на них сверху, а те ворочались и кричали под щитами. Вошла Тамар с факелом, братья выхватили кинжалы и, нанося удары сквозь прутья, перебили незваных Гостей всех до одного.

На другой день собрался народ, живущий вдоль Арагви – и осетины, и грузины. Убитых похоронили недалеко от Млет. Хуца, избавивший народ от жестокого князя, был с почетом избран смотрителем Ломисской святыни. И по сей день все смотрители Ломиса происходят из рода Хуца – Бурдули.

С той поры жители Хадского ущелья тоже стали свободными людьми и никто больше на берегах Арагви не слышал даже упоминания о князьях.

  • Для учеников 1-11 классов и дошкольников
  • Бесплатные сертификаты учителям и участникам

Урочы нысан: Бæстондæр æрлæууын æмæ бакусын Азауы фæлгонцыл, раргом кæнын сæйраг хъайтары трагикон хъысмæты аххосæгтæ, йæ миддуне; ахуыр кæнын скъоладзауты сыгъдæг зæрдæйы æнкъарæнтæн аргъ кæныныл, сæрибар, кад æмæ намыс хъахъхъæныныл, ивгъуыд цард абоны цардимæ абарын; ныхасы рæзтыл бакусын.

Цæстуынгæ æрмæг: 1. Фыссæджы къам.

3. Чингуыты равдыст – Секъайы уацмыстæ.

4. Докладтæ, рефераттæ.

7. Æнкъард мелодитæ (ирон фæндыр)

Эпиграф урокмæ: Цыфæнды хуызы сæрибардзинадæн дæр йе 'цæг æвдисæн у сылгоймаджы уавæр. К Маркс.

Зæгъон ныр хъуамæ барджыны ныхæстæ

Уæ номæй дæр уæ куырм æгъдæуттæн æз.

Зæгъон ныр хъуамæ амонд æмæ уарзтæн

Кæй ныййардта ирон чызджы дæр æрдз.

Хостыхъоты Зинæ.

Урочы цыд: 1. Хъуысы сабыр æнкъард мелоди. Дзуры скъоладзау зæронд усы дарæсы: «Æз уæм æрцыдтæн аивгъуыд æнустæй,

(æнкъардæй бандоныл æрбады).

Йæ фæлурс уадултыл йæ цæссыг æрцæуы:

Уый рагон цæссыг у, æнусон цæссыг.

Сылгоймаджы хъарæг кæй зæрдыл нæ лæууы,

Кæй цæстыл нæ уайы сылгоймаджы хъыг?

… Æхгæд у сылгоймаджы фæндаг, хæрзæхгæд:

Чызг уа æви ус уа! – æмхуызон æхгæд.

Хъыгдард у, ыссæст у, йæхæдæг фыдæфхæрд.

Кæд уыдзæн сылгоймаджы рухсы дуг, кæд?

Фæллойгæнæг усæй, фæллойгæнæг чызгæй –

Æппæтдæр æнæскаст: бæрæг у сæ зын.

Цæй, равдисут абон уæ фæндтæ ныфсджынæй.

Цæй, равдисут абон æфхæрды бæллын.

Тетрæдты скъоладзаутæ фыссынц фæйнæгыл фыст темæ, йæ бынмæ фыст пълан. Урок куыд цæуа, афтæ скъоладзаутæ фыссынц пъланы фæрстытæ. Хæдзары йыл бакусдзысты æмæ сочинени ныффысдзысты.

Цыбырæй равдисут хæххон сылгоймаджы уавæр ивгъуыд рæстæджы.

II . Равзарæм уæдæ Секъайы уацмыс æмæ бамбарæм, куыд æвдисы фыссæг сылгоймаджы хъысмæт.

У радзырд, литературон таурæгъ.

Гæдиаты Секъайы уацмысты сюжеттæ цæй бындурыл арæзт сты?

Йæ радзырды сюжеттæ фыссæг амадта æхсæнадон царды цауты бындурыл, пайда кодта историон таурæгътæй, æцæг хабæрттæй, æмбисæндтæй.

Цы у таурæгъ, йæ сæйраг миниуджытæ? ( Скъоладзаутæ дзурынц таурæгъы сæйраг миниуджытæ.)

Секъайы таурæгътæ куы кæсай, уæд дæм афтæ кæсы, цыма фыст ныхæстæ нæ кæсыс, фæлæ демæ чидæр ныхас кæны æмæ йын хъусыс йæ фæлмæн, фæлæ барджын хъæлæс.

Таурæгъгæнæг радзуры ахæм хабар, царды æцæг чи ’рцыд, йæхæдæг кæй федта кæнæ кæй фехъуыста, чи йæ федта, уыдонæй. Æцæг хабар, дам, уыдис Таймураз æмæ Азауы трагикон уарзондзинад дæр. Уымæн æвдисæнæн абон дæр ма Ганисы хъæуы сæрмæ зæронд уæлмæрды астæу сæ ингæныл цы стыр сывылдз бæлас. лæууы, уый.

Секъа йæ таурæгъты цы адæмы кой фæкæны, уыдонæн сæ хъысмæт, сæ царды фæндаг равдисы кæронмæ, мæлæты бонмæ.

Таурæгъгæнæг æрмæст хабæрттæ дзурæг нæу, фæлæ ма у дуджы, адæмы, хабæртты тæрхонгæнæг дæр. Секъа дзы кæмæн йæ хорзы кой ракæны, кæй та æгъатырæй бафхæры.

Таурæгъы цаутæ кæрæдзи ивынц, æмæ уацмыс асæй-чысыл, фæлæ хабæрттæй та хъæздыг вæййы.

Секъайы таурæгъты хъайтартæ самайынц хъæбатыр тох царды æнæраст хъуыддæгты ныхмæ. Хъæбатырæй мæлгæ дæр акæнынц.

Сылгоймаг уæлдай ссæст æмæ æбар кæм уыд, йæ тыхст, маст, хъизæмæрттæ æвдыст кæм цæуынц, Секъайы уыцы радзырдтæ-таурæгътай ма цавæртæ зонут?

Скъоладзаутæ нымайынц уацмыстæ:

Скъоладзаутæ цыбырæй дзурынц радзырды сюжет:

Ахуыргæнæг: Сюжетæй бæрæг у, цы цæстæй кæсы автор патриархалон дунемæ. Æмæ уый у царды концепци. Мулк, исбон аивтой адæмы психологи, сæ зондахаст. Намыс æмæ рæстдзинадыл фæтых мулкмæ бæллын. Хъыгагæн, ацы хъуыддаг ис абарæн нæ абоны цардимæ.

(Цыбыр хъомыладон куыст ахуыргæнæджы фæндонмæ гæсгæ)

Ахъуыды кæнут æмæ зæгъут, чи сты таурæгъы сæйраг фæлгонцтæ?

Таурæгъы сæйраг фæлгонцтæ сты Азау æмæ Таймураз. Азау – трагедийы сæйраг у. Уымæн зындæр уыд фыдæлты æгъдауы ныхмæ рацæуын. Азау æмæ Таймураз агурынц рæстдзинад. Секъа, куыд фыссæг, афтæ у æрыгæтты фарс, сæ уарзондзинады фарс æмæ сæ ныв кæны иттæг уарзонæй, сæ уавæрыл сын хъыг кæны зæрдæбынæй.

Таурæгъы райдиан Азау æмæ Таймуразы трагикон уавæр цавæр символикон нывæй æвдисы автор? Чиныджы йæ ссарут æмæ йæ бакæсут.

Скъоладзау кæсы чиныджы :

Таймураз æмæ Азау Биботы кæрты хъæбыс-хъæбысы бафынæй сты…

Ам и стыр сау калм – фыдæлты мæлинаг æгъдау –ирæд дыууæ æрыгон зæрдæйы ахицæн кодта.

Зæгъут, цавæртæ сты Азауы характеры сæйраг миниуджытæ?

Азауы характеры сæйрагæй зыны сыгъдæгзæрдæ, амондмæ бæллын, уарзондзинады сæрыл хæцынхъом уæвын, рæстдзинадуарзаг.

Амонд, кæнæ мæлæт! - ахæм у дыууæ уарзон адæймаджы тæрхон.

2 скъоладзауы: Азау æмæ Таймуразы фембæлд (инсценировкæ). Чызг æмæ лæппу ирон дзаумæтты.

Хъуысы мелоди (диалог хрестоматийы,166 фарс)

Ахуыргæнæг: Таймураз æмæ Азау æнæ кæрæдзи нæ бафæрæзтой цæрын. Фыссæг æнахуыр зæрдæмæхъаргæ ахорæнтæй пайда кæны Азауы тыхст уавæр, йæ маст, йæ зæрдæйы катай равдисынæн.

Ссарут тексты уыцы бынæттæ æмæ сæ бакæсут.

… Азауæн-ма йæ фидауцджын сау цæстытæ арф кæцæйдæр сæ сау æндæрг хастой, йæ тæнæг былтæ ныххус сты, дзæгъæл змæлд кодтой, йе взаг басур, комы нал хатти, йæ уадултæ цъити хъæпæнау ныффæлурс сты…

… Азауæн йæ зæрдæ атыппыр, адæнгæл, цæсгом ацъæх ис, хурхуадындзтæ адымстысты, цæстытæ батартæ сты, сæры магъз ихы къæртт фестад…

Ам æртæ скъоладзауы ролтæм гæсгæ кæсынц (автор, Азау, Магда)

Азау бирæ азты фæстæ йæ хистæр фыртимæ Ганисмæ æрцыд. Хъæугæрон фембæлд иу ус Магдайыл. Азауы базыдта, фæцинтæ йыл кодта. Бацыдысты Азауы фыды хæдзармæ, тыргъы æрбадтысты. Азау Магдайæн афтæ зæгъы:

Дæ фæхъхъау фæуон, Таймураз цы фæци, Таймураз?

Раджы куы амард, дæ нывонд фон. Урс Туалты йæ мады 'рвадæлтæм. Ардæм æй æрхастой æмæ йæ Бибойы фарсмæ баныгæдтой.

Цом-ма, дæ нывонд фæуон, йæ ингæн мын фенын кæн!

Азау Магдайы фæстæ цух-мухтæгæнгæ араст. Бацамыдта йын ингæн. Азау ингæныл адæлгом, йæ дзыхыдзаг сыджыт фелвæста æмæ базыр-зыр кодта, æрбатымбыл, стæй адаргъ ингæны уæлæ æмæ йæ уд систа. Дыууæ уарзоны кæрæдзийы нал федтой, æрмæст ма Азау йæ зæронд фæлмæцыд стджытæ Таймуразы цур ингæны ныккалдта.

Скъоладзау: Нæ, уый сæхи аххос нæу. Уый у се 'намонддзинад. Царды цæлхдуртæ – мулкмæ тырнындзинад, кæрæфдзинад, зианхæссæг рагон æгъдæутты сæрты ахизын кæронмæ сæ бон нæ баци. Ницы рауад сæ тохæй – ис сын трагикон хъысмæт. Фæлæ сын кæсæм сæ таурæгъ æмæ стæм сæ фарс – сæ лæгдзинады, сæ рæсугъд зæрдæ, се стыр уарзондзинады фарс.

III . Кæронбæттæн.

Ахуыргæнæг: Мæгуырæг, ирон сылгоймаг! Цымæ кæд фервæздзынæ дæ цагъары уавæрæй. – фыста Хъаныхъуаты Инал. Фæлæ нырма дард уыд сæрибары рæстæг. Сылгоймаджы сæрыл нырма бирæ фæдзурдзæн ирон литературæ. Сылгоймаджы сæрыл тохгæнгæнæг уыдзысты ирон фысджыты хуыздæртæ . Уыдонимæ Гæдиаты Секъа дæр.

Куы фенин æз хурæн йæ тынтæ:

Гъе искуы ирон лæджы царды

Куы фенин æцæгæй мæ фынтæ…

. Секъайы бæллиц сæххæст æви нæ?

Æрцыд ахæм дуг. Æлæууыд сæрибары рæстæг.

(Ахуыргæнæг фæйнæгыл цы эпиграфтæ фыст ис, цы цæстуынгæ æрмæг æрцæттæ кодта, уыдон хъуыды æмбарын кæны тухгæ чингуытæ, нывтæ, рефераттыл афæлгæст аразы).

Скъоладзау: Царды æмæ ахуыры фæндæгтæ байгом сты ирон сылгоймагæн дæр. Абон сæ къухы æфтынц сæ рæсугъд бæллицтæ. Нæ Иры чызджытæ ахуыр кæнынц, кусынц канд нæ бæстæйы нæ, фæлæ ма бирæ фæсарæйнаг бæстæты дæр.

Се 'ппæты кой нæ кæндзыстæм, нæ фыццæгты нæ зæрдыл æрлæууын кæнæм.

Саламты Софья – фыццаг хæххон ирон сылгоймаг – каст фæци С.М. Кировы номыл хæстон-медицинон академи.

Бутаты Фатимæйæн – фыццаг ирон сылгоймагæн – лæвæрд æрцыд Паддзахадон премийы лауреаты ном.

Дудараты Вероникæ – фыццаг ирон сылгоймаг-дирижер.

Туаты Ольгæ – фыццаг ирон сылгоймаг-профессор.

Калоты-Барахъты Еленæ – фыццаг ирон сылгоймаг-прокурор æнæхъæн Цæгат Кавказы.

Фыццæгтæ иунæгæй нæ баззадысты. Бонæй-бонмæ рæзы, нæ чысыл Ирыстонæн кад æмæ намыс чи хæссы, уыцы сылгоймæгты нымæц. Англисæй, Канадæйæ æмæ бирæ æндæр рæттæй цæуынц Мæскуымæ, цæмæй базонгæ уой медицинон наукæты доктор, профессор Дзугаты Софьяйы наукон куыстытимæ. Кубæйы, Сирийы, Турчы, Англисы зæрдиаг къухæмдзæгъд кодтой ирон чызг-балеринæ Адырхаты Светланæйæн.

Чызг – скъоладзау дзуры йæ хъуыдытæ:

Сылгоймагæн сæрибар бæстæйы цы кад æмæ намыс ис, уый иттæг бæрæгæй зыны Ирыстоны сылгоймæгты уавæрыл.

Читайте также: