Полуночники лесков краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Трое друзей пьют чай и разговаривают о том, как бедна стала литература. Речь заходит об однообразии святочных рассказов. Один из друзей решает рассказать историю, которая произошла с его братом. Читать далее

Запечатлённый ангел

Во время непогоды на постоялом дворе укрывается много путников. В доме душно, жарко, плохо спится. Один из постояльцев замечает, что человека водит ангел, как и его самого когда-то. Путники просят рассказать эту историю. Читать далее

Зверь

Рассказчик, тогда ещё пятилетний мальчик, гостил у своего дяди в Орловской губернии. Не только крепостные крестьяне, но и члены семьи боялись его гнева. Он никому не прощал даже малейших промахов. Читать далее

Кадетский монастырь

Рассказчик пишет о том, что он намерен доказать существование праведников на Руси. Причем, по его мнению, такие люди встречаются даже в местах, которые не располагают к честности и принципиальности. Читать далее

Лев старца Герасима

Поучительная история о богатом и успешном старике Герасиме, который после болезни раздал все свои богатства нуждающимся и отправился в пустыню. Именно в пустыне, он осознал насколько неправильно, он проживал свою жизнь. Поселился Герасим в небольшой норе Читать далее

Левша кратко и по главам

Эта выдающаяся повесть Николая Лескова, была опубликована в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году, и состоит она из двадцати глав. Читать далее

Леди Макбет Мценского уезда

Молодая купчиха Измайлова Катерина Львовна одиноко тоскует в полупустом доме, в то время как супруг вечно проводит время на работе. Она влюбляется в юного и красивого приказчика Сергея. Читать далее

На краю света

В этом произведении описана подлинная история из жизни и работы архиепископа Иркутского, а затем и Ярославского, Нила, рассказанная прозаиком публицистом Николаем Семеновичем Лесковым. Читать далее

Несмертельный голован

Обман

Начиналось все вполне обычно.Их полк был поселен в одном из румынских селений.Военные начали ходить к помещику местному.В карты поиграть, да алкоголь попить.Ну и пусть бы с ним только помещик за эти похождения брал деньги с них и в карты обыгрывал. Читать далее

Однодум

Очарованный странник

Повесть была написана в 1872-1873 годах. Но все-таки мысль о написании появилась в 1872 году, после того как писатель побывал в Валаамском монастыре Читать далее

Приведение в инженерном замке

Поговаривали, что в здании, где ранее располагался Павловский дворец живут приведения. Сейчас этот дворец именуют Инженерным замком, который обжили кадеты. Читать далее

Пугало

Главным героем произведения является мужчина по имени Селиван, которого людская молва волею случая приравняла к разбойникам и колдунам, превратив жизнь мужчины в пугало по отношению к окружающим. Читать далее

Старый гений

В этом рассказе говорится о простой доброй старушке, которая решила помочь столичному франту. Он зарекомендовал себя как человек порядочный, принадлежал к одной из самых известных фамилий, поэтому добрая женщина Читать далее

Тупейный художник

Христос в гостях у мужика

Главному герою было 18 лет, в то время когда к ним в деревню приехал Тимофей Осипович. Человек этот был замкнутым в себе, почти не выходил из дома, а виделись с ним в основном слуги. По округе пошли слуги Читать далее

Человек на часах

Действия начинается с описания теплой погоды посреди зимы. Во времена Крещения в 1839 году погода выдалась странно теплой. Так тепло было, что на Неве лед начинал таять. Один солдат, который в этот день был часовым Читать далее

Об авторе

Лесков Николай Семенович великий русский самобытный писатель, сумевший показать русский колорит. Он писал и рассказы для детей. В семье полицейского в Орловской губернии в 1831 году родился первенец. В семье кроме него родилось ещё четверо детей. Пока мальчику не исполнилось 8 лет, он жил у родственников, затем его забрали домой. У него хорошо была развита способность, все схватывать на лету.

В 10 лет его отправили в гимназию. Но его обманули, он учился в течении пяти лет, а документ дали о том что он отучился два года. Его характер не позволил найти общий язык с учителями. Николая папа устроил работать в канцелярию уголовного суда. Но в 1848 году у него умирает отец, и у него происходит пожар, в котором погибло всё его имущество. Ему пришлось смиренно идти к дяде за помощью. Он у него был врачом и жил в Киеве, и дядя помогает ему.

Он активно шел вверх по карьерной лестнице. От помощника к регистратору, затем столоначальник. Его работа позволила ему собрать огромный запас наблюдений. Он с интересом изучал живопись, архитектуру, религию, журналистику. В начале своей литературной деятельности, он показал себя как критик. Шестидесятые годы XIX века для него были звездными. В 1860 году вышли его статьи в журналах, под вымышленным именем М.Стебницкий.

Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня.

Пушкин

I

Мужчин усматривается двое: один стоит при дверях в нижнем этаже, а другой сидит у окна в конце коридора, за шкафиком.

Первый производит впечатление придурковатого простачка; второй — бойкий жох из отставных военных.

Коридоры наверху и внизу просторны и светлы. В конце каждого из них по окну. Коридор нижнего этажа содержится в посредственной чистоте. Особенной чистоты нет, — ее здесь и не убережешь, потому что сюда входят прямо с надворья и тут же раздеваются и обтирают обувь. Тут же и печурка, где ставят самовары, и ход в кухню, откуда пахнет грибным и рыбным. На одной из стен большой образ владычицы и рядом поменьше образ, перед ним лампада, аналой и на полу вытертый коврик, а напротив деревянная скамья со спинкой, из так называемых твердых диванов.

В разных местах фотографические и печатные портреты одного и того же духовного лица.

Это-аристократия необыкновенного дома. Они получают распределение скоро. Им нет нужды ждать, пока разместят всех остальных. Прочих ключница берет и ведет в общую.

У одного из окон нижнего коридора, за маленьким желтым шкафиком, помещается отставной военный с очень серьезным выражением. Возле него на табуретике сидит ребенок, мальчик лет девяти, имеющий в чертах большое сходство с военным. Перед мальчиком куча вскрытых конвертов, с которых он смачивает слюнями марки и переклеивает их в тетрадь. Делает он это скоро и ловко и с замечательною, недетскою, серьезностью, которою, по-видимому, очень заинтересована стоящая возле него кухарка в драповой тальме. Она долго на него смотрит, и, наконец, вздыхает и говорит:

— Прелесть как ловко, — лапочки будто у мышоночка — так и виляют!

Отец этого прилежного отрока, очевидно, имеет здесь довольно серьезное значение и сидит прочно на дебелом стуле, под которым постлан мягкий коврик. Военный просматривает какие-то записки и что-то выкладывает на маленьких счетах, но это его не вполне поглощает: он все видит и слышит; мимо него никто не пройдет, чтобы он не увидел и не повел на него глазом и усами.

Шкафик у него покрыт черною, запачканною клеенкою, на которой стоит чернильница с гусиным пером и лежат нарезанные листки бумаги.

В середине в шкафе есть чистые поминальные книжки, лампадное масло, восковые свечи и ладан, а также какие-то брошюрки и фотографические портреты меньшего и большего размера.

Воин этот-человек солидного века и несомненно очень твердого характера.

Некоторые из ожидателей не довольствуются огнем лампад и еще прилепливают перед номерными образами восковые свечки. Это им дозволяется и даже поощряется, но не иначе, как тогда, когда сами ожидатели находятся в комнате и не спят. При выходе же из комнаты или при отходе ко сну они обязаны гасить свечи, но лампады у них могут гореть во всю ночь.

Наблюдают они за этим тщательно, и укрыться от них никому невозможно.

Вдоль стен против образа поставлено одно кресло и несколько легких венских стульев с тростниковыми плетенками. В углах плевательницы.

Комнаты верхних номеров все гораздо лучше омеблированы, чем внизу. Здесь, кроме кроватей и стульев, есть комодики и умывальники. Некоторые комнаты переделены ситцевыми драпировками надвое: одна половина образует спальню, другая — что-то вроде гостиной. Тут на комоде туалетное зеркальце, и в углу образ, перед которым тоже можно зажигать лампаду или, по желанию, свечку.

Кислого запаха гороховой начинки здесь не слышно, и только внутри комодных ящиков пахнет прогорклою конторскою икрою и семгой, от которых и остались в изобилии жирные пятна.

Свечи, масло и все прочее, что нужно к служению, требуется наверх снизу, и заведующий этим хозяйством воин подает все это в молчании и с торжественной серьезностью.

II

Я прибыл к ним без всякой протекции. Я мог бы получить рекомендации, но это не входило в мои скромные и беспритязательные планы. Я искал облегчения от тоски и томления духа и явился просто в чине ожидателя. Как человек средний, я был помещен по непосредственному усмотрению дам в маленькой комнате верхнего этажа.

Вечером я погулял немножко в одиночестве по городу и это произвело на меня еще более удручающее впечатление: изобилие портерных и кабаков, группы солдат, испитые тени какой-то бродяжной рвани и множество снующих по тротуарам женщин известной жалкой профессии.

Усталость и скука сильно клонили меня к изголовью довольно сносной постели, которую я, впрочем, на всякий случай посыпал порядком порошком персидской ромашки.

Намерение хорошо спать, однако, не удалось. Сначала мне все страшно казалось: нет ли в кровати клопов, с которыми я в моей кочевой жизни имел много неприятных столкновений на русских ночлегах, а потом стало лезть в голову желание определить себе: в какую это я попал компанию, что это за люди — больше дурные или больше хорошие, больше умные или больше глупые, простаки или надувалы? И никак я этого не мог разобрать и не знал, как их назвать и к какой отнести категории. А между тем сон развеялся, и мне вместо отдыха угрожала раздражающая тоска бессонной ночи. Но, по счастию, едва все стихло в коридорах, как по обе стороны моей комнаты пошли ночные звуки. У меня оказалось разговорчивое соседство, на которое я сначала сердился, а потом увлекся и начал слушать.

— Хорошо, если даст!

— Дашт, нельзя, чтобы не дал, я уж шамую жадобрил, и ключницу тоже. Шама-то вше поняла, как я могу ей и вред и польжу шделать, — могу штаратьша вше ужнавать, и она будет жа наш штаратьша,

— Очень ты ей нужен!

— Нет, мамка, нужен. Ей надо жнать, кто ш какими мышлями приежжает, а я, жнаешь… я вше што ешть в человеке — вше это могу ужнать и шкажать. Я буду чашто шуда публику шопровождать и шо вшеми ражговаривать и от каждого его прошлую жижть ужнавать, а они потом будут их этим удивлять, что вше жнают. Я им хорошо придумал. Я надобный! Ну, давай же анкор!

— А ты теперь как ей сказался?

— Как? Как мы ш тобой решили, так я и шкажался:

иж благородных, кавкажшкой армии, брошены — непочтительный шын — шкажок начиталша… Ну, давай анкор!

— Что он богу не молится, ты это сказал?

— Да, шкажал: шкажал, что и богу не молитша и что шлужить не жахотел, а шапоги шьет… и у жидов швечки пошле шабаша убирает, Я вше шкажал и дай мне жа это шомужки и анкор!

А старушка отвечала:

— Семужки на, а анкор не надо.

— Отчего же не надо? Я именно хочу анкор.

— Так, нельзя анкор.

— Что жа так! что жа нельжа. Налей, налей мне, мама, штаканчик! Я умно, хорошо вждумал, — мы теперь уштроимша.

Она налила, а он выпил и крякнул.

— Тише! — остерегла его старушка.

— Чего ты вше так боишьша?

— Не бойша, вше пуштаки… ничего не бойша.

— Скандал может выйти.

— Какой шкандал? Отчего?

— Еще спрашивает: отчего? будто не знает.

— Ведь мы с чужою рекомендациею приехали.

— Да, ну, так што ж такое?

— Те, соседние жильцы, ее теперь небось ведь хватились — своей рекомендации-то.

— Может быть, и хватилишь…

— Ну, они сюда и придерут,

— Дай анкор, тогда шкажу-почему.

— Шовшем нет, а я умный человек. Дай анкор,

— Отчего же жильцы не могут приехать?

— Налей анкор, так шкажу.

Старушка промолчала: очевидно, средство это показалось ей годным и находчивым.

Через минуту она спросила его: советовался ли он с кем-то насчет какого-то придуманного сновидения и что ему сказали?

Старичок отвечал, что советовался, и тотчас же понизил голос и добавил:

— Она меня отлично научила, как про шон говорить.

— Шмотреть на него, как он шлушает, и ешли он вожмет шебе руку в бок, то тогда шейчаш перештать и больше не шкаживать. Ешли вжал руки в бок по-офицершки — жначит шердитша. А что ж ты мне анкор? Ведь я беш того не ушну.

Травят кого-то или даже, может быть, казнят-расстреливают, что ли, кого-то во сне.

Будь наше место свято!

Я тихо встал с постели и поскорее завесил своим пледом дверь, из-за которой до слуха моего доползала эта затея.

Жадный тарантул и его ехидна, обнявшиеся на супружеском ложе, для меня исчезли.

1. Текстовая редукция.

2. Стилистическая трансформация исходного текста.

Лесков использует неатрибутированную аллюзию к этому фрагменту трактата Толстого в описании Клавдиньки, введенном в диалог рассказчицы Марфы Мартыновны с другой героиней повести – Аичкой: «стала так жить, что начала не надевать на себя ни золота, ни дорогих нарядов. "Для чего мне это? - говорит, - это совсем ненужное и нисколько не приятно и не весело; да это даже и иметь стыдно".

- Отчего же ей это стыдно? - спросила Аичка.

- Для чего на ней дорогие вещи будут, когда на других и самых простых одежд нет.

- Так это же ведь нарочно так и делают, для отлички друг от друга.

- Ну да! как же иначе и разобрать, кто кот - кто повар? А для нее мать сделала тальму из фон-горской козы и морской травы цвета плющ покрыла, а она ее и не надела.

"Стыдно, - говорит, - такую роскошь носить" [27:50-51].

3. Превращение диалогизированного монолога Толстого в диалог между персонажами.

В фразе Клавдиньки "у меня все есть и даже слишком больше, чем надобно, но отчего у других ничего нет необходимого?" [27:49] так же, как и у Толстого, создается антиномичный образ, двух противоположных, но внутренне связанных явлений. Стилистическая цитата, наряду с лексическими цитатами позволяет говорить об интертекстуальной основе текста Лескова.

4. Ложная атрибуция аллюзий.

Знание библейского претекста позволяет увидеть элементы полемики Лескова с Толстым. Индивидуальность писателя проявляется в том, что, соглашаясь с программой изменения человека, которую выдвигал Толстой, Лесков делает исполнительницей этой программы не мужчину, а девушку. Цитируя вслед за Толстым текст Евангелия Лесков не воспроизводит тех его толкований, которые противоречили бы традиционному пониманию Нового Завета.

Применение Лесковым приемов мистификации читателей, ложная атрибуция вводимых в повесть аллюзий позволяет Лескову создать семантически неоднозначный, многомерный текст. Интертекстуальность формирует в тексте скрытые смысловые уровни (толстовский и библейский), что повышает плотность письма и затрудняет сам процесс чтения текста, т.к. предполагает активную не только чисто мнемоническую, но и интеллектуальную деятельность (сотворчество) читателя.

Модифицированные аллюзии в повести Лескова выполняют смыслообразующую, стилеобразующую и характеризующую функции, а также становятся значимым способом экспликации субъективной позиции писателя, выражения авторской оценки, не сформулированной прямо в тексте.

libking

Николай Лесков - Полунощники (Пейзаж и жанр) краткое содержание

Полунощники (Пейзаж и жанр) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Лесков Николай Семенович

Полунощники (Пейзаж и жанр)

Парки бабье лепетанье,

Спящей ночи трепетанье,

Жизни мышья беготня.

. Я был грустно настроен и очень скучал. Уехать из города на лето было еще рано, и мне посоветовали сделать непродолжительную прогулку с целью увидеть новые, непримелькавшиеся лица. Я сдался на убеждения моих друзей и поехал. Я не знал никаких порядков города, куда держал путь, ни нравов людей, с которыми мне там придется встретиться, но фортуна начала благоприятствовать мне с первого шага. На первых же порах во время путешествия я нашел услужливых и опытных людей, которые делали это путешествие уже не первый раз, и они научили меня, где надо пристать и как себя пристойнее держать. Я все принял к сведению и остановился там, где останавливаются все, кого влечет сюда призванье. Учреждение это не отель и не гостиница, а оно совершенно частный дом, приспособленный сообразно вкусу и надобностям здешних посетителей, и называется он - "Ажидация".

Мне досталась маленькая комната. Выбирать помещений здесь не принято, а равно не принято и претендовать на их относительные неудобства. Это все человек узнает еще во время короткого переезда. Всякий помещается здесь на том месте, какое ему отведут; а что кому надо отвести - это сразу определяет проницательное око очень бойкой женщины, которую называют "риндательша"; если же нет на месте самой "риндательши", тогда сортировкою посетителей занимается состоящая при ней подручная ключница. Обе они, повидимому, благородного происхождения, или по крайней мере это дамы, которые достаточно видели свет и имеют о нем надлежащее понятие. Нынешний солидный возраст обеих дам, кажется, должен бы хранить их от всякого злоязычия, а здравый смысл и благочестие начертаны на их лицах, хотя, впрочем, довольно различными пошибами. Лик "риндательши" ударяет в сухой, византийский стиль, а ключницы с дугообразными бровями принадлежит итальянской школе. Обе эти женщины, несомненно, умны и относятся к разряду тех, о которых сказано: "Их же не оплетеши". Друг другу они улыбались как друзья, но в глазах их, казалось, светились какие-то иные чувства, совсем не схожие с искренней дружбой. Наблюдательный человек мог подумать, что этих женщин связывает как будто какое-то взаимное опасение.

В их необыкновенном доме господствует система: как к ним "привалит" публика, или, как ее называют, - "толпучка", дамы встречают гостей и тотчас же их сортируют; знакомых лиц они прямо размещают по известным комнатам, а незнакомых подвергают предусмотрительному разбору, после чего каждый ожидатель получит в "Ажидации" такое помещение, какого он заслуживает.

Для этого прежде всего ожидателей сначала "собьют в угол к владычице". Здесь "в ажидации" немножко помолятся перед большим образом, а их в это время расценят и рассортируют.

Довольно большой дом в два этажа составляет одно помещение - "для ожидающих". Дело, очевидно, ведется очень просто, но основательно: в особе ключницы сосредоточена большая экономическая сила и исполнительная полицейская власть.

Сила нравственная и политическая находится в руках самой "риндательши". Остальной домашний штат "Ажидации" состоит из услуживающих лиц женского пола, которые находятся почти в постоянных побегушках. Кроме того, есть "куфарка". Весь этот подбор принадлежит к служебным типам самого низшего сорта. Впрочем, у "куфарки" есть драповая тальма, в которой она, должно быть, служила еще "генералу", - теперь она ее соблюдает больше для важности и показывается в ней публике, или "толпучке".

Мужчин усматривается двое: один стоит при дверях в нижнем этаже, а другой сидит у окна в конце коридора, за шкафиком.

Первый производит впечатление придурковатого простачка; второй - бойкий жох из отставных военных.

Размещение в "Ажидации" отлично приноровлено к ожидательской цели. В обоих этажах вдоль всего здания идет посредине коридор, а по сторонам-стойлицы.

Это "номера для ожидателей". Здесь не называют: "приезжающие" или "прибывающие", а "ожидающие". Это солиднее и соответственнее.

Коридоры наверху и внизу просторны и светлы. В конце каждого из них по окну. Коридор нижнего этажа содержится в посредственной чистоте. Особенной чистоты нет, - ее здесь и не убережешь, потому что сюда входят прямо с надворья и тут же раздеваются и обтирают обувь. Тут же и печурка, где ставят самовары, и ход в кухню, откуда пахнет грибным и рыбным. На одной из стен большой образ владычицы и рядом поменьше образ, перед ним лампада, аналой и на полу вытертый коврик, а напротив деревянная скамья со спинкой, из так называемых твердых диванов.

В разных местах фотографические и печатные портреты одного и того же духовного лица.

С прихода все ожидатели идут к владычице и молятся, или, как говорят, "припадают". Затем всех разводят в их номера.

Знакомые имеют номера излюбленные, которые как бы всегда состоят за ними. Из них некоторые даже и не "припадают" в коридоре, а, поздоровавшись с хозяйками, прямо проходят в "свои номера". Им только говорят:

Других, "которые первенькие, но почище", водворяют по усмотрению в свободных номерах первого и второго этажа.

Это-аристократия необыкновенного дома. Они получают распределение скоро. Им нет нужды ждать, пока разместят всех остальных. Прочих ключница берет и ведет в общую.

У одного из окон нижнего коридора, за маленьким желтым шкафиком, помещается отставной военный с очень серьезным выражением. Возле него на табуретике сидит ребенок, мальчик лет девяти, имеющий в чертах большое сходство с военным. Перед мальчиком куча вскрытых конвертов, с которых он смачивает слюнями марки и переклеивает их в тетрадь. Делает он это скоро и ловко и с замечательною, недетскою, серьезностью, которою, по-видимому, очень заинтересована стоящая возле него кухарка в драповой тальме. Она долго на него смотрит, и, наконец, вздыхает и говорит:

- Прелесть как ловко, - лапочки будто у мышоночка - так и виляют!

Отец этого прилежного отрока, очевидно, имеет здесь довольно серьезное значение и сидит прочно на дебелом стуле, под которым постлан мягкий коврик. Военный просматривает какие-то записки и что-то выкладывает на маленьких счетах, но это его не вполне поглощает: он все видит и слышит; мимо него никто не пройдет, чтобы он не увидел и не повел на него глазом и усами.

Читайте также: