Плач в пригоршню краткое содержание

Обновлено: 04.07.2024

Джону Биверу, живущему в Лондоне, двадцать пять лет. Его мать, с которой он живёт, занимается ремонтом квартир и их сдачей в аренду. Окончив Оксфорд, Джон работал в рекламном агентстве, пока не начался кризис. После кризиса он никак не может подыскать новое место района. Он ложиться спать глубокой ночью, просыпается в обед и целые дни сидит у телефона, ожидая звонка с приглашением на обед. Часто, когда у кого-нибудь не оказывается кавалера, ему звонят в самую последнюю минуту. В наступающие выходные он собирается гостить к Тони Ласта в его замке Хеттон.

Когда Бивер напрашивается к нему в гости, Тони соглашается принять его у себя, но не испытывает особого восторга по этому поводу. Он собирался провести тихие семейные выходные в компании жены и сына Джона Эндрю. Так что развлекать нежданного гостя приходится его жене Бренде. Поговорив с ним, она находит его вполне занятным собеседником. Позже она обращается к его матери за помощью в аренде квартирки в Лондоне. Вскоре она чувствует, что увлеклась Джоном. Приехав в Лондон, жена Тони встречается со своей сестрой Марджори и они идут в ресторан, который держит их приятельница. Там они встречаются с миссис Бивер и леди Кокперс. Леди Кокперс устраивает приём у себя дома через несколько дней, и приглашает всех присутствующих в гости. Бивер провожает Бренду на вокзал, когда та уезжает в Лондон. Когда Бренда просит быть её сопровождающим на приёме и леди Кокперс, тот придумывает натянутую отговорку, чем расстраивает Бренду. Бивер просто подсчитал, что подобная поездка обойдётся ему недёшево: ведь перед приёмом принято вести даму в ресторан.
Однако, тщательно всё обдумав и взвесив, он отправляет ей телеграмму в Хеттон, где сообщает, что отменил все дела и готов сопроводить её к Полли. Бренда веселеет. За обед в ресторане платит Бренда, несмотря на то, что Бивер протестует. Уже на пути к Полли, Бренда целует Джона на заднем сидении такси. Весь Лондон на следующий день только и говорит о том, что у Бренды с Бивером любовная связь.

Три дня Бренда проводит в Хеттоне, со своей семьёй, а затем придумывает предлог о хлопотах с лондонской квартире и уезжает. Она регулярно звонит мужу утром и вечером, почти всё время проводя с Бивером. Вскоре она придумывает лазейку, чтобы часто бывать в Лондоне: она сообщает Тони, что будет ходить на курсы по экономике, которые проводятся при университете, и ей придётся некоторое время пожить в столице.

Тони, скучая по жене, решает сделать ей сюрприз и без предупреждения приезжает в Лондон. Бренда, не ожидая такого визита, говорит ему, что занята и не может встретиться. Тони отправляется в клуб со своим другом, Джоком Грант-Мензисом и сильно напивается. Пьяный, он начинает каждую минуту звонить Бренде, приводя её в бешенство. Вернувшись в Хеттон, Тони срывается на маленького сына, который, оставшись без мамы, засыпает отца, уставшего и злого, вопросами.
После такого случая Бренда два выходных подряд аккуратно приезжает домой, привозя с собой приятельниц. Ей стыдно перед мужем, и она не хочет быть виноватой в связи на стороне в одностороннем порядке. Надеясь, что муж влюбится в её новую подружку, она знакомит его с Дженни Абдул Акбар. Это весьма неординарная, но красивая женщина, которая однажды была замужем за негром, а теперь всем подряд жалуется на свою тяжёлую жизнь. Однако для Тони она оказывается слишком утомительной, никаких отношений из этого знакомства не получается.
Когда Бренда отсутствовала дома, в лесу близ Хеттона устраивается сбор охотников. Джон Эндрю присутствует на этом сборе - ведь он умеет ездить на пони. Когда началась охота, мальчика отправляют домой в сопровождении конюха Бена. Тут с ним происходит трагедия: с ними поехала мисс Риптон, соседка Ластов. Её пугливая кобыла встала на дыбы от звонкого выхлопа мопеда. Пятясь, животное ударяет копытом в голову мальчика. Тот падает в канаву и мгновенно умирает. Жизнерадостный дом Ластов поглощает траур. Джок Грант-Мензис, узнавший о трагедии, едет в Лондон, чтобы сообщить Бренде о гибели сына. Та горько плачет и едет в Хеттон на похороны. После быстро возвращается в Лондон и уже оттуда пишет мужу письмо. Она ставит его перед известием, что уходит от него к Биверу и подаёт на развод.

В суде Бренде достаётся роль истца. Тони нужно найти свидетеля, который бы видел его в обществе какой-нибудь женщины. Он находит в баре девушку лёгкого поведения, Милли,и берёт её с собой в Брайтон. За ними следят сыщики. Но Тони и Милли не одни: девушка, не предупредив Тони, взяла с собой свою приставучую и капризную дочь.
В Лондоне Тони уже ожидает Реджи, старший брат Бренды, который явился к нему выбить алименты на ту сумму, которая дважды превышает возможности Тони. Одновременно возникает ещё ряд неприятных фактов, и в итоге Тони вообще отказывается давать жене развод. Требовать она его не может, потому что показания сыщиков, работавших в Брайтоне, яйца выеденного не стоят. В номере всегда находился ребёнок и он спал там, где должен был быть Тони. Устав от бракоразводного процесса, Тони решает отдохнуть от Лондона и уезжает в Бразилию, принять участие в экспедиции по поиску затерянного Града.

Во время путешествия Тони знакомится с доктором Мессингером. Он опытный исследователь, несмотря на свою молодость. На корабле, который отправлялся в Южную Америку, Тони начинает общаться с Терезой де Витрэ. Девушка два года училась в парижском пансионе и теперь возвращается домой в Тринидад. У них возникает взаимный интерес, но мисс де Витрэ сводит общение к минимуму, узнав, что Тони женат. Тони и доктор Мессингер высаживаются в Бразилии и обосновываются около поселения местных индейцев, с которыми им удаётся установить контакт. Они страдают от вездесущих насекомых, но не отходят от индейцев: те могут вывести их на племя пайваев, которое, несмотря на свою жестокость, обладает сведениями насчёт потерянного Града. Индейцы строят для путешественников по лодке и конвоируют их до границы с землями пайваев, а сами же исчезают под покровом ночи. Дальше Тони и доктор плывут уже самостоятельно. По дороге Тони подхватил лихорадку, и остался на месте, страдая от высокой температуры и находясь практически без сознания.

Доктор оставляет его и устремляется дальше в надежде найти кого-то, кто сможет помочь его другу. Но доктор так и не находит помощи - он тонет в водовороте. Тони, придя себя, в полубессознательном состоянии идёт дальше, прорываясь сквозь джунгли. Наконец он выходит к индейской деревне. Там он встречает мистера Тодда. Мистер Тодд не умеет читать, но с удовольствием слушает, когда ему читают вслух. У него полно книг, которые ему оставил отец-миссионер. Он вылечивает Тони, но не отпускает его, заставляя читать ему вслух. Так, Тони живёт в рабстве целый год. Однажды мистер Тодд подмешивает Тони в пищу снотворное, и Тони засыпает на два дня. Придя в себя, он узнаёт, что его разыскивали, и старик отдал европейцам его часы, рассказав, что Тони умер. Теперь за ним никогда не придут, и Тони проведёт остаток жизни в индейской деревне.
Бренда, едва овдовев, выходит замуж за Джока Грант-Мензиса. Хеттон уходит его родственникам Ластам по завещанию Тони.

Должна вас предупредить, что все наши, драматургов, театральные романы с режиссерами начинались в те веселые времена, которые люди потом назовут мрачной эпохой социализма. Суслов простер совиные крыла и т.п. Однако мы дружно играли с властями в казаки-разбойники, такая была городская партизанская война – им работа-зарплата, нам приключения на голову.

В январе 1972 года все это и началось – у меня зазвонил телефон, и чудный бархатный баритон сказал:

– С вами говорят из Московского художественного театра. Я Горюнов, помощник Олега Николаевича Ефремова по литературной части.

Был, между прочим, поздний вечер, колдовское время.

– Не могли бы вы написать для нас пьесу, – произнес Баритон голосом судьбы.

Я, не подумавши, сказала со смехом:

– Это что, театральный роман начинается?

В ту же ночь я написала свою первую в жизни пьесу. Через полтора года, спасибо Ефремову, я ее выкинула, о чем ниже.

Короче, позови меня.

Первая наша обоюдная встреча, однако, состоялась поздней весной 1973 года, и Олег Ефремов действительно пожал мне руку в своем кабинете в старинном здании МХАТа, еще не капитально разрушенном, и целы были пока древние кованые фонари, двери с переплетами, стулья, мхатовские портьеры и темные зеркала, и стояла глубокая репетиционная тишина в коридорах, когда мой незабвенный учитель Михаил Анатольевич Горюнов вел меня по этому благородному пути к кумиру моей первоначальной юности, с которым мне так хотелось куда-нибудь пойти.

Однако что осталось в нас обоих с тех милых пор?

А Ефремов встретил меня не слишком весело, он был занят, в его кабинете сидели какие-то известные люди, и это была краткая аудиенция. Он взглянул, что-то мелькнуло в его взгляде, как бы ширкнула диафрагма в объективе. Затем он милостиво спросил:

– Ну что, – сказала я, – есть что-то.

Как мать невесты, у которой визитер спрашивает, нет ли еще каких-нибудь двоюродных девушек в доме.

– Ну, это у вас прием, этот призрак, – вяло бы возразил режиссер на рассказ автора данной пьесы.

Ефремов тоже мне как-то сказал без воодушевления то же самое, и, вернувшись домой, я выкинула пьесу в мусоропровод, и там она растворилась, как знаменитое легкое дыхание Бунина в мировом пространстве.

Владимир Гуркин - Любовь и голуби (сборник) краткое содержание

Любовь и голуби (сборник) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Любовь и голуби (сборник) - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Владимир Гуркин

Люба. В университете, по-моему, обходились и без этого, и надежды не теряли.

Люба (перебив). Семь лет не такой уже большой срок.

Танов (Любе, негромко). Тебя заносит.

Байков. И не такой уж маленький. Его прожить надо.

Долин. Я прожил плохо.

Люба. Вот Танов зря времени не терял.

Люба (с иронией). Да так.

(Встала.) Я вам на веранде постелю.

Люба (с насмешкой). Разумеется. (Ушла.)

Танов (Долину). Самая дальняя площадка от Братска?

Долин. Сто двадцать километров. Остальные по трассе к городку с разрывом в двадцать пять – тридцать.

Танов. Четыре объекта.

Долин. Да, четыре.

Танов. В редакцию не поеду, сразу на место, выиграю два, а то и три дня. (Долину.) Материал я у тебя забрал на острове, прилечу одиннадцатого после пуска. Или десятого ночью. Пусть Соломатин спит спокойно и расстаньтесь по-братски.

Долин (не сразу). Спасибо.

Танов. Пошли спать.

Танов. Где сигареты?

Байков. Держи. Завтра встаем?

Танов. До петухов. Снасти готовы.

Байков. Отлично. Желтое удилище – мое. Помнишь, какого короля я им хапнул?

Долин. Давайте закончим со мной. (С трудом.) Для меня то, что вы начали говорить – серьезно. Кроме вас у меня… Саня, ты прав: хлестать некому. (Прокашлявшись.) В общем, мне важно знать… (Танову.) Почему мне нельзя верить? Если вы меня вычеркнули, давно вычеркнули… Я ведь не знал. Могли бы сказать. Как-то не совсем честно. Кроме вас, действительно… Почему. (Оборвал себя.)

Танов. Ну что же, вперед, Франция?

Танов. Меня всегда сбивала с толку твоя агрессивная искренность, нежность, Андрей. В университете, да и потом какое-то время невольно чувствовал за тебя ответственность. И не я один. Уж какой был людоед Сахненко, но и он твои кости берег. Мне казалось, что ты этого просто не замечаешь, и я сбрасывал все на твою распахнутость, непосредственность, что ли. Но однажды я увидел, что качества перестали быть качествами и превратились в доспехи.

Танов. Вспомни день, когда мы отмечали юбилей газеты. Еще до снятия Сахненко. Вспомнил?

Долин. Два года назад, весной.

В общем – дурь. Сначала я так и подумал: пьяная дурь. Захотелось дать тебе в лоб и отвести домой, чтобы проспался. Потом стало стыдно. Говорил ты с душой, с комком в горле, со слезой во взоре. Когда стали расходиться и Сахненко предложил тебе переночевать у него, согласился сразу. Сначала я пытался тебе объяснить, что разумнее пойти ко мне, тем более что мой дом как раз напротив его дома. Ты делал вид, что не слышишь меня, опять стал объясняться ему в любви, восторгаться чудесной супругой. Мерзость – одним словом.

Долин. Я был пьян. Нет, все помню… Понимал. Да, правильно – понимал.

Танов. Затем со всей искренностью и непосредственностью начал кушать людей.

Танов. Оленьку из машбюро. Сначала пудришь ей мозги, не без твоей помощи она исчезла на три дня; естественно, бюллетеней та организация не дает…

Долин (перебив). Я понял. Кстати, все дают…

Танов. Сахненко ей не простил, и ты, как профсоюзный босс…

Танов. Даешь санкцию на увольнение.

Долин встал, собираясь уйти. Байков резко вскочил и рывком швырнул Долина на место.

Долин. Ладно, давайте. (Бросается на Байкова. Возня.) Давай.

Байков. Я тебе шею сверну.

Танов (разнимая). Кончайте.

Долин. Пусти. Вот как ты?

Байков. Я т-тебе шею сверну.

Танов. Озверели. (Оттолкнув Байкова, держит Долина.) Все! Подыши.

Долин. Отпусти! (Рванувшись.) Отпусти, я сказал!

Танов. Старик, я против кровопусканий, даже для разрядки.

Долин (спокойнее). Отпусти.

Танов отпускает Долина. Все трое тяжело дышат.

Танов. Есть повод еще разок сделать баню.

Байков. Ольгу… (Смеясь.) Ох, гад! Долин, ты жуткий мальчик.

Танов (Байкову). Подожди.

Долин. Правильно, Паша. (Байкову.) Дослушай, наберись терпения. Есть еще повод, и не один (усмехнувшись) разгневаться. Паш, глянь какие выразительные, сверкающие глаза. На студии я буду для тебя глицерином. Или альбуцидом? (Танову.) Что там в глаза закапывают кинозвезды, чтобы не тускнели? (Байкову.) Если ты, конечно, не откажешь мне в благодетельстве.

Байков (Танову). Давай его утопим?

Долин. Лучше опарышам на съедение. Братцы, какие у вас опарыши будут! Что там короля, владыку моря хапнете… на желтую удочку. (Преувеличенно успокаивая Байкова.) Не пойду-у я на студию. Не пойду-у. И не надо не-ервничать. (Танову.) Соломатину скажу, не наше-ел я вас. Словом – отдыхайте. (Направляется к выходу.)

Танов. Утром. В пять тридцать.

Долин смотрит на часы.

Танов (кричит). Маэстро!

Держите тон! Вы интеллигентный человек.

Долин. А? Ну да-а. Мое последнее слово.

Танов. Нет, так у нас ничего не получится.

Долин. Когда говорили вы, я вас слушал. Нервно, но слушал. Вы же, как всегда, предпочитаете только судить.

Танов, Байков ждут.

Ффу. (Со слезами в голосе, смеясь.) Довели. Спасибо, Паша. Надо же… Думаешь я не замечал, как ты стал избегать меня? Сегодня немного прояснилось, в связи с чем, но раньше, клянусь, понять было трудно. А почему? Обидеть, оскорбить боялся? Или у самого рыльце… Берег камешек для лучших дней? Как удобно дать в лоб, ничем не рискуя, когда от тебя и не ждут, да еще попутно в праведности своей укрепиться. А пока нет случая – ходи, молчи, никуда не ввязывайся?

[Электронный ресурс]: информ.-библиогр. электрон. изд. / сост. Л.А. Мирманова при участии Л.А. Казанцевой; М-во культуры и архивов Иркут. обл., Иркут. обл. гос. универсал. науч. б-ка им. И.И. Молчанова-Сибирского. Иркутск: ИОГУНБ, 2016. 2 электроннно-опт. диска (DVD-ROM).

Имя Владимира Гуркина у большинства из нас привычно ассоциируется с его знаменитой пьесой “Любовь и голуби”. А между тем Гуркин это не столько “Голуби”, сколько “непрочитанный текст” 1 , неизученная биография, целая terra inkognita, ждущая своих заинтересованных, неравнодушных исследователей — филологов, театроведов, историков, искусствоведов.

Творческая жизнь Владимира Павловича была насыщенной и многосторонней, но никак не ровной и гладкой. В молодости, в 1970-е, — актер, блиставший на сценах Иркутска, Омска, Благовещенска. Позже — драматург, чью первую пьесу “Андрюша” в 1980 году власти признали идеологически вредной, а спектакль по ней запретили после тринадцатого показа.

Эта пьеса, написанная в 1979-м, впервые была опубликована лишь через 35 лет после написания. А ведь один из ее главных героев — Александр Вампилов, с которым Гуркин познакомился еще в 1960-е и дружил до самой его смерти. Но вот парадокс: отечественное вампиловедение насчитывает тысячи работ, но ни в одной из них нет упоминания о Танове, под именем которого выведен Вампилов в “Андрюше”.

С 1980-х годов Владимир Гуркин — активный участник, а с 2005 года руководитель Лаборатории современной драматургии Сибири, Урала и Дальнего Востока. Он же один из организаторов в 1990-е годы фестиваля “Любимовка”, много сил отдавший поддержке и помощи молодым драматургам.
В творческом наследии Гуркина одиннадцать пьес. Но при жизни был издан всего один маленький сборник, включивший лишь четыре названия 2 . Небольшими тиражами в свое время разошлись редкие отдельные издания пьес и публикации в сборниках. В 2014 году, после смерти драматурга, в Москве был выпущен второй сборник, уже из восьми пьес 3 . При этом до сих пор широкому читателю незнаком целый ряд работ Гуркина — не только драматурга, но и сценариста, инсценировщика. Человек очень скромный, совершенно не тщеславный, Владимир Павлович не умел и не хотел “пробивать” свои произведения. Он верил: жизнь сама все расставит по местам.

К сожалению, до сих пор нет не только полного издания работ Гуркина, но и полноценной биографии драматурга. Почти нет серьезных литературоведческих работ. К таковым можно отнести лишь статью искусствоведа Т.Г. Бусаргиной “Зажигаю днем свечу. ” 4 , работу филолога И.И. Плехановой “Почему Владимир Гуркин не писал трагикомедии. ” 5 и публикацию иркутской писательницы С. Михеевой “Ветер удивления” 6 .

При этом на малой родине Гуркина, в Иркутске и Черемхове, хранится достаточно много редких, интересных документов, связанных с его жизнью и творчеством. Чтобы их сберечь, сохранить для изучения, чтобы ввести, наконец, творчество замечательного драматурга в научный дискурс, в Иркутской областной научной библиотеке подготовили и выпустили первое в России информационно-библиографическое издание о Гуркине как драматурге, актере, сценаристе и режиссере. Хочется подчеркнуть: это издание — не только первая в России библиография, посвященная В.П. Гуркину, но и первое в стране электронное библиографическое издание, включающее большой массив архивных документов. Электронный формат позволил представить копии значительного числа рукописей драматурга (черновиков, писем, автобиографий, дарственных надписей и т. д.), а также театральных программ, афиш, фотографий, фильмов, телепередач, видео- и аудиозаписей.

Были задействованы материалы из Государственного архива Иркутской области, архивов Иркутского ТЮЗа, Черемховского драмтеатра, Омского театра драмы, московского “Современника”, из личного архива семьи Гуркиных.

Копии газетно-журнальных публикаций, необходимых для просмотра de visu, присылали нам почти со всех концов бывшего Советского Союза — от Дальнего Востока до Прибалтики и от Украины до Казахстана. Отсканированные копии большинства старых публикаций тоже вошли в наше издание.
Вначале эта работа задумывалась как чисто библиографическая, но в итоге переросла в целый исследовательский проект. Главная причина — многочисленные лакуны и противоречия в имеющихся на сегодняшний день публикациях.

Так, у авторов многих работ не было единого мнения даже насчет места рождения Владимира Павловича. Родиной драматурга называли Иркутск, Хабаровск, Пермь, Черемхово. Пришлось посылать официальный запрос в органы ЗАГСа.

Нами было уточнено количество пьес, написанных драматургом. До 2016 года Гуркин официально считался автором восьми пьес: “Зажигаю днем свечу. (Андрюша)” (1979), “Любовь и голуби” (1980), “Музыканты” (1984), “Шел медведь по лесу” (1988), “Золотой человек” (1991), “Плач в пригоршню” (1992), “Прибайкальская кадриль” (1996), “Саня, Ваня, с ними Римас (Веселая вода печали)” (2005).

После поисков, проведенных библиографами ИОГУНБ, к этим восьми пьесам прибавилось еще три: “Риск” (1984), “Русская Дальневосточная” (1990), “Доктор Живаго” (2000).

Пьеса “Риск” была написана Гуркиным по мотивам произведений Олега Куваева. В советское время велись споры насчет ее авторства, заседала даже специальная литературная комиссия, которая признала автором пьесы Гуркина. В Российском государственном архиве литературы и искусства мы обнаружили несколько документов, где автором пьесы также назван Владимир Гуркин.

“Доктор Живаго” был создан Гуркиным по роману Пастернака для Московского Художественного театра им. А.П. Чехова по заказу О.Н. Ефремова. Но из-за смерти Олега Николаевича постановка не состоялась. В машинописной рукописи, хранящейся в семейном архиве Гуркиных, недостает нескольких страниц. Зато в архиве Черемховского драматического театра имеется черновик всей пьесы. Думаем, если бы за дело взялись профессиональные филологи, пьесу можно было бы восстановить целиком. И как знать, нашелся бы режиссер, взявший ее к постановке в театре.

“Русская Дальневосточная” как самостоятельное произведение была до последнего времени никому не известна. Сведения о ней были найдены нами в Сводном каталоге библиотек России. Сохранилось всего несколько печатных экземпляров издания. И хотя все три картины “Дальневосточной” в 1992 году вошли в “роман для театра” “Плач в пригоршню”, все же думаем, что пьеса имеет право и на свое собственное существование. Новое “рождение” пьесы состоялось после ее публикации во втором номере иркутского журнала “Сибирь” за 2016 год.

По сюжету “Русская Дальневосточная” очень автобиографична. Это история маленького Володи Гуркина (в пьесе Сани) и его мамы, об их непростой жизни в Хабаровске в трудные 1950-е годы и судьбоносной встрече с молодым сержантом-сверхсрочником Павлом Гуркиным (Аркадием), ставшим вскоре отцом для Володи.

В архиве Черемховского театра сохранился старый снимок молодого военного, похожего на Павла Гуркина. Были определенные сомнения: он ли это. Чтобы их разрешить, мы обратились за помощью к иркутским экспертам-криминалистам с просьбой провести портретную экспертизу. Для сравнения предоставили другие снимки Павла Васильевича Гуркина. Ответ был однозначен: на всех снимках одно и то же лицо. Значит у нас есть теперь на руках не только самая ранняя фотография отчима Володи, но и портрет прототипа одного из главных героев “Русской Дальневосточной”.

Существовал в нашей работе целый ряд других спорных моментов, требующих прояснения. Например, вопрос о месте и времени первой постановки легендарной пьесы “Любовь и голуби”. Казалось бы, здесь все ясно: первыми поставили пьесу москвичи в театре “Современник”. Но почему тогда омские издания утверждают, что впервые пьеса была поставлена в их городе? И есть еще интервью иркутского режиссера Александра Ищенко, вспоминавшего о своей постановке “Голубей” в Казахстане в 1980 году.

Пришлось снова поднимать документы: публикации, театральные программы, посылать запрос в Казахстан. Зато теперь с полным правом можно утверждать: первая премьера пьесы “Любовь и голуби” состоялась в московском театре “Современник” 10 июля 1982 года.

Очень хотелось нам сохранить информацию о памятных местах, связанных с жизнью Гуркина в Иркутске. Ведь это наша общая театральная история, и даже шире — история русской культуры. Семья Гуркиных в Иркутске дружила и тесно общалась со многими иркутскими писателями, артистами, художниками, журналистами. С тем же Вампиловым, Валентином Распутиным, Геннадием Машкиным, Ростиславом Филипповым. Но ни в одной иркутской книге или статье мы не нашли точных сведений о местонахождении бывших зданий Иркутского театрального училища, его общежития или общежития Иркутского ТЮЗа. Хорошо, что во время изысканий у нас была возможность получить консультации у Людмилы и Екатерины Гуркиных. Они-то и подсказали нам точные адреса “гуркинских мест” в Иркутске. А вот снимки этих зданий нам пришлось делать самим.

Кстати, соседкой по комнате в общежитии Иркутского ТЮЗа у Гуркиных в 1970-е годы была Ксения Грушвицкая, ленинградский режиссер, одна из лучших в стране постановщиков сказок Е. Шварца. Гуркин называл ее своей “духовной мамой”. Она первая заметила у молодого артиста литературный талант и настойчиво советовала ему писать. Ему единственному давала читать запрещенную и полузапрещенную в то время литературу: Булгакова, Солженицына, Бродского, Михаила Чехова. В память о Грушвицкой Гуркин дал главному герою пьесы “Музыканты” фамилию Ксенин.

Если внимательно вчитаться, то в этой пьесе можно заметить явную перекличку двух сюжетов. Один — рассказ о краже у героя пьесы Ксенина макета Музея декабристов. Другой, из жизни, связан с пропажей из ленинградского архива Ксении Грушвицкой пьесы Б. Голлера “Сто братьев Бестужевых”, посвященной декабристам. Спектакль по этой пьесе Ксения Владимировна мечтала поставить на сцене Иркутского ТЮЗа. Не получилось — отказало руководство театра, после чего Грушвицкая навсегда уехала из Иркутска. А спустя годы пропавшая пьеса вдруг всплыла в постановках ленинградского режиссера Михаила Богина, в том числе и на сцене Иркутского ТЮЗа.

Нельзя исключить, что, вводя в свою пьесу “декабристский” сюжет, Гуркин косвенно пытался восстановить справедливость в отношении человека, которого глубоко уважал и ценил.

Интересна история, связанная еще с одним памятным местом Иркутска — старым мостом через Ангару. Летом 1970 года, чтобы заработать денег на свадьбу, Володя Гуркин устроился в рабочую бригаду, занимавшуюся его покраской. Надо сказать, что это не обычный мост, а официальный памятник Ленину, возведенный после смерти вождя на деньги, собранные простыми иркутянами. Можно сказать, что Ленин в каком-то смысле помог Владимиру Гуркину жениться.

Фотографии памятных мест в Иркутске и Черемхове выделены в электронном издании в специальную подборку. Она является частью раздела “Фотогалерея”, включающего также многочисленные фотографии из семейного архива Гуркиных.

Найти интересующие вас сведения и документы в электронном издании можно несколькими способами. Первый — обратиться к тематическим подборкам диска. Кроме “Фотогалереи” это “Автографы”, “Просцениум”, “ТВзгляд”, “Архивные коллекции”, “Коллекция ИОГУНБ”.

В разделе “Автографы” можно увидеть подлинники рукописей Владимира Павловича и его современников — писателя Валентина Распутина, драматурга Михаила Рощина, режиссера Ксении Грушвицкой, актрисы Ии Саввиной. В “Просцениуме” помимо списка актерских работ Владимира Гуркина размещены копии афиш и театральных программ спектаклей, в которых играл Гуркин-актер и поставленных по его пьесам. “ТВзгляд” знакомит с тремя фильмами Иркутской и Черемховской телестудий. В них о Владимире Павловиче рассказывают его мама Валентина Петровна, жена Людмила и дочь Екатерина, режиссер и друг Дмитрий Брусникин, иркутские литераторы Владимир Скиф и Валентина Семенова, черемховские друзья Владимир Патис и Александр Попов.

Чтобы наглядно показать читателю все имеющиеся в нашем распоряжении архивные материалы, их тоже собрали в самостоятельном разделе. “Архивные коллекции” состоят из библиографических описаний, часть которых имеет отсылки к отсканированным изображениям подлинных документов: рукописей, фотографий, театральных программ, афиш, гастрольных газет и пр.

Самая крупная из коллекций находится, конечно, в архиве Черемховского драматического театра. Это, в частности, рабочая тетрадь Гуркина с черновыми набросками пьес конца 1990-х годов, его служебные документы, многочисленные театральные программы, в том числе с дарственными надписями и автографами артистов, режиссеров. Не менее ценную подборку составляют материалы, присланные Омским академическим театром драмы: копии автобиографий, служебных документов, театральных программ, газетных вырезок, фотографий. Целый ряд отсканированных документов получили мы из личного архива семьи Гуркиных: фотографии, рукописи, письма Валентина Распутина и Михаила Рощина, воспоминания актрисы Ии Саввиной и многое другое.

Кроме вышеназванных “архивный” блок включает документы из Государственного архива Иркутской области, Государственного архива Пермского края, архивов музеев МХАТа, театра “Современник” (Москва), Иркутского ТЮЗа, Культурного центра А. Вампилова (Иркутск).

Нередко интересные материалы присылали нам в дополнение к ответу на какой-либо стандартный библиографический запрос. Так появились на диске архивные материалы Курского отделения Союза театральных деятелей России, а также личные воспоминания Лидии Ракетской и Сергея Овчинникова из Омска.

В ходе работы над изданием в ИОГУНБ скопился и свой собственный небольшой документальный фонд, куда вошли письма из Пермского ЗАГСа (о месте рождения В.П. Гуркина), материалы экспертизы фотографии П.В. Гуркина (из Экспертно-криминалистического центра ГУВД по Иркутской области), копии пьес “Русская Дальневосточная” и “Риск”, воспоминания Людмилы Борисовны и Екатерины Владимировны Гуркиных. Недавно этот список пополнился более чем тридцатью подлинными письмами драматурга, переданными его дочерью в дар библиотеке.

Еще один способ поиска информации — обратиться к библиографическому указателю, материалы которого сгруппированы в шести основных разделах: “Произведения Гуркина”, “Литература о жизни и творчестве”, “С памятью о драматурге”, “Образ Гуркина в изобразительном искусстве”, “Образ Гуркина в поэзии”, “Справочно-библиографическая и методическая литература”.

Хочется поделиться здесь вот каким наблюдением. Несмотря на кажущуюся простоту пьес Гуркина, сделать по ним хорошую постановку удается не всем. Об этом свидетельствует хотя бы история омской постановки пьесы “Саня, Ваня, с ними Римас”. В 2005 году режиссер Евгений Марчелли пытался поставить эту пьесу в духе европейского психологического театра. Не получилось. Судя по всему, и сам Гуркин не слишком охотно принимал эксперименты над своим текстом. Премьера была отменена всего за неделю до назначенного срока 7 .

К счастью, не все режиссеры пытались Гуркина “переломить”. Вот что писала ему в 1988 году режиссер из Кронштадта Римма Ланская, поставившая на сцене Драматического театра Балтийского флота спектакль “Любовь и голуби”: “С большим, нет, огромным удовольствием работали над Вашей пьесой. Критик Аркадьев сказал: “Видел не менее пятнадцати спектаклей по этой пьесе. Это первый спектакль, лишенный пошлости” (цитата дословная). Впервые в жизни не вымарала из пьесы ни единого слова” 8 .

Не этим ли объясняется и такой прослеживающийся в публикациях факт: зрителей зачастую более трогают постановки пьес Гуркина в народных театрах (очень бережно относящихся к тексту автора), чем спектакли больших профессиональных коллективов с вековыми традициями?

Следом за библиографией театральных постановок в указателе идут материалы о фильмах, снятых по пьесам и сценариям драматурга: “Любовь и голуби” (1984), “Неизвестная” (1988), “Хоровод” (1994), “Роковые яйца” (1995), “Кадриль” (1999), “Люди добрые” (2009).

Третий раздел указателя знакомит с памятными местами и событиями, связанными с именем драматурга. В их числе хочется отметить фестиваль “Театральная провинция”, проводимый с 2014 года на базе Черемховского драматического театра имени В.П. Гуркина.

Сориентироваться во всем массиве библиографических описаний помогают три вспомогательных указателя — именной, географический и алфавитный указатель заглавий произведений Гуркина. Предваряют библиографию уже упоминавшиеся здесь работы Т.Г. Бусаргиной и И.И. Плехановой — лучшие на сегодняшний день литературоведческие исследования, посвященные творчеству драматурга.

Несколько слов о создании подборки афоризмов Гуркина “Формула доброты”. Знакомясь при отборе материалов для указателя с выступлениями драматурга, читая его интервью, поневоле задерживаешься взглядом на отдельных высказываниях, поражаешься точности мысли, ее глубине, афористичности:

“…Когда человек говорит искренне, то даже если он неправ, он все равно прав. Потому что сердце всегда право”. “Человеку, у которого есть Дом, есть смысл жить. Если у человека нет чувства Дома — это несчастный, трагический человек. ”. “Без совести ничто не имеет смысла. Каким бы человек ни обладал даром, все теряет смысл, если в человеке не живет стыдящаяся душа. Душа, готовая постыдиться. ”.

Сначала выписали одно высказывание, потом второе, третье, и скоро у нас была уже небольшая антология, достаточно ярко характеризующая жизненную философию автора.

Работа над библиографией Гуркина в ИОГУНБ завершена, и очень хочется надеяться, что труд наш не был напрасен, что творчество Владимира Павловича Гуркина будет наконец тщательно изучено и оценено по достоинству, что будут еще и новые книги, и новые постановки.

Продолжение не заставило себя ждать. Уже после издания в Иркутске библиографии Гуркина вышла в свет (на английском языке) новая работа о нем, написанная филологом из Казанского федерального университета Т.Н. Бреевой 9 .

Осенью 2017 года в репертуаре Международного театрального фестиваля им. А. Вампилова в Иркутске впервые за время существования фестиваля значились сразу две постановки по пьесам Гуркина: “Саня, Ваня, с ними Римас” Камчатского театра драмы и комедии и “Музыканты” Черемховского драматического театра, носящего имя драматурга. Как отмечают театралы, эти спектакли были наиболее посещаемыми.

Еще раньше, в июне 2017 года Иркутский музыкальный театр им. Н.М. Загурского представил зрителям премьеру мюзикла “Любовь и голуби” (музыка А. Семенова, стихи С. Плотова). Его постановка готовится и в Москве.

На премьерах в Иркутске и Черемхове присутствовали приехавшие из Москвы Людмила и Екатерина Гуркины. Вскоре они сообщили нам о новых находках в семейном архиве. В Черемхове было обнаружено письмо бабы Шуры (Александры Ивановны Краснощековой, двоюродной бабушки В.П. Гуркина). Это та самая баба Шура, Александра, что была прообразом героинь пьес “Любовь и голуби” и “Саня, Ваня, с ними Римас”. Характеризуя ее письмо как очень образное, эмоциональное, Екатерина Гуркина отметила: “Вот откуда есть пошла гуркинская драматургия”.

Думаем, еще не раз, читая пьесы Гуркина, встречаясь на сцене или экране с его героями, мы скажем так же: “Здравствуйте, Владимир Павлович! Спасибо Вам за ту доброту и свет, что принесли Вы нам своей жизнью и творчеством!”

Собирались наскоро, обнимались ласково,
Пели, балагурили, пили и курили.
День прошёл — как не было.
Не поговорили…

— Как же я могу возражать?! Ты ведь сам понимаешь, что Омск в моей судьбе занимает совершенно особое место. Но это, скорее, не чувство ностальгии. А чувство грусти оттого, что проходит молодость. В этом городе так много молодых лет было.

— Ничего абсолютно. Меня это вообще не волнует — упоминают меня или не упоминают. Я не кокетничаю, это действительно так. И могу тебе признаться, что я придерживаюсь такой теории: о художественном произведении (каком угодно: рассказ, пьеса, картина и прочее, и прочее) — хорошо бы, если б вообще не знали, кто его автор. Сам мастер знает (ну, естественно, плюс узкий круг профессионалов), — и этого вполне достаточно.

— У тебя напечатано всё из написанного?

— Но ты, помнится, несколько лет назад говорил, что в 91-м выйдет твой сборник пьес.

— А может, в ней сегодня что-то кажется устаревшим? Нет желания кое-что изменить, переписать.

— Вообще переписывать — у меня никогда не возникает желания. Я, признаться, и не умею переписывать, и не хочу. Переписывать сделанное раньше — это равносильно тому, что ты сфотографировался в 18 лет, красивый и кудрявый, а потом в 40 лет начинаешь возвращать себя оттуда, красивого и кудрявого. А зачем? Ретушировать себя, тогдашнего? Но ведь это фальшь.

— Серёжа, но ведь ты, наверное, уже понял, что я никогда и никому свои произведения не предлагаю.

— Володя, уже второй звонок на спектакль прозвенел. Давай о самом главном.

— Самое главное в этой жизни — любить жизнь! Она не может быть только плохой, она не может быть только чёрной, только страшной. Для меня жизнь — понятие космическое. Поэтому самое главное — любить жизнь. И благодарить Бога за то, что она тебе дадена.

Плач в пригоршню…

…Сохранился в моих старых журналистских блокнотах диалог 2002-го:

— Прости за высокие слова, но Человеку, у которого есть Дом (даже в символическом смысле), — есть смысл жить. Если у человека нет чувства Дома — это несчастный, трагический человек… Дом — это и есть смысл жизни.

…Не договорили, Володя.

Так и жили — наскоро,
и дружили наскоро,
не жалея тратили,
не скупясь дарили.
Жизнь прошла — как не было.
Не поговорили…

P.P.S. …А в минувший четверг получил я приглашение из Черемховского театра. Благодарно смотрю на него и очень жалею, что никак не получится у меня побывать на спектакле, посвящённом памяти Гуркина. Прости, Володя.

Фото: из архива Музея Омского академического театра драмы, Музея театрального искусства г. Омска, архива автора

Читайте также: