Пешеход рэй брэдбери краткое содержание

Обновлено: 04.07.2024

Войти в тишину города, наступающую уже к восьми часам, погрузиться в туманный ноябрьский вечер, почувствовать, как ноги касаются бетонных плит тротуара, перешагивать через поросшие травой стыки, и идти по своей воле, руки в карманах, куда глаза глядят – вот, что Леонард Мид любил больше всего на свете.
Он любил постоять на углу перекрестка, полюбоваться на залитые лунным светом улицы, и выбрать направление для движения; хотя, по существу, это не имело никакого значения. Он был единственным пешеходом в этом мире две тысячи пятьдесят третьего года, и пользуясь своим одиночеством, сам принимал решение, и шел в выбранную сторону, энергично выдыхая клубы пара в морозный воздух, словно это был дым от сигары.
Иногда он проходил по несколько миль в день и возвращался домой лишь к полуночи. На своем пути он видел коттеджи и дома с потухшими окнами, и невольно сравнивал свою прогулку с проходом по кладбищу, на котором, точно светлячки, вспыхивали слабые фосфоресцирующие экраны телевизоров. Иногда через приоткрытые окна он видел серые фантомы в глубинах комнат, слышал едва доносившиеся шепот и всхлипывания.
Тогда Леонард Мид останавливался, склонял голову и осторожно прислушивался, затем шел дальше, не производя никакого шума своей ходьбой. Уже давно он носил кеды на мягкой подошве, дабы избегать встреч с собаками, которые могли его сопровождать; из-за собачьего лая в окнах мог загораться свет и тогда на всей улице возникал переполох - люди выглядывали из окон, с удивлением наблюдая за одиноко шагающей фигурой.
В тот вечер он решил двигаться в западном направлении, туда, где скрывалось море. Морозный воздух приятно пощипывал нос, легкие разгорались как рождественская елка от попеременно входившего в них холода, на ветках чувствовалась колючая изморось. Он с удовольствием прислушивался, как под кедами шуршат опавшие листья, и тихо насвистывал какой-то мотив. Временами поднимал лист на ходу, исследовал его жилки в мерцающем свете и вдыхал пряный запах.
– Привет, как вы там? – шептал он, проходя мимо каждого дома – Что там сегодня по 4-му каналу, 7-му, 9-му? Куда это бегут ковбои, и не прячется ли вон за тем холмом доблесная американская кавалерия, готовая всегда придти на помощь?
Улица хранила молчание, длинная и пустая, и только его одинокая тень скользила по стенам домов словно коршун по каньону. Стоя неподвижно на морозном воздухе, он закрывал глаза и воображал себя в центре заснеженной аризонской пустыни, без единого дома в округе, с пересохшими руслами рек вместо улиц.
– Сколько сейчас? – спрашивал он, поглядывая на часы. – Восемь-тридцать? Самое время для дюжины убийств, а, может, викторины? Обозрения? Для комика, падающего со сцены?
Из залитого лунным светом домика послышался смех. Он подождал некоторое время, но смех затих, и он пошел дальше. Неожиданно он наткнулся на большую неровность в тротуаре. Бетон исчез, и на его месте выросли цветы и трава. За десять лет своих одиноких прогулок, днем и ночью, на тысячу миль в округе, он не встретил ни одного шагающего человека.
Он подошел к пересечению двух больших городских дорог. Днем это место оглушало: автозаправочные станции, машины, расталкивая и обдавая друг друга выхлопами, словно огромные жуки-скарабеи неслись - каждая по своим делам.
Но сейчас дороги стали похожими на пересохшие русла рек в засушливое лето. Только камни и лунный свет.
Он свернул в переулок, чтобы начать возвращение домой. За квартал до его дома неожиданно из-за поворота выскочила машина и направила на него яростный сноп фар. Он в страхе остановился, почувствовав себя ночной бабочкой, попавшей в луч света.
Прозвучал металлический голос:
– Стоять. Не двигаться!
Он замер.
– Руки за голову!
– Но –––––.
– Руки за голову! Или мы будем стрелять!
Это была полиция, конечно, но вот что интересно: в городе с тремя миллионами осталась только одна полицейская машина. Не странно ли это? С прошлого две тысячи пятьдесят второго года, когда состоялись выборы, число полицейских машин сократилось от трех до одной. Говорят, что преступность упала, поэтому не было нужды в полицейских. Осталась лишь эта, последняя машина, разъезжающая по пустым улицам.
– Ваше имя? – спросил из машины тот же металлический голос. Из-за слепящего света человек не мог различить сидящих в машине людей.
– Леонард Мид.
– Громче!
– Леонард Мид.
– Род занятий или профессия?
– Можете называть меня писателем.
– Без профессии, – сказал голос в машине, как будто обращаясь к самому себе. Свет по-прежнему держал его в оцепенении, он чувствовал себя музейным образцом, проткнутым булавкой.
– Можно сказать и так, – согласился м-р Мид. Он не писал уже много лет. Журналы и книги больше не продавались. Всё самое главное происходило теперь по вечерам в домах, напоминавших склепы. Перед телевизионными экранами сидели люди-мертвецы; по их лицам пробегали черно-белые и цветные блики, не оставляя следа.
– Без профессии, – сказал записанный на фонограф голос и зашипел. – Что вы делаете на улице?
– Иду – сказал Леонард Мид.
– Идёте?
– Просто иду – сказал он, и его лицо побледнело.
– Идёте, просто идете?
– Да, сэр.
– Идёте куда? Зачем?
– Иду, чтобы подышать. Чтобы посмотреть.
– Ваш адрес!
– Одиннадцатая Южная Сент-Джеймс стрит.
– Но вы можете дышать в своем доме. У вас есть кондиционер, м-р Мид?
– Да.
– И у вас есть дома экран, куда можно смотреть?
– Нет.
– Нет?! Возникло какое-то потрескивание вместо голоса, что можно было принять за осуждение.
– Вы женаты, м-р Мид?
– Нет.
– Не женат, – сказал полицейский голос, скрывающийся за ярким лучом. Луна стояла высоко над городом, были видны звезды, и в их свете дома казались серыми и молчаливыми.
– Никто не захотел выйти за меня – сказал Леонард Мид с улыбкой.
– Молчите, пока вас не спрашивают!
Леонард Мид стоял на морозном ветру.
– Просто идёте, м-р Мид?
– Да.
– Но вы не объяснили, по какой причине.
– Я объяснил: подышать воздухом и прогуляться.
– И вы часто этим занимаетесь?
– Каждый вечер, вот уже много лет.
Полицейская машина стояла посереди улицы, из нее доносились слабо слышимые радио-голоса.
– Ну, хорошо, м-р Мид.
– Это всё? – вежливо спросил он.
– Да. Сюда.– Задняя дверца машины открылась. – Садитесь.
– Минуточку, я ничего не сделал!
– Садитесь!
– Я протестую!
– М-р Мид!
Он пошел к машине, как пьяный. Проходя мимо лобового стекла, заглянул вовнутрь. Как и ожидалось, на переднем сидении никого не было, да и вообще, машина была пустой.
– Садитесь.
Он приоткрыл дверь и заглянул на заднее сидение - маленькая камера со стальной решеткой. Запахло металлом и антисептикой. Ничего мягкого и в помине.
– Если бы у вас была жена, у вас могло быть алиби…– сказал голос. – Но, поскольку… -
– Куда вы меня везёте?
Возникла пауза, потрескивание, как-будто где-то обрабатывалась информация.
– В Психиатрический исследовательский центр.
Он залез в машину. Дверь глухо прикрылась. Машина поехала, освещая улицы приглушенными фарами.
Вскоре из темноты возник дом с яркими окнами. Казалось, тепло исходило из всех его щелей.
– Это мой дом, – сказал Леонард Мид.
Но его никто не услышал.
Машина продолжала двигаться по пустому уличному руслу, оставляя за собой безлюдные улицы с их безлюдными тротуарами, и уже ни один звук, ни одно движение, не могли нарушить морозную ноябрьскую ночь.

_______________________________
(С) Перевод В.Постникова, 2009
Перевод выполнен по изданию: The Golden Apples of the Sun, Ray Bradbury, Bantam Books, 1970.

Тут можно читать бесплатно Пешеход - Брэдбери Рэй Дуглас. Жанр: Научная фантастика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте mir-knigi.info (Mir knigi) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Пешеход - Брэдбери Рэй Дуглас краткое содержание

Пешеход - Брэдбери Рэй Дуглас - описание и краткое содержание, автор Брэдбери Рэй Дуглас , читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки mir-knigi.info

Пешеход читать онлайн бесплатно

Больше всего на свете Леонард Мид любил выйти в тишину, что туманным ноябрьским вечером, часам к восьми, окутывает город, и -- руки в карманы -шагать сквозь тишину по неровному асфальту тротуаров, стараясь не наступить на проросшую из трещин траву. Остановясь на перекрестке, он всматривался в длинные улицы, озарен-ные луной, и решал, в какую сторону пойти, -- а впрочем, невелика разница: ведь в этом мире, в лето от Рождества Христова две тысячи пятьдесят третье, он один или все равно что один; и наконец он решался, выбирал дорогу и шагал, и перед ним, точно дым сигары, клубился в мороз-ном воздухе пар его дыхания.

Иногда он шел так часами, отмеряя милю за милей, и возвращался только в полночь. На ходу он оглядывал дома и домики с темными окнами -- казалось, идешь по клад-бищу, и лишь изредка, точно светлячки, мерцают за окнами слабые, дрожащие отблески. Иное окно еще не завешено на ночь, и в глубине комнаты вдруг мелькнут на стене серые призраки; а другое окно еще не закрыли -- и из здания, похожего на склеп, послышатся шорохи и шепот.

Леонард Мид останавливался, склонял голову набок, и прислушивался, и смотрел, а потом неслышно шел дальше по бугристому тротуару. Давно уже он, отправляясь на вечернюю прогулку, предусмотрительно надевал туфли на мягкой подошве: начни он стучать каблуками, в каждом квартале все собаки станут встречать и провожать его ярост-ным лаем, и повсюду защелкают выключатели, и замаячат в окнах лица -- всю улицу спугнет он, одинокий путник, своей прогулкой в ранний ноябрьский вечер.

В этот вечер он направился на запад -- там, невидимое, лежало море. Такой был славный звонкий морозец, даже пощипывало нос, и в груди будто рождественская елка горела, при каждом вздохе то вспыхивали, то гасли холодные огоньки, и колкие ветки покрывал незримый снег. Приятно было слушать, как шуршат под мягкими подошвами осен-ние листья, и тихонько, неторопливо насвистывать сквозь зубы, и порой, подобрав сухой лист, при свете редких фона-рей всматриваться на ходу в узор тонких жилок, и вдыхать горьковатый запах увядания.

-- Эй, вы там, -- шептал он, проходя, каждому дому, -- что у вас нынче по четвертой программе, по седьмой, по девятой? Куда скачут ковбои? А из-за холма сейчас, конечно, подоспеет на выручку наша храбрая кавалерия?

Улица тянулась вдаль, безмолвная и пустынная, лишь его тень скользила по ней, словно тень ястреба над полями. Если закрыть глаза и стоять не шевелясь, почудится, будто тебя занесло в Аризону, в самое сердце зимней безжиз-ненной равнины, где не дохнет ветер и на тысячи миль не встретить человеческого жилья, и только русла пересохших рек -- безлюдные улицы -окружают тебя в твоем одино-честве.

-- А что теперь? -- спрашивал он у домов, бросив взгляд на ручные часы. -- Половина девятого? Самое время для дюжины отборных убийств? Или викторина? Эстрадное обо-зрение? Или вверх тормашками валится со сцены комик?

Что это -- в доме, побеленном луной, кто-то негромко засмеялся? Леонард Мид помедлил -- нет, больше ни звука, и он пошел дальше. Споткнулся -тротуар тут особенно неровный. Асфальта совсем не видно, все заросло цветами и травой. Десять лет он бродит вот так, то среди дня, то ночами, отшагал тысячи миль, но еще ни разу ему не по-встречался ни один пешеход, ни разу.

Он вышел на тройной перекресток, здесь в улицу вли-вались два шоссе, пересекавшие город; сейчас тут было тихо. Весь день по обоим шоссе с ревом мчались авто-мобили, без передышки работали бензоколонки, машины жужжали и гудели, словно тучи огромных жуков, тесня и обгоняя друг друга, фыркая облаками выхлопных газов, и неслись, неслись каждая к своей далекой цели. Но сейчас и эти магистрали тоже похожи на русла рек, обнаженные засу-хой, -каменное ложе молча стынет в лунном сиянии.

Он свернул в переулок, пора было возвращаться. До дому оставался всего лишь квартал, как вдруг из-за угла вылетела одинокая машина и его ослепил яркий сноп света. Он замер, словно ночная бабочка в луче фонаря, потом, как завороженный, двинулся на свет.

Металлический голос приказал:

-- Смирно! Ни с места! Ни шагу!

-- Руки вверх! Будем стрелять!

Ясное дело -- полиция, редкостный, невероятный случай; ведь на весь город с тремя миллионами жителей осталась одна-единственная полицейская машина, не так ли? Еще год назад, в 2052-м -- в год выборов -- полицейские силы были сокращены, из трех машин осталась одна. Преступность все убывала; полиция стала не нужна, только эта единственная машина все кружила и кружила по пустынным улицам.

-- Имя? -- негромким металлическим голосом спросила полицейская машина; яркий свет фар слепил глаза, людей не разглядеть.

-- Леонард Мид, -- ответил он.

-- Пожалуй, меня следует назвать писателем.

-- Без определенных занятий, -- словно про себя сказала полицейская машина. Луч света упирался ему в грудь, про-низывал насквозь, точно игла жука в коллекции.

-- Можно сказать и так, -- согласился Мид.

Он ничего не писал уже много лет. Журналы и книги никто больше не покупает. "Все теперь замыкаются по вечерам в домах, подобных склепам", -подумал он, про-должая недавнюю игру воображения. Склепы тускло осве-щает отблеск телевизионных экранов, и люди сидят перед экранами, точно мертвецы; серые или разноцветные отсветы скользят по их лицам, но никогда не задевают душу.

-- Без определенных занятий, -- прошипел механический голос. -- Что вы делаете на улице?

-- Гуляю, -- сказал Леонард Мид.

-- Да, просто гуляю, -- честно повторил он, но кровь отхлынула от лица.

-- Гуляете? Просто гуляете?

-- Дышу воздухом. И смотрю.

-- Южная сторона, Сент-Джеймс-стрит, одиннадцать.

-- Но воздух есть и у вас в доме, мистер Мид? Конди-ционная установка есть?

Больше всего на свете Леонард Мид любил выйти в тишину, что туманным ноябрьским вечером, часам к восьми, окутывает город, и — руки в карманы — шагать сквозь тишину по неровному асфальту тротуаров, стараясь не наступить на проросшую из трещин траву. Остановясь на перекрестке, он всматривался в длинные улицы, озаренные луной, и решал, в какую сторону пойти, — а впрочем, невелика разница: ведь а этом мире, в лето от Рождества Христова две тысячи пятьдесят третье, он один или все равно что один; и наконец он решался, выбирал дорогу и шагал, и перед ним, точно дым сигары, клубился в морозном воздухе пар его дыхания.

Иногда он шел так часами, отмеряя милю за милей, и возвращался только в полночь. На ходу он оглядывал дома и домики с темными окнами — казалось, идешь по кладбищу, и лишь изредка, точно светлячки, мерцают за окнами слабые, дрожащие отблески. Иное окно еще не завешено на ночь, и в глубине комнаты вдруг мелькнут на стене серые призраки; а другое окно еще не закрыли — и из здания, похожего на склеп, послышатся шорохи и шепот.

Леонард Мид останавливался, склонял голову набок, и прислушивался, и смотрел, а потом неслышно шел дальше по бугристому тротуару. Давно уже он, отправляясь на вечернюю прогулку, предусмотрительно надевал туфли на мягкой подошве: начни он стучать каблуками, в каждом квартале все собаки станут встречать и провожать его яростным лаем, и повсюду защелкают выключатели, и замаячат в окнах лица — всю улицу спугнет он, одинокий путник, своей прогулкой в ранний ноябрьский вечер.

В этот вечер он направился на запад — там, невидимое, лежало море. Такой был славный звонкий морозец, даже пощипывало нос, и в груди будто рождественская елка горела, при каждом вздохе то вспыхивали, то гасли холодные огоньки, и колкие ветки покрывал незримый снег. Приятно было слушать, как шуршат под мягкими подошвами осенние листья, и тихонько, неторопливо насвистывать сквозь зубы, и порой, подобрав сухой лист, при свете редких фонарей всматриваться на ходу в узор тонких жилок, и вдыхать горьковатый запах увядания.

— Эй, вы там, — шептал он, проходя, каждому дому, — что у вас нынче по четвертой программе, по седьмой, по девятой? Куда скачут ковбои? А из-за холма сейчас, конечно, подоспеет на выручку наша храбрая кавалерия?

Улица тянулась вдаль, безмолвная и пустынная, лишь его тень скользила по ней, словно тень ястреба над полями. Если закрыть глаза и стоять не шевелясь, почудится, будто тебя занесло в Аризону, в самое сердце зимней безжизненной равнины, где не дохнет ветер и на тысячи миль не встретить человеческого жилья, и только русла пересохших рек — безлюдные улицы — окружают тебя в твоем одиночестве.

— А что теперь? — спрашивал он у домов, бросив взгляд на ручные часы. — Половина девятого? Самое время для дюжины отборных убийств? Иди викторина? Эстрадное обозрение? Или вверх тормашками валится со сцены комик?

Что это — в доме, побеленном луной, кто-то негромко засмеялся? Леонард Мид помедлил — нет, больше ни звука, и он пошел дальше. Споткнулся — тротуар тут особенно неровный. Асфальта совсем не видно, все заросло цветами и травой. Десять лет он бродит вот так, то среди дня, то ночами, отшагал тысячи миль, но еще ни разу ему не повстречался ни один пешеход, ни разу.

Он вышел на тройной перекресток, здесь в улицу вливались два шоссе, пересекавшие город; сейчас тут было тихо. Весь день по обоим шоссе с ревом мчались автомобили, без передышки работали бензоколонки, машины жужжали и гудели, словно тучи огромных жуков, тесня и обгоняя друг друга, фыркая облаками выхлопных газов, и неслись, неслись каждая к своей далекой цели. Но сейчас и эти магистрали тоже похожи на русла рек, обнаженные засухой, — каменное ложе молча стынет в лунном сиянии.

Металлический голос приказал:

— Смирно! Ни с места! Ни шагу!

— Руки вверх! Будем стрелять!

Ясное дело — полиция, редкостный, невероятный случай; ведь на весь город с тремя миллионами жителей осталась одна-единственная полицейская машина, не так ли? Еще год назад, в 2052-м — в год выборов — полицейские силы были сокращены, из трех машин осталась одна. Преступность все убывала; полиция стала не нужна, только эта единственная машина все кружила и кружила по пустынным улицам.

— Имя? — негромким металлическим голосом спросила полицейская машина; яркий свет фар слепил глаза, людей не разглядеть.

— Леонард Мид, — ответил он.

— Пожалуй, меня следует назвать писателем.

— Без определенных занятий, — словно про себя сказала полицейская машина. Луч света упирался ему в грудь, пронизывал насквозь, точно игла жука в коллекции.

— Можно сказать и так, — согласился Мид.

— Без определенных занятий, — прошипел механический голос. — Что вы делаете на улице?

— Гуляю, — сказал Леонард Мид.

-Да, просто гуляю, — честно повторил он, но кровь отхлынула от лица.

— Гуляете? Просто гуляете?

— Дышу воздухом. И смотрю.

— Южная сторона, Сент-Джеймс-стрит, одиннадцать.

— Но воздух есть и у вас в доме, мистер Мид? Кондиционная установка есть?

— А чтобы смотреть, есть телевизор?

— Нет? — Молчание, только что-то потрескивает, и это — как обвинение.

— Вы женаты, мистер Мид?

— Не женат, — произнес жесткий голос за слепящей полосой света.

Луна поднялась уже высоко и сияла среди звезд, дома стояли серые, молчаливые.

— Ни одна женщина на меня не польстилась, — с улыбкой сказал Леонард Мид.

— Молчите, пока вас не спрашивают.

Леонард Мид ждал, холодная ночь обступала его.

— Вы просто гуляли, мистер Мид?

— Вы не объяснили, с какой целью.

— Я объяснил: хотел подышать воздухом, поглядеть вокруг, просто пройтись.

— Часто вы этим занимаетесь?

— Каждый вечер, уже много лет.

Полицейская машина торчала посреди улицы, в ее радио-глотке что-то негромко гудело.

— Что ж, мистер Мид, — сказала она.

— Это все? — учтиво спросил Мид.

— Да, — ответил голос. — Сюда. — Что-то дохнуло, что-то щелкнуло. Задняя дверца машины распахнулась. — Влезайте.

— Погодите, ведь я ничего такого не сделал!

И он пошел нетвердой походкой, будто вдруг захмелел. Проходя мимо лобового стекла, заглянул внутрь. Так и знал: никого ни на переднем сиденье, ни вообще в машине.

Он взялся за дверцу и заглянул — заднее сиденье помещалось в черном тесном ящике, это была узкая тюремная камера, забранная решеткой. Пахло сталью. Едко пахло дезинфекцией; все отдавало чрезмерной чистотой, жесткостью, металлом. Здесь не было ничего мягкого.

— Будь вы женаты, жена могла бы подтвердить ваше алиби, — сказал железный голос. — Но…

— Куда вы меня повезете?

Машина словно засомневалась, послышалось слабое жужжание и щелчок, как будто где-то внутри механизм-информатор выбросил пробитую отверстиями карточку и подставил ее взгляду электрических глаз.

— В Психиатрический центр по исследованию атавистических наклонностей.

Он вошел в клетку. Дверь бесшумно захлопнулась. Полицейская машина покатила по ночным улицам, освещая себе путь приглушенными огнями фар.

Через минуту показался дом, он был один такой на одной только улице во всем этом городе темных домов — единственный дом, где зажжены были все электрические лампы и желтые квадраты окон празднично и жарко горели в холодном сумраке ночи.

— Вот он, мой дом, — сказал Леонард Мид.

Никто ему не ответил.

Машина мчалась все дальше и дальше по улицам — по каменным руслам пересохших рек, позади оставались пустынные мостовые и пустынные тротуары, и нигде в ледяной ноябрьской ночи больше ни звука, ни движения.

Как такое возможно придумать в 1951 году, чтобы в 2020 году оно почти точь в точь произошло в реальности? По крайней мере мне так думалось в самый-самый разгар пандемии, когда все только началось.

Рассказ "Пешеход" вызвал во мне усмешку и ощущение безысходности. На дворе был 2053 год. Вот уже 10 лет Леонард Мид гулял в разное время дня по улицам города. Днём он видел лишь машины, а по вечерам пустые улицы и дома, в окнах которых, виднелись лишь световые вспышки телевизоров.

Автор видит будущее безликим, пустым и одиноким. Люди перестали гулять, они передвигаются на машинах и поглощены телевизорами. Просто Рэй не знал, что будут изобретены смартфоны. Наверно, ему стало бы ещё грустней.

Так что же делают в этом новом мире с теми, кто не похож на всех? Кто любит гулять по вечерам и дышать свежим воздухом, а не сидеть в "клетке" и смотреть телик.

Пока читаешь рассказ, не подозреваешь, что финал будет таким. Хотя чего ещё ожидать от общества нового мира?

Действительно, зачем выходить из дома подышать воздухом. Дома ведь есть воздух.

Зачем выходить из дома и смотреть на мир, когда можно смотреть телевизор. Гениально!

Сейчас, как мне кажется, уже виден свет в конце тоннеля, хотя и пугают очередным еще более страшным вирусом в 2023 году.

Рей Бредбери – легендарный американский писатель-фантаст. Я не очень люблю фантастику, тем более у Бредбери она всегда немного печальна. Но несколько его произведений меня заинтересовали, обязательно прочту. Тем более интересно, что в своих рассказах Брэдбери смог как будто заглянуть в будущее.

Читайте также: