Оскар уайльд de profundis краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Epistola: in carcere et uinculis[2]
Тюрьма Ее Величества, Рединг.
После долгого и бесплодного ожидания я решил написать тебе сам, и ради тебя, и ради меня: не хочу вспоминать, что за два долгих года, проведенных в заключении, я не получил от тебя ни одной строчки, до меня не доходили ни послания, ни вести о тебе, кроме тех, что причиняли мне боль.
Наша злополучная и несчастная дружба кончилась для меня гибелью и позором, но все же во мне часто пробуждается память о нашей прежней привязанности, и мне грустно даже подумать, что когда-нибудь ненависть, горечь и презрение займут в моем сердце место, принадлежавшее некогда любви; да и сам ты, я думаю, сердцем поймешь, что лучше было бы написать мне сюда, в мое тюремное одиночество, чем без разрешения публиковать мои письма или без спросу посвящать мне стихи,[4] хотя мир ничего не узнает о том, в каких выражениях, полных горя или страсти, раскаяния или равнодушия, тебе вздумается отвечать мне или взывать ко мне.
Начну с того, что я жестоко виню себя. Сидя тут, в этой темной камере, в одежде узника, обесчещенный и разоренный, я виню только себя. В тревоге лихорадочных ночей, полных тоски, в бесконечном однообразии дней, полных боли, я виню себя и только себя. Я виню себя в том, что позволил всецело овладеть моей жизнью неразумной дружбе — той дружбе, чьим основным содержанием никогда не было стремление создавать и созерцать прекрасное. С самого начала между нами пролегала слишком глубокая пропасть. Ты бездельничал в школе и хуже, чем бездельничал в университете. Ты не понимал, что художник, особенно такой художник, как я, — то есть тот, чей успех в работе зависит от постоянного развития его индивидуальности, — что такой художник требует для совершенствования своего искусства созвучия в мыслях, интеллектуальной атмосферы, покоя, тишины, уединения. Ты восхищался моими произведениями, когда они были закончены, ты наслаждался блистательными успехами моих премьер и блистательными банкетами после них, ты гордился, и вполне естественно, близкой дружбой с таким прославленным писателем, но ты совершенно не понимал, какие условия необходимы для того, чтобы создать произведение искусства. Я не прибегаю к риторическим преувеличениям, я ни одним словом не грешу против истины, напоминая тебе, что за все то время, что мы пробыли вместе, я не написал ни единой строчки. В Торки, Горинге,[6] в Лондоне или Флоренции — да где бы то ни было, — моя жизнь была абсолютно бесплодной и нетворческой, пока ты был со мной рядом. К сожалению, должен сказать, что ты почти все время был рядом со мной.
Что может путного о Христе сказать бывший гей? А возможно, и не бывший: так и не известно, оставил ли он свой грех полностью. Мы очень плохо слушаем и слышим друг друга вообще: а чего людей слушать? Кто они такие? А если кого-то и слушаем, так это тех, мнение которых для нас авторитетно.
Во-первых, Уайльд пишет о том, насколько грех гомосексуализма овладел им. О том, что любой грех лишает человека власти над самим собой. Но и том, что он должен простить обидчика: ибо грех непрощения хуже всех других грехов; и о том, что даже в тюрьме он должен сохранить в себе любовь. Вот выдержки из письма на эту тему.
Во-вторых, вот мысли Уайльда о его отношении к религии:
Что же Уайльд видит во Христе? Вот следующий отрывок:
Вот следующий ряд слов Уайльда о том, как ему открывался Христос:
1 Ангелу Ефесской церкви напиши: так говорит Держащий семь звезд в деснице Своей, Ходящий посреди семи золотых светильников:
2 знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы;
3 ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал.
4 Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.
5 Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься.
De Prófundis — письмо-исповедь Оскара Уайльда, обращённое к лорду Альфреду Дугласу, содержит 50 тысяч слов.
Ссылки
- Книги по алфавиту
- Литература Великобритании
- Оскар Уайльд
Wikimedia Foundation . 2010 .
Полезное
Смотреть что такое "De Profundis (Уайльд)" в других словарях:
Уайльд — Оскар (Oscar Fingall o’Flaherty Wilde, 1856 1900) известный английский писатель, происходил из ирландской дворянской семьи; отец выдающийся врач и ученый. У. окончил Оксфордский ун т. С юных лет У. становится великосветским денди, законодателем… … Литературная энциклопедия
Уайльд, Оскар Фингал О’Флаэрти Уилс — Оскар Уайльд Oscar Wilde Дата рождения: 16 октября 1854 Место рождения: Дублин, Ирландия Дата смерти: 30 ноября 1900 Место смерти: Париж … Википедия
Уайльд Оскар Фингал О'Флаэрти Уилс — Оскар Уайльд Oscar Wilde Дата рождения: 16 октября 1854 Место рождения: Дублин, Ирландия Дата смерти: 30 ноября 1900 Место смерти: Париж … Википедия
Уайльд Оскар Фингал О’Флаэрти Уилс — Оскар Уайльд Oscar Wilde Дата рождения: 16 октября 1854 Место рождения: Дублин, Ирландия Дата смерти: 30 ноября 1900 Место смерти: Париж … Википедия
Уайльд Оскар — Оскар Уайльд Oscar Wilde Дата рождения: 16 октября 1854 Место рождения: Дублин, Ирландия Дата смерти: 30 ноября 1900 Место смерти: Париж … Википедия
УАЙЛЬД Оскар — (Wilde, Oscar) ОСКАР УАЙЛД. Шарж Карло Пеллегрини в журнале Ванити фэйр . (1854 1900), также Уайльд, ирландский писатель, автор самых блестящих комедий и эссе на английском языке. Оскар Фингал О Флаэрти Уиллс Уайлд родился в Дублине 18 октября… … Энциклопедия Кольера
Уайльд, Оскар — Оскар Уайльд. УАЙЛЬД (Wilde) Оскар (1854 1900), английский писатель. В изысканно орнаментованных стихах близок французским символистам. Возвышенные по стилю и содержанию лирические сказки (в том числе “Счастливый принц”), остросюжетные и… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Текст не членится на главы, но достаточно очевидно делится на две части. В первой Уайльд сводит счеты с молодым Дугласом, из-за которого он оказался в тюрьме, обвиняет его, приводит "улики", "дает показания", приводит даты, цифры, называет имена и места - все то, что, вероятно, должно было прозвучать на суде, но не прозвучало, поскольку истец, отец Дугласа, сделал все, чтобы, очернив Уайльда, обелить сына, которого, впрочем, ненавидел, а сын платил ему еще большей ненавистью. Собственно, к этому Уайльд и ведет, мысль, к которой он постоянно возвращается: он стал жертвой вражды отца и сына, оба его использовали в своей игре. Во второй части, продолжая "линию обвинения", Уайльд размышляет о более общих вопросах морали и эстетики, в том числе делится некоторыми "творческими планами", тем более любопытными, что сбыться им было не суждено. "Если я когда-нибудь снова стану писать, - я имею в виду художественное творчество - то выберу только две темы, чтобы выразить себя: первая - "Христос как предтеча романтического движения в жизни", вторая - "Жизнь художника в соотношении с его поведением". Понятно, что "список тем" определеяет и проблематику "Исповеди".
К размышениям о Христе Уайльд приходит через осмысление категории Страдания, оговариваясь, что никогда не поклонялся иным богам кроме тех, которые имели материальное выражение (он имеет в виду прекрасные произведения искусства - но не только). Собственное Страдание - не "страдание", но Страдание как категорию, как феномен, Уайльд описывает любовно. Так же как до этого он любовался наслаждением, так же он любуется и страданием. Он говорит о Смирении, о Покаянии, но Страдание для него на самом деле связано не со Смирением, а, как и прежде, с Наслаждением, только теперь еще это еще более извращенное наслаждение, наслаждение от противного."
"Конечно, грешник должен каяться. Но почему? Только лишь потому, что без этого он не сумеет осознать того, что сотворил. Минута раскаяния - это минута посвящения. И более того. Это путь к преображению собственного прошлого" - размышляет Уайльд о покаянии. То есть и Страдание, и Покаяние, как и все прочие абстрактно-этические и эстетические категории, для Уайльда проявление прекрасного. Отсюда, по Уайльду, "прекрасен" и "грех", ведь он ведет к Страданию, а Страдание - к Покаянию. И христианство Уайльда строится именно на таком, совсем не христианском кредо:
"Те, кому Он отпустил грехи, были спасены просто за то, что в их жизни были прекрасные минуты. (. ) Но предельного романтизма, в смысле наивысшей реальности, Он достигает в своем отношении к Грешнику. (. ) Он видел, что Грех и Страдание - нечто само по себе прекрасное, святое, исполненное совершенства. (. ) . Нет ни малейшего сомнения в том, что это и был символ веры Христа. И у меня нет ни малейшего сомнения, что этот символ веры и есть истина." Тут Уайльд не просто высказывает свое, по старой привычке пронизанное иронией отношение к Христу, но, чего не позволял себе раньше, приписывает Христу собственное понимание этических категорий.
Через эстетическое наслаждение (проще говоря - самолюбование) страданием Уайльд воспринимает и предысторию своего заключения - отношения с Дугласом. И здесь, поскольку речь идет о конкретных фактах, а не об абстрактных понятиях, он чаще "проговаривается". Главный мотив в этой линии "исповеди": любовь к недостойному предмету, которая была не оценена как должно, принята с безразличием и с равнодушием растрачена. Но бесконечно повторяя об искренности своей Любви, Уайльд тем не менее отмечает: "Я думал, что жизнь будет блистательной комедией и что ты будешь одним из многих очаровательных актеров в этой пьесе. Но я увидел, что она стала скверной и скандальной трагедией и что ты сам был причиной зловещей катастрофы, зловещей по своей целенаправленности и злой воле, сосредоточенной на одной цели". Под "одной целью" Уайльд имеет в виду стремления Бози и его отца досадить друг другу, но формула "один из многих очаровательных актеров в этой пьесе", на самом деле, вовсе не подразумевает такого уж глубокого чувства. Странно при этом, что сам его не испытывая, Уайльд удивляется, что не дождался ничего подобного в ответ. От выставляет подробный счет - и не только моральный, но и денежный, скрупулезно перечисляет, сколько потратил на обеды и подарки, ничего не получив взамен, кроме скандалов, обид и личной катастрофы в финале, сопровождавшей разорением. Теоретизируя о природе Любви, Уайльд приходит к выводу:
"Тебе, конечно, странно подумать, что сухой хлеб для кого-то может быть лакомством. Но уверяю тебя, для меня это такой деликатес, что каждый раз после еды я собираю все крошки до последней со своей оловянной тарелки и с грубого полотенца, которое мы подстилаем, чтобы не запачкать стол, и я подбираю их не от голода, - теперь мне еды хватает, - но только ради того, чтобы ничто, доставшееся мне, не пропало втуне. Так же надо относиться и к любви". И обобщает этот вывод: "Если кто-то любит нас, мы должны сознавать, что совершенно недостойны этой любви". И заходит в обобщении максимально далеко: "Никто не достоин того, чтобы его любили". Но когда дело касается его собственной истории - он недоумевает, как же предмет его любви мог так неблагодарно с ним обойтись. При этом любовь самого Уайльда даже в этих описаниях выглядит не слишком возвышенно, она вполне укладывается в рамки того "романтического индивидуализма", декадентского и эстетского толка, который Уайльд проповедовал в свои лучшие годы: "Полчаса занятий Искусством всегда значили для меня больше, чем круглые сутки с тобой" - пишет он Альфреду, многократно повторяя, что худшее, чего лишил его "возлюбленный" - возможности творить. И если пассаж "когда я сидел и писал комедии, которым было суждено превзойти блеском Конгрива, глубиной философии - Дюма-сына и, на мой взгляд, всех остальных во всех отношениях" - это еще можно принять как самоиронию, то говоря про свою любовь "Я знал, что ты ее не достоин. Но Любовь не выводят на торжище. " - Уайльд снова всего лишь любуется, наслаждается собственным Страданием, Страданием, связанным с роскошью бросить любовь к ногам человека, который безразличен и малоинтересен. В чем смысл такого поступка? Чем он лучше того "расточительства" и "отсутствия воображения", в котором Уайльд обвиняет адресата исповеди? Он называет Альфреда не просто бесчувственным, но сентиментальным, вкладывая в это понятие следующий смысл: "сентиментальный человек - это тот, кто хочет позволить себе роскошь чувствовать, не платя за это"; "сентиментальность - лишь праздничная прогулка цинизма". Но из текста следует, что Уайльд мог бы адресовать все эти обвинения с тем же успехом и себе самому. Так, обвиняя современной ему общество в фарисействе и закостенелости, он сам ни в коем случае не отказывается ни от сословных, ни от эстетских предрассудков. Не отказывается и от связанных с ними иллюзий - подчеркивая свое "благородное" происхождение, он тем не менее по аристократической традиции отдает должное "простым" людям: "Бедняки мудрее, они более милосердны, добры и чутки, чем мы. В их глазах тюрьма - трагедия человека, горе, несчастный случай, нечто достойное сочувствия ближних" (тут в подтексте - любимый Уайльдом Достоевский, в частности "Записки из мертвого дома"). И совершенно удивительные примеры человеческого идеала приводит он в контексте этих размышлений: "Две самые совершенные человеческие жизни, которые встретились на моем пути, были жизни Верлена и князя Кропоткина; оба они провели в тюрьме долгие годы; и первый - единственный христианский поэт после Данте, а второй - человек, несущий в душе того прекрасного белоснежного Христа, как будто грядет к нам из России" (Надо полагать, "белоснежный Христос" полусумасшедшего анархиста Кропоткина - это тот самый последовавший вскоре после смерти Уайльда оснеженный вождь 12 блоковских апостолов "без имени святого" и "в белом венчике из роз"?)
". Мне грустно даже подумать, что когда-нибудь ненависть, горечь и презрение займут в моем сердце место, принадлежавшее некогда любви. " - пишет Уайльд в самом начале "исповедального" письма. Но далее не переставая подчеркивает моральное и интеллектуальное неравенство в этой "любви", подчеркивает с презрением к ее "предмету", договариваясь до того, что у людей разного культурного уровня общие интересы могут быть только самые низменные (что с возвышенными чувствами, о которых Уайльд много говорит и которыми любуется даже "из тьмы" совсем не вяжется; да и что же это за любовь, где субъект любви изначально ставит объект своего чувства не выше, а ниже себя?). Предъявляя обвинения в неблагодарности, предательстве, отсутствии воображения (самый большой грех, по Уайльду), он, тем не менее, своего любовника прощает, но по причине, которая оставляет странный осадок даже у стороннего читателя: "Я не могу допустить, чтобы ты прожил жизнь, неся на сердце тяжкий груз сознания, что погубил такого человека, как я". Если отбросить красивую эстетскую обертку из блестящих афоризмов (многие из них, правда, представляют собой перепевы и прямые цитаты из более ранних сочинений Уайльда) и тонких, по-своему глубоких размышлений, "тюремная исповедь" читается как воплощение обиды: "я отдала ему лучшие годы, а он, козел такой. " Уайльд утверждает, что все в прошлом, что ничего нельзя вернуть, призывает адресата к покаянию, прощает и тут же снова обвиняет, а в конце концов обговаривает возможность предстоящей встречи. То есть ни по одному из пунктов не позволяет себе быть искренним, но от начала до конца остается в рамках той эстетической системы - тотально-ироничной, не признающей никаких абсолютных авторитетов, сугубо индивидуалистской и превыше всего ставящей наслаждение - которую разработал и довел до совершенства, будучи на вершине славы и успеха. А значит, "De Profundis" - не начало аболютно нового этапа в творчестве Уайльда, которому не суждено было реализоваться, не свидетельство переворота в его личном духовном развитии, но завершение - блистательное по форме - того творческого пути, которым Уайльд шел все свою сознательную жизнь, оставаясь верным ему до конца несмотря ни на что.
Читайте также: