Олень и шалашовка краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Рубрика в газете: Как это было, № 2018 / 30, 10.08.2018, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
«Уважаемый господин Солженицын,
Не смогли бы представить нам в самом ближайшем будущем один экземпляр пьесы с тем, чтобы мы изучили возможность постановки её в одном из парижских театров в начале будущего сезона? Работа над вашими текстами требует особых усилий со стороны переводчиков, т.к. следует учитывать фактуру вашего языка. Поэтому, чем скорее мы будем иметь в нашем распоряжении экземпляр рукописи, тем легче нам начать работу над переводом, а также определить время и место постановки пьесы.
Примите, уважаемый господин Солженицын, выражения и проч.
«Уважаемый Александр Исаевич!
Пересылаем Вам письмо Жоржа Сориа и перевод этого письма, т.к. не знаем, владеете ли Вы французским языком. Мы хотели бы на будущее знать, хотите ли Вы получать от нас вместе с оригиналами переводы писем, адресованных Вам из-за границы.
Что же касается существа просьбы Жоржа Сориа, то мы могли бы помочь Вам (и парижскому литературному агентству), переслав экземпляр Вашей пьесы Жоржу Сориа, как только она будет принята Министерством культуры и размножена в отделе распространения Управления по охране авторских прав. По существующему у нас порядку, пьесы (как и другие литературные произведения) в рукописи за границу не посылаются.
Если Вы найдёте наше предложение разумным и приемлемым, мы готовы впоследствии переслать Вашу пьесу во Францию через Иностранную комиссию.
Может быть, Вы сочтёте своевременным известить об этом Жоржа Сориа в своём письме.
Мы предлагаем Вам эту возможность из лучших побуждений и искреннего желания Вам помочь.
Желаю Вам, дорогой Александр Исаевич, здоровья и больших творческих успехов.
С глубоким уважением
И.Огородникова,
(РГАЛИ, ф. 631, оп. 26, д. 157, л. 9).
Но Солженицын ещё до получения письма Огородниковой узнал, что его пьеса вызвала сомнения не только у Твардовского, но и в некоторых инстанциях. Перед ним встал вопрос: что делать дальше. Было два варианта. Первый: несмотря ни на что, дожимать Олега Ефремова и просить театр приступить к репетициям спектакля по его пьесе. Второй: во имя сохранения деловых отношений с властью и продвижения других, более важных рукописей на время отступиться от идеи постановки пьесы и сосредоточиться на других романах. Проекты французских коллег Солженицына на тот момент не только не волновали. Он считал, что в той ситуации французы могли ему в чём-то повредить.
22 марта 1963 года Лебедев доложил Хрущёву:
«После встречи руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией в Кремле и после Вашей речи, Никита Сергеевич, мне позвонил по телефону писатель А.И. Солженицын и сказал следующее:
– Я глубоко взволнован речью Никиты Сергеевича Хрущёва и приношу ему глубокую благодарность за исключительно доброе отношение к нам, писателям, и ко мне лично, за высокую оценку моего скромного труда. Мой звонок Вам объясняется следующим: Никита Сергеевич сказал, что если наши литераторы и деятели искусства будут увлекаться лагерной тематикой, то это даст материал для наших недругов и на такие материалы, как на падаль, полетят огромные, жирные мухи.
– Теперь меня мучают сомнения, – заявил далее А.И. Солженицын, – учитывая то особенное внимание и предупреждение, которое было высказано Никитой Сергеевичем Хрущёвым в его речи на встрече по отношению к использованию лагерных материалов в искусстве, и сознавая свою ответственность, я хотел бы посоветоваться с Вами – стоит ли мне и театру дальше работать над этой пьесой.
А.И. Солженицын убедительно просил меня прочитать его пьесу.
И автор пьесы А.И. Солженицын и режиссёр театра-студии О.Н. Ефремов согласились с этими доводами и сказали, что они не будут готовить пьесу к постановке.
Писатель А.И. Солженицын просил меня, если представится возможность, передать его самый сердечный привет и наилучшие пожелания Вам, Никита Сергеевич. Он ещё раз хочет заверить Вас, что хорошо понял Вашу отеческую заботу о развитии нашей советской литературы и искусства и постарается быть достойным высокого звания советского писателя.
(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 194, лл. 104–107).
«Уважаемая т. Огородникова!
(простите, не знаю Ваших имени-отчества) – писал Солженицын. – По поводу писем, которые, возможно, будут приходить из-за границы на моё имя: английских и немецких писем, если они разборчиво будут написаны, можете не переводить (впрочем, письменного готического я, пожалуй, не прочту). Остальные, если не трудно, сопровождайте, пожалуйста, переводом.
Благодарю Вас за предложение выступить в качестве посредника в случае с г. Сориа и в других подобных случаях. Это избавляет меня от лишних забот и подыскивания формулировок.
В данном частном случае ответьте, пожалуйста, г. Сориа в том смысле, что пьеса, о которой он спрашивает, в текущем сезоне ставиться не будет, также нет предположений её и печатать, а потому запрос Г. Сориа несколько преждевременен; но его желание понято и будет учтено Инокомиссией в дальнейшем.
(РГАЛИ, ф. 631, оп. 26, д. 157, л. 11).
Вежливая Огородникова оперативно сообщила Солженицыну:
«Уважаемый Александр Исаевич,
получила Ваше письмо. Буду посылать адресованные Вам письма с переводами, кроме тех, которые будут на английском языке. Ответ Жоржу Сориа направила.
С уважением И.Огородникова
(РГАЛИ, ф. 631, оп. 26, д. 157, л. 14).
– Признание книги Хиллерс экстремистской удивительно. Разве не о том же свидетельствовали и советские писатели, которых экстремистами не считают, хотя и обвиняют в непатриотизме? Вообще многие уверены, что эту тему лучше не ворошить…
– Как вы понимаете: с какой целью Солженицын и другие об этом писали? Что хорошего могли эти обнародованные факты принести?
– Упомянутые вами события изложены в поэме от лица персонажа Глеба Нержина. Солженицын действительно про себя там пишет?
– Если тема изнасилований на войне поднимается не в контексте личного покаяния, как у Солженицына, об этом полезно говорить? Или это только вражду будет разжигать?
– Что бы вы ответили тем, кто возразит: а немцы разве не насиловали русских женщин?
– Конечно, насиловали. Но пусть немцы в этом и каются, что они, по-моему, и сделали, в отличие от нас. Многие преступления советского времени у нас не были осуждены на государственном уровне. В Германии вы не найдёте улиц имени Гитлера, Геббельса, Гиммлера. А у нас сколько угодно улиц Ленина, Дзержинского и прочих. Сталину памятники ставят.
– Может быть, наше общество ещё к этому не готово?
– Я считаю, что действительно не готово. Но его же надо как-то готовить!
– Как?
– Вот Достоевский понимал, что значит быть виноватым за всех. А как современному человеку понять, как покаяться за тех, кто насиловал немок?
– Этого я не знаю. Но я, как и все, несу в себе эти гены. Генофонд мой такой – гадкий, трусливый. Хочу я этого или нет – я несу в себе эту память. Как христианин я хочу это из себя изжить, внутри себя это побороть. Да, я не насиловал – но я промолчал, когда молчать было нельзя, я сделал вид, что меня это не касается. Есть за что каяться. Ведь мы идём семимильными шагами куда-то и всё на свете одобрям-с.
Шалашовка пошла! Это язвительно-оскорбительное словосочетание нередко звучит из уст сердобольных старушек, когда они оценивают вызывающе, с их точки зрения, одетую, накрашенную женщину. Хотя ее единственный грех – соседство по многоквартирному дому с придирчивыми пенсионерками. Их хлебом не корми – дай посудачить. Если барышня замечена в связи с разнообразными партнерами противоположного пола, все – чуть ли не пожизненное клеймо проститутки. Но на самом деле, шалашовки кто они – девушки с низкой социальной ответственностью. Или женщины, которым в свете обстоятельств не оставалось ничего другого как продавать свою честь за пайку хлеба в не столь отдаленных местах, чтобы выжить? Попробуем максимально подробно ответить на этот вопрос.
Историческая справка
Ад ГУЛАГа
На кого навешивали ярлык шалашовка
Ярлык шалашовка
Статус падших в ГУЛАГе
Комната уединения барак ГУЛАГ
Не суди, да не судим будешь
Отрывок произведения Нобелевского лауреата посвящен красавице лейтенанту-снайперу М., осужденной, конечно же, по 58 статье. К слову сказать, по этой статье сидело подавляющее большинство заключенных женщин и мужчин. Сошедшая со страниц сказок царевна-красавица пришлась по душе невзрачному, толстому, вечно одетому в грязные шмотки, старому кладовщику. Чтобы добиться своей цели, он обрек девушку на каторжные работы. Постоянные наказания вертухаев, которые были у него на крючке. Угрозами скорого невыносимого физически и морально этапом в один конец. Вскоре, пишет Солженицын, он лично стал свидетелем, как молодая девушка прошмыгнула после отбоя тенью от женского барака к каптерке, возжелавшего ее кладовщика. Затем осужденный лейтенант-снайпер была хорошо устроена в зоне. И это лишь один пример из миллионов, красноречиво иллюстрирующий безвыходность ситуации, в которой оказывались женщины, осужденные репрессивной машиной.
Двуспальные места барак ГУЛАГа
Нет, конечно же, среди общего потока зэка находились каторжанки, которые и на воле не особо заморачивались моральными принципами, легко сходясь с новыми партнерами, коих давно перестали считать. Для таких обеспечить более-менее сносное существование в ИТК через постель – само собой разумеющееся дело. Однако основная масса лагерниц – это замужние, матери, зачастую многодетные, девочки-подростки. Им не просто сделать первый шаг – лучше смерть, чем предательство любимого, оставшегося на воле или ушедшего на этап в другую зону. Но, кому нужна верность мертвеца? Соседки по бараку шепчут о быстром увядании и целесообразности взять от жизни что-то для себя. Даже в этих адских условиях. Не все, но многие соглашаются, обеспечивая относительно сносное существование в ГУЛАГе. Причем девочки-подростки превращаются в самых активных шалашовок. Уйдя по этапу на другую зону, они уже знают, как поставить себя с первых дней в новом окружении. Осуждение? О чем речь? Активируется главный инстинкт человека – выжить любой ценой.
Шалашовки в литературе
Все, что человек хочет, непременно сбудется.
А если не сбудется, то и желания не было,
а если сбудется не то — разочарование только
кажущееся: сбылось именно то.
Начну с самого что ни на есть общеизвестного.
В 1956 году произошло знаменательное событие, на какое-то время определившее многие жизненные процессы, — XX съезд партии, на котором в открытую заговорили о культе личности Сталина.
С тех пор прошло немало лет. Мы дожили до времен, когда имена Булгакова, Мандельштама, Пастернака, Цветаевой, Ахматовой могут, например, стоять в афише. Мы многое увидели, узнали, прочитали. Наши родители, их поколение и помышлять об этом не смели.
В разное время моей жизни я, как и многие мои коллеги, играл, снимался или был туристом в Канаде, Англии, Италии, Франции, ФРГ…
Наконец, пишу я эти заметки без внутреннего цензора, и это тоже кое о чем говорит…
Все. Стоп. Автор разболтался от свойственной ему природной закомплексованности, из страха начать, от природной застенчивости, которую всю жизнь вынужден скрывать под маской лицедея, от жуткой боязни, наконец, обнаружить свою глупость и малые знания в области культуры.
Но отступать поздно.
Студия МХАТ — предмет мечтаний многих абитуриентов, жаждущих стать актерами, — ютится в доме рядом со зданием старого МХАТа. Тогда у большой двери было три вывески: музей МХАТа, школа-студия МХАТ (вуз) и общественная столовая, которая размещалась на первом этаже. На втором — аудитории школы-студии.
В. 3. Радомысленский, бывший учеником К. С. Станиславского по Музыкальному театру, где он то ли учился у него, то ли с ним сотрудничал, безусловно, вправе называть школу-студию своим детищем. Организованная во время войны по инициативе Немировича-Данченко, о чем папа Веня любил рассказывать на общих собраниях, желая подчеркнуть тем самым прозорливость Немировича, его уверенность в исходе войны и заботу о будущем Художественного театра, — словом, школа-студия была вручена молодому тогда Радомысленскому.
Учился отец в Киевском университете на юридическом. Революционно настроенный студент, он принял участие в революции. Начав писать, перебрался в Петербург. Его произведениями заинтересовался Горький. Хвалил. Отец с ним был знаком и переписывался.
Читайте также: