О чиже который лгал и о дятле любителе истины краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
В раннем творчестве Горького “избыточная” красочность была тесно связана с мироощущением молодого писателя, с его пониманием подлинной жизни как свободной игры ничем не скованных сил, со стремлением привнести в литературу новую – жизнеутверждающую тональность. В дальнейшем стиль прозы М. Горького эволюционировал в сторону большей сжатости описаний, аскетизма и точности портретных характеристик, синтаксического равновесия фразы
Сказка М. Горького “О чиже, который лгал, и о дятле – любителе истины”
В сказке “О чиже, который лгал, и о дятле – любителе истины”, в которой писателем рассказана “очень правдивая история” о том, как “среди певчих птиц той рощи”, где пелись песни пессимистические и вороны считались “очень мудрыми птицами”, вдруг зазвучали иные, “свободные, смелые песни”, напоминающие гимн разуму:
… Зажжем сердца огнем ума,
И воцарится всюду свет.
… Кто честно смерть принял в бою,
Тот разве пал и побежден?
… За мной, кто смел! Да сгинет тьма!
Чиж спел песню, воспевающую свободу и смелость. Птицы, вдохновленные его пением, решили покинуть надоевшую рощу. Но вмешался дятел, обвинивший чижа во лжи. Птицы отвернулись от певца.
За минуту
Из-за плохой погоды птицы в роще пели унылые и грустные песни. Но однажды они услышали красивое пение, воспевающее свободу и смелость.
Птицы были восхищены словами певца – чижа. Они прониклись его призывам к свободе и хотели лететь прочь из рощи, навстречу неизведанному. Но тут вмешался дятел. Он напомнил, что сразу за рощей находится дом птицелова и у них есть большой шанс попасть в его ловушки.
Кроме того, земля круглая и значит, птицы в любом случае вернутся в свою рощу. Поэтому их полет будет бессмысленным. Дятел обвинил чижа во лжи и стремлении привлечь внимание к своей персоне.
Птицы отвернулись от чижа. А тот сидел и плакал. Ведь он солгал, чтобы дать птицам надежду, пробудить веру в лучшее.
ГОСТ
Притча – это иносказательный рассказ с нравоучением.
Здесь авторская позиция абсолютно понятна: ложь, зовущая вперед, гораздо благороднее, выше и прекраснее скучной правды.
Спустя десятилетие проблема истины и лжи, а также ее носителей, получила загадочно-неоднозначный характер в объективной драме, растворенной в психологии персонажей и разложенной на точки зрения и голоса. В. Э. Мейерхольд, работавший в Художественном театре, отмечает странное расхождение позиции театра и автора – в театре Лука был понят как положительный образ, однако с точки зрения самого Горького Лука является отрицательным персонажем.
Подобную неоднозначность в оценке Луки и Сатина заметил и В. Ф. Ходасевич. Он писал, что положительный персонаж Горькому удался меньше, нежели персонаж отрицательный, так как положительного героя он наделил своей официальной идеологией, а отрицательного героя – живым чувством жалости и любви к людям.
Готовые работы на аналогичную тему
И чем дальше, тем все более настойчиво боролся Горький с Лукой.
Свою драму он трактует в однозначно притчевом плане басни о дятле и чиже, но уже с обратным знаком. Главным героем теперь становится любитель истины, он приобретает актуальные социальные черты, а порой и вовсе прямо отождествляется с советскими вождями.
В поздний период своего творчества Горький пытается свести свою сложную философскую драму к философской притче. Как литературный жанр, притча требует однозначной, четкой авторской идеи.
В своей притче Л. Н. Толстой задает вопрос – «Много ли человеку земли нужно?. Герой этой притчи стремился захватить как можно больше земли, а после безвременной смерти от жадности удовольствовался необходимыми для могилы тремя аршинами. На поставленный в притче Толстого вопрос Чехов отвечал принципиально по-другому – человеку (а не трупу) нужен весь земной шар.
Однако и в притче однозначность авторской идеи как правило не мешает дальнейшим размышлениям и прямо противоположным ответам. Особенность хорошей притчи в том, что она ставит вечные вопросы.
- Что лучше, истина или сострадание?
- Что нужнее?
- Является ли ложь формой сострадания?
- Нужно ли пользоваться ложью ради утешения?
- Нужно ли воспринимать жизнь такой, какая она есть, или же жить с иллюзиями и надеждой на то, что когда-нибудь что-нибудь произойдет и все изменится к лучшему?
- В чем ценность человека?
- Что такое правда?
- Кому нужна правда и нужна ли она вообще?
- Нужно ли жить честно?
На все эти вопросы читатель должен ответить сам, исходя из собственного миропонимания и личного опыта. И каждый читатель, и зритель решает для себя, каким персонажем является Лука – отрицательным или все-таки положительным?
И потому не случайно то, что и в современном театре предпринимаются все новые и новые постановки пьесы.
Это очень правдивая история, и я начну её так:
Вдруг изо всех певчих птиц той рощи, в которой произошёл этот
любопытный случай, привлекла к себе общее внимание одна, запевшая песни,
исполненные не только надежд, но и уверенности.
До той поры все птицы, испуганные и угнетённые внезапно наступившей
серенькой и хмурой погодой, пели песни, которые только потому и назывались
песнями, что их пели; в них преобладали тяжёлые, унылые и безнадёжные ноты,
и птицы-слушатели сначала называли их хрипеньем умирающих, но потом
понемногу привыкли и даже стали находить в них разные красоты, что, однако,
стоило им большого труда.
Тон всему в роще давали вороны, птицы по существу своему
пессимистические и, кроме более или менее громкого карканья, ни к чему не
способные. В другое время на них бы не обратили внимания, но теперь, когда
их голоса преобладали, их слушали и даже считали очень мудрыми птицами. А
они, подмечая это, мрачно распевали:
Карр. В борьбе с суровым роком
Нам, ничтожным, нет спасенья.
Всё, на что ни взглянешь оком, —
Боль и горе, прах и тленье.
Карр. Страшны удары рока.
Мудрый пусть им покорится.
Карр. карр. Скучная песня. Но — сильная, она угнетала всю рощу.
И вот вдруг зазвучали свободные, смелые песни.
Вся роща, много слышавшая песен, встрепенулась, удивлённо и тихо
шелестя ветвями. И даже соловьи, которые всегда поют недурно, потому что
они жрецы чистого искусства, с удовольствием слушали и говорили:
— А ведь у этого певца есть искорка.
И, говоря так, втайне гордились своим беспристрастием.
А певец пел:
Я слышу карканье ворон,
Смущённых холодом и тьмой.
Я вижу мрак, — но что мне он,
Коль бодр и ясен разум мой.
За мной, кто смел! Да сгинет тьма!
Душе живой — в ней места нет!
Зажжём сердца огнем ума,
И воцарится всюду свет.
— Сильно спето! — комментировали соловьи. — Молодо, самонадеянно,
немузыкально — но сильно. — и, глубокомысленно почистив носики, они
слушали дальше:
Кто честно смерть приял в бою,
Тот разве пал и побеждён?
Пал тот, кто, робко грудь свою
Прикрыв, ушёл из битвы вон.
Друзья! И тот пал, кто, боясь
Труда, волнений, боли ран,
О битве судит, погрузясь
В философический туман.
- Гм. у него очень оригинальные взгляды! — отметили соловьи. —
Хотелось бы знать, что это за птица. — полюбопытствовали они.
Друзья! Пусть падшие молчат.
Им очи съел сомнений дым;
В сердцах их честь и гордость спят.
Друзья! Давайте крикнем им:
Прочь! Ваших мудрствований чад
Темнее сделал эту ночь,
И отравляет он, как яд,
Умы и души юных. Прочь.
Прочь. Здесь объявлена богам
За право первенства война!
— Это смело! — сказали соловьи. — О да. это очень смелая песня.
Роща слушала и ощущала нечто хорошее и сильное, это ощущение наполняло
её теплом и светом, и даже старые, серыми лишаями покрытые ветви деревьев
зашептали о прошлых днях. То были славные весенние дни, когда в роще только
что начинали расцветать цветы и надежды, когда птицы пели свободные и
звучные гимны солнцу, а свободное от туч небо казалось бесконечно глубоким
и точно звало птиц попытать силу крыльев — достигнуть его глубины. То были
хорошие дни, когда не нужно было принуждать себя жить, потому что жить
хотелось, — была цель и была надежда достичь её. И эти дни явились перед
рощей и, как звёзды, заблистали в тумане, скрывавшем от неё небо.
Птицы встрепенулись и ожили. Где певец? Пусть он примет дань восторга
и благодарности! Это, должно быть, великолепная, красивая птица!
Они собрались целой тучей и ринулись туда, откуда навстречу им летели
бодрые и гордые звуки.
Но когда они прилетели, то увидали, что это просто чиж — самый
заурядный, маленький, серенький, с восковым носиком чиж. Он сидел на ветке
орешника и был смущён оказанной ему честью; мизерный, взъерошенный и
суетящийся, он возбудил во всех недоумение и никому не понравился.
Прочь. Здесь объявлена богам
За право первенства война!
Когда это кричит орёл, сокол, ястреб наконец, — это и красиво, и
мощно; но чиж — чиж, объявляющий войну богам. Тут есть некоторое
несоответствие, что-то странное и смешное. И это прямо-таки обидно для всех
остальных птиц. Почему именно чиж, а не щеглёнок, зяблик, снегирь.
Поражённые и обиженные птицы смотрели на чижа и думали: "Что же теперь
будет?"
И невольно им вспомнилась эта смешная синица, которая однажды хотела
зажечь море.
Но тут один находчивый щеглёнок, журналист по профессии, спросил чижа:
— Послушайте-ка, это вы сейчас пели?
— Я. — ответил чиж, — да, это я пел.
— Гм. а чем вы это докажете? То есть мы, конечно, не сомневаемся в
ваших способностях, но.
Чиж вздрогнул, у него встали дыбом перья, и он запел:
Во тьме нами созданной ночи
Проносятся серые совы.
И блещут их мрачные очи
И злы, и угрюмо суровы.
И гулко их крики несутся,
Смеются они и рыдают,
Проклятья в них дню раздаются,
А ночь они смехом встречают.
О, если бы мрака оковы
С моей юной рощи упали,
Исчезли бы дикие совы,
И соколы только б летали.
Но соколы, — слабы и хилы, —
Забилися робко в ущелья
И злятся без чести и силы
Под звуки чужого веселья.
Их крылья уныло повисли,
Постыдно сердца у них дремлют,
И голосу чести и мысли
Свободные птицы не внемлют.
Некоторым птицам эта песня показалась личностью, и они засвистали
чижу, а щеглёнок сказал:
- Хорошо, этого достаточно для нас! Но, вот что - скажите: вы, так
сказать, будите общественное сознание. гм. а какие, собственно, у вас
права на это? То есть я хочу сказать — во имя чего поёте вы?!
Чиж изумился и молча смотрел на публику.
- Мы, видите ли, хотим гарантировать себя от ошибок, которых, вы
знаете, у нас было многонько-таки, и с этой целью мы хотели бы знать ваши
исходные и конечные пункты, — знать, куда и зачем нас зовут? — поставил
вопрос щеглёнок и, довольный собой, засвистал что-то чужое: у щеглят нет
своих песен, как известно.
Чиж встрепенулся.
— Я исхожу из непоколебимого убеждения в высоком призвании птиц, как
конечного, самого сложного и мудрого акта в творчестве природы. Мы не
должны уставать, мы должны всегда бороться и всё победить, чтоб оправдать
самих себя в своих глазах, чтобы иметь право сказать: всё прошедшее,
настоящее и будущее — это мы, не слепая сила стихий. Путь, по которому нам
нужно идти, мне незнаком, но я уверен, что нужно идти вперёд. Там страна,
достойная быть наградой за те труды, которые понесли мы в пути! Там вечный,
неиссякаемый свет, неведомые нам чудеса; там мы, великие, свободные, всё
победившие птицы, насладимся созерцанием нашей силы, и весь мир будет
ареной наших деяний, величие которых невозможно представить нам теперь; там
мысль наша разрешит всё, и наши чувства, осложнённые до чудесного, откроют
пред нами новый мир неиспытанных наслаждений; там она — жизнь, достойная
нас. Уважайте и любите друг друга и, идя гордой и смелой дружиной к
победе, не сомневайтесь ни в чём, ибо что есть выше вас. Обернитесь назад
и посмотрите, чем вы были раньше — там, на рассвете жизни? Вся ваша вера
тогда — не стоила одной капли сомнения — теперь. Научившись так страшно
сомневаться во всём, вам пришла пора — уверовать в себя, ибо только великая
сущность может дойти до такого сомнения, до какого дошли вы.
Туда — в страну счастья! где ждёт нас великая победа, где мы будем
законодателями мира и владыками его, где мы будем владыками всего. Туда —
в это чудное "вперёд".
- Вперёд! — крикнули птицы, ибо в их сердцах загорелась гордость
собой.
Слёзы вдохновения и веры наполнили глаза чижа. И все птицы пели, и
всем стало так легко, все чувствовали, что в сердцах родилось страстное
желание жизни и счастья.
- Позвольте, позвольте. Я прошу слова. Слово мне.
Это кричал дятел с верхушки осины, и когда его услыхали, то ему тотчас
же дали слово, потому что он кричал очень громко.
- Милостивые государи и государыни! — заговорил дятел. — Рекомендуюсь:
я дятел. Я питаюсь червяками и люблю истину, которой неуклонно служу и
которая понуждает меня сказать вам, что вас нагло обманывают. Все эти песни
и фразы, слышанные вами здесь, милостивые государи, не более как бесстыдная
ложь, что я и буду иметь честь доказать вам с фактами в руках. С фактами
в руках, милостивые государи! А спросите господина Чижа, где те факты,
которыми он мог бы подтвердить то, что сказал? Их нет у него, а именно
они-то и нужны ему более, чем мне; они — всё, милостивые государи, и все мы
— не более, как только крошечные факты, подтверждающие грандиозный факт
мудрости и мощи природы, которой мы должны подчиняться, как дети
подчиняются матери.
- Рассмотрим беспристрастно, что есть там — впереди, куда зовёт нас
господин Чиж. Все вы вылетали на опушку рощи и знаете, что сейчас же за нею
начинается поле, летом голое и сожжённое солнцем, зимой покрытое холодным
снегом; там, на краю его, стоит деревня, и в ней живёт Гришка, человек,
занимающийся птицеловством. Вот первая станция по пути "вперёд", о котором
так много наговорил здесь господин Чиж.
— Предполагая, что мы устремимся вперёд сообразно его желанию, — в
бескорыстии которого я позволю себе усомниться, ибо знаю, что чижи, как и
все другие существа, непрочь от популярности, славы и т.п., — предполагая,
что мы благополучно минуем сети Гришки и пролетим мимо деревни, мы
опять-таки очутимся в поле; а на конце его снова встретим деревню, а потом
снова - поле, — деревня, — поле. и так как земля кругла, то мы должны
будем необходимо долететь до той самой рощи, в которой, в данный момент, я
имею высокую честь говорить с вами.
— Эта ли та страна, в которой, по словам господина Чижа, мы получим
награду за наши труды. Это ли она.
- Я знаю вас, милостивые государи и государыни, я знаю, сколь высоко
вы летаете, но. как ни горько мне говорить вам это, — я знаю и то, что
никто из вас не взлетал и не может взлететь выше самого себя.
— Попытка господина Чижа завоевать себе ваше внимание путём
отуманивания вас блестящими и громкими фразами ясно указывает на степень
высоты его мнения о вас, как о здравомыслящих существах. Эта попытка
должна быть строго наказана, милостивые государи и государыни.
И, преисполненный сознания выполненной им общественной обязанности,
мудрый дятел, окинув торжествующим взглядом слушателей, стал долбить кору
осины, на ветвях которой он восседал.
Птицы молча смотрели на чижа и видели, как из его глаз одна за другой
скатывались слезинки. О чём он мог плакать, как не о своей вине пред ними?!
Такой мизерный, серенький и лживый чиж!
А он понуро смотрел туда вдаль, и его глазки точно прощались там с
чем-то.
Молчала роща, и птицы бесшумно разлетались по своим местам. Улетел и
дятел, сопровождаемый почтительным преклонением пред его мудростью.
День был такой грустный; он точно расплакаться чем-то собирался.
И вот чиж, который лгал, остался один. Неподвижный и подавленный, он
сидел на ветке орешника, и только одна сойка с любопытством поглядывала на
него из робкой, дрожащей листвы осины. Но это ей скоро наскучило, и,
насмешливо свистнув, она улетела.
А чиж остался и, сидя на ветке орешника, думал:
"Я солгал, да, я солгал, потому что мне неизвестно, что там, за рощей,
но ведь верить и надеяться так хорошо. Я же только и хотел пробудить веру
и надежду, — и вот почему я солгал. Он, дятел, может быть, и прав, но на
что нужна его правда, когда она камнем ложится на крылья?"
И, оглянувшись кругом, бедный, маленький чиж нахохлился.
Вот и вся история. Прочитав её, ты, конечно, увидишь, что чиж
благороден, но не имеет веры и поэтому нищ духом; дятел благоразумен, но
пошл, а птицы-слушатели отзывчивы лишь потому, что любопытны, но они в
сущности черствы сердцем и мелки, позорно мелки. Увидав это, ты
подумаешь, что я неверно рассказал эту до слёз смешную историю. Думай так,
если это тебя утешает, думай.
Авторская позиция здесь совершенно ясна: зовущая вперед ложь чижа для автора выше, благороднее, прекраснее, чем скучная правда крепкоголового дятла, которая камнем ложится на крылья.
Чем дальше, тем настойчивее Горький боролся с Лукой, трактуя свою драму в однозначно-притчевом плане басни о чиже и дятле, но – с обратным знаком: теперь любитель истины становится главным его героем, приобретая актуально-социальные черты, иногда прямо отождествляясь с советскими вождями.
Но даже в притче однозначность авторской идеи не мешает дальнейшим размышлениям и ответам прямо противоположным. Хорошая притча ставит вечные вопросы (притчами часто поясняет свою проповедь Иисус Христос).
Читайте также: