Нью йорк вне себя краткое содержание
Обновлено: 30.06.2024
Манхэттенский небоскреб создавался в несколько этапов между 1900 и 1910 годами. Это было результатом счастливой встречи трех революционных градостроительных идей, поначалу существовавших вполне независимо друг от друга, но в какой-то момент слившихся воедино:
1. Многократного воспроизведения мира.
2. Захвата башни.
Многократное воспроизведение мира
В эпоху лестниц все этажи выше третьего считались непригодными
для коммерческих нужд, а выше пятого — непригодными для жилья.
С 1870-х годов благодаря изобретению лифта на Манхэттене начинают
Механизм Отиса открывает доступ к бессчетным горизонтальным
плоскостям, которые прежде незримо парили где-то высоко в легкой дымке воображения, и доказывает их превосходство с помощью свое- образного парадокса метрополиса: чем дальше от земли, тем ближе
к тому, что еще осталось в городе от природы,— то есть к свету и свеже- му воздуху.
Лифт — это абсолютное самоисполняющееся пророчество: чем выше поднимаешься, тем менее привлекательным кажется все, что оставляешь внизу.
При этом устанавливается прямая взаимосвязь между количеством этажей и качеством архитектуры: чем больше плоскостей нанизано на лифтовую шахту, тем непринужденней они образуют цельную архитектурную форму. Впервые в истории лифт создает эстетику, основанную на полном отсутствии всякой художественной артикуляции.
На заре 1880-х лифт был дополнен стальной несущей конструкцией, которая могла поддерживать все эти недавно открытые новые территории, не занимая много места.
Благодаря взаимодействию этих двух изобретений любой участок земли теперь можно было воспроизводить ad infinitum, получая в результате огромное количество площадей, то есть собственно небоскреб.
К 1909 году заявленная в проекте Шар-башни новая картина мира
достигла Манхэттена в виде журнальной карикатуры, которая, по сути, представляла формулу идеального небоскреба.
Легкая стальная конструкция поддерживает восемьдесят четыре горизонтальные платформы, по размеру и форме в точности совпадаю- щие с участком земли, на котором она построена.
Каждый уровень изображается как абсолютно автономная, независимая территория вокруг некоего загородного дома с пристройками, конюшней, домиком для прислуги и т.д., будто остальных уровней не существует вовсе.
Особняки на восьмидесяти четырех платформах демонстрируют целую палитру вкусов разных социальных групп — от деревенского стиля до дворцового. Подчеркнутое разнообразие архитектурных форм, садов, беседок и т.п. создает на каждом этаже свой особый стиль жизни (и, соответственно, возможность особой идеологии), и все
это поддерживается абсолютно нейтральной несущей конструкцией. Жизнь внутри здания также многообразна: на восемьдесят втором
этаже осел отшатнулся от бездны, уровнем ниже — экзотического вида парочка машет аэроплану. Мизансцены на разных этажах так радикально не связаны друг с другом, что очевидно никак не могут быть элементами одного сценария. Обособленность всех воздушных участков входит в явное противоречие с тем фактом, что вместе они составляют одно здание. Картинка утверждает, что подобное сооружение можно считать целостным ровно настолько, насколько сохранен и подчеркнут самобытный характер каждой отдельной платформы. Его успех измеряется тем, удастся ли разместить в единой структуре все эти сценарии, не мешая их уникальному развитию.
Здание оказывается стопкой обособленных частных реальностей.
На картинке видны только пять из восьмидесяти четырех этажей — ниже в облаках на других уровнях идет какая-то другая жизнь. Истинное назначение всех этих платформ нельзя предугадать заранее. Особняки могут возводиться или разрушаться, их могут заместить другие постройки, но в любом случае это никак не повлияет на общую схему.
То обстоятельство, что эскиз 1909 года был опубликован в прежней версии популярного иллюстрированного журнала Life1 и нарисован 1
По сути, схема 1909 года представляет манхэттенский небоскреб
как утопическую формулу для создания неограниченного количества новых территорий на одном городском участке.
Поскольку у каждой такой территории своя собственная судьба, своя программа, над которой архитектор уже не властен, небоскреб оказывается инструментом нового непредсказуемого урбанизма. Несмотря на физическую весомость, небоскреб — великий дестабилизатор городской среды: он сулит вечную смену функций и сценариев.
ВВЕДЕНИЕ
Философы и филологи должны прежде всего заниматься поэтической метафизикой, то есть наукой, которая ищет объяснений не во внешнем мире, но в самих движениях разума, этот мир созерцающего. Поскольку мир народов создан людьми, именно в умах людей и следует искать принципы его устройства.
Как написать манифест для определенной формы урбанизма последних лет XX века — в эпоху глубокого отвращения к манифестам? Фатальная слабость всех манифестов — вечный недостаток фактических данных.
Эта книга была создана на перекрестке этих двух наблюдений — как ретроактивный манифест для Манхэттена. Манхэттен — Розеттский камень XX века.
К тому же каждый квартал здесь — это целые напластования фантомной архитектуры: тут и исчезнувшая застройка, и тени бывших владельцев, и неосуществленные проекты, и расхожие представления, в которых фигурирует Нью-Йорк, совсем не похожий на настоящий.
В первую очередь в период между 1890 и 1940 годами новая культура (индустриальный век?) избрала Манхэттен своей лабораторией. На этом фантастическом острове создание и испытание нового присущего метрополису образа жизни — и сопутствующей ему архитектуры — превратились в коллективный эксперимент, в ходе которого весь город сделался фабрикой по производству искусственной среды, а все настоящее и естественное перестало существовать.
Эта книга — толкование именно такого Манхэттена, попытка обнаружить в его на первый взгляд разрозненных и даже противоречивых фрагментах хотя бы какую-то последовательность и закономерность; это интерпретация, стремящаяся представить Манхэттен продуктом некой несформулированной теории манхэттенизма, основная программа которой — существовать в мире, целиком созданном людьми, иначе говоря, жить внутри фантазии — была настолько амбициозна, что реализовать ее можно было только никогда ничего не формулируя в открытую.
Если Манхэттен до сих пор пребывает в поисках собственной теории, то такая теория, как только она отыщется, должна будет раскрыть формулу архитектуры одновременно и амбициозной, и популярной.
Манхэттен породил архитектуру совершенно бесстыжую; любят ее именно за вызывающее отсутствие у нее всякой ненависти к себе, а уважают ровно в той степени, в какой она выходит за всякие рамки.
Несмотря на это — а, может быть, именно поэтому — представители самой архитектурной профессии вечно игнорировали и даже нарочно принижали достижения и глубинные смыслы Манхэттена.
Манхэттенизм — это единственная урбанистическая идеология, вскормленная на достоинствах и недостатках характерной для метрополиса сверхплотной городской среды. Он раз и навсегда сделал ставку на перенаселенность, высокую плотность как основу идеальной современной культуры. Архитектура Манхэттена — это парадигма для эксплуатации перегрузки.
В процессе выявляются некоторые стратегии, закономерности и интеллектуальные прорывы, которые не только объясняют логику и порядок функционирования города в прошлом, но и самой своей непреходящей актуальностью доказывают возможность второго пришествия манхэттенизма — на этот раз в качестве внятно сформулированной доктрины, которая может распространиться за пределы родного острова и занять место среди других типов современного урбанизма.
Модель не предсказывает тех дефектов, которые, возможно, возникнут в будущем; она описывает некое идеальное состояние, к которому можно только стремиться.
В этом смысле книга представляет гипотетический Манхэттен, Манхэттен как предположение, неточным и ущербным воплощением которого является реальный город.
Только с помощью умозрительной реконструкции идеального Манхэттена можно распознать и оценить его грандиозные успехи и провалы.
Композиция книги повторяет городскую структуру Манхэттена, то есть регулярную решетку улиц с набором прямоугольных кварталов, пространственная близость и смысловое сопоставление которых подчеркивают их индивидуальную значимость.
В этих главах показано нарастание (и последовавший затем спад) решимости Манхэттена уйти как можно дальше от всего природного и естественного.
Кинозвезды, прожившие полную приключений жизнь, часто слишком эгоцентричны, чтобы заниматься поиском закономерностей, слишком бессвязно выражаются, чтобы толком рассказать о своих намерениях, слишком нетерпеливы, чтобы вспоминать и записывать события прошлого. За них это делают литературные негры.
Михаил Герасимов ![]()
запись закреплена
do GREEN ARCH l Landscape Urban Ecomind
Нью-Йорк вне себя. Рем Колхас
на фото: Как живется с видом на Центральный Парк?
Философы и филологи должны прежде всего заниматься поэтической метафизикой, то есть наукой, которая ищет объяснений не во внешнем мире, но в самих движениях разума, этот мир созерцающего. Поскольку мир народов создан людьми, именно в умах людей и следует искать принципы его устройства.
Джамбаттиста Вико. Основания новой науки об общей природе наций, 1759
Как написать манифест для определенной формы урбанизма последних лет XX века — в эпоху глубокого отвращения к манифестам? Фатальная слабость всех манифестов — вечный недостаток фактических данных.
Эта книга была создана на перекрестке этих двух наблюдений — как ретроактивный манифест для Манхэттена. Манхэттен — Розеттский камень XX века.
К тому же каждый квартал здесь — это целые напластования фантомной архитектуры: тут и исчезнувшая застройка, и тени бывших владельцев, и неосуществленные проекты, и расхожие представления, в которых фигурирует Нью-Йорк, совсем не похожий на настоящий.
В первую очередь в период между 1890 и 1940 годами новая культура (индустриальный век?) избрала Манхэттен своей лабораторией. На этом фантастическом острове создание и испытание нового присущего метрополису образа жизни — и сопутствующей ему архитектуры — превратились в коллективный эксперимент, в ходе которого весь город сделался фабрикой по производству искусственной среды, а все настоящее и естественное перестало существовать.
Эта книга — толкование именно такого Манхэттена, попытка обнаружить в его на первый взгляд разрозненных и даже противоречивых фрагментах хотя бы какую-то последовательность и закономерность; это интерпретация, стремящаяся представить Манхэттен продуктом некой несформулированной теории манхэттенизма , основная программа которой — существовать в мире, целиком созданном людьми, иначе говоря, жить внутри фантазии — была настолько амбициозна, что реализовать ее можно было только никогда ничего не формулируя в открытую.
Если Манхэттен до сих пор пребывает в поисках собственной теории, то такая теория, как только она отыщется, должна будет раскрыть формулу архитектуры одновременно и амбициозной, и популярной.
Манхэттен породил архитектуру совершенно бесстыжую; любят ее именно за вызывающее отсутствие у нее всякой ненависти к себе, а уважают ровно в той степени, в какой она выходит за всякие рамки.
Глядя на Манхэттен, человек неизменно впадает в состояние экстаза от архитектуры.
Несмотря на это — а, может быть, именно поэтому — представители самой архитектурной профессии вечно игнорировали и даже нарочно принижали достижения и глубинные смыслы Манхэттена.
Манхэттенизм — это единственная урбанистическая идеология, вскормленная на достоинствах и недостатках характерной для метрополиса сверхплотной городской среды. Он раз и навсегда сделал ставку на перенаселенность, высокую плотность как основу идеальной современной культуры. Архитектура Манхэттена — это парадигма для эксплуатации перегрузки.
В процессе выявляются некоторые стратегии, закономерности и интеллектуальные прорывы, которые не только объясняют логику и порядок функционирования города в прошлом, но и самой своей непреходящей актуальностью доказывают возможность второго пришествия манхэттенизма — на этот раз в качестве внятно сформулированной доктрины, которая может распространиться за пределы родного острова и занять место среди других типов современного урбанизма.
Модель не предсказывает тех дефектов, которые, возможно, возникнут в будущем; она описывает некое идеальное состояние, к которому можно только стремиться.
В этом смысле книга представляет гипотетический Манхэттен, Манхэттен как предположение, неточным и ущербным воплощением которого является реальный город.
Только с помощью умозрительной реконструкции идеального Манхэттена можно распознать и оценить его грандиозные успехи и провалы.
Композиция книги повторяет городскую структуру Манхэттена, то есть регулярную решетку улиц с набором прямоугольных кварталов, пространственная близость и смысловое сопоставление которых подчеркивают их индивидуальную значимость.
В этих главах показано нарастание (и последовавший затем спад) решимости Манхэттена уйти как можно дальше от всего природного и естественного.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ НЕГР
Кинозвезды, прожившие полную приключений жизнь, часто слишком эгоцентричны, чтобы заниматься поиском закономерностей, слишком бессвязно выражаются, чтобы толком рассказать о своих намерениях, слишком нетерпеливы, чтобы вспоминать и записывать события прошлого. За них это делают литературные негры.
Читайте также: