Н коляда птица феникс краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Утром я отправилась на детский спектакль "Кот, дрозд и петушок", посмеялась вместе с детишками и их родителями, спектакль интерактивный, после него в "Книге отзывов", которая лежит на столе для желающих отзыв оставить, причем каждый раз после спектакля актеры внимательно читают, что написали зрители, такой взаимообмен благодарными чувствами, очень полезный для всех, увидела запись: "Впервые на спектакле мой ребенок был увлечен от начала до конца.":)))
А вечером мы с приехавшей на 2 дня специально ради "Коляда-театра" Олечкой olivina отправились на "Птицу Феникс". (Скоро туда надо будет организовывать рейсы из Москвы целевого назначения "Коляда-театр":))) )
Пьесу читала прежде, текст понравился сам по себе, но спектакль меня потряс. Играли Тамара Зимина, Василина Маковцева, Сергей Колесов, Олег Ягодин, все играли великолепно, страстно, но больше всех меня потряс в этот раз Сергей Федоров. Ещё когда он только вышел на сцену, я каким-то непостижимым образом почувствовала, что он в необыкновенно приподнятом настроении, счастливый, улыбался как-то блаженно, и мне подумалось, что он сегодня будет особенно вдохновенно играть, от него что-то такое исходило. Так оно и оказалось
Пьеса рассказывает об одном вечере в судьбе двух семейных актерских пар, которых новый русский нанял провести день рождения своего пятилетнего сына. И смешно, и горько. Они потихоньку напиваются, и, как это обычно бывает, из каждого выходит наболевшее. Очень проникновенно сыграла свою актрису с трудной судьбой Тамара Зимина. Но что творил Сергей Федоров. Такую мощную по накалу страстей игру, такое вживание в своего героя увидеть можно не часто. Мне порой казалось, что пил он на сцене не воду, а натуральную водку, настолько натуральный пьяный у него получился, настолько настоящее, сильное отчаяние вырывалось из глаз, движений, горла, мне порой было страшно за него. Я не могла отвести от него глаз, боялась, что он упадет, слушала и плакала так, словно он о себе говорил: провинциальный талантливый актер о судьбе провинциального талантливого актера. С высочайшим трагизмом, накалом он сыграл человека, у которого все позади, который впадает в запои, который вынужден теперь играть детского клоуна, оставив в прошлом великие роли.
И в конце - уставшее - "а ведь был успех?" И Тамара Зимина выручила забывшего сказать эту фразу Сергея, ответив на непроизнесенный вопрос. Но никто ничего и не заметил. Это было так естественно.

Очень хочется увидеть этот спектакль в Москве. Он очень актерский. Очень жизненный. О том, о чем обычно не говорят. Ни актеры, ни корреспонденты, берущие интервью. Хотя бы потому, что у таких актеров, вышедших в тираж, уже никто не берет интервью. Да и кто их слушает, кроме таких же, как они сами, сидящих рядом в таком же состоянии? Точно, как в пьесе. Горько.

Вечером в номере плакала от всего, от мыслей, эмоций, от общения со ставшими мне за эти два долгих дня людьми. Смотрела в большое красивое зеркало в ванной комнате гостиничного номера, видела, как постепенно из глаз болотного обычно цвета уходит оттенок хаки, радужная оболочка становится изумрудной - почему-то слезы вымывают "грязный" цвет, делая глаза чисто зелеными. В детстве, когда шла умываться, меня всегда эта особенность останавливала: начинала присматриваться, становилось забавно видеть себя с глазами другого цвета. Раньше ведь не было линз, меняющих цвет глаз. А в этот раз прием не работал. Видимо, такое количество эмоций, скопившихся за последние месяцы и выплеснувшихся наружу благодаря поездке, не могло остановить и привычное удивление. Плакала там почти каждый вечер, за исключением вечера марафона "Евразии":))) Но слезы были . очищающие, счастливые, не горькие.

Посмотрите, как все смотрят на Коляду:))) Везде ли корпоративные вечеринки проходят в такой атмосфере, когда рядом - начальник?:)))
Его очень любят - и боятся, и уважают, но при этом благоговеют:)))
Тамара - слева в белой кофточке. Сколько ей исполнилось, не скажу из женской солидарности:)) Но, говоря тост, что настолько моложе выглядят обычно женщины без зла и зависти в душе, услышала от красивого молодого мужчины удивленное подтверждение, что она такая и есть. А Тамара представила: "Это мой младшенький!:)))) Очень на неё похож, кстати, как я потом рассмотрела на фотках:)))

Меня там приняли, как давно знакомого и очень близкого друга, очень тепло, я растерялась. Сережа Федоров раз пять дотрагивался до моей руки и как-то трепетно произносил: "Аюшка, добро пожаловать! Как хорошо, что ты приехала!" Потом добавил, что я уже стала легендой в театре, отчего я совсем сомлела, потому что так странно вдруг узнавать, что о тебе знают незнакомые люди (да ещё какие. ) и что о тебе разговаривают, что ты что-то значишь для тех, о ком сама не заешь до поры, до времени, о чем даже не подозреваешь вовсе.
И очень приятно было видеть глаза обаятельнейшего Димы-монтировщика: отчего-то столько доброжелательного тепла исходило от него все эти дни, что это до сих пор вызывает у меня благодарную улыбку:))))

Очередной раз посетила свой любимый и родной Коляда-театр: как раз в предверии праздника.
И пьеса соответствующая - о служителях Мельпомены, обожествляющих и ненавидящих своё ремесло. Хорошо было: мало воды, которая обычно натурально льется из всех щелей спектаклей Коляды - никаких декораций, только струганые доски; на сцене 5 актеров.
Что творил Федоров! Как обычно, поразил своим финальным монологом в самое сердце, пришлось доставать носовой платок, зал (весь) рыдал (а написано-комедия). Испытала сильнейший приступ ностальгии по прежним временам, и каждый раз у Коляды это происходит.
"Вся жизнь театр, в ней женщины, мужчины - все актёры. " Лучше не скажешь.

Другие статьи в литературном дневнике:

29.04.2009. символика и атрибутика
01.04.2009. Спектакль Птица Феникс Коляда-театра

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Метерлинка не ждали

Николай Коляда. Носферату: Пьесы и киносценарии. — Екатеринбург: Уральское издательство, 2003.

Николай Коляда — писатель, как принято говорить, плодовитый. Потому каждый раз, когда берешь в руки новую книгу, возникает опасение: вдруг самое лучшее уже написано? Когда-то ведь должно начаться повторение, “возвращение на круги”? По счастью, этого пока не происходит. Единственная из пьес (“Вор”) вызывает в памяти обошедшую многие сцены мира “Рогатку”: та же тема однополой любви, так же женщина играет неблаговидную роль… Пожалуй, новая пьеса более пессимистична: самоубийство (пусть и неудавшееся: вернувшаяся жена выключает оставленный героем газ) — не выход, если отойти от атеистического представления о мироздании.

Конфликт в большинстве пьес Коляды строится на оппозиции рационального цинизма и чего-то иррационального, недоказуемого, глупого с точки зрения разума, но эффективно противостоящего его разрушительной силе. Это, например, вера, что птица Феникс к каждому из несчастных прилетит. Один из героев, любознательный немец, спрашивает, не четыре ли крыла у этой удивительной птицы — он видел, как коллеги варили суповой набор, и решил, что у русских куриц по четыре крыла… Несмотря на обязательную маргинальность героев, чернухой драматургию Коляды назвать нельзя, хотя самая светлая из пьес сборника — маленькая пьеса-этюд “Нежность” — вариант истории Ассоль, только не “корабельной”, а, скорее, “паровозной”, без хеппи-энда… вроде бы. “Принц” оказывается фальшивым, перспектива жизни с мужем-алкоголиком и отчужденными детьми — безрадостной, тетрадка со стихами — “нежностью” — похоронена в погребе, а героиня Наташа по-прежнему считает, что “нежность” — “главное слово на свете”, надо только ее как следует поискать. И бежит по привычке к головному вагону электрички — взглянуть в лицо машинисту, объявляющему остановки красивым голосом: вдруг на сей раз действительно Принц? Драматург-реалист, не боящийся самой грязной реальности, разрешает свои конфликты… в пользу иррационального. “А за самолетом над домом, над двором, над сторожкой, над садом, над летним театром вдруг пролетела большая птица. Вернее, только ее тень на мгновение мелькнула, накрыла все, блеснули перья на солнце, и одно перышко — цветное, яркое — упало на сцену к ногам артистов”. Метерлинк? Вот уж где его не ожидалось…

То, что успех пьес Коляды у зрителей основан на их злободневности, остроте и сценичности, несомненно. Поэтому в точной работе с традицией — не только драматургической — просматривается уже не злободневный и не меркантильный разговор об искусстве. Один из излюбленных приемов в драматургии Коляды — диалог-монолог: диалогический “партнер” не владеет человеческой речью или неодушевлен. Дворняга, поплатившаяся за свою доверчивость, в “Вовке-морковке”; говорящая ворона в “Носферату” (у нее даже собственные реплики есть); кошка Зина — происходят от лошади, с которой ямщик из раннего чеховского рассказа говорит о смерти сына. Автоответчик в “Откуда-куда-зачем” — отчужденный, как нос гоголевского майора, голос, пришедший из чеховских пьес, где люди не слышат друг друга. Разница времен, проявленная на одной драматургической традиции, отчетливо видна в монологе из пьесы “Птица Феникс”, открывающей сборник: пьяный актер оплакивает временную летнюю сцену, построенную для празднования дня рождения отпрыска новых русских (хозяин “над зрителями пленку сделал, а над сценой — зачем она ему? — не стал”). В этом монологе нет иронии, присутствующей у Чехова в обращении к “многоуважаемому шкафу”: “Миленькая моя, проклятая моя… любименькая моя, завтра тебя не будет, не станет, тебя сломают…”. “И кому это надо было, все мое, выкинутое туда, в горло, в хайло в темное этого зала, столько лет выкинуто, назад не вернулось ничего!” — сознается в горькую минуту пожилая актриса Роза Жемчугова (это ее сценический псевдоним, на самом деле она, увы, Крысова). Игра становится судьбой, маска — крестом, который надо нести. В финале “Птицы Феникс” актеры опускаются на колени и целуют доски сцены летнего театра.

Шекспировская тема сцены, театральной игры в той или иной форме присутствует во всех пьесах, включенных в сборник, даже если речь не идет напрямую о театре. Многие персонажи исполняют — вполне сознательно — какую-то роль, может, и для одного-единственного зрителя. Проваливая роли, актеры впадают в бешенство. В “Нежности” Коля жестоко издевается над романтичной Наташей: “Туда же! Нежность! Засунь себе знаешь куда свою нежность, старая красная шапочка! Задницу подотри себе своей тетрадкой! Нету такого ничего на свете, поняла?! Вранье все! Еще выговаривать мне будет! Посмотри, посмотри, старпень, на себя — с таким лицом только паровозы останавливать, а не про нежность говорить! Я тебя жду-пожду! Ты придешь-придешь! Нежность-говнежность, милай!”. И кошелек украденный ей возвращает — из презрения. В “Дудочке” Мужчина, выдающий себя за “биологического отца”, пытается растоптать в парне любовь и уважение к покойной матери: “Это она грех свой красотой имени твоего прикрывала, это же понятно коню! Это она сперму красотой замазывала, сперму, что приняла от чужого, не от своего мужа, родить не могущего, приняла ее в себя, греховница, бесстыдница, да что говорить — просто б…, б… вокзальная, раз так поступила, не захотела нести крест бездетной, крест, от Бога данный!”.

Сборник носит название “Носферату” — видимо, именно эта пьеса видится автору смысловым центром книги. На обложке сборника — жутковатый портрет, на котором лицо, как чадрой, закрыто старомодной салфеткой с вышивкой “ришелье”. Перечень вещей, предлагаемых престарелой Амалией Носферату облдрамтеатру, поистине фантастичен; среди обычных бытовых предметов, большая часть которых, к тому же, пришла в негодность, — “веник, ложка, кастрюля, щипцы, вилка, стакан, подставка под горячее, подстаканник” — встречаются экземпляры совершенно необычные — “заряд для атомной бомбы”, автомат Калашникова (“Пригодится в вашем облдрамтеатре. Есть там кого пострелять? Есть. Всегда есть кто-то, кого надо пострелять”); икона, на которой стерлось изображение Бога; камешек, который “был звездой”… Но существуют ли представители “облдрамтеатра” — или безумная старуха разговаривает сама с собой? Барочную метафору “жизнь — игра” драматург доводит до абсурда: в конце Амалия начинает говорить о себе в мужском роде — как разросшийся, объявший все предметы мира дух, не имеющей пола. Мотив у выхода за человеческий предел психологический — личное горе. У нее умер единственный сын, ее человеческая жизнь потеряла смысл, комическая старуха вырастает до символа, пьеса сходит с жанровых рельс — комедии у Николая Коляды всегда по-чеховски глубоки и печальны, а в самых мелодраматичных сюжетах полностью отсутствует сусальность.

Осталось сказать, что, помимо пьес, в сборник включены три киносценария: “Рогатая зеленая змеюка” (по мотивам пьесы Коляды “Мы едем, едем, едем…”), “Курица” (по одноименной пьесе драматурга) и “Недотыкомка” (по роману Ф. Сологуба “Мелкий бес”). Обращение к жанру киносценария представляется мне закономерным развитием таланта Коляды: развернутые лирические ремарки (которые унаследовали многие его ученики) — заведомо за гранью возможностей театра. Впрочем, есть и такие, которые средствами кинематографа тоже воплотить невозможно: “У женщины приятное лицо, но такой взгляд, такие глаза, какие вдруг приобретает фотография, когда человек, на ней изображенный, умирает”. Возможно, впереди у Николая Коляды — романы, повести, рассказы.

Я как-то внезапно осознал, что у нас в фигурном катании есть абсолютно кинематографическая история, которую нельзя не экранизировать.

Наш герой, конечно, не переворачивает фигурку вверх ногами, но ярко стартует по взрослым — у него крутая техника, крышесносный лутц, он пластичен, его любят судьи. Его не кличут новым Плющенко, но глядя на то, что происходит с теми, кого так нарекают, может, это и хорошо.

То есть вот ничто не предвещает драму, а она такая раз — и добрый вечер.

Чемпионат России, где у него ломается конек до того, как это стало мейнстримом.

Перелом, который забирает у него год. Он возвращается — еще артистичнее, но столь же нестабильнее.

На один чистый прокат приходится два со срывами. Потом три. Четыре. Апофеоз в Пхенчхане, где он заваливает все и становится антигероем Олимпиады.

Талант становится проклятием. С него по старой памяти требуют, но уже в него по-хорошему не верят (даже несмотря на бронзу ЧМ — кому нужна медаль постолимпийского турнира).

Он вспыхивает на Евро, где в короткой дергает Фернандеса, чтобы в произвольной вновь развалиться и погрузиться в амок.

Коляда — это уже почти мем. Ниже падать некуда, когда приходится еще и пропустить сезон из-за операции. Пустота, черным-черно, затемнение экрана.

Что произошло с Колядой в этот момент, можно только фантазировать. Посоветовали ли ему уйти от Чеботаревой к Мишину-сэнсэю, или дошел своим умом; если второе, то повзрослел он сам, или женитьба так меняет человека. Здесь оставим простор для фантазии автору сценария, но на открытые прокаты вышел какой-то незнакомый парень.

Вроде и имя то же, и пластика, и лутц на месте. Но взгляд совершенно другой — такого спокойного расчетливого русского мужика.

Это, кстати, и история чисто русская — потенциально супергеройское кино превращается… Кстати, даже непонятно почему — не назовешь же Мишу раздолбаем, но упорно превращается в историю какого-то глобального преодоления себя. Наверное, поэтому Россия — страна мелодрам и артхауса, здесь не может быть типичной американской супергероики с патетическими диалогами и уверенными взглядами.

Зато, когда, несмотря на всю чернуху, герою удается хоть что-то — не считать же чистые прокаты на открытых стартах серьезным достижением в вакууме, — в глазах все равно стоят слезы. Потому что Коляда пережил в реальной жизни много больше, чем Тони Старк, Бэтмен или Человек-паук вместе взятые с лучшими сценаристами в бэкграунде.

Историю Коляды нельзя снимать как хэппи-энд. В ней должен быть открытый конец. Как, собственно, сейчас все и есть.

Мы не знаем, была ли это разовая вспышка или серьезный камбэк, поедет ли Миша в Пекин, если да, то не повторится ли на нервах сценарий четырехлетней давности.

Но одна надежда на то, что все будет по-другому, воплощенная в его сжатом кулаке после прокатов, возможно, важнее будущей реальности.

А, да: последняя сцена. Миша на соревнованиях, каких-нибудь важных. Он в начальной позе, начинается музыка, камера выхватывает его взгляд — и тут начинаются титры.

Читайте также: