Моя мать марлен дитрих краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Биографическая проза – чтение, как правило, весьма специфическое. Не обязательно скучное или занудное, вовсе нет, но всё-таки скованное целым рядом правил и условностей. Автору тут необходимо смириться с тем, что жизнь – никак не приключенческое кино, а читателю обязательно следует хоть как-то, но любить (или ненавидеть) главного персонажа – иначе ради чего тогда всё это.
Тремя неделями спустя после своего двадцать пятого дня рождения, утром 27 декабря 1901 года, Йозефина, пережив тяжелейшие роды, разрешилась от бремени второй дочерью. Дитя было блистательное: точеную головку опушал цвет летнего заката, тельце светилось, как жемчуг Востока, ясная лазурь проглядывала из-под полуприкрытых век – Золотой Сокол в миниатюре.
Подчёркнутая услужливость, созданная годами Великой депрессии, замечательно соответствовала отношению моей матери ко всем тем, кто обслуживал её за плату. Ни один не покидал своего места, не подавал виду, что чем-то недоволен. Они сносили всё, обуздывали остатки гордости, выполняли любые приказы, зная, что, если они вспылят, их ожидает голодная смерть.
Рассказ о детстве будущей легенды построен на сочетании её безмятежных дневниковых записей с трагическим историческим фоном: где-то неподалёку бушует Первая мировая война, а молоденькую кокетку волнуют только её многочисленные влюблённости и новые фильмы с обожаемой ею кинозвездой.
По субботам и воскресеньям я нацеловываюсь на всю неделю. Мне должно быть очень стыдно. Все, кто меня знает, соглашаются с этим, когда я спрашиваю их, что они думают обо мне: я хороша для поцелуев и времяпрепровождения, но жениться на мне – упаси господи! Вот результат моего поведения – например того, что я так легко позволяю себя целовать. Конечно, как тут ожидать уважения. Но что поделаешь? Не моя вина, что моя романтическая натура не признаёт ограничений. Кто знает, как я кончу. Хочется надеяться, что скоро найдётся кто-то, кто по доброте своей женится на мне.
Иногда моя любовь похожа на детскую, хотя она серьёзная, как у взрослых. Это такая любовь, какую я могла бы чувствовать к мужчине. Как же ей не стыдно не понимать меня, она думает, это простое увлечение. Я и сама называю это увлечением, но на самом деле всё не так просто. Вся ситуация! Увлечение можно легко забыть, но любовь – нет.
Муж, любя её, соглашался со всем, что она считала нужным. К тому времени, когда он понял, что она сделала и почему, было уже слишком поздно что-то менять. Хотя они оставались в браке около пятидесяти лет, иногда даже жили под одной крышей, но их физические отношения кончились в тот день, когда Марлен узнала, что носит ребёнка.
Торопливо, как обычно, моя мать поглощала обед. Набив рот картофельным салатом и кусочками сосиски, она пробормотала что-то о том, что сегодня ей надо в театр пораньше, потому что… дальнейшее заглушил салат. Мы с отцом ждали, пока она запьет его пивом.
– Я сказала, – начала моя мать, отчётливо выговаривая каждое слово, – что-очень-важный-американский-режиссёр-который-собирается-снимать-Эмиля-Яннингса-в-звуковом-фильме-на-UFA-как-будто-бы-ожидается-сегодня-в-театре. Говорят, он по всему Берлину ищет шлюху для картины… может, он подумал…
В книге Ривы столько подлинных документов и воспоминаний, что Марлен Дитрих в любом случае не остается просто великой звездой Голливуда, секс-символом эпохи и неподражаемой законодательницей мод — сквозь ее тексты и слова дочери видна женщина, противоречивая, страстная, безусловно, талантливая и далеко не всегда счастливая. Мария Рива старается быть беспристрастной, отдавая дань уважения таланту Марлен и той силе, с которой Дитрих развернула к себе лицом невероятно бурную эпоху, в которую ей пришлось жить. Рива начинает рассказ с юности деда Луи Дитриха — аристократа и плейбоя — и его женитьбы на бабушке Йозефине, не способной обуздать деда и вымещавшей впоследствии все эмоции на дочерях. Она показывает упрямую девочку с сильным характером, амбициозную молодую актрису, которая занималась своим делом, пусть ее мать и приравнивала актеров к ворам и бомжам. Она показывает роковую женщину, которая бросила вызов мироустройству и заставила всех подражать себе.
— Где он? Ты его брала?
Совершенно ошарашенная спросонья, я промямлила:
Что, вероятно, прозвучало очень виновато.
— Ты знаешь кого! Моего негритенка! Куда ты его подевала?
— Мутти, я никогда с ним не играю. Мне же не разрешают. Но он был у Папи…
Она так и вскинулась:
— Папи! У тебя мой негритенок!
И выбежала вон. Теперь достанется отцу! Я совсем не собиралась ябедничать, но я просто видела, как он поправлял травяную юбку на мамином войлочном дикаре. Чуть позже, когда она быстрым шагом вела меня по темной улице, чтобы забросить к бабушке, черная кукла торчала у нее, плотно прижатая, из-под мышки. Черный дикарь неизменно сопровождал Дитрих повсюду. Он был ее амулетом на протяжении всей жизни — профессиональной. В обычной жизни его место занимала астрология.
— Ты шутишь! О чем ты говоришь? Я играла Екатерину Великую — при чем тут лицо юноши? Разве можно надевать такую меховую шляпу поверх девичьих локонов? Это выглядело бы просто смешно на экране, вот я и убрала волосы… И получилось прекрасно. Ты же видела мои фотографии, которые Джо сделал тогда, — прелесть! Вообще все шляпы, из-под которых свисают волосы, выглядят глупо.
Дитрих ввела в свой имидж гибридную сексуальность еще задолго до того, как общество стало толерантным. И как всегда, она ничего не заметила! Удивительные вещи случались у Дитрих сами собой!
К 1982 году ноги у Дитрих совсем отказали. Она уже не могла встать, даже если бы захотела. С присущим ей упорством она довела начатое до конца. Теперь у нее был убедительный предлог отгородиться от мира. Марлен Дитрих без ее прекрасных ног? Это немыслимо… такую правду следует прятать в кровати, за толстыми стенами. Она начала готовить странные блюда на отцовской горелке, которая стояла рядом с кроватью. Когда горелка испортилась, заказала в хозяйственном магазине древнюю электроплитку. Шнур от нее вместе со шнурами шести других электрических приборов тянулся по заляпанному ковру рядом с ведрами для мочи. Мое воображение рисовало самые ужасные сценарии, результаты неосторожного обращения с электричеством. Я купила ей огнетушитель, попыталась научить им пользоваться, написала инструкции большими черными буквами и прикрепила к матрасу. Понимая, что, если начнется пожар, моя мать будет слишком пьяна и не сможет прочесть инструкции или вспомнить, как пользоваться огнетушителем, я настояла, чтобы она научилась сползать с кровати и забираться в инвалидное кресло, которое по моему указанию все время находилось в комнате.
— Мэсс, я хочу, чтобы ты могла в случае пожара выбраться отсюда самостоятельно. Если ты не позволяешь никому спать в твоей квартире, то по крайней мере должна научиться залезать в кресло, доезжать до входной двери и выбираться наружу. Ты же не парализована! Нельзя просто сидеть тут и ждать, пока кто-нибудь за тобой придет.
— Глупости! Откуда тут взяться пожару?
— Например, от той плитки рядом с кроватью — ты упорно отказываешься от нее избавиться.
— Эта маленькая штуковина? Я на ней разогреваю тушеную капусту. Никто не приносит мне еду, и поэтому мне приходится готовить самой.
Это была одна из любимых фантазий матери — о том, что ее морят голодом. Я ей готовила, поклонники постоянно присылали деликатесы на красивых подносах, соседи были готовы покупать продукты для знаменитой кинозвезды, горничная жаловалась, что Мадам не позволяет ей готовить, из Берлина поклонники присылали упаковки сосисок, которые она любила есть сырыми, из Швеции — маринованную сельдь. Счета за продукты доходили до пятисот долларов в неделю, но Дитрих продолжала убеждать всех, в том числе себя, что ее бросили, оставили умирать голодной смертью — одну!
Она позвонила мне четвертый раз за день:
— Нет… но я звонила Нэнси. Та ее фотография в Match — она выглядит слишком худой. Я сказала ей, что у нее больной вид… Она была очень мила. Теперь у меня есть номер ее личного телефона. Ты не угадала.
— Нет, но я видала фотографию этой его ужасной жены — она еврейка!
— Вообще-то Кэрол Байер Сейджер — прекрасный поэт…
— Этого не может быть. И все же, кто звонил?
— Нет, и очень жаль! Тогда я могла бы ей сказать — как я ее люблю! Что за женщина! Столько лет с Трейси, и ни намека на скандал — но это благодаря MGM. Там они действительно защищали своих. Я слышала, что теперь она все время трясется… но позволяет, чтобы ее видели и даже снимается на телевидении! Должно быть, она богата — тогда зачем так выставлять себя. Так кто же мне звонил?
— Синатра? — У меня уже заканчивался список знаменитостей, и я просто гадала.
— Что? Этот старый пьяница? У него нет моего номера — а если бы он даже позвонил, я притворилась бы горничной.
Одна из навязчивых фантазий Дитрих заключалась в том, что она якобы способна изобразить любой акцент, и поэтому она постоянно притворялась испанской или французской горничной, которая отвечает на телефонный звонок, но не может произнести ни слова по-английски. Не узнать Марлен Дитрих, пытающуюся изменить свой голос, было невозможно, хотя она и сравнивала себя с Мэрил Стрип, нос которой ее ужасно раздражал — каждый раз, когда она видела ее фотографию.
— Да! Ни с того ни с сего! Откуда он узнал мой номер? Он был очень мил. Сказал, что пишет книгу… а я сказала ему, что больше не могу читать, и мы поговорили… Чудесный человек!
Когда книга вышла и выяснилось, что в ней мистер Дуглас пересказал их телефонный разговор, я зашла в убежище матери и увидела, что она рвет его портрет с суперобложки его книги — а от ее взгляда могло бы скиснуть молоко!
— А, вот и ты! Этот сукин сын написал обо мне в своей грязной книге, и даже о моем Фернандо Ламасе упомянул на той же странице, что и о Рейгане. Как можно ставить в один ряд свечи и президента! Я послала ему телеграмму. Сказала этому ублюдку, что я о нем думаю!
Мария Рива - Моя мать Марлен Дитрих. Том 1 краткое содержание
Моя мать Марлен Дитрих. Том 1 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
— Радость моя, что такое… я скажу по буквам… странное слово… К — Карл, О — Океан, Н — Нэнси, Д — Денвер, О — Океан, М — Марлен.
В такие моменты я обычно думала, подслушивают ли разговор телефонистки. Я тщательно описала вид и функции предмета нашего разговора. Она воскликнула:
— Ах, это! Этим я никогда не давала им пользоваться! Ерунда. Копаться с этим в темноте… И вообще они сразу делаются такие довольные и милые, когда им говоришь, что это не нужно!
Я никогда не осуждала мать за ее чувственное обжорство — а только за то, как она обходилась с теми, кто любил ее. Иногда меня смущала частота, с какой менялись ее партнеры в постели, но с годами я к этому привыкла. Вероятно, я возненавидела бы ее, если бы она была побуждаема сексуальным аппетитом. Но все, чего Дитрих хотела, в чем нуждалась, чего жаждала, это Романтики — Романтики с большой, огромной буквы, — признаний в абсолютной преданности, лирической страсти. Сопровождающий это секс она принимала лишь как неизбежное бремя, которое женщинам приходится претерпевать. Она могла объяснять это мне на полном серьезе. Я уже была взрослой женщиной, с собственной семьей, но она чувствовала, что мне все равно нужно некоторое сексуальное образование.
Она предпочитала оральный секс, что давало ей возможность вести сцену. К тому же считалось, что европейские женщины очень искусны по этой части.
Еще Дитрих обожала импотентов.
— Они так милы. Можно спать, и это очень уютно!
Спустя 25 лет после смерти великой актрисы Марлен Дитрих, Мария Рива, единственный ребенок звезды, делится неприглядными воспоминаниями о своей матери в переизданных мемуарах.
В ее фильмах и на концертах, она источала эротическую истому, капризное раздражение.
Марлен должна была быть немного иной, так как была более артистичной. В феврале 1922 года Марлен безуспешно попыталась поступить в актёрскую школу Макса Рейнхарда в Немецком театре. Директор школы Бертольд Хельд всё же обратил на неё внимание и решил давать ей частные уроки.
Научившись танцевать чечётку, канкан и танго, Марлен устроилась танцовщицей в ночном кафе Гидо Тильшера . Она сверкала длинными ногами на спектаклях и в кабаре. Дитрих наслаждалась этим фантастическим миром, который сильно контрастировал с нищетой и сильной инфляцией Веймарской республики. В конце июня 1922 года она завершила учебу у Бертольда Хельда и стала брать уроки вокала у Оскара Даниэля .
Руди к тому времени уже смирился с её аферами, в том числе и со Штернбергом. Да и сам он не был одинок, у него уже давно был роман с Тамарой Матул, гувернанткой Дитрих. Марлен эту связь даже поощряла, так как после рождения Марии их интимные отношения пошли на убыль. Зато семья сохранилась.
И их брак продержался всю жизнь. Тамара из-за любви к Зиберу отказалась от карьеры. Она очень страдала, поскольку ей категорически запрещалось иметь детей. Она была вынуждена делать аборты, чтобы не запачкать скандалом чистый брак Марлен. В результате чего у нее началось душевное расстройство. Тамара умерла в больнице от руки невменяемой пациентки.
Рива рассказывает о причудливых манерах матери. Например, у Марлен была фобия. Она боялась микробов. Она тщательно чистила туалет и пользовалась мощными моющими средствами и антисептиками.
В 1953 году Дитрих начала карьеру певицы ночного клуба. Однако ее здоровье пошатнулось. Курение подарило ей аторосклероз, она стала калекой, зависимой от алкоголя и болеутоляющих.
Helenga
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Моя мать Марлен Дитрих. Том 1: краткое содержание, описание и аннотация
Мария Рива: другие книги автора
Кто написал Моя мать Марлен Дитрих. Том 1? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Моя мать Марлен Дитрих. Том 1 — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Несколько месяцев продолжалась битва под Верденом. Когда резня кончилась, французы недосчитались пятисот сорока двух тысяч человек; потери немцев составили четыреста тридцать четыре тысячи.
19 февраля 1917
Я без ума от Улле Бюлова. Детлей Эрнст Ульрих Эрих Отто Вильгельм фон Бюлов. Он так божественно хорош собой. Его мать — еврейка или бывшая еврейка, и поэтому в нем есть что-то такое особенное — особая расовая красота, обаяние и порода! Ко всему, он жутко шикарный! Ему шестнадцать, сначала он на меня не обращал внимания, но теперь обращает.
И в ту зиму, когда Эдуард фон Лош предложил руку и сердце молодой вдове Дитрих, Йозефина приняла его предложение со всей признательностью. Эдуард был лучшим другом Дитриха. Она знала и уважала его с того самого дня, когда ее муж впервые привел его к ним в дом — познакомить со своей молодой женой. И Эдуард был единственным из друзей Луиса, который — она это чувствовала — не прощал ему безответственное поведение.
Эдуард по доброте душевной не желал ничего иного, как только заботиться об осиротевшей семье своего друга, защитить ее в наставшие тяжелые времена. Он не требовал, чтобы Йозефина любила его. Ему было довольно самому любить ее.
Клан фон Лош впал в негодование. Они заявили Эдуарду, что Йозефина ему не ровня, и что если он упорствует в своем глупом желании жениться на амбициозной выскочке, то семья не только откажется принимать его жену, но и вообще умывает руки, считая его поступок неблаговидным.
Она была в черном. Церемония венчания Эдуарда и Йозефины прошла скромно, как того требовали положение невесты-вдовы и военное время. Дочери на венчании не присутствовали. Лизель, хотя и продолжала оплакивать своего отца, приняла отчима с искренней любовью. Лина проигнорировала новый брак матери и вела себя так, как будто ничего не произошло. Мать могла сменить имя на фон Лош, ее — навсегда останется Дитрих. В последующие годы ее настоящий отец и фон Лош сольются в ее памяти, утратив характерные для них черты и став одним человеком.
Эдуард перевез свое новое семейство в прекрасный дом, расположенный в одном из самых фешенебельных кварталов Берлина. Теперь каждый день стал напоминать Рождество в миниатюре. На некоторое время им показалось, что война где-то далеко. Иногда по утрам появлялось настоящее молоко и даже целый круг сыра. Чудесным образом возникали маленькие коричневые кулечки с бесценными кофейными зернами. Два-три раза — целые сахарные головы, и был хлеб — хлеб из настоящей муки! Соблазн увидеть Йозефину улыбающейся отправлял Эдуарда на поиски деликатесов, и он радовался, что ему по карману чудовищные цены черного рынка. Однажды перед сном Йозефина нашла живой цветок на своей подушке. Великолепную желтую розу! Розу в военном Берлине? Как Эдуарду удалось достать ее? Вероятно, она стоила целое состояние! Эдуард сиял. Видеть жену счастливой было так сладко. Скоро ему предстояло покинуть ее. Совсем немного времени выпало ему для того, чтобы дарить ей радость.
Читайте также: