Люди в белых халатах книга краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
ЛЮДИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ
— В анамнезе миллион долларов. — Фельдман щелкнул крышкой кейса и поежился. Видно, так ему было страшно от суммы, которую он озвучил.
— Трофиму ска… — начал было Котомин и тут же осекся. — Трофим чемодан видел?
— Не уверен! — Фельдман засунул кейс под носилки и отвернулся к окну. — А ты?
Котомин не любил Фельдмана не в силу присущих последнему ярко выраженных черт характера еврейского народа, а скорее за отсутствие таковых. Кроме привычки отвечать вопросом на вопрос, ничего другого анекдотично-пейсатого в Марке Арнольдовиче не было. Он всегда был опрятен, вежлив, в меру носат, не стремился переложить работу на других или увильнуть. В подлости замечен не был, давал в долг по мелочам и честно делил деньги, которые благодарные больные (а такие попадались только Фельдману) совали в карманы врачебного халата.
И вот теперь этот чемодан. Как развязка плохого сериала. Котомин предчувствовал, нет, даже точно знал — именно в этот раз все и случится. К этому все, собственно говоря, и шло. Фельдман возьмет и кинет и его, и Трофима (хотя Трофим чемодан не видел, Котомин это точно знал). Кинет легко и непринужденно. На один миллион долларов. Пока непонятно как, но это же Фельдман! А главное, зачем ему так много? Отец у Арнольдыча известный хирург, мать гинеколог. Про практику в частной клинике тоже всем известно. Чего ему, денег, что ли, на жизнь не хватает? Как Котомину или Трофиму? Зачем ему вообще эти бабки? Он чего, нуждается? Точно кинет. Нет в нем русской широты души и вечного стремления к справедливости. Нет, и все тут.
— Конечно, нужно уезжать из Москвы.
— Что? — переспросил Фельдман.
— Уезжать надо отсюда. Из Москвы, из страны.
— А, — пожал плечами Фельдман, — наверное, ты прав.
И среда обитания доказывала Марику, что так оно и будет. Один за другим его друзья и сокурсники свалили. Кто в Штаты, кто в Израиль, а те немногие, что остались у Марика к сорока годам, рассосались по заграничным представительствам российских нефтяных компаний, с джокером в виде двойного гражданства в кармане.
И вроде бы с деньгами, благодаря нескольким работам, все было в порядке, и в семье хорошо, и работу свою Марик любил, но память поколений подсказывала, что воздух в Москве становится плотнее. Плотнее до такой степени, что, кажется, завтра не ты его, а он тебя вдохнет и распылит на молекулы.
Котомин, в общем, был не одинок. На работе Марка недолюбливали. Может, за замкнутость, может, за успешных родителей, может, за то, что не ныл и не жаловался. Может… черт его знает. Был бы еврей, а повод найдется. Все эти анекдоты, шуточки, смехуечки по поводу шаббата. А вот теперь, кажется, и настоящий повод нашелся в виде кейса.
В Марке боролись две сущности. Одна говорила о том, что кейс надо немедленно сдать главврачу по приезде. Пусть он его потом украдет, разделит, вернет, главное — к Марку это никакого отношения иметь не будет. Вторая сущность говорила… нет, кричала о том, что Марк мудак. Что в своем хитрожопом стремлении быть как все нужно идти до конца. Разделить эти чертовы деньги, причем на двоих, потом написать бумагу в Израильское посольство, семью в охапку — и валить. Там клинику открыть или магазин. Да что угодно, только не здесь.
Но первая сущность предательски побеждала. Точнее, не она, а банальный инстинкт самосохранения. Убьют за такие деньги. Рано или поздно обязательно найдется хозяин и убьет. Двое детей, престарелые родители. В общем, кейс нужно отдать. К этому все больше склонялся Марк.
«Вот сейчас возьми ты это все и подели на двоих, — думал Котомин, — на троих. Да хоть бы на четверых. И все. И не будет больше десяти чашек кофе в ночное дежурство, приведение в чувство молодящихся чиновничьих пенсионеров с зашкаливающим давлением и их окриков: „Нина, денег им не давай!“ — чудовищного запаха старушатины в обшарпанных „хрущевских“ однушках, годами не стриженных, желто-зеленых ногтей на ногах ветеранов войны, избитых гастарбайтерами провинциалок на седьмом месяце. Ничего этого больше не будет.
Поднимающаяся пена беспомощной злости упростила ситуацию донельзя. Решение валить с кейсом оказалось логичным и единственно правильным.
— Ну что, на двоих делим? — выговорил Котомин пересохшими губами. — Да?
— Нет, — Фельдман покачал головой, — эти деньги надо вернуть. Они не наши.
— Ну, я так примерно и думал! — Котомин рванул дверцу машины и подался вперед…
Нина Степановна всю свою сознательную жизнь проработала на ферме. Сначала в детстве помогала матери, а потом и сама - всё с коровами, да телятами. У неё и фамилия была подходящая - Молочкова.
- Вот уйдёшь ты, Степановна, на пенсию со своей молочковой фамилией, - смеялась самая молодая доярка Ленка, - кто будет выдавать рекорды по надоям?
- А ты выходи замуж за моего Саньку, - отшучивалась та, - и тоже будешь Молочковой. Тогда и у тебя молоко рекой потечёт.
Нелёгок труд доярок. А работают они, порой, без выходных и отпусков. Да что там - без отпусков - в поликлинику некогда съездить проверить своё здоровье. Коров не оставишь без присмотра, а желающих на такой труд народу всё меньше и меньше - молодёжь всё в город норовит за лёгким заработком. Хотя молочко все любят.
Но речь не о том.
Закончив утреннюю дойку, Нина Степановна, прибрала своё рабочее место, заглянула в молочный блок, чтоб поздороваться с молоковозчиком Генкой Гордеевым, но не увидя его там, пошла в бытовую комнату, чтоб переодеться в ту одежду, в которой пришла на работу. Не дойдя до бытовки нескольких метров, она вдруг почувствовала резкую боль в правом боку и машинально схватившись рукой за больное место, привалилась к стене.
В это время как раз мимо неё и проходил тот самый водитель молоковоза Генка:
- Тёть Нин, что с тобой? - увидел он её скрюченную.
- Не знаю, Гена. Что-то в боку. будто зубами вцепилось.
- Ну-ко, держись за меня. Я тебя сейчас на своём молокане в больничку доставлю.
- Ой, Ген, подожди, - неуверенно пролепетала она, - может так пройдёт?
- Да ты что? А вдруг у тебя аппендицит? Никаких отговорок. Всё равно надо показаться врачу.
Пока ехали двадцать километров до райцентра, боль потихоньку утряслась и затихла.
- Зачем я тебя только послушала, - сокрушалась Степановна, когда подъехали к поликлинике, - что я врачам скажу? И не одета я. Пустят ли меня в рабочей одёжке?
- Скажешь всё, как было. А про одёжку объяснишь, мол, прихватило на работе, что не успела переодеться. Ну, давай, иди смело.
- Да я и в больнице-то сроду не была. Не знаю, к кому там и как?
- Обратишься в регистратуру, а там подскажут. Иди же. А я молоко сольЮ, и заеду за тобой.
В регистратуре её направили к терапевту.
Сняв в гардеробе старенькую рабочую телогрейку, пропахшую фирменным фермерским запахом, подала её молодой гардеробщице. Та, не скрывая брезгливости, морща нос, бросила её в самый дальний угол гардеробной.
- А номерок не надо? - неуверенно спросила Степановна.
- Не боись, никто твою шубу не упрёт. А тебя я ни с кем не спутаю,- грубовато ответствовала та.
- Ну ладно, - согласилась доярка, подумав о том, что грубость совсем не красит эту молодую женщину и пошла искать кабинет терапевта в старенькой, давно вышедшей из моды, неопределённого цвета кофтёнке, такого же покроя длинной серой юбке, резиновых сапогах и с полушалком на шее. Простая деревенская баба, каких тут в больничных коридорах предостаточно. Да и запахом коровьего навоза здесь не всякого удивишь. Ну поморщились две расштукатуренные девицы, да попереглядывались две интеллигентные особы женского пола, но не суть.
"Коли уж приехала, - рассуждала Степановна, - надо показаться врачам. Когда ещё выберусь? Вдруг и вправду что-нибудь серьёзное? Вон ведь как вцепилось, аж свет в глазах померк. Не дай Бог помру, и знать не узнаю - от чего".
Очередь вроде не большая - человек семь перед ней, но уж больно долго тянется. То кто-то "больничный" подписать зайдёт на минутку без очереди, а выходит через полчаса, то инвалида привезут на коляске, снова без очереди, то какие-то знакомые по блату будто карточку забрать. В общем, так через одного, достояла до своей очереди, и врач на обед ушёл. А тут, как на грех, снова бок прихватило. Сидит, держится за него, вздохнуть не может нормально и мысленно уговаривает: "Ну, успокойся уже. Успокойся, прошу. Не время. "
Народу в коридоре поубавилось, а кто остался ждать своей очереди у других кабинетов, на неё не обращали ровно никакого внимания.
Через час всё-таки ей удалось заговорить боль и доктор как раз пришёл:
- Заходи, мамаша. Проходи, садись, - указал на стул, - Рассказывай, что беспокоит?
- В правом боку что-то болит, сынок.
- А что болит-то?
- Да не знаю. Приехала прямо с работы. Думаю посмотрите и определите что.
- Понятно. Когда пила последний раз?
- Чего? - не поняла Степановна.
- Спиртное когда употребляла? Чего же ещё.
- А-а, это. Да ты что, сынок, я вообще не пью.
- Ага, за уши лью? - скривил он улыбку, - От тебя же за версту несёт, как после недельной попойки.
- Ну что ты. Это фермой пахнет. Да может быть бензином - на молоковозе ехала. Просто меня утром после дойки так скрутило, что переодеться не успела.
- Тебе "больничный" надо?
- Да мне хоть узнать, что болит-то?
- Сейчас болит?
- Слава Богу, сейчас нет. А до.
- Ну если не болит, тогда чего пришла?
- Так болело же.
- Вот когда заболит, тогда и приходи.
- Как же так? Даже не посмотришь?
- Если не болит, так что смотреть-то? Ну всё, мать, иди, не задерживай очередь.
- Куда идти-то?
- Куда, куда. На работу. Или опохмеляться.
- Как же тебе не стыдно, сынок? Ты же врач. Клятву Гиппократу давал.
- Всё, мать, ступай, другие больные ждут, - и крикнул мимо неё, - Следующий.
Вышла из кабинета со слезами на глазах. Не ожидала она от врача такой хамской грубости.
- Слышала я весь разговор, - зашептала старушка Степановне, когда дверь в кабинет закрылась за очередным пациентом, - Денег ему надо было дать.
- Да денег-то я не взяла с собой.
Идёт Степановна дальше по коридору, смотрит, дверь с надписью: "ХИРУРГ", и очереди нет. "Ну-ко, - думает, - зайду". Постучала.
- Войдите, - послышался за дверью женский голос.
- Здравствуйте, - заглянула она в кабинет.
- Что вы хотели? - спросила женщина в белом халате.
- Мне бы хирурга повидать.
- Он на операции.
- А когда будет?
- После операции.
- Можно подождать?
- Ждите, если хотите, - пожала та плечиком.
Ну и стала Степановна ждать. Час сидит возле двери хирурга. Два сидит. Медсестра уже вышла и дверь на замок закрывает.
- Не будет сегодня хирурга, - сообщила она, - Другая операция у него. Пойду помогать, - важно заключила и пошла.
Степановна так и осталась сидеть с открытым ртом.
- Вы к заведующему сходите, - подсказал мужчина сидевший напротив, - Он тоже сегодня приём ведёт. И народу к нему никого нет.
- А где его кабинет?
- Сразу за углом.
- Спасибо, мил человек. Так и сделаю. А то что же, весь день коту под хвост?
Когда Степановна открыла глаза, то первое, что увидела - мутный фонарь над головой. Понять не может, где? Что с ней? Почему лежит? Почему голова будто пьяная? Перед глазами всплыло лицо заслуженного врача: "Значит, всё-таки пила"?
- Да не пила я, - произнесла она вслух слабым голосом.
- О! Наша соседка пришла в себя, кажется, - услышала Степановна женский голос сбоку.
- Кто тут?
- Соседи твои по палате.
- А что со мной?
- Аппендикс у тебя лопнул. На твоё счастье, хирург с работы домой пошёл и нашёл тебя возле больницы. Вовремя подобрал. А так, случись такое в деревне, разговаривала бы сейчас с Богом.
- А почему я пьяная? Я ведь ни капли.
- Это ты ещё от наркоза не отошла. Видать, тебе лошадиную дозу вкололи. Всю ночь, как убитая проспала.
- А что, уже утро? Мне же коров доить. - и не договорив, снова провалилась в забытье.
Снились Степановне её бурёнки. И так ей хорошо было среди них. Такие они у неё добрые и отзывчивые, хоть и не люди в белых халатах.
В прошлом, которое ещё не стёрлось из памяти представителей старших поколений, врач был на особом счету. Он вызывал уважение и даже некоторый трепет. Никому и в голову не приходило жаловаться, обижаться или критиковать его поведения или – упаси Бог! – оспаривать назначения. Сегодня мир поменялся кардинально. Конечно, прогресс и развитие цивилизации – это хорошо. Плохо, когда чёрное становится белым, и наоборот.
Наши современники слишком избалованы и слишком мало ценят чужой труд, даже если он приносит пользу им лично. Подкованные в разных вопросах благодаря интернету, они разбираются в политике лучше любого министра или даже президента, в футболе – лучше тренеров ведущих мировых сборных, ну а в медицине – лучше, чем консилиум самых опытных кандидатов наук. Сегодня каждый доктор, приходя на работу, вынужден прежде всего разбирать десятки жалоб, большая часть из которых не обоснована и попросту лишена логики, вместо того, чтобы выполнять свои основные обязанности. Объём бумажной волокиты зашкаливает, отнимая время от лечения больных. А громкие судебные процессы над врачами заставляют задуматься о смене профессии.
Екатерина: «Что такое медицина лично для Вас?
Нина: «К сожалению, современное общество не до конца понимает, что на одном энтузиазме выжить невозможно, каким бы святым ты ни был. Многие отчего-то ожидают от медиков безвозмездного труда. Помните – Гиппократ говорил, что врач приравнен к Богу. И это правильно! Врач не должен думать о том, как выжить! Его голова должна быть забита знаниями о лечении сложных заболеваний, диагностикой нетипичных патологий, новыми технологиями и последними разработками в фармакологии. Он должен анализировать каждого больного, ведь речь идёт о жизни и смерти! А вы хотите, чтобы он сидел на приёме, кивал головой, соглашаясь с вашими капризами, выслушивая краткий обзор информации из интернета по теме, которой он посвятил всю жизнь, и все это за зарплату, равную стоимости одного обеда у знаменитого японского шеф-повара, пять лет учившегося резать рыбу по особенной, только японцам известной технологии!
Я хочу процитировать здесь моего друга – коллегу, замечательного врача, уважаемого педагога и просто потрясающего человека – Евгения Гребенёва: «Вы не сберегли поколение хороших врачей, люди. Вам его подарило время как компенсацию за ошибки социалистического прошлого, одно из немного ценного, что вы могли иметь даром. Вы сгноили этот подарок – жалобами, кляузами, оскорблениями, недовольством, молчанием, равнодушием, ненавистью к тем, кто из последних сил, за нищенскую зарплату, имея огромные обязанности и не имея никаких прав, пытался бороться за ваше здоровье. А теперь это поколение, воспитанное в духе альтруизма, гуманизма и бессребреничества, благополучно вымирает…
Пришла пора перестать воспринимать докторов как врагов современного человечества и осознать простую истину: каждый врач – своего рода супергерой, который день за днём борется с великим Злом под названием Болезнь. Согласны?
Всем известно, каждый должен заботиться о своем здоровье и вести здоровый образ жизни. Но нередко среди молодежи употребление алкоголя рассматривается как признак мужественности, а курение сигарет и употребление наркотиков – как признак самодостаточности. И никакие доводы взрослых, родителей, учителей не убеждают подростков. На долю врачей выпадает сложнейшая задача – сформировать серьезное отношение каждого из нас к здоровому образу жизни.
Больше всего в жизни ценится доброта. Страшно, когда врач злой, равнодушный, даже если он хороший специалист. С таким человеком вообще не хочется общаться. Мы боимся идти к нему на прием, да и лекарства, которые будет назначать такой врач, особой пользы не принесут. Медицинский работник должен, прежде всего, поддержать человека добрым словом, должен выслушать больного, согреть улыбкой. Ведь главное, чтобы мы поверили врачу. Наверное, главная черта медицинского работника – это милосердие. Не зря же в XIX веке медицинских сестер называли сестрами милосердия. Врач как никто другой должен понимать, что живые нуждаются в милосердии больше, чем мертвые.
Смерть не хочет щадить красоты,
Ни веселых, ни злых, ни крылатых,
Но встают у нее на пути
Люди в белых халатах.
Врачи и фельдшеры, медицинские сестры и санитары проливали пот у операционных столов в медсанбате, в армейских госпиталях. В палатах выхаживали тяжелораненых, стоя засыпали от нечеловеческой усталости. Молодые девушки и женщины, рискуя жизнью, выносили раненых с поля боя. Очень хорошо сказал об этом поэт Е. Старшинов:
Не забыть нам окопов, землянок,
Огнестрельных ранений в упор,
Не забыть вас, блондинок, смуглянок,
Боевых медицинских сестер.
На каленых войны перекрестках,
На полях, где горела броня,
Это вы, медицинские сестры,
Выносили солдат из огня.
Гвардейцы в белых халатах… Это они самоотверженно трудились в течение 1418 дней Великой Отечественной. Это они делали все, что было в их силах, чтобы вернуть солдатам, офицерам силу, чтобы спасти их жизнь.
Начало истории
Вечер у Тумановой
Преследования ученых
Общение со Стригалевым
Тайна Леночки
Концовка
Специфика задания
Создание книги
О серьезных нравственных вопросах написал свою книгу "Белые одежды" Дудинцев. Краткое содержание может передать лишь факты из книги и основную мысль. В процессе подготовки романа писателю пришлось изучить различные области знаний, которые до этого не были ему знакомы. Подготовка к написанию книги заняла немало времени. Знакомство с селекционером Ниной Лебедой оказало большое влияние на автора с фамилией Дудинцев. "Белые одежды", краткое содержание которых было рассмотрено в этой статье, во многом появились благодаря работе писателя с ней. Лебеда помогла литератору освоить азы биологии. Роман был подписан к печати в 1986 году.
Читайте также: