Лермонтов журналист читатель и писатель краткое содержание

Обновлено: 06.07.2024

Les poetes ressemblent aux ours,
qui se nourrissent en sucant leurpatte.

(Комната писателя, опущенные шторы.
Он сидит в больших креслах перед камином;
читатель с сигарой стоит спиной к камину.
Журналист входит.)

Я очень рад, что вы больны.
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений!
Когда ему в пылу забав
Обдумать зрелое творенье?
Зато, какая благодать,
Коль небо вздумает послать
Ему изгнанье, заточенье,
Иль даже долгую болезнь:
Тотчас в его уединенье
Раздастся сладостная песнь!
Порой влюбляется он страстно
В свою нарядную печаль…
..Ну, что вы пишете? — нельзя ль
Узнать?

О чем писать? — восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали, с тайною мольбою,
К N. N., неведомой красе,
И страшно надоели все.

И я скажу — нужна отвага,
Чтобы открыть, хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал).
— Во-первых: серая бумага!
Она быть может и чиста;
Да как-то страшно без перчаток!
Читаешь — сотни опечаток!
Стихи — такая пустота;
Слова без смысла, чувства нету,
Натянут каждый оборот;
Притом — сказать ли по секрету?
И в рифмах часто недочёт.
Возьмёшь ли прозу? — перевод.
А если вам и попадутся
Рассказы на родимый лад,
То верно над Москвой смеются
Или чиновников бранят.
С кого они портреты пишут?
Где разговоры эти слышут?
А если и случалось им,
Так мы их слышать не хотим!
Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретёт язык простой
И страсти голос благородный?

Я точно то же говорю;
Как вы открыто негодуя,
На музу русскую смотрю я.
Прочтите критику мою.

Читал я. — Мелкие нападки
На шрифт, виньетки, опечатки,
Намеки тонкие на то,
Чего не ведает никто.
Хотя б забавно было свету!
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету,
А просто грязная вода.

И с этим надо согласиться.
Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться —
Да как же быть. меня бранят?
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг;
Нагая резкость выраженья
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье, вкус — всё так условно;
А деньги все ведь платят ровно!
Поверьте мне: судьбою несть
Даны нам тяжкие вериги;
Скажите, каково прочесть
Весь этот вздор, все эти книги…
И всё зачем? — чтоб вам сказать,
Что их не надобно читать!

Зато какое наслажденье,
Как отдыхает ум и грудь,
Коль попадется как-нибудь
Живое, свежее творенье.
Вот, например, приятель мой:
Владеет он изрядным слогом,
И чувств и мыслей полнотой
Он одарен всевышним богом.

Всё это так. — Да вот беда:
Не пишут эти господа.

О чем писать? — бывает время,
Когда забот спадает бремя
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,
Журча, одна во след другой
Несутся вольной чередой.
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва;
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова.
Тогда с отвагою свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт,
Но эти странные творенья
Читает дома он один,
И ими после без зазренья
Он затопляет свой камин.
Ужель ребяческие чувства,
Воздушный, безотчетный бред
Достойны строгого искусства?
Их осмеет, забудет свет…

Бывают тягостные ночи:
Без сна, горят и плачут очи,
На сердце жадная тоска;
Дрожа, холодная рука
Подушку жаркую объемлет;
Невольный страх власы подъемдет;
Болезненный, безумный крик
Из груди рвется — и язык
Лепечет громко без сознанья
Давно забытые названья;
Давно забытые черты
В сияньи прежней красоты
Рисует память своевольно:
В очах любовь, в устах обман —
И веришь снова им невольно,
И как-то весело и больно
Тревожить язвы старых ран.
Тогда пишу. — Диктует совесть,
Пером сердитый водит ум:
То соблазнительная повесть
Сокрытых дел и тайных дум;
Картины хладные разврата,
Преданья глупых юных дней,
Давно без пользы и возврата
Погибших в омуте страстей,
Средь битв незримых, но упорных,
Среди обманщиц и невежд,
Среди сомнений ложно-черных
И ложно-радужных надежд.
Судья безвестный и случайный,
Не дорожа чужою тайной,
Приличьем скрашенный порок
Я смело предаю позору;
Неумолим я и жесток…
Но, право, этих горьких строк
Неприготовленному взору
Я не решуся показать…
Скажите ж мне, о чем писать?

К чему толпы неблагодарной
Мне злость и ненависть навлечь?
Чтоб бранью назвали коварной
Мою пророческую речь?
Чтоб тайный яд страницы знойной
Смутил ребенка сон покойный
И сердце слабое увлёк
В свой необузданный поток?
О нет! — преступною мечтою
Не ослепляя мысль мою,
Такой тяжелою ценою
Я вашей славы не куплю.

написано в 1840 году

Примечание к стихотворению

1 Поэты похожи на медведей, которые
кормятся тем, что сосут свою лапу.
Неизданное (фр.).

Коментарий к стихотворению

Написано 20 марта 1840 г. в Петербурге, когда Лермонтов находился под арестом на Арсенальной гауптвахте за дуэль с Барантом .

В стихотворении поставлен центральный для поздней лирики Лермонтова вопрос о судьбе поэта в обществе.

В альбоме Лермонтова 1840 — 1841 гг. есть рисунок, в точности повторяющий экспозиционную ремарку стихотворения; на нем изображен сам Лермонтов в позе Читателя и А. С. Хомяков в позе Писателя. Однако действующих лиц стихотворения невозможно свести к конкретным прототипам.

Источник стихотворения

Стихотворение написано весной 1840 г., когда Лермонтов находился под арестом за дуэль с де Барантом.

Композиционно стихотворение состоит из двух частей. Первая часть представляет собой критический взгляд на современную словесность.

Читатель вступает в резкий спор с Журналистом, в чьих словах выражена позиция современных литераторов. Читатель негодует против романтической пошлости, которой наполнены страницы журналов:

Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретет язык простой
И страсти голос благородный?

Так, в произведении возникает тема бесплодности, отсутствия истинной литературы, отражающей жизнь.

Поддерживая позицию Читателя, Писатель говорит о том, что романтизм себя исчерпал:

О чем писать? Восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали с тайною мольбою
К N. N., неведомой красе, -
И страшно надоели все.

Эти слова нельзя понимать как отказ от творческой деятельности; они должны восприниматься как стремление к поиску нового в литературе.

Вторая часть стихотворения - монолог Писателя. В нем высказаны два варианта творчества. В первом случае:

Когда и ум, и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,
Журча, одна во след другой
Несутся вольной чередой.

В результате к поэту приходит удовлетворенность плодами своего труда:

Тогда с отвагою свободной Поэт на будущность глядит, И мир мечтою благородной Пред ним очищен и обмыт.

По-иному строится творческий процесс, когда литератору

Судья безвестный и случайный,
Не дорожа чужою тайной,
Приличьем скрашенный порок
Я смело предаю позору;
Неумолим я и жесток.

Чтоб тайный яд страницы знойной
Смутил ребенка сон покойный
И сердце слабое увлек
В свой необузданный поток.

С другой стороны, в начале монолога рисуется идиллическая картина, где поэт силой своего слова меняет мир, который:

Значение стихотворения, его глубинный смысл, его идея выражены в словах Ю. М. Лотмана: «Своими стихами Лермонтов предвосхитил трагедию Гоголя, включая и роковое упоминание камина, в котором поэт жжет свои рукописи. Но значение лермонтовской декларации еще шире: она стоит у истоков традиции, типологически характерной именно для русской литературы, - предъявлять искусству высочайшие требования, в том числе и такие, которые средствами искусства в принципе удовлетворены быть не могут, - требования непосредственного преображения жизни. И, разочаровавшись, - вообще отказываться от искусства, как язычник отворачивается от обманувшего его бога.

Интересна полемика литературоведов о том, в чьих словах выражена позиция Лермонтова.

О чем писать? – восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали, с тайною мольбою,
К N. N., неведомой красе,
И страшно надоели все.

И я скажу – нужна отвага,
Чтобы открыть, хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал).
– Во-первых: серая бумага!
Она быть может и чиста;
Да как-то страшно без перчаток!
Читаешь – сотни опечаток!
Стихи – такая пустота;
Слова без смысла, чувства нету,
Натянут каждый оборот;
Притом – сказать ли по секрету?
И в рифмах часто недочёт.
Возьмёшь ли прозу? – перевод.
А если вам и попадутся
Рассказы на родимый лад,
То верно над Москвой смеются
Или чиновников бранят.
С кого они портреты пишут?
Где разговоры эти слышут?
А если и случалось им,
Так мы их слышать не хотим!
Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретёт язык простой
И страсти голос благородный?

Я точно то же говорю;
Как вы открыто негодуя,
На музу русскую смотрю я.
Прочтите критику мою.

Читал я. – Мелкие нападки
На шрифт, виньетки, опечатки,
Намеки тонкие на то,
Чего не ведает никто.
Хотя б забавно было свету!
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету,
А просто грязная вода.

И с этим надо согласиться.
Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться –
Да как же быть. меня бранят?
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг;
Нагая резкость выраженья
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье, вкус – всё так условно;
А деньги все ведь платят ровно!
Поверьте мне: судьбою несть
Даны нам тяжкие вериги;
Скажите, каково прочесть
Весь этот вздор, все эти книги…
И всё зачем? – чтоб вам сказать,
Что их не надобно читать!

Всё это так. – Да вот беда:
Не пишут эти господа.

О чем писать? – бывает время,
Когда забот спадает бремя
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,
Журча, одна во след другой
Несутся вольной чередой.
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва;
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова.
Тогда с отвагою свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт,
Но эти странные творенья
Читает дома он один,
И ими после без зазренья
Он затопляет свой камин.
Ужель ребяческие чувства,
Воздушный, безотчетный бред
Достойны строгого искусства?
Их осмеет, забудет свет…

К чему толпы неблагодарной
Мне злость и ненависть навлечь?
Чтоб бранью назвали коварной
Мою пророческую речь?
Чтоб тайный яд страницы знойной
Смутил ребенка сон покойный
И сердце слабое увлёк
В свой необузданный поток?
О нет! – преступною мечтою
Не ослепляя мысль мою,
Такой тяжелою ценою
Я вашей славы не куплю.

20 марта 1840 г.

1 Поэты похожи на медведей, которые кормятся тем, что сосут свою лапу. Неизданное (фр.).

Литературные вопросы никогда особо не волновали Михаила Лермонтова, который предпочитал держаться особняком от поэтов и писателей. Он не зарабатывал себе на жизнь публикацией в журналах, так как был кадровым военнослужащим. Тем не менее, когда в свет выходили его произведения, критики давали себе волю. Причем, свое мнение высказывали не только профессиональные литераторы, но и обыватели, для которых стихи всегда были составной частью светских развлечений.

Если одни произведения связаны с романтическими мечтаниями, то другие предполагают реальное изображение. Однако оно требует бескомпромиссной смелости и строгости, ибо реальность настолько неприглядна и уродлива, что граничит с сатирой, с карикатурой и памфлетом.

Результат самоанализа, проведенного писателем, свидетельствует о глубоком творческом кризисе, в котором он оказался и в котором дал себе полный отчет. Коротко итог размышления сводится к следующему: прежнее творчество уже не удовлетворяет писателя, новое – еще преждевременно для читателя. В обоих случаях писатель обречен на молчание и лишен читателя. Творчество, адресованное только себе, не имеет смысла и значения. Таково новое обоснование трагического одиночества художника, возникшее вследствие опережения писателем критики и читателя из-за неразвитости общественного сознания.

Борис Тэрнитэ-Князев, журналист УТРЕННЯЯ СМЕНА Стихотворение

Борис Тэрнитэ-Князев, журналист УТРЕННЯЯ СМЕНА Стихотворение Полчаса до подвига осталось… Лица так внимательно тихи, И, сгоняя дрему и усталость, В цех вплывают песни и стихи. Я в своем родном Магнитогорске Вновь хожу в две смены на завод. Не нужны ни

Галина Куликовская, журналист КОММУНИСТЫ

Галина Куликовская, журналист КОММУНИСТЫ Магнитка традиционна. Это сказывается и в облике комбинатовского фасада. Слева от главной проходной — заводоуправление. Справа — невысокое скромное здание парткома и профкома и тут же — видавшая виды гостиница… Так было пять,

Луиза Гладышева, журналист ДОБРЫЕ ВСХОДЫ ТЕРЕНТИЯ МАЛЬЦЕВА

Луиза Гладышева, журналист ДОБРЫЕ ВСХОДЫ ТЕРЕНТИЯ МАЛЬЦЕВА О нем рассказывается в книге Л. И. Брежнева „Целина“ «С особым уважением отношусь к людям, которые спокойно, без суетни и шума ведут свою линию в сельском хозяйстве, видя всегда конечную цель. Пересматривать на

Аида Злотникова, журналист ПИОНЕРСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Аида Злотникова, журналист ПИОНЕРСКАЯ РЕСПУБЛИКА Есть в нашем городе Алое поле. И каждый, кто приходит сюда, знает, что это место — святая святых. Здесь пролита кровь наших дедов и прадедов. Здесь в 1905 году собрались рабочие, чтобы высказать свой протест против царского

Лев Леонов, журналист ЧЕЛЯБИНСКИЙ ТЕАТР В МОСКВЕ

Лев Леонов, журналист ЧЕЛЯБИНСКИЙ ТЕАТР В МОСКВЕ Челябинский драматический театр имени С. М. Цвиллинга на протяжении всей своей почти 60-летней истории (театр начал работу в 1921 году) является зеркалом, в котором по-своему отражается время.Сразу и органично, как

ПИСАТЕЛЬ, ЧИТАТЕЛЬ…

Елена Селиванова, журналист СТИХИ

Елена Селиванова, журналист СТИХИ ХОЛОДНЫЙ ЧАЙНИК Чайник и плитка жили душа в душу, пока старая перечница не шепнула чайнику, что плитка греет кофейник. Чайник вскипел! Плитка расстроилась и перегорела. С тех пор ее никто не видел, а чайник забросили. Кому нужен холодный

4. ПОЭТ И ЧИТАТЕЛЬ

4. ПОЭТ И ЧИТАТЕЛЬ И песнь моя бесследно пролетела… "Умру я скоро…", 1867 Я умру — моя померкнет слава… "3[и]не", 1876 Успех стихов Некрасова в его "непоэтическое" время признавался всеми (почти) его современниками. Это требовало осмысления. Враги поэта объясняли популярность

Читатель как читатель

Глава 1 Писатель и читатель

Глава 1 Писатель и читатель Когда я думаю о смысле литературы, меня часто разбирает смех, мне хочется громко и визгливо расхохотаться. Не могу сказать, чтобы известность слишком утомила меня, но иногда она меня достает. Какое счастье, что у меня есть псевдоним! Люди

ЖУРНАЛ, КРИТИК, ЧИТАТЕЛЬ И ПИСАТЕЛЬ[347]

ЖУРНАЛ, КРИТИК, ЧИТАТЕЛЬ И ПИСАТЕЛЬ[347] 1Читатель 20-х годов брался за журнал с острым любопытством: что ответит Вяземскому Каченовский и как поразит острый А. Бестужев чопорного П. Катенина? Беллетристика разумелась, конечно, сама собою, — но главная соль журнала была в

Массовый писатель и массовый читатель в условиях новой социокультурной ситуации

Читайте также: