Кузьмин о прекрасной ясности краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

«Пусть ваша душа будет цельна или расколота, пусть миропостижение будет мистическим, реалистическим, скептическим, или даже идеалистическим (если вы до того несчастны), пусть приемы творчества будут импрессионистическими, реалистическими, натуралистическими, содержание – лирическим или фабулистическим, пусть будет настроение, впечатление – что хотите, но, умоляю, будьте логичны – да простится мне этот крик сердца! – логичны в замысле, в постройке произведения, в синтаксисе.

. если бы я мог кому-нибудь дать наставление, я бы сказал так: "Друг мой, имея талант, то есть - уменье по-своему, по-новому видеть мир, память художника, способность отличать нужное от случайного, правдоподобную выдумку, - пишите логично, соблюдая чистоту народной речи, имея свой слог, ясно чувствуйте соответствие данной формы с известным содержанием и приличествующим ей языком, будьте искусным зодчим как в мелочах, так и в целом, будьте понятны в ваших выражениях". Любимому же другу на ухо сказал бы: "Если вы совестливый художник, молитесь, чтобы ваш хаос (если вы хаотичны) просветился и устроился, или покуда сдерживайте его ясной формой: в рассказе пусть рассказывается, в драме пусть действуют, лирику сохраните для стихов, любите слово, как Флобер, будьте экономны в средствах и скупы в словах, точны и подлинны, - и вы найдете секрет дивной вещи - прекрасной ясности", - которую назвал бы я "кларизмом".

Но "путь искусства долог, а жизнь коротка", и все эти наставления не суть ли только благие пожелания самому себе?"

Другие статьи в литературном дневнике:

30.09.2013. Андрей Грицман Последняя черта
27.09.2013. Михаил Кузмин, поэт

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Когда твердые элементы соединились в сушу, а влага опоясала землю морями, растеклась по ней реками и озерами, тогда мир впервые вышел из состояния хаоса, над которым веял разделяющий Дух Божий. И дальше — посредством разграничивания, ясных борозд — получи

Но оглядываясь, мы видим, что периоды творчества, стремящегося к ясности, неколебимо стоят, словно маяки, ведущие к одной цели, и напор разрушительного прибоя придает только новую глянцевитость вечным камням и приносит новые драгоценности в сокровищницу, которую сам пытался низвергнуть.

Пусть ваша душа будет цельна или расколота, пусть миро-постижение будет мистическим, реалистическим, скептическим или даже идеалистическим (если вы до того несчастны), пусть приемы творчества будут импрессионистическими, реалистическими, натуралистическими, содержание — лирическим или фабулистическим, пусть будет настроение, впечатление — что хотите, но, умоляю, будьте логичны, — да простится мне этот крик сердца! — логичны в замысле, в постройке произведения, в синтаксисе.

Г-н Журден: Но как сказать лучше всего?

О да, г-н Журден, вы сказали очень хорошо, именно так, как нужно, хотя вы и уверяете, что не учились!

Мемориальный кабинет им. А.Ф.Лосева запись закреплена

Кларизм – это одно из течений в русской поэзии XX в., представленное небольшой группой поэтов во главе с М. Кузминым. Его суть в том, что, будучи показателем разложения символизма, он всё равно остаётся связующим звеном между символизмом и акмеизмом. И в следующих тезисах из статьи Кузмина мы проследим критику предшественника и надежды на новое искусство.

Каждый человек является зодчим своей жизни: мы должны обладать зорким, внимательным взглядом, верной рукой и чувством планомерности, перспективы и стройности, если желаем постичь всё существующее, выстроить картину мира, максимально приближенную к действительности (вернее сказать, мы должны стараться выстроить таковую). Подобные требования относятся и к творцу литературы.

Два наставления Кузмина:

Когда твердые элементы соединились въ сушу, а влага опоясала землю морями, растеклась по ней рѣками и озерами, тогда м³ръ впервые вышелъ изъ состоян³я хаоса, надъ которымъ вѣялъ раздѣляющ³й Духъ Бож³й. И дальше - посредствомъ разграничиван³я, ясныхъ бороздъ - получился тотъ сложный и прекрасный м³ръ, который, принимая или не принимая, стремятся узнать, по своему увидѣть и запечатлѣть художники. Въ жизни каждаго человѣка наступаютъ минуты, когда, будучи ребенкомъ, онъ вдругъ скажетъ: "я - и стулъ", "я - и кошка", "я - и мячъ", потомъ, будучи взрослымъ: "я - и м³ръ". Независимо отъ будущихъ отношен³й его къ м³ру, этотъ раздѣлительный моментъ - всегда глубок³й поворотный пунктъ.

Похож³е отчасти этапы проходитъ искусство, пер³одически - то размѣряются, распредѣляются и формируются дальше его клады, то ломаются доведенныя до совершенства формы новымъ началомъ хаотическихъ силъ, новымъ нашеств³емъ варваровъ.

Но оглядываясь, мы Видимъ, что пер³оды творчества, стремящагося къ ясности, неколебимо стоятъ, словно маяки, ведущ³е къ одной цѣли, и напоръ разрушительнаго прибоя придаетъ только новую глянцевитость вѣчнымъ камнямъ и приноситъ новыя драгоцѣнности въ сокровищницу, которую самъ пытался низвергнуть.

Есть художники, несущ³е людямъ хаосъ, недоумѣвающ³й ужасъ и расщепленность своего духа, и есть друг³е - дающ³е м³ру свою стройность. Нѣтъ особенной надобности говорить, насколько вторые, при равенствѣ таланта, выше и цѣлительнѣе первыхъ, и не трудно угадать, почему въ смутное время авторы, обнажающ³е свои язвы, сильнѣе бьютъ по нервамъ, если не "жгутъ сердца", мазохическихъ слушателей. Не входя въ разсмотрѣн³е того, что эстетическ³й, нравственный и религ³озный долгъ обязываетъ человѣка (и особенно художника) искать и найти въ себѣ миръ съ собою и съ м³ромъ, мы считаемъ непреложнымъ, что творен³я хотя бы самаго непримиреннаго, неяснаго и безформеннаго писателя подчинены законамъ ясной гармон³и и архитектоники. Наиболѣе причудливые, смутные и мрачные вымыслы Эдг. По, необузданныя фантаз³и Гофманна намъ особенно дороги именно потому, что они облечены въ кристальную форму. Что же сказать про бытовую московскую истор³йку, которая была бы одѣта въ столь непонятный, темный космическ³й уборъ, что рѣдк³я вразумительныя строчки намъ казались бы лучшими друзьями послѣ разлуки? Не сказалъ ли бы подозрительный человѣкъ, что авторъ пускаетъ туманъ, чтобы заставить не понять того, въ чемъ и понимать-то нечего? Это несоотвѣтств³е формы съ содержан³емъ, отсутств³е контуровъ, ненужный туманъ и акробатск³й синтаксисъ могутъ быть названы не очень красивымъ именемъ. Мы скромно назовемъ это - безвкус³емъ.

Пусть ваша душа будетъ цѣльна или расколота, пусть м³ропостижен³е будетъ мистическимъ, реалистическимъ, скептическимъ, или даже идеалистическимъ (если вы до того несчастны), пусть пр³емы творчества будутъ импресс³онистическими, реалистическими, натуралистическими, содержан³е - лирическимъ или фабулистическимъ, пусть будетъ настроен³е, впечатлѣн³е - что хотите, но, умоляю, будьте логичны - да простится мнѣ этотъ крикъ сердца! - логичны въ замыслѣ, въ постройкѣ произведен³я, въ синтаксисѣ.

Пренебрежен³е къ логикѣ (неумышленное) такъ чуждо человѣческой природѣ, что, если васъ заставятъ быстро назвать десять предметовъ, не имѣющихъ между собою связи, вы едва-ли сможете это сдѣлать. Интересный выводъ могъ бы получиться при выписыван³и однихъ существительныхъ изъ стихотворен³я: намъ, несомнѣнно, казалось бы, что причиной отдаленности одного слова отъ другого по значен³ю является только длинный путь мысли и, слѣдовательно, сжатость стиха, но отнюдь не отсутств³е логической зависимости Еще менѣе терпимо подобное отсутств³е логичности въ формѣ, особенно прозаической, и менѣе всего именно въ деталяхъ, въ постройкѣ пер³одовъ и фразъ. Хотѣлось бы золотыми буквами написать сцену изъ "Мѣщанина въ дворянствѣ" на стѣнѣ "прозаической академ³и", если бы у насъ была таковая:

Учитель философ³и: Во-первыхъ, слова можно разставить такъ, какъ у васъ сдѣлано: "Прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза заставляютъ меня умирать отъ любви". Или: "отъ любви умирать меня заставляютъ, прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза". Или; "ваши глаза прекрасные отъ любви меня заставляютъ, прекрасная маркиза, умирать", Или: "умирать ваши прекрасные глаза, прекрасная маркиза, отъ любви меня заставляютъ". Или: "меня заставляютъ ваши глаза прекрасные умирать, прекрасная маркиза, отъ любви"'.

Уч. философ³и: Такъ, какъ вы сказали раньше: "Прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза меня заставляютъ умирать отъ любви". (д. II, сц. 6).

О да, г-нъ Журденъ, вы сказали очень хорошо, именно такъ, какъ нужно, хотя вы и увѣряете, что не учились!

Можетъ быть, техника прозаической рѣчи не такъ разработана, какъ теор³я стиха и стихотворныхъ формъ, но то, что сдѣлано для прозы ораторской, т. е. произносимой передъ слушателями, всецѣло можетъ касаться и словъ, не предназначенныхъ для чтен³я вслухъ. Тамъ мы учимся строен³ю пер³одовъ, кадансамъ, приступамъ, заключен³ямъ и украшен³ямъ посредствомъ риторическихъ фигуръ. Мы учимся, такъ сказать, кладкѣ камней въ томъ здан³и, зодчими котораго хотимъ быть; и намъ должно имѣть зорк³й глазъ, вѣрную руку и ясное чувство планомѣрности, перспективы, стройности, чтобы достигнуть желаемаго результата. Нужно, чтобы отъ невѣрно положеннаго свода не рухнула вся постройка, чтобы частности не затемняли цѣлаго, чтобы самый несимметричный и тревожащ³й замыселъ былъ достигнутъ сознательными и закономѣрными средствами. Это и будетъ тѣмъ искусствомъ, про которое говорилось: "ars longa, vita brevis". Необходимо, кромѣ непосредственнаго таланта, знан³е своего матерьяла и формы, и соотвѣтств³я между нею и содержан³емъ. Разсказъ, по своей формѣ, не проситъ и даже не особенно допускаетъ содержан³я исключительно лирическаго, безъ того, чтобы что-нибудь разсказывалось (конечно, не разсказъ о чувствѣ, о впечатлѣн³и). Тѣмъ болѣе требуетъ фабулистическаго элемента - романъ, при чемъ нельзя забывать, что колыбелью новеллы и романа были романск³я страны, гдѣ болѣе, чѣмъ гдѣ бы то ни было, развитъ аполлоническ³й взглядъ на искусство: раздѣляющ³й, формирующ³й, точный и стройный. И образцы разсказа и романа, начиная съ Апулея, итальянскихъ и испанскихъ новеллистовъ - черезъ аббата Прево, Лесажа, Бальзака, Флобера, до Ан. Франса и, наконецъ, безподобнаго Анри де Ренье - нужно искать, конечно, въ латинскихъ земляхъ. Намъ особенно дорого имя послѣдняго изъ авторовъ, не только какъ наиболѣе современнаго, но и какъ безошибочнаго мастера стиля, который не дастъ повода бояться за него, что онъ крышу дома empire загромоздитъ трубами или къ греческому портику пристроитъ готическую колокольню.

Наконецъ, мы произнесли то слово, которымъ въ настоящее время такъ злоупотребляютъ и въ инвективахъ и въ ди?ѳрамбахъ, - слово "стиль". Стиль, стильно, стилистъ, стилизаторъ - казалось бы так³я ясныя, опредѣленныя понят³я, но все же происходитъ какой-то подлогъ, дѣлающ³й путаницу. Когда французы называютъ Ан. Франса стилистомъ, какого не было еще со времени Вольтера, они, конечно, не имѣютъ въ виду исключительно его новеллъ изъ итальянской истор³и: онъ во всемъ - прекрасный стилистъ, и въ статьяхъ, и въ современныхъ романахъ, и въ чемъ угодно. Это значитъ, что онъ сохраняетъ послѣднюю чистоту, логичность и духъ французскаго языка, дѣлая осторожныя завоеван³я, не выходя изъ предѣловъ характера этого языка. И въ этомъ отношен³и Маллармэ, скажемъ, отнюдь не стилистъ. Сохранять чистоту языка не значитъ какъ-то лишать его плоти и крови, вылащивать, обращать въ кошерное мясо,- нѣтъ, но не насиловать его и твердо блюсти его характеръ, его склонности и капризы. Грубо можно назвать это - грамматикой (не учебной, но опытной), или логикой родной рѣчи. Основываясь на этомъ знан³и или чутьѣ языка, возможны и завоеван³я въ смыслѣ неологизмовъ и синтаксическихъ новшествъ. И съ этой точки зрѣн³я мы несомнѣнно назовемъ стилистами и Островскаго, и Печерскаго, и особенно Лѣскова - эту сокровищницу русской рѣчи, которую нужно бы имѣть настольной книгой наравнѣ съ словаремъ Даля,- мы повременили бы, однако, называть Андрея Бѣлаго, З. Гипп³усъ и А. Ремизова - стилистами.

Но какъ только мы возьмемъ изречен³е: "стиль - это человѣкъ", мы готовы поставить этихъ авторовъ въ первую голову. Ясно, что здѣсь опредѣляется какое-то совсѣмъ другое понят³е, сравнительно недавнее, потому что, скажемъ, отличить по слогу новеллистовъ одного отъ другого довольно трудно. Очевидно, что дѣло идетъ объ индивидуальности языка, о томъ ароматѣ, о томъ "je ne sais quoi", что должно быть присуще каждому даровитому писателю, что его отличаетъ отъ другого, какъ наружность, звукъ голоса и т. д. Но разъ это присуще всѣмъ (даровитымъ, достойнымъ), то нѣтъ надобности этого подчеркивать, выдѣлять, и мы отказываемся называть стилистомъ автора, развивающаго "свой" стиль въ ущербъ чистотѣ языка, тѣмъ болѣе, что оба эти качества отлично уживаются вмѣстѣ, какъ видно изъ вышеприведенныхъ примѣровъ.

Третье понят³е о стилѣ, пустившее за послѣднее время особенно крѣпк³е корни именно у насъ въ Росс³и, тѣсно связано со "стильностью", "стилизац³ей"; впрочемъ, о послѣднемъ словѣ мы поговоримъ особо.

Намъ кажется, что въ этомъ случаѣ имѣется въ виду особое, спец³альное соотвѣтств³е языка съ данною формою произведен³я въ ея историческомъ эстетическомъ значен³и, Какъ въ форму терцинъ, сонета, рондо не укладывается любое содержан³е, и художественный тактъ подсказываетъ намъ для каждой мысли, каждаго чувства подходящую форму, такъ еще болѣе въ прозаическихъ произведен³яхъ о каждомъ предметѣ, о всякомъ времени, эпохѣ, слѣдуетъ говорить подходящимъ языкомъ. Такъ языкъ Пушкина, продолжая сохранять безупречную чистоту русской рѣчи, не теряя своего аромата, какъ то ни примѣтно, но явственно мѣняется, смотря по тому, пишетъ ли поэтъ "Пиковую даму", "Сцены изъ рыцарскихъ временъ" или отрывокъ: "Цезарь путешествовалъ"; То же мы можемъ сказать и про Лѣскова. Это качество драгоцѣнно и почти настоятельно необходимо художнику, не желающему ограничиться однимъ кругомъ, однимъ временемъ для своихъ изображен³й.

Этотъ неизбѣжный и законный пр³емъ (въ связи съ историзмомъ) далъ поводъ близорукимъ людямъ смѣшивать его со стилизац³ей. Стилизац³я это перенесен³е своего замысла въ извѣстную эпоху, и облечен³е его въ точную литературную форму даннаго времени. Такъ, къ стилизац³и мы отнесемъ: "Contes drôlatiques" Бальзака, "Trois contes" Флобера (но не "Саламбо" не "Св. Антон³я", "Le bon plaisir" Анри де Ренье, "Пѣснь торжествующей любви" Тургенева, легенды Лѣскова, "Огненнаго Ангела" В. Брюсова, но не разсказы С. Ауслендера, не "Лимонарь" Ремизова.

Дѣйствительно, эти послѣдн³е авторы, желая пользоваться извѣстными эпохами и сообразуя свой языкъ съ этимъ желан³емъ, далеки отъ мысли брать готовь формы, и только люди, никогда не имѣвш³е въ рукахъ старинныхъ новеллъ или подлинныхъ апокрифовь, могутъ считать эти книги полною стилизац³ей. Послѣднюю можно было бы почесть за художественную поддѣлку, эстетическую игру, tour de force, если бы помимо воли современные авторы не вкладывали всей своей любви къ старинѣ и своей индивидуальности въ эти формы, которыя они не с_л_у_ч_а_й_н_о признали самыми подходящими для своихъ замысловъ; особенно очевидно это въ "Огненномъ Ангелѣ", гдѣ совершенно Брюсовск³я коллиз³и героевъ, Брюсовск³й (и непогрѣшимо русск³й языкъ сочетаются такъ удивительно съ точной и подлинной формой нѣмецкаго автоб³ографическаго разсказа XVII вѣка.

Подводя итоги всему сказанному, если бы я могъ кому-нибудь дать наставлен³е, я бы сказалъ такъ: "Другъ мой, имѣя талантъ, то есть - умѣнье по своему, по новому видѣть м³ръ, память художника, способность отличать нужное отъ случайнаго, правдоподобную выдумку, - пишите логично, соблюдая чистоту народной рѣчи, имѣя свой слогъ, ясно чувствуйте соотвѣтств³е данной формы съ извѣстнымъ содержан³емъ и приличествующимъ ей языкомъ, будьте искуснымъ зодчимъ какъ въ мелочахъ, такъ и въ цѣломъ, будьте понятны въ вашихъ выражен³яхъ". Любимому же другу на ухо сказалъ бы: "Если вы совѣстливый художникъ, молитесь, чтобы вашъ хаосъ (если вы хаотичны) просвѣтился и устроился, или покуда сдерживайте его ясной формой: въ разсказѣ пусть разсказывается, въ драмѣ пусть дѣйствуютъ, лирику сохраните для стиховъ, любите слово, какъ Флоберъ, будьте экономны въ средствахъ и скупы въ словахъ, точны и подлинны,- и вы найдете секретъ дивной вещи - п_р_е_к_р_а_с_н_о_й я_с_н_о_с_т_и" - которую назвалъ бы я "к_л_а_р_и_з_м_о_м_ъ_".

Но "путь искусства дологъ, а жизнь коротка", и всѣ эти наставлен³я не суть ли только благ³я пожелан³я самому себѣ?

В Александрии существовало общество, члены которого для более острого и интенсивного наслаждения жизнью считали себя обреченными на смерть. Каждый день их, каждый час был предсмертным. Хотя предсмертное времяпровождение в данном обществе сводилось к сплошным оргиям, нам кажется, что сама мысль о предсмертном обострении восприимчивости и чувствительности эпидермы и чувства более чем справедлива. Поэты же особенно должны иметь острую память любви и широко открытые глаза на весь милый, радостный и горестный мир, чтоб насмотреться на него и пить его каждую минуту последний раз.

Это цитата из предисловия Михаила Кузмина к первому стихотворному сборнику Анны Ахматовой "Вечер", изданному в 1912 году. Кузмин к тому времени был уже хорошо известен, он был мэтр, напутствующий юное дарование с несколько снисходительной иронией:

Нам кажется, что она чужда манерности, которая, если у нее и есть, однородна несколько с манерностью Лафорга, то есть капризного ребенка, привыкшего, чтоб его слушали и им восхищались.

Анна Андреевна и после смерти Кузмина осталась под гипнозом его огромных, черных, навыкате глаз.

И сама я была не рада,

Этой адской арлекинады

Издалека заслышав вой.

Все надеялась я, что мимо

Белой залы, как хлопья дыма,

Пронесется сквозь сумрак хвой.

Не отбиться от рухляди пестрой,

Это старый чудит Калиостро –

Сам изящнейший сатана,

Кто над мертвым со мной не плачет,

Кто не знает, что совесть значит

И зачем существует она.

Михаил Кузмин был сыном русского Серебряного Века, а пожалуй даже, одним из его отцов, создателей его неповторимой и гибельной атмосферы. Не всякий мог этой атмосферой дышать. Ведь сказал же Блок: "Искусство есть чудовищный и блистательный Ад".

Михаил Кузмин начинал как композитор, учился в Санкт-Петербургской консерватории у Римского-Корсакова, еще в юности написал три оперы и множество романсов на стихи европейских поэтов и на свои собственные. Стихи он стал писать именно как тексты к своим салонным шансонам, ариеткам, как назовет позднее этот жанр Александр Вертинский. Кузмин был предшественником Вертинского. Свои ариетки он исполнял в кабаре "Бродячая собака", аккомпанируя себе на гитаре или на рояле. Одна из них, "Дитя и роза", написанная в 1910 году, приобрела необыкновенную популярность и записана разными исполнителями на пластинки.

Дитя, не тянися весною за розой,

Розу и летом сорвёшь,

Ранней весною сбирают фиалки,

Помни, что летом фиалок уж нет.

Дитя, торопись, торопись:

Помни, что летом фиалок уж нет.

В 1912 году вышел нотный сборник Кузмина "Духовные стихи". Он в молодости очень интересовался старообрядчеством, жил в раскольничьих скитах и в конце концов стал гностиком. Стихи эти – конечно, духовная поэзия, но очень нетрадиционная. Это как бы народное христианство, совсем не ортодоксальное – такое, как понимал веру и правду простой человек из народа.

Первая песня цикла – "Хождение Богородицы по мукам". Пришла Богородица к Архангелу Михаилу и говорит: покажи мне все муки ада. Он показал. Увидела она, как ужасно мучаются грешники, пожалела их и говорит архангелу: хочу мучиться вместе с ними.

Еще одна духовная песня Кузмина – "О разбойнике".

Жил в фракийских странах

Убивал он, грабил,

Про Бога не помнил.

И стали мерзеть уж

Тут о Боге вспомнил

И горько заплакал.

И пошел он в город

Русский литературный Олимп – Башня Вячеслава Иванова – узнал Кузмина-поэта в 1906 году. Он появился там, чтобы исполнить свои "Александрийские песни". Появление его произвело фурор. Поэты того времени видали всякие виды, и все же облик Кузмина был крайне необычен. Вот как он сам описывал себя тогдашнего:

Небольшая выдающаяся борода, стриженые под скобку волосы, красные сапоги с серебряными подковами, парчовые рубашки, армяки из тонкого сукна в соединении с духами, румянами, подведенными глазами, обилие колец с камнями, мои "Александрийские песни", музыка и вкусы – должны были производить ошарашивающее впечатление.

"Александрийские песни" принесли ему славу. В культуре Серебряного Века была мода на экзотику, на необычные религиозные культы. Казалось бы, египетская тема уже присутствовала в русской поэзии. Из современников Кузмина там побывали Бунин, Бальмонт, Владимир Соловьев, Гумилев. 23-летним молодым человеком Кузмин тоже туда путешествовал. Но его эллинистический Египет совершенно лишен обычного для европейца набора: мумии, фараоны, древние боги, Антоний и Клеопатра, наконец. Александрийские песни написаны так, как их мог бы написать простой житель древней Александрии, который не задумывается ежедневно о величии своей культуры.

Поразительную рецензию на "Александрийские песни" написал Максимилиан Волошин, сам увлеченный Востоком и эзотерикой. Он чуть ли не буквально верил, что Кузмин – воскресший каким-то чудом древний египтянин. Такие лица встречаются часто на эль-файумских портретах, которые, будучи открыты очень недавно, возбудили такой интерес европейских ученых, дав впервые представление о характере физиономий Александрийской эпохи. У Кузмина такие же огромные черные глаза, такая же гладкая черная борода, резко обрамляющая бледное восковое лицо, такие же тонкие усы, струящиеся по верхней губе, не закрывая ее. Несомненно, что он умер в Александрии молодым и красивым юношей и был весьма искусно набальзамирован. Но пребывание во гробе сказалось на нем, как на воскресшем Лазаре. Кузмин написал много музыки, например, к трем пьесам Блока, в том числе к "Балаганчику", который поставил Мейерхольд. Но все эти сочинения либо утрачены, либо никем не записаны и остаются сегодня только нотами на бумаге.

Но на стихи Кузмина писали и другие композиторы. В частности, Артур Лурье. В 2017 году режиссер и композитор Владислав Наставшев поставил в "Гоголь-центре" спектакль по книге Кузмина "Форель разбивает лед" на собственную музыку. А только что вышел его альбом на стихи русских поэтов, в том числе Кузмина.

Кузмина почему-то считают снобом и эстетом. Но чем больше его читаешь, тем яснее понимаешь, что он был поэтом абсолютной искренности и чистоты. В его стихах нет ни малейшей ужимки, кокетства формальными приемами. Есть бесхитростность и то, к чему он призывал стремиться всех поэтов – к "прекрасной ясности". Вот поэтому Ахматова при всей антипатии к Кузмину называет его "дивным мэтром".

Век-волкодав пощадил Михаила Кузмина. До Большого Террора он не дожил, а малый его не тронул, в том числе и благодаря другу детства Георгию Чичерину, который при советской власти стал наркомом иностранных дел. Не испытывал он и материальных трудностей, в основном благодаря переводам. Он перевел девять пьес Шекспира, переводил Мериме, Апулея, Боккаччо, Петрарку, Уайльда. Его даже приняли в Союз советских писателей в 1934 году, за полтора года до смерти. Но мир, которому он принадлежал, исчез, а приспосабливаться к новому он не умел и не хотел. Возвращение к русскому читателю произошло через 60 лет после издания его последней прижизненной книги – в 1989 году.

Далее в программе:

Радиоантология современной русской поэзии. Стихи Екатерины Горбовской (Лондон)

Документальное кино. Режиссёр Альгис Алаускас и герои его фильмов

"Мои любимые пластинки" с поэтессой Полиной Барсковой (США)

Читайте также: