Критика гоголевского периода краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
В “Очерках гоголевского периода” Чернышевский пытался разгадать внутренний смысл противоречий Гоголя. В чем источник его художественной силы, какова степень сознательности творчества, в чем сущность духовного кризиса? Его интересует вопрос: была ли какая-то метаморфоза во взглядах Гоголя в конце жизни или же он всегда был самим собой, но его не понимали?
Как квалифицировать в привычных понятиях особенности мировоззрения Гоголя, в чем психологическая загадка его характера?
Новые, публиковавшиеся тогда материалы впервые раскрывали
поразительную картину внутренних процессов, противоречий в душе писателя. Чернышевский решительно возражал против попыток представить Гоголя писателем, бессознательно нападавшим на пороки общества. Гоголь понимал необходимость быть сатириком.
Итак, суть дела в посылках и целях Гоголя. Ясно, что обличение было средством для этих целей. Лихоимство обличали уже Кантемир, Державин, Капнист, Грибоедов, Крылов.
В чем особенность сатиры Гоголя?
Основа сатиры у Гоголя была “благодарная и прекрасная”. Это утверждение Чернышевский распространяет даже на второй том “Мертвых душ”. Более
того, хотя “Выбранные места из переписки с друзьями” легли пятном на имя Гоголя, он и здесь не мог “ни при каких теоретических убеждениях окаменеть сердцем для страданий своих ближних”.
Он был человеком “великого ума и высокой натуры”. По характеру своего творчества Гоголь – общественный деятель, поэт идеи; и в “Выбранных местах” энтузиазм его несомненен.
Может показаться, что в рассуждениях Чернышевского есть некоторая непоследовательность. С одной стороны, он подбирает из писем Гоголя, например к С. Т. Аксакову, такие заявления, как: “Внутренне я не изменялся никогда в главных моих положениях”, и утверждает, что путь Гоголя – нечто единое, писатель не изменялся, он только постепенно раскрывался. А с другой стороны, Чернышевский доказывает, что в образе. мыслей Гоголя, приведших к “Выбранным местам”, сделалась разительная перемена где-то в 1840-1841 годах.
Этому содействовал “какой-то особенный случай”, вероятно, в связи с “жестокою болезнью”.
Видимо, Чернышевского надо понимать так: перелом произошел только в смысле откровенности и полноты раскрытия взглядов, но с субъективной стороны нового в концепции Гоголя ничего не появилось. Объективно “Выбранные места”, конечно,- реакционная книга. Но в субъективном плане проповедническая идея входила в общую концепцию жизни у Гоголя и тогда, когда он создавал “Ревизора” и “Мертвые души” и когда писал “Выбранные места”.
В чем же тогда беда Гоголя как внутренне противоречивого мыслителя? Если продолжить рассуждения Чернышевского, то основа трагедии Гоголя в том, что, правильно почувствовав пророческое “назначение писателя на Руси” и необходимость иметь самому всеохватывающую концепцию жизни с ее обличительными и позитивно-утверждающими тенденциями, он оказался неподготовленным, чтобы занять такое положение. Он был плохим теоретиком не вообще (об этом свидетельствуют его дельные критические статьи), но именно теоретиком того “учительского” и всеохватывающего масштаба, каким хотел быть.
Для этого надо было решительно идти на сближение с лагерем Белинского, что критик и предлагал ему еще в письмах 1842 года.
В развитии Гоголя-писателя был свой предел. Чернышевский указывал: “Мы не считаем сочинения Гоголя безусловно удовлетворяющими всем современным потребностям русской публики, даже в “Мертвых душах” мы находим стороны слабые или по крайней мере недостаточно развитые, наконец, в некоторых произведениях последующих писателей мы видим залоги более полного и удовлетворительного развития идей, которые Гоголь обнимал только с одной стороны, не сознавая вполне их сцепления, их причин и следствий”1. Чернышевский нашел единственно верный ответ: нельзя сказать, что Гоголь не понимал того, что писал, он все понимал, и довольно широко, но не с той степенью теоретической и социально-политической последовательности, какой требовали подымаемый им острый жизненный материал и претензии быть “учителем жизни”.
Понятие “гоголевского периода” органически включало в себя и другую колоссальную фигуру, в которой как раз идеально выразились сознательные теоретические начала реалистического направления, это – Белинский. Он был для Чернышевского идеальным критиком и общественным деятелем. Для восстановления памяти о нем Чернышевский сделал больше, чем кто-либо.
Надо было снять запрет с имени Белинского, опровергнуть клевету врагов, возродить его концепцию и оценки, его критический метод.
Чернышевский подчеркивал, что он “не любит” расходиться с мнениями Белинского, он любит ссылаться на них, так как нет более справедливого авторитета, чем Белинский, “истинный учитель всего нынешнего молодого поколения”.
Критик нарисовал трогательную картину своего посещения могилы Белинского на Волковом кладбище, на которой даже не было тогда памятника (“Заметки о журналах”, июль 1856 года). А между тем везде “его мысли”, “повсюду он”, “им до сих пор живет наша литература!”
Чернышевский считал 1840-1847 годы периодом расцвета деятельности Белинского, когда его взгляды вполне сформировались и имели наибольшее влияние на русское общество. После смерти Белинского русская критика заметно ослабла. До сих пор только одна критика Белинского сохраняет свою жизненность.
Все остальные направления, либо ей противостоявшие, либо уклонявшиеся от нее в сторону, за последние годы были “пустоцветами” или “тунеядными растениями”.
Чернышевский назвал Белинского человеком “гениальным”, произведшим “решительную эпоху” в нашей умственной жизни. Он имел “стройную систему воззрений”, в которой одно понятие вытекало из другого. И нелишне было подчеркнуть, что вся его деятельность имела глубоко патриотический характер.
Система Белинского сложилась на основе важных исканий предшествующей русской критики в борьбе с враждебными реализму течениями. Чернышевский разбирал критическое наследие И. Киреевского, Шевырева, Сенковского, Н. Полевого, Надеж-дина и других предшественников и противников Белинского уже не только с точки зрения того, как они оценивали Гоголя, а с точки зрения их критической, философско-теоретической методологии, подхода к литературным явлениям вообще. Именно должной системности мышления и понимания реальности он у них и не находил.
Любопытны ракурсы, в которых Чернышевский рассматривал Белинского. Для Чернышевского всего важнее было показать целостность личности Белинского, подлинно творческий и концептуальный характер его теории реалистического искусства. Эволюция взглядов Белинского полна исканий, зигзагов, но в целом совершалась медленно, перемены в суждениях происходили незаметно.
Величайшим достоинством критики Белинского Чернышевский считал ее теоретичность, обращенность к действительности, ее общественно-социальный пафос.
Чернышевский подробно выяснял, в каких отношениях к Гегелю находился Белинский, что было благоприобретением и что уступкой идеализму с его стороны. Белинский “отбросил все, что в учении Гегеля могло стеснять его мысль”1, и сделался критиком совершенно самостоятельным. “Тут в первый раз русский ум показал свою способность быть участником в развитии общечеловеческой науки”.
С большой осторожностью, веской аргументацией Чернышевский раскрывал основные особенности эволюции Белинского, до самой смерти шедшего вперед, все более “проникавшегося живыми интересами русской действительности”3. Требования его были “очень умеренными”, но “последовательными”, высказывавшимися с “энергией”. Что касается учености Белинского, то какое может быть в ней сомнение: он, “будучи значительнейшим из всех наших критиков, был и одним из замечательнейших наших ученых”.
Опираясь на “гоголевское” направление и наследие Белинского, Чернышевский смело оценивал современную ему литературу. Ее проблематика начинала выходить за рамки прежнего опыта, обусловливаться требованиями новой эпохи.
"Отличительный характер повестей г. Гоголя составляют — простота вымысла, народность, совершенная истина жизни, оригинальность и комическое одушевление, всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния. Причина всех этих качеств заключается в одном источнике: г. Гоголь — поэт, поэт жизни действительной.
Потом не знакомитесь ли вы с каждым персонажем его повести так коротко, как будто вы его давно знали, долго жили с ним вместе? Какая этому причина? Та, что эти создания ознаменованы печатию истинного таланта, что они созданы по непреложным законам творчества.
Эта простота вымысла, эта нагота действия, эта скудость драматизма, самая эта мелочность и обыкновенность описываемых автором происшествий — суть верные, необманчивые признаки творчества; это поэзия реальная, поэзия жизни действительной, жизни, коротко знакомой нам.
. Гоголь мастер делать все из ничего, что он умеет заинтересовать читателя пустыми, ничтожными подробностями. И чем обыкновеннее, чем пошлее, так сказать, содержание повести, слишком заинтересовывающей внимание читателя, тем больший талант со стороны автора обнаруживает она.
Если г. Гоголь часто и с умыслом подшучивает над своими героями, то без злобы, без ненависти; он понимает их ничтожность, но не сердится на нее; он даже как будто любуется ею, как любуется взрослый человек на игры детей, которые для него смешны своею наивностию, но которых он не имеет желания разделить. . вот настоящая нравственность такого рода сочинений. Здесь автор не позволяет себе никаких сентенций, никаких нравоучений; он только рисует вещи так, как они есть, и ему дела нет до того, каковы они, и он рисует их без всякой цели, из одного удовольствия рисовать."
Д. Н. Овсянико-Куликовский:
"Гоголь поражает нас разносторонностью своего художественнаго дарования и глубиною поэтическаго гения. Он был и великий мастер в области искусства образного, и вѳликий поэт-лирик, и великий художник-юморист.
Этот необыкновенный человек, одаренный изумительной поэтической гениальностыо, быль прежде всего человек необыкновеннаго исключительно сильного ума.
Великий юморист и тонкий наблюдатель пошлой стороны души и жизни человеческой, он вместе с тем был и великий лирик, в душе котораго слагались вдохновенные гимны в то время, когда еще не сошла с уст саркастическая улыбка, и глаза еще искрились веселым или лукавым юмором. В его смехе было много веселости и много грусти.
По своей душевной организации он был меланхолик и ипохондрик, но только таящий в глубине души неисчерпаемый родник добродушнаго смеха и беззаботной шутки. Но всего значительнее были противоречия его ума: это был сильный, острый, проницательный, критический ум, и в то же время это был ум мистически-настроенный, обуреваемый суеверными страхами, неспособный освободиться от гнета традиционных понятий. При огромной силе, это был ум темный и в этой своей темноте — пугливый. "
(Овсянико-Куликовский Д.Н. "Гоголь в его произведениях: к столетию рождения великого писателя. 1809-1909", 1909 г.)
"Теперь для всех ясно, что вмесше с Пушкиным, Гоголь разделяет славу истинно-народного великого художника-реалиста.
Литературная деятельность Гоголя, как известно, приняла в последние годы его жизни совсем особое направление. Художник-бытописатель превратился в моралиста-проповедника. . никакого резкого перелома, никакого кризиса его творчество не испытало, но общий характер его незаметно и постепенно изменился. Это случилось приблизительно в середине сороковых годов.
И при всей такой романтической организации духа Гоголь был одарен удивительным даром, который и составил всю красоту и все несчастье его жизни: художник обладал редкой способностью замечать всю прозаичность, мелочность, всю грязь жизни действительной.
Естественно, что при такой раздвоенности настроения и творчества художник был осужден на страдание, и не мог освободиться от тяжелого душевного разлада.
Чемь больше в Гоголе разгоралось желание помочь своим ближним в деле нравственного и общественного воспитания, темь труднее становилось ему, как художнику. И глубокой трагедгей стала жизнь этого человека."
(Котляревский Н.А., "Н. В. Гоголь. 1829-1842 : Очерк из истории рус. повести и драмы", 1908 г.)
Это была критика о творчестве Гоголя, отзывы современников о произведениях писателя.
Свою жизнь критик положил на алтарь служения русской литературе и предал ей то исключительное значение, какое она занимает в мировой культуре и сегодня. Уже в 1859 году начинают издавать собрание его сочинений, которое насчитывает 12 томов. А в своих статьях о творчестве Пушкина, Гоголя, Грибоедова, Лермонтова он один из первых развил теорию реализма, основой которой стали такие этические принципы, как народность, соответствие действительности и современность.
VATNIKSTAN рассказывает об основных вехах жизненного пути великого русского критика Виссариона Григорьевича Белинского.
Детство и учёба в Пензенской гимназии
Виссарион Григорьевич родился 11 июня 1811 года в крепости Свеаборг (сейчас Суоменлинна, Финляндия) в семье флотского врача. Его отец Григорий Никифорович был сыном священника села Белынь Пензенской губернии. Поступив в духовную семинарию, ему, как и всем семинаристам, по старинному обычаю было дано прозвище по месту происхождения, так и появилась фамилия Белынский. Не желая связывать жизнь с духовной сферой, Григорий Никифорович оставил семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, откуда был выпущен кандидатом хирургии в морской госпиталь в Кронштадте, а затем отправлен в крепость Свеаборг.
В Кронштадте Григорий Никифорович познакомился с дочерью морского офицера Марией Ивановной Ивановой, происходившей из бедной дворянской семьи. Вскоре они поженились. Кроме Виссариона, у них были ещё дети: два сына, Константин и Никифор, и дочь Александра. Когда Виссариону исполнилось пять лет, семья решила вернуться в родные края отца, в город Чембар Пензенской губернии, где Григорий Никифорович был назначен уездным лекарем.
Семейной идиллии в доме Белынских не было. Как вспоминает сам Виссарион и его друзья детства, мать была женщиной раздражительной, малообразованной и не выказывала особой любви к детям. Между супругами постоянно случались ссоры и скандалы. Жалования лекаря не хватало на нужды семьи, что давало ещё один повод к разногласиям.
У Григория Никифоровича не сложились дружеские связи с жителями Чембар. За пренебрежительное отношение к воскресным службам и религиозным праздникам, горожане считали его вольнодумцем и вольтерьянцем, чем он вызывал к себе недоверие. Вольтера Григорий Никифорович действительно читал, но уже крайне враждебными отношения сделались из-за прямолинейного и заносчивого характера уездного лекаря, не стеснявшегося высказывать всё, что он думает прямо в глаза пациентам.
В конце концов, к нему стали обращаться только в крайней необходимости, а с появлением в Чембаре 9‑го егерского полка, который имел своих докторов, его практика сошла на нет. Григорий Николаевич стал много выпивать.
Напряжённая домашняя обстановка, постоянные скандалы и пристрастие отца к спиртному, естественно, неблагоприятно влияли на детей. Вспоминая своё детство, Виссарион Григорьевич писал:
Уже с ранних лет будущий критик находил покой в уединении, проводя время за книгой.
При этом Виссарион Григорьевич был любимым сыном отца, и внешностью, и по характеру он был похож на него. И хотя читать и писать мальчик научился не дома, а с уездной воспитательницей, некой Ципровской, вовремя разглядев его стремление к знаниям и любознательность, отец стал давать сыну уроки латинского языка. Когда в 1820 году в Чембаре открылось уездное училище, Виссарион поступил туда.
Чембарское уездное училище (сейчас город Белинский, Пензенская область)
Педагогический штаб вначале состоял из одного смотрителя — Авраама Григорьевича Грекова, который преподавал все предметы. Позже количество учителей увеличилось до двух. Некоторые уроки стал вести Василий Рубашевский. Ситуация от этого не улучшилась.
Педагоги любили выпить и часто оставляли детей во время занятий одних.
Только присущая Виссариону уже с детства самостоятельность и невероятная пытливость ума помогли обрести необходимые знания и развить заложенные таланты. Об этом времени он вспоминал так:
В 14 лет в 1825 году Виссарион Григорьевич, окончив чембарское училище, поступил в первый класс Пензенской мужской гимназии, которая состояла из четырёх старших классов. Первые два года Виссарион был одним из лучших учеников, среди гимназистов имел популярность благодаря остроумию и отстаиванию справедливости, а среди учителей обрёл уважение за старательность и увлечение литературой.
Один из учителей гимназии, Михаил Максимович Попов, с которым у Виссариона ещё долгие годы после гимназии сохранялись тёплые отношения, рассказывал о Белинском-гимназисте следующее:
Московский университет и литературный кружок
Несмотря на то что поездка стоила семье больших усилий, в августе 1829 года Виссарион выехал в Москву, которая произвела на него сильное впечатление. В письме к родным он пишет:
Уже при въезде в город не обошлось без курьёза. У Виссариона Григорьевича не оказалось с собой метрического свидетельства (свидетельства о рождении). Что это может повлечь за собой большие неприятности, выяснилось у московской заставы, где его не хотели пропустить в город. К счастью, с ним вместе ехал его родственник Владыкин, человек состоятельный. Виссарион назвал себя лакеем Владыкина и только после этого был пропущен через заставу.
Но на этом злоключения не закончились. Несчастный документ оказался необходим для поступления в университет. В панике, боясь пропустить вступительные экзамены и не поступить в этом году, Виссарион Григорьевич умоляет родителей как можно быстрее прислать необходимые бумаги.
Однако это только гипотеза, существует также версия, что Виссарион Григорьевич сам пожелал изменить фамилию на более звучную. Так или иначе, уже студент словесного факультета Виссарион Белинский писал своим родителям в Чембар:
Московский университет. Художник Д. Н. Афанасьев. 1820‑е гг.
Значение Московского университета в 1830–1840‑е годы трудно преувеличить — он был центром русского образования. Многие выпускники тех лет стали ведущими деятелями науки и общественно-политической жизни страны. На курсе Виссариона Григорьевича читали лекции такие выдающиеся личности, как Михаил Григорьевич Павлов и Иван Иванович Давыдов, на занятие к которому однажды пришёл Александр Сергеевич Пушкин. На старших курсах начал преподавать профессор теории изящных искусств и археологии Николай Иванович Надеждин. Поскольку в 1826 году кафедра философии была закрыта, учёные пытались восполнить пробел в знаниях и на своих занятиях знакомили слушателей с основными философскими учениями.
Как подобает пылкому девятнадцатилетнему юноше, Белинский со всей серьёзностью отнёсся к своему произведению и возложил на него чрезмерно большие надежды. Он верил, что трагедия непременно принесёт ему деньги для избавления от нужды и литературную славу. В письме к родным он сообщает о своих планах:
После нескольких неудачных попыток пустить в ход трагедию, Белинский решается предоставить её в цензурный комитет, который состоял тогда из университетских профессоров.
Когда он вернулся через неделю, чтобы узнать дальнейшую судьбу своего сочинения, его ждал не самый приятный ответ. Цензор Лев Алексеевич Цветаев оценил работу по достоинству, но трагедия, в которой осуждались крепостнические устои, вызвала гнев ректора Ивана Алексеевича Двигубского. Он назвал сочинение безнравственным, бесчестившим университет. Двигубский приказал ежемесячно доставлять ему донесения о Белинском и пригрозил выгнать его за малейший проступок.
Раздосадованный Виссарион Григорьевич писал домой:
Молодой Виссарион Белинский. Художник К. А. Горбунов. 1832 год
Путь к литературной критике и «принятие действительности
Положение дел оказалось крайне неблагоприятным, юноша был вынужден искать любой заработок. Сначала это были какие-то уроки, потом Белинский попытался перевести французский роман, но труд не принёс долгожданного заработка.
В 1832 году Виссарион Григорьевич сблизился с университетским студенческим кружком Николая Васильевича Станкевича, который собрал вокруг себя многих выдающихся представителей русской молодёжи. Они занимались изучением трудов немецкой идеалистической философии: Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель.
Членом кружка был и Михаил Александрович Бакунин. Белинский сразу подпал под влияние будущего теоретика анархизма и с головой погрузился в научные и философские занятия. Позже в письме Бакунину, Виссарион Григорьевич признавался:
Статья произвела на читателей сильное впечатление. В ней ещё чувствовалось влияние Надеждина, критикующего романтизм за отвлечённые мечтания, и влияние кружка Станкевича, из которого Белинский почерпнул идею личного саморазвития, безотносительно к окружающей действительности. Тем не менее смелым ниспровержением старых авторитетов и литературных канонов, а также требованием к искусству быть народным, Белинский внёс в критику совершенно новый стиль повествования, а искренностью и стремлением к истине взял недосягаемую высоту.
Из-за ухудшения здоровья Белинский вынужден был занять денег у друзей и в июне 1837 года отправиться на Кавказ. Он провёл три месяца в Пятигорске, его здоровье улучшилось, но Виссарион Григорьевич продолжал существовать за счёт займов и не мог не тревожиться таким положением дел, о чём сообщал в письмах друзьям. Осенью 1837 года он возвращается в Москву в мыслях о решении финансовых проблем.
Александр Герцен о Белинском тех лет вспоминал:
Жизнь в Санкт-Петербурге и смена взглядов
Критик поселился на Грязной улице, близ Семёновских казарм, в деревянном двухэтажном доме, в котором занял одну комнату. Между тем действительность столичной жизни произвела не самое благоприятное впечатление на Белинского. Он так описывает первые дни пребывания в городе:
С той же силой и энергией, какой защищал Виссарион Григорьевич разумность действительности, он взялся обличать пороки крепостного права, несправедливость и лицемерие властей, а от литературы требовать реального описания жизни людей и правды.
Виссарион Белинский. Художник К. А. Горбунов. 1843 год
Последние годы жизни и письмо к Гоголю
Весной 1848 года ему становится хуже.
Н. А. Некрасов и И. И. Панаев у больного В. Г. Белинского. Художник А. Наумов. 1881 год
Н. В. ГОГОЛЬ В ОЦЕНКЕ РУССКОЙ КРИТИКИ
Огромная исследовательская деятельность советских литературоведов помогла окончательно выяснить и утвердить реалистическое искусство Гоголя. Имя Гоголя ныне стоит в ряду величайших писателей мира.
В своих величайших творениях Гоголь создал всестороннюю картину жизни крепостнической России, разоблачил коренные основы полицейско-самодержавного строя, показал внутреннюю несостоятельность темных сил реакции.
Все эти стороны деятельности Гоголя были выяснены уже революционно-демократической критикой и с особенной глубиной и конкретностью раскрыты марксистской литературной наукой. Для советской литературы и советского литературоведения исключительное значение имеет изучение традиций Гоголя и критической борьбы за сатирическое, обличительное направление. Традиции Гоголя неразрывно связаны с героической борьбой за освобождение народа. Гигантский образ благородного русского писателя, верного сына русского народа, великого художника чтит все прогрессивное человечество.
Читайте также: