Красавица из линэна краткое содержание

Обновлено: 06.07.2024

Начало начал

МЭГ (после паузы). Если уж клянчить всякие там подачки, так уж лучше в Америке, чем в Англии. Говорят, там солнца больше. (Пауза.) А может, просто болтают? Как ты думаешь, не врут?

МОРИН (накладывает кашу в тарелку и подает ее Мэг, приговаривая). Дура ты старая. Несешь всякую чушь. Заткнись и ешь. (Идет к раковине и моет кастрюлю.)

МЭГ (смотрит на тарелку и отворачивается от нее). А мой чай? Ты что, забыла?

МОРИН хватается за края раковины, опускает голову, втягивает глубоко воздух и, еле сдерживая себя, наполняет чайник водой из-под крана. Пауза.

МЭГ (Медленно ест и говорит.) Ты по дороге в магазин никого из знакомых не встречаешь?

Ответа нет.

Я не имею в виду сегодня.

Пауза.

Да ты не очень-то любишь с народом здороваться.

Пауза.

Хотя кое с кем здороваться и не нужно. Говорят, в Дублине одну старушку убили ни за что ни про что. По радио сказали. Ты в курсе?

Пауза.

Задушили за милую душу. С таким парнем-душегубом лучше вообще не заговаривать. Пройти мимо него и ни звука.

МОРИН (подносит Мэг чай и усаживается за стол). А я б с таким парнем с удовольствием бы пообщалась, а потом бы сюда привела, раз он так любит старушек пришивать.

МЭГ. Как же так можно говорить?

МОРИН. Мне можно.

МЭГ (после паузы). Не нужен он здесь. Да ну его.

МОРИН. Мне нужен. Составит мне компанию. Потом пришьет тебя. Задаром.

МЭГ. Но сначала он пришьет тебя, ей-Богу.

МОРИН. Ну и пусть. Главное, чтоб тебя потом отдубасил как следует. Потом дал по голове, потом отрубил бы ее большущим топором. А лучше бы он с этого и начал. Вот бы я порадовалась. Никакого кофе, никакой каши, вообще ничего.

МЭГ (прерывает ее, держа в руках кружку). Про сахар-то забыла. Подай-ка лучше сахарку.


The Beauty Queen of Leenane, режиссер Август Виверито, The Lex Theatre, Лос-Анджелес.

МАРТИН. Я покину этот дом, учитывая тот прием, что мне оказали, после того, как я тащился сюда с этим посланием от старика Уэлша, Уолша, Уэлша. И в благодарность меня еще и глаза чуть не лишили, плеснув в него виски, не говоря уже о том, как меня обзывали и оскорбляли мамины обеды. Угу. (У двери) Мм.… а лопату мне в церкви выдадут, Мик, а то у меня нет своей?

МЭРИ. У твоего отца наверняка куча лопат.

МАРТИН проверяет заточенность некоторых инструментов, висящих на стене.

МАРТИН. У моего отца нет кучи лопат. У него куча грабель. А лопаты нет. Единственная его лопата – это рукоятки двух лопат, и больше ничего, а это нельзя назвать лопатой. Вот граблей у него действительно куча, и я не знаю, зачем, они вообще-то и не нужны нам. Обычно чаще требуется лопата, нежели грабли. На мой взгляд.

МИК. В церкви найдется лопата.

МАРТИН. Точно найдется? А если понадобится две? По лопате тебе и мне…

МИК. Найдется две.

МАРТИН. Ты уверен? Я не хочу таскаться зря в такую даль…

МИК. Мартин, ты когда-нибудь уберешься домой?!

МАРТИН. Уберусь домой, говоришь? Уберусь, само собой. Меня не надо просить дважды.

МИК. Нет, тебя надо упрашивать гребаных пять раз!

МАРТИН (уходя). Угу, меня не надо просить дважды.

УЭЛШ. Вален Коннор, слушай меня. Ненависти в мире и так предостаточно. Давай хоть мертвых псов в покое оставим.

ВАЛЕН. Если ненависти так много, так что будет, если немного еще добавить? Никто и не заметит.

УЭЛШ. Интересный подход.

На Аранские острова

БИЛЛИ. Мне надо было уехать отсюда, Малыш Бобби, любым способом, как маме с папой, которые тоже хотели отсюда убраться. (Пауза.) Пойти утопиться, вот о чем я думал, чтобы… чтобы не смеялись, не дразнили. Что за жизнь – таскаться по врачам, листать одни и те же книги, и думать, как бы убить еще один день. Еще день – и что в нем хорошего? Одни насмешки и подзатыльники, вроде, как я полоумный какой-то. Деревенский сирота. Деревенский калека, и всё. Да здесь полно калек, таких же, как я, только я снаружи, а они внутри.


The Pillowman, режиссер Джон Кроули, Королевский национальный театр, Лондон.

КАТУРЯН. Вы сказали, что все будет в порядке. Вы дали слово.

Крики стихают.

ТУПОЛЬСКИ. Катурян, я высокопоставленный полицейский чиновник в тоталитарном диктаторском государстве. Неужели вы думаете, что слово, данное вам, может что-либо значить?

Британский Тарантино

Главная цель его жизни – обрести конечность, а тут на его пути встречается парочка, которая обещает вернуть ему потерю, да вот только рука оказывается чужой. Откуда взялась чья-то рука у них, где искать настоящую – главная интрига сюжета, который явно придется по вкусу любителям черных абсурдных комедий.



Hangmen, режиссер Мэттью Данстер, театр Ройал-Корт, Лондон.

За что мы любим МакДонаха

Во-первых, за его уникальность. Стиль драматурга выверен и точен, черный юмор хлещет плетью, а насилие до того гипертрофировано, что продолжаешь читать/смотреть, не закрывая глаза от обилия крови и расчлененки, даже если ты чересчур впечатлителен.

В-третьих, за его близость. Может показаться странным, но Ирландская провинция ничем не отличается от русской. Те же разговоры, те же занятия, вот только имена немного другие. А проблемы те же. И радости те же. И тот же взгляд на Запад, одновременно презрительный и завистливый.

Это очень смешная и в то же время шокирующая история отношений матери и дочери, живущих в такой предельной физической близости, что каждую секунду им дико хочется эту связь разорвать, сбежать, избавиться от присутствия другого. И вместе с тем у автора эта история удивительно человечная: он любит своих несуразных героев и это чувствуется каждую минуту. Хотя любить их трудно, ибо, воистину, не ведают они, что творят.

Продолжительность спектакля: 2 час. 35 мин. с антрактом
Премьера состоялась: 12 февраля 2011 г.

Секрет постановок Сергея Федотова в том, как внутри подробной, очень ­де­ликатной и реалистической декорации соединяются узнаваемый и унылый советский коммунальный быт с небогатым скарбом героев-ирландцев, воспроизводится ощущение тождества между провинциальными ирландскими дураками и российскими чудаками — горемычными, туповатыми, упрямыми, но родными и такими заповедно-замшелыми. Мартин МакДонах — драматург, известный по части сценических кошмаров и жестокости, при этом отменный комедиограф. Он мастер сочетать смешное и страшное, грубое и интимное. В его трагикомедиях жизнь предстает как сладкий, но ядовитый фрукт — чем больше травишься, тем больше хочется.

(с) фото Полины Королевой

(с) фото Полины Королевой

Морин, Морин… Представляю себе её жизнь. Из трёх сестёр она одна не выскочила замуж и не сбежала куда угодно лишь бы подальше от матери. Она всегда одна, одна - и мать, одинаковые дни и ночи, те же люди перед глазами, те же куры, которых надо кормить, и та же мамаша, ноющая, глуповатая, ворчливая, а главное ревностно осуществляющая контроль над её личной жизнью. Морин осталась в этом старом доме, ведёт беспрерывную войну с матерью, неудачный роман по молодости с Пейто Дули закончился для неё нервным срывом в психушке, а дальше потекла монотонная вереница однообразных дел, кур покормить да кашу растворимую хорошо размешать, чтобы без комочков, и матери тарелку сунуть, и ещё постоянно быть начеку, чтобы распознавать все её токсичные проделки.




В этой истории никого не изображают белой краской, нет героя на чью сторону тебе хотелось бы встать, или поддержать, или согласиться с ним. Закидоны мамаши выглядят одновременно и раздражающими, и жалкими, и нелепыми, а реакция на них Морин чересчур бессердечной. Но при этом какие-то краткие проблески мягкости в её характере показывают, что Морин может быть совсем другой, просто задубела, спряталась в футляр, просто отвыкла проявлять нормальные человеческие эмоции. Приезд Пэйто, их встреча и прощание, ожидание письма от него для Морин становятся смыслом жизни, спасительной рукой, которая тянет человека из болота. И когда мечта о счастливой жизни в буквальном смысле становится прахом, пеплом, она озверевает и натуральным способом сходит на сцене с ума.







Всё же как много слов сейчас сказано о сюжете, а хочется хвалить артистов. Они играли так, как течёт вода. Наверное, высшая форма актёрского существования на сцене, когда изображаемая жизнь на сцене неведомым мистическим способом становится настоящей, естественной, когда исчезает ощущение игры. Сергей Федотов умеет ставить МакДонаха так, что бытовая банальная история вдруг в какое-то мгновение начинает утончаться, и в финале трансформируется в пронзительную человеческую драму.



Впрочем, в этом ему помогают его же артисты.

Марина Шилова в роли Морин сногсшибательна. Уметь играть скрытые эмоции так, чтобы и зритель попал под девятый вал раздирающей душу эмпатии – браво! Пэйто Дули, которого играет Владимир Ильин, ирландский работяга, в пиджаке не по размеру и галстуке на голое тело, не умеющий красиво говорить, но тем не менее делающий это от сердца, потрясающе тонкий актёр, со звериной органикой. В первый раз персонажа, которого играет Василий Скиданов, хочется назвать больше подонком, чем балбесом. Сложный образ мамаши достался Регине Шнигирь. Молодая актриса прибавила себе лет 40 и сумела быть одновременно трогательной и зловредной!


Световая и визуальная драматургия фирменные федотовские.

Трагикомедия, а я плакала…

Сергей Павлович, спасибо, за молнии в сердце!

Следите за графиком гастролей Пермский Театр "У Моста" на сайте/страничке Театромания

Пермский театр "У Моста"

Приглашение в театр от сообщества московских блогеров ЛЮБЛЮ МОСКВУ moskva_lublu

Войти

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

Ушел в театр и не вернулся: пучины страстей в венской постановке "Красавица из Линена"

То, что отличает женщину от мужчины, висит над ней дамокловым мечом - это отношение ко времени, которого у нее катастрофически мало. Реализоваться барышня должна пока молода, возраст безжалостно обрезает пути к счастливой семейной жизни.

Морин уже сорок, и единственная ее перспектива - проводить свое время, текущее сквозь пальцы, словно песок, с матерью Мэг. Карга боится оказаться на улице, и всеми силами строит козни дочери, мешая наладить той личную жизнь. Этот сюжет создает горчично-перченный коктейль эмоций, который зритель не может проглотить весь спектакль. Аудитория сочувствует то героине с ее непростой судьбой, то ее матери, являющейся истязаемой пожилой женщиной, то влюбленным, которые не могут быть вместе из-за злого рока.

Эффект присутствия, затягивания в пьесу - это конек ирландского сценариста. Но в сто раз сильнее его смогла усилить постановка театра из Австрии, nicht.THEATER Ensemble, который участвовал в Первом международном фестивале Мартина МакДонаха.

Зрители были заворожены атмосферой спектакля, наблюдая его со своих импровизированных сидений: сцену установили прямо в фойе театра "УМоста", а публика расположилась вокруг на пуфах, ковриках и стульях. О полном погружении аудитории в сюжет говорит тот факт, что финал получился смазанным: не актерами, но зрителями. Публика просто не поняла, что спектакль окончился и пора "включать" овации, ведь когда пошли титры, каждый был все еще там - в Линене.

Уже с первых минут действия магия постановки утянула театралов в ирландское захолустье, где разворачивается семейная история. Люди стали участниками своеобразного реалити-шоу, где любому на колени могла усесться героиня, а старуха сунуть под нос ночной горшок. Грязная кухня и посуда, с присохшей овсянкой, волновали аудиторию не меньше, чем нагнетаемая обстановка тревоги, витавшая в пьесе. Эффект усиливался благодаря навесному потолку, который как полог, все ниже опускался в течение спектакля, звукам дождя и постоянным паузам в сценарии, когда Мэг молча щелкала по разным телеканалам.

Взгляды и недомолвки, затаенная ненависть на лице актрисы, исполнявшей роль Морин, Александры Корович, добавляли ощущение надвигающейся беды.

С собой Александра увезла награду за лучшую женскую роль, а зрителям оставила свое фирменное блюдо - образ "героини-живодерки". Австрийская Морин получилась не жертвой, а утонченной садисткой, которая наслаждается истязая физически свою мать. За грязный горшок - еда всухомятку, за словесные оскорбления - ожог маслом, за сожженное письмо любимого - смерть.

Игра Сабины Хергет, исполнительницы Мэг, порадовала не меньше. На сцене актриса превратилась не просто в старуху, а, скорее, в оскотинившееся существо. Даже ее манера рычать, словно зверь готовый к атаке, и, стонать, как израненное животное, подчеркивали основную линию игры: предъявление публике облика недочеловека.

Читайте также: