Когда юноши и девушки нашей страны заканчивают среднюю школу диктант

Обновлено: 06.07.2024

Диктанты по Сухомлинскому

Юноши и девушки, задумайтесь над тем, что придет время, когда вы, отцы и матери своих сыновей и дочерей, станете слабыми, бессильными, дряхлыми. И вам самим, и детям вашим будет ясно, что вы доживаете свой век. Единственное, что облегчает участь человека на закате его жизни, – это искренняя, верная любовь детей. Все другие радости бледнеют перед этой высшей, истинно человеческой радостью. По-настоящему счастлив и мудр тот, кто всю свою жизнь умеет по крупице накапливать это богатство. Хранилище этого богатства – души ваших детей. Имя ему – ваша ответственность перед детьми. Заботьтесь об этом богатстве, оно возвратится к вам. Знайте, что придет время, когда дети ваши станут сильнее и мудрее вас, отцов, – это неизбежная и очень мудрая закономерность жизни. И единственным источником вашего счастья будет сознание того, что сами вы в духовной жизни своих детей стали огромной, ни с чем не сравнимой ценностью, потому что в вашем разуме, в вашем сердце, в каждом вашем побуждении и устремлении дети будут видеть прежде всего ваш долг и вашу ответственность. Это единственный капитал, на который можно прожить в старости, чувствуя спокойную уверенность в том, что ты прожил жизнь не напрасно.

Продолжить самого себя в своем ребенке – это великое счастье. Ты будешь смотреть на своего ребенка как на единственное в мире, неповторимое чудо. Ты готов будешь отдать все, лишь бы сыну твоему было хорошо. Но не забывай, что он должен быть прежде всего человеком. А в человеке самое главное – чувство долга перед теми, кто делает тебе добро. За добро, которое ты будешь давать ребенку, он переживает чувство признательности, благодарности лишь тогда, когда он сам будет делать добро для тебя – отца, матери, вообще для людей старших поколений.
Помни, что детское счастье по своей природе эгоистично: добро и благо, созданное для ребенка старшими, он воспринимает как нечто само собой разумеющееся. До тех пор пока он не почувствовал, не пережил на собственном опыте, что источник его радостей – труд и пот старших, он будет убежден, что отец и мать существуют лишь для того, чтобы приносить ему счастье. Может получиться, что в честной трудовой семье, где родители души не чают в детях, отдавая им все силы своего сердца, дети вырастут бессердечными.
Как же добиться, чтобы золотые крупинки, которые ты будешь дарить своему сыну, превращались в золотые россыпи для других людей? Самое главное – надо учить ребенка понимать и чувствовать, что для каждой искорки его радостей и благ кто-то сжигает свою силу, свой ум; каждый день его безмятежного и беззаботного детства кому-то прибавляет забот и седин. Когда у вас родится ребенок, учите его видеть, понимать, чувствовать людей – это самое сложное.

Человек не может быть счастливым, если он в годы отрочества и ранней юности не постиг на собственном опыте, что самое главное богатство нашей жизни – это дружба, верность и преданность идеалам, объединяющим юные души настолько крепкой, нерушимой связью, что разрыв этого духовного сообщества переживается как величайшее горе. Особенно необходима эта благородная потребность – потребность в человеке – для формирования мужчины. Чтобы стать настоящим мужчиной, ты должен в ранней юности раскрыть богатства своей души в дружбе. От этого зависит чистота твоего чувства любви, счастье твоей будущей семьи.
Дружба – это школа воспитания духовной готовности к любви. Дружба нужна нам не для того, чтобы чем-то заполнить время, а для того, чтобы утверждать в самом себе благородство. В дружбе мы отдаем силы своей души другому человеку и от этого сами становимся красивее.
Любовь без дружбы мелка. Если юноша уважает в девушке прежде всего человека, если он любит в ней человека, то эта возвышенная, благородная дружба сама по себе так же прекрасна, как и любовь.
Благодаря высокой нравственности человеку доступны благородство и красота чувства любви.

Мы приходим в мир для того, чтобы постигнуть красоту, утвердить, создать ее.
Красота – это радость нашей жизни. Человек стал Человеком потому, что увидел глубину лазурного неба, мерцание звезд, розовый разлив вечерней зари, прозрачную дымку степных просторов, багровый закат перед ветреным днем, трепетание марева над горизонтом, синие тени в сугробах мартовского снега, журавлиную стаю в голубом небе, отражение солнца в мириадах капель утренней росы, серые нити дождя в пасмурный день, фиолетовое облако на сиреневом кусте, нежный стебелек и голубой колокольчик подснежника – увидел и, изумленный, пошел по земле, создавая новую красоту. Остановись и ты в изумлении перед красотой – и в твоем сердце расцветет благородство. Перед человеком открылась радость жизни потому, что он услышал шепот листьев и песню кузнечика, журчание весеннего ручейка и переливы серебряных колокольчиков жаворонка в горячем летнем небе, шуршанье снежинок и стон метели, ласковое плесканье волны и торжественную тишину ночи, – услышал и, затаив дыхание, слушает сотни и тысячи лет чудесную музыку жизни. Умей и ты слушать эту музыку. Дорожи красотой, береги ее.

Занятие № 47

1.[ Родная земля становится бесконечно дорогой ], → когда? → ( когда радость бытия сливается с чувством долга перед людьми, отстоявшими красоту). (В.Сухомлинский).

  • [ ] - главное предложение (главная часть)
  • ( ) - придаточное предложение (придаточная часть) присоединяется с помощью союза когда
  • вопрос, который можно задать к придаточному предложению, - когда ?
  • сложноподчинённое предложение соответствует схеме: ( ), [ ].
  • [ ] - главное предложение (главная часть)
  • ( ) - придаточное предложение (придаточная часть) присоединяется с помощью союза когда
  • вопрос, который можно задать к придаточному предложению, - когда ?
  • сложноподчинённое предложение соответствует схеме: [ , ( ), ].
  • [ ] - главное предложение (главная часть)
  • ( ) - придаточное предложение (придаточная часть) присоединяется с помощью союзов: пока, покуда, покамест
  • вопросы, которые можно задать к придаточному предложению, - как долго ? до каких пор?
  • сложноподчинённое предложение соответствует схеме: [ ], ( ); ( ), [ ]
  • [ ] - главное предложение (главная часть)
  • ( ) - придаточное предложение (придаточная часть) присоединяется с помощью союзов: лишь, лишь только, только, как только, едва, в то время как, до тех пор пока
  • вопрос, который можно задать к придаточному предложению, - когда?
  • сложноподчинённое предложение соответствует схеме: [ ], ( ); ( ), [ ]; [ ,( ), ].

Я не знаю в чьи руки попадает эта книга. но кто бы не был ты мой читатель я хочу, чтобы ты полюбил великолепную науку :языкознание.
Когда юноши и девушки нашей страны кончают среднюю школу, они обыкновенно попадают в положение этаких "витязей на распутье".
Стоит камень, а на камне надпись "Кто пойдет налево, попадет в страну географов. Всю жизнь будет он прокладывать пути по не ведомым землям. Будет с великим трудом пробиваться в местах, куда еще не вступала нога человека. " Дрож охватывает, до чего прекрасно! Но другая надпись сулит: " Пойдешь на право, станешь физиком. Ты проникнешь в тайны атомного ядра и в недра гигантских звезд. Что может быть пленительнее такой жизни? Идти на право, юнный друг! "
И вдруг еще одна не заметная надпись: "По этому пути пойдешь, станешь языковедом. " Языковедом? Обречь себя на копанье в пыльных книгах, годами доискиваться, следует ли писать мягкий знак на конце слова "мяч"? Кому это нужно? Нет уж, знаете, спасибо! Так думают многие. Думают потому, что не представляют себе, какова работа языковеда.. . Разве не волнующее занятие? Путешествовать тигринные джунгли, что бы найти там письмена неведомо когда погибших городов Индии? Вот оно, дело языковеда, дело лингвиста.

Я не знаю, в чьи руки попадает эта книга, но кто бы ни был ты, мой читатель, я хочу, чтобы ты полюбил великолепную науку -языкознание.
Когда юноши и девушки нашей страны заканчивают среднюю школу, они обыкновенно попадают в положение этаких "витязей на распутье".
Стоит камень, а на камне надпись "Кто пойдет налево, попадет в страну географов. Всю жизнь будет он прокладывать пути по неведомым землям. Будет с великим трудом пробиваться в местах, куда еще не ступала нога человека. " Дрожь охватывает, до чего прекрасно! Но другая надпись сулит: " Пойдешь направо, станешь физиком. Ты проникнешь в тайны атомного ядра и в недра гигантских звезд. Что может быть пленительнее такой жизни? Идти направо, юный друг! "
И вдруг еще одна незаметная надпись: "По этому пути пойдешь, станешь языковедом. " Языковедом? Обречь себя на копание в пыльных книгах, годами доискиваться, следует ли писать мягкий знак на конце слова "мяч"? Кому это нужно? Нет уж, знаете, спасибо! Так думают многие. Думают потому, что не представляют себе, какова работа языковеда.. . Разве не волнующее занятие? Путешествовать в тигриные джунгли, что бы найти там письмена неведомо когда погибших городов Индии? Вот оно, дело языковеда, дело лингвиста.


Я не знаю, в чьи руки попадет эта книга, чьи пытливые глаза побегут по ее строкам. Но кто бы ни был ты, мой читатель, я хочу, чтобы ты полюбил великолепную науку – языкознание.

Стоит камень, а на камне надпись:

А рядом еще приманки. Вот крутая тропа геологии с ее хребтами и скалами, ущельями и безднами. Вот таинственная дорога археологов, извивающаяся в древнем тумане, среди руин и пещер, от стоянок каменного века до развалин южных акрополей. А там, дальше, сады и леса ботаники, заповедники зоологов, тихие лаборатории и грохочущие заводские цехи, колхозные поля. Все это живет, клокочет, кипит, движется. Все привлекает молодые сердца.

Так думают многие. Думают потому, что не представляют себе, какова работа языковеда, чем, как и для чего занят он.

В накаленной Туркмении, роясь в земле древних парфянских городищ, советские археологи извлекли из праха множество глиняных черепков. На их поверхности были обнаружены намазанные краской черты таинственных знаков. О чем говорят эти письмена? Кто их нанес на глину, когда и зачем?

Может быть, мы узнали бы хоть что-нибудь об этом, если бы сумели разгадать тайну деревянных табличек, бережно хранимых теперь во многих музеях мира. Но доныне они настолько не поддавались усилиям ученых, что нельзя было даже начать их расшифровку.

Казалось бы, дело безнадежно. Но вот перед самой Великой Отечественной войной за него смело взялся совсем юный исследователь, почти мальчик, Борис Кудрявцев, только что окончивший среднюю школу. Он недолго занимался знаменитыми таблицами, но успел сделать ряд важных открытий, несколько существенных шагов по дебрям, до него казавшимся непроходимыми. Мы точно знаем теперь, что система письма с острова Пасхи близка к той, которой пользовались египтяне на заре своей культуры. Мы знаем, что перед нами примитивные иероглифы. Это немного, но все же неизмеримо больше того, что было известно еще недавно. Война прервала жизненный путь Бориса Кудрявцева, однако его дело будет продолжено другими молодыми языковедами. Вы не хотите оказаться в их числе?

Вот оно, дело языковеда, дело лингвиста! Но ведь оно не только в работе над оживлением прошлого. А сегодня? Сегодня в нашей стране десятки народов впервые овладевают письменностью. В этих случаях дело языковеда не расшифровывать забытые письмена, а помочь составлению новых, совершенных алфавитов.

Во множестве мест земного шара поработители, наоборот, отняли у порабощенных народов всё, что те имели, вплоть до их языка. Дело лингвистов помочь народам в их освободительной борьбе, восстановить и очистить их поруганную родную речь; так поступали столетие назад великие языковеды славянского мира, борясь за чешский, за сербский, за болгарский языки, очищая их от немецкой, турецкой, чуждой, навязанной силой накипи. А неоценимая помощь историкам, которую оказывает языковед? А решение многочисленных, и притом самых важных и самых сложных, вопросов науки о литературе? А изучение устного художественного творчества любого народа земли? А самое главное, самое важное – изучение истории своего родного языка, великого языка великого русского народа, и преподавание его в школах миллионам русских и нерусских по национальности людей?

Нет, поистине языкознание – великолепная наука!

ЭТА КНИГА

Книга, которую вы раскрыли, написана не для того, чтобы стать учебником языкознания. Пусть эту задачу с честью и успехом выполняют толстые томы ученых исследований, университетские курсы лекций, глубокие и серьезные научные статьи.

Назначение этой книги иное. Я хотел бы, чтобы ей удалось слегка приподнять ту завесу, которая скрывает от посторонних глаз накопленные веками сокровища языковедческих наук; хорошо, если хоть на миг они засверкают перед нами.

Мне хотелось не научить языкознанию, а лишь покрепче заинтересовать им тех, кто знает о нем совсем мало. Если из десяти читателей, думал я, только один, закрыв эту книжку, потянется за другой, более основательной и глубокой, моя цель будет достигнута. Она будет достигнута и тогда, когда, закончив чтение, человек задумается и попробует по-новому отнестись и к языку, на котором он сам говорит, и к тому, что он когда-то прочел об этом языке в своих школьных учебниках.

Глава 1. СЛОВО И МЫСЛЬ


Насколько я помню, рассказ не произвел на меня большого впечатления; теперь я даже не скажу вам точно, о чем там говорилось. Но одна маленькая сценка из него навсегда врезалась мне в память, хотя в те дни мне было еще очень немного лет – десять или двенадцать, не более. Что меня в ней поразило?

Прочитав тогда эти строки, я остановился в смущении. Сначала мне показалось, что автор смеется надо мной: что же нашел он удивительного в таком действительно обыкновенном явлении – в разговоре двух людей? Разговаривают все. Я сам, как и окружающие, каждый день разговаривал с другими людьми и дома, и в школе, и на улице, и в вагонах трамвая – везде. Разговаривали – по-русски, по-немецки, по-французски, по-фински или по-татарски – тысячи людей вокруг меня. И ни разу это не показалось мне ни странным, ни удивительным.

А теперь? А теперь я глубоко задумался. Действительно: как же это так?

Вот я сижу и думаю. Сколько бы я ни думал, никто, ни один человек на свете, не может узнать моих мыслей: они мои!

Поразмыслите немного над этим вопросом, и вы убедитесь, что ответить на него совсем не легко.

Вспомните детскую игру – кубики. Пока кубики разрознены, на них видны лишь какие-то пятна. Но сто´ит их приложить друг к другу в определенном порядке, и перед вами выступит целая картина: красивый пейзаж, зверек, букет цветов или еще что-либо.

Может быть, в отдельных звуках тоже скрыты какие-то частицы, обрывки значения, которые просто незаметны, пока они разрознены? Если так, то необходимо эти таинственные частицы найти, и загадка наша решится очень просто.

Будь такое предположение правильным, достаточно было бы известным звукам придать определенный порядок, и получилось бы слово, понятное всем людям без исключения. Ведь кто бы ни смотрел на картину, сложенную из кубиков, он увидит на ней то же, что и любой из его соседей. Не менее и не более. Применимо ли это к звукам?

Конечно, за чудаком пустилось бы несколько любопытных мальчишек. Может быть, милиционер поинтересовался бы: не сошел ли гражданин с ума? Но, ясно, никого не охватил бы ужас, никому не пришло бы в голову бить в набат, трубить в рог и поднимать тревогу.

В чем же тут дело? Почему те звуки, которые довели сограждан Уленшпигеля до паники, ваших соседей оставляют совершенно равнодушными?

Ведь это столь же невероятно, как если бы три человека, увидев, скажем, паука и желая передать свое впечатление от него, нарисовали бы на бумаге: один – корову, второй – паровоз, а третий – дерево…

Я протягиваю вам без единого слова бутылку. Видите, на ее этикетке нарисован такой страшный знак.


Вы без слов поймете, что не следует пить жидкость, находящуюся в этом сосуде. Это и неудивительно: череп и кости любому человеку напомнят об опасности и смерти.

Если вы идете по улице городка где-нибудь в чужой стране и видите магазин, над непонятной вывеской которого красуется огромная перчатка, а рядом – другой, перед которым укреплен золоченый крендель, вы легко разберетесь, где здесь булочная и где галантерейная лавка.

Но ведь ученые умеют раскрывать самые сложные тайны и загадки окружающего нас мира. Наука о человеческом языке, о том, как люди говорят между собою, называется языковедением.

Одной из задач языковедения и является: узнать, когда и как человек научился говорить. Как овладел он искусством называть вещи именами, которые на самые вещи ничем не похожи? Как привык по этим именам судить о самих вещах? Как удается ему выражать свои мысли при помощи звуков, ничем, по-видимому, с этими мыслями не связанных?

В разное время ученые, однако, старались как можно ближе подойти к решению этого вопроса. И по дороге к этой величайшей из тайн языка, может быть до конца необъяснимой, им удалось сделать немало очень крупных открытий.

Поговорим же о некоторых из них.

ЧЕМУ ДИВИЛСЯ РАБОЧИЙ ИЗОТ?

Язык – удивительное орудие, посредством которого люди, общаясь между собой, передают друг другу свои мысли, любые мысли. Именно в языке они закрепляются: и каждая в отдельности и все мысли человечества в их величавой совокупности. Именно язык хранит и бережет все людское познание с древнейших времен до наших дней, делает возможным само существование и развитие человеческой культуры.

Не случайно у многих народов два предмета, ничем не похожих один на другой – мясистый, подвижной орган вкуса, помещающийся во рту, и человеческая способность говорить и понимать собеседника, – издавна именуются одним и тем же словом.

Это давно уже обращало на себя внимание людей:

Так, пользуясь двойным значением этого слова, играет им великий Пушкин; играет потому, что язык для нас прежде всего звуки нашей речи.

Это бесспорно. Но тем не менее, разве не приходилось вам когда-либо встречаться с беззвучным, непроизносимым и неслышимым языком?

Бывает так: никто ничего не говорит. Никто ни единого звука не слышит и даже не слушает. И все же люди оживленно беседуют. Они великолепно понимают друг друга: отвечают, возражают, спорят…

Вы читаете то, что я написал. Выражая мои мысли, я изобразил эти слова на бумаге много времени назад и за много километров от того места, где вы живете. Вы не знаете меня; я никогда в жизни не видал вас. Вы ни разу не слыхали моего голоса. Тем не менее вы вступили в беседу. Я рассказываю вам то, что думаю, и вы узнаёте мои мысли по поводу различных вещей.

Попробуем рассуждать логически.

Вот сидит передо мною и умывается лапкой небольшое домашнее животное всем хорошо известного вида.


Ведь звуки-то эти – вы, я надеюсь, согласитесь со мною – решительно ничем не похожи ни на кошачье мяуканье, ни на мурлыканье, ни на ворчанье кошки.

Быть ученым и разгадывать тайны языка – увлекательное занятие. Но даже в самой обыкновенной нашей жизни, в повседневной работе бывает очень полезно ясно представить себе, как же именно эти два языка – речь устная, звуковая, и письменная речь, – как они связаны друг с другом. Эта связь не так уж проста и пряма, как это может показаться с первого взгляда.

Повторю еще раз: чтобы хорошо знать правила и без труда подчиняться им, нужно понимать, на чем они основаны. А понять основания, на которых зиждутся правила нашего правописания, может лишь тот, кто досконально разберется в вопросе более широком – о связи между обоими видами нашего языка – устным и письменным.

Сделать это можно. Но предварительно нельзя не обратить внимания на очень важное обстоятельство: рядом с уже упомянутыми двумя языками, устным и письменным, человек владеет еще третьим видом, третьей формой речи, может быть, самой удивительной из всех. Вряд ли вы сами догадаетесь, о чем я говорю. Придется ввести вас в совершенно незнакомую для вас доныне область языковедения.

Я не знаю, в чьи руки попадет эта книга, чьи пытливые глаза побегут по ее строкам. Но кто бы ни был ты, мой читатель, я хочу, чтобы ты полюбил великолепную науку — языкознание.

Стоит камень, а на камне надписи:

А рядом еще приманки. Вот крутая тропа геологии, с ее хребтами и скалами, ущельями и безднами. Вот таинственная дорога археологов, извивающаяся в древнем тумане, среди руин и пещер, от стоянок каменного века до развалин, южных акрополей. А там, дальше, сады и леса ботаники, заповедники зоологов, тихие лаборатории и грохочущие заводские цехи, колхозные поля. Все это живет, клокочет, кипит, движется. Все привлекает молодые сердца.

Так думают многие. Думают потому, что не представляют себе, какова работа языковеда, чем, как и для чего занят он.

В накаленной Туркмении, роясь в земле древних парфянских городищ, советские археологи извлекли из праха множество глиняных черепков. На их поверхности были обнаружены намазанные краской черты таинственных знаков. О чем говорят эти письмена? Кто их нанес на глину, когда и зачем?

Может быть, мы узнали бы хоть что-нибудь об этом, если бы сумели разгадать тайну деревянных табличек, бережно хранимых теперь во многих музеях мира. Но доныне они настолько не поддавались усилиям ученых, что нельзя было даже начать их расшифровку.

Казалось бы, дело безнадежно. Но вот перед самой Великой Отечественной войной за него смело взялся совсем юный исследователь, почти мальчик, Борис Кудрявцев, только что окончивший среднюю школу. Он недолго занимался знаменитыми таблицами, но успел сделать ряд важных открытий, несколько существенных шагов по дебрям, до него казавшимся непроходимыми. Мы точно знаем теперь, что система письма с острова Пасхи близка к той, которой пользовались египтяне на заре своей культуры. Мы знаем, что перед нами примитивные иероглифы. Это немного, но все же неизмеримо больше того, что было известно еще недавно. Война прервала жизненный путь Бориса Кудрявцева, однако его дело будет продолжено другими молодыми языковедами. Вы не хотите оказаться в их числе?

Вот оно, дело языковеда, дело лингвиста! Но ведь оно не только в работе над оживлением прошлого. А сегодня? Сегодня в нашей стране десятки народов впервые овладевают письменностью. В этих случаях дело языковеда не расшифровывать забытые письма, а помочь составлению новых совершенных алфавитов.

Во множестве мест земного шара поработители, наоборот, отняли у порабощенных народов все, что те имели, вплоть до их языка. Дело лингвистов помочь народам в их освободительной борьбе, восстановить и очистить их поруганную родную речь; так поступали столетие назад великие языковеды славянского мира, борясь за чешский, за сербский, за болгарский языки, очищая их от немецкой, турецкой, чуждой, навязанной силой накипи. А неоценимая помощь историкам, которую оказывает языковед? А решение многочисленных, и притом самых важных и самых сложных вопросов науки о литературе? А изучение устного художественного творчества любого народа земли? А самое главное, самое важное — изучение истории своего родного языка, великого языка великого русского народа, и преподавание его в школах миллионам русских и нерусских по национальности людей?

Нет, поистине языкознание — великолепная наука.

Книга, которую вы раскрыли, написана не для того, чтобы стать учебником языкознания. Пусть эту задачу с честью и успехом выполняют толстые томы ученых исследований, университетские курсы лекций, глубокие и серьезные научные статьи.

Назначение этой книги иное. Я хотел бы, чтобы ей удалось слегка приподнять ту завесу, которая скрывает от посторонних глаз накопленные веками сокровища языковедческих наук; хорошо, если хоть на миг они засверкают перед нами.

Мне хотелось не научить языкознанию, а лишь покрепче заинтересовать им тех, кто знает о нем совсем мало. Если из десяти читателей, думал я, только один, закрыв эту книжку, потянется за другой, более основательной и глубокой, моя цель будет достигнута. Она будет достигнута и тогда, когда, закончив чтение, человек задумается и попробует по-новому отнестись и к языку, на котором он сам говорит, и к тому, что он когда-то прочел об этом языке в своих школьных учебниках.

Насколько я помню, рассказ не произвел на меня большого впечатления; теперь я даже не скажу вам точно, о чем в нем говорилось. Но одна маленькая сценка из него навсегда врезалась мне в память, хотя в те дни мне было еще очень немного лет — десять или двенадцать, не более. Что меня в ней поразило?

Прочитав тогда эти строки, я остановился в смущении. Сначала мне показалось, что автор смеется надо мной: что же нашел он удивительного в таком действительно обыкновенном явлении — в разговоре двух людей? Разговаривают все. Я сам, как и окружающие, каждый день разговаривал с другими людьми и дома, и в школе, и на улице, и в вагонах трамвая — везде. Разговаривали по-русски, по-немецки, по-французски, по-фински или по-татарски тысячи людей вокруг меня. И ни разу это не показалось мне ни странным, ни удивительным.

А теперь? А теперь я глубоко задумался. Действительно: как же это так?

Вот я сижу и думаю. Сколько бы я ни думал, никто, ни один человек на свете не может узнать моих мыслей: они мои!

Поразмыслите немного над этим вопросом, и вы убедитесь, что ответить на него совсем не легко.

Вспомните детскую игру — кубики. Пока кубики разрознены, на них видны лишь какие-то пятна. Но стоит их приложить друг к другу в определенном порядке, и перед вами выступит целая картина: красивый пейзаж, зверек, букет цветов или еще-что-либо.

Может быть, в отдельных звуках тоже скрыты какие-то частицы, обрывки значения, которые просто незаметны, пока они разрознены? Если так, то необходимо эти таинственные частицы найти, и загадка наша решится очень просто.

Будь такое предположение правильным, достаточно было бы известным звукам придать определенный порядок, и получилось бы слово, понятное всем людям, без исключения. Ведь кто бы ни смотрел на картину, сложенную из кубиков, он увидит на ней то же, что и любой из его соседей. Не менее и не более. Применимо ли это к звукам?

Однажды Тиль Уленшпигель, герой фламандского народа, рассказывает в своей знаменитой книге бельгийский писатель де Костер, «пришел в ярость и бросился бежать, точно олень, по переулку с криком:

Конечно, за чудаком пустилось бы несколько любопытных мальчишек. Может быть, милиционер поинтересовался бы: не сошел ли гражданин с ума? Но, ясно, никого не охватил бы ужас, никому не пришло бы в голову бить в набат, трубить в рог и поднимать тревогу.

В чем же тут дело? Почему те звуки, которые довели сограждан Уленшпигеля до паники, ваших соседей оставляют совершенно равнодушными?

Читайте также: