Иглтон идея культуры краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

«“Британская культура„, как правило, включает в себя замок Уорвик, но не призводство водосточных труб, обед пахаря, но не его жалование. Несмотря на всеохватность антропологического определения, одни вещи кажутся слишком прозаическими, чтобы относиться к культуре, а другие — недостаточно характерными.

Поскольку британцы производят водосточные трубы по тем же технологиям, что и японцы, не одеваясь при этом в завлекательные национальные костюмы и не распевая традиционные воодушевляющие баллады, производство водосточных труб выпадает из категории культуры и как слишком прозаичное, и как нехарактерное.

«В любом случае нигде сложность идеи культуры не проявляется так ярко, как в том факте, что Реймонд Уильямс, самый выдающийся ее теоретик в послевоенной Британии, в разных работах определяет культуру как стандарт совершенства, умственную привычку, искусство, общее интеллектуальное развитие, цельный образ жизни, систему означивания, структуру чувства, взаимосвязь элементов в образе жизни и все что угодно от экономического производства и семьи до политических институтов.

«Традиционно культура была способом растворить наши мелкие частные различия в широком, всеобъемлющем медиуме. Как форма универсальной субъектности (subjecthood), она означала те ценности, которые мы разделяли в силу нашей человеческой природы. Культура-как-искусство была важна, потому что в ней эти ценности были сконцентрированы в удобной портативной форме. Когда мы читали, смотрели или слушали, мы приостанавливали наше эмпирическое “я„ со всеми его социальными, сексуальным и этническими случайностями и становились универсальными субъектами. У высокой культуры положение как у Всевышнего — она взирает отовсюду и ниоткуда.

«В то время как друие культуры отличаются, твоя собственная является нормой и в этом смысле вообще едва ли может называться культурой. Скорее это стандарт, на фоне которого образы жизни других людей предстают именно как культуры, во всей их чарующей или пугающей уникальности. Это вопрос не западной культуры, а западной цивилизации, и суть этой фразы, с одной стороны, в том, что Запад — особый образ жизни, а с другой — что это просто центр универсального образа жизни. Воображение, или колониализм, означает, что другие культуры знают только самих себя, а вот вы знаете их. Это лишает нас устойчивости, но в то же время дает когнитивное и политическое преимущество перед другими культурами, в результате чего им тоже не придется долго наслаждаться своей устойчивостью.

III. Культурные войны

«И все же существует важное различие между двумя версиями культуры, когда речь заходит о партикулярности. Культура как идентичность питает одинаковое отвращение и универсальности, и к индивидуальности: вместо этого она ценит коллективную партикулярность. С точки зрения Культуры, культура извращенно хватается за случайные частности существования — гендерные, этнические особенности, национальность, социальное происхождение, сексуальную ориентацию и т.д. — и делает их носителями необходимости.

«Если культуру можно примирить с глобальной политикой при помощи национального государства, Культура могла бы похожим образом примирить всеобщее и своеобразное.

Если миграция — популярная форма мультикультурализма, космополитизм — его элитарная версия. Оба являются продуктами глобальной экономической системы. Но поскольку транснациональный капитал порождает изоляцию и тревогу, отрывая людей от традиционных связей и ввергая их идентичность в хронический кризис, он, не переставая распространять этот дивный новый космополитизм , вызывает обратную реакцию, то есть укрепляет культуры оборонительной солидарности. Чем больше авангардного лоска наводят на мир, тем архаичнее он становится. По мере распространения гибридности все громче жалобы на ересь . На каждое дуновение парижского парфюма найдется юный нацист или коммунитарный философ средних лет. Как только форма национального государства дала трещину, расцвели те виды культурной политики, которые всегда плохо вписывались в эти рамки, не в последнюю очередь — сексуальная политика. Но когда космополитизм и коммунализм упираются друг в друга, когда у одного слишком мало идентичности, а у другого ее слишком много, временное решение, предложенное национализмом и эстетикой, начинает распадаться на “плохой„ универсализм, с одной стороны, и “плохой„ партикуляризм — с другой. Меняются отношения между культурой и политикой.

Среди прочего, это заметно в постколониальной теории. Если национальное государство всегда было основано на ложной гармонии между культурой и политикой, то совсем иное дело революционный национализм. Культура смогла стать преображающей политической силой в том, что остается самым ярким и успешным радикальным движением современной истории. Постколониализм, как подсказывает само это слово, пришел на волне того исторического момента, когда революционный национализм породил россыпь новых национальных государств. Иными словами, с точки зрения хронологии он носит постнационалистский, постреволюционный, временами даже постидеологический и постполитический характер. Но этот хронологический факт, который едва ли можно вменить в вину самой постколониальной теории, как нельзя лучше соответствует ее любви к вопросам культурной идентичности, а не радикальной политики в то время, когда постисторический север сталкивается с постколониальным югом. Короче говоря, культура может начать вытеснять политику, с которой прежде была так тесно связана.

«Культуры, борющиеся за признание, как правило, не могут позволить себе особую изощренность или самоиронию, и ответственность за это следует возложить на тех, кто их угнетает. Хотя даже в этом случае и изощренность, и самоирония остаются добродетелями. И тот факт, что человек, которого вот-вот бросят в яму со змеями, не может иронизировать, дает повод для критического комментария к самой ситуации, а не к иронии. То, что Культура в состоянии позволить себе подобные добродетели, а культура зачастую — нет, дела не меняет. По способности культуры к иронии и самокритике мы можем понять, насколько защищенной она себя чувствует .

«Если Европа действительно является колыбелью цивилизации, то она, по крайней мере, должна соблюсти приличия и извиниться за последнюю. Ибо история Европы, разумеется, является историей рабства, геноцида и фанатизма в той же мере, что и повествованием Данте, Гете и Шатобриана, и этот более мрачный подтекст невозможно полностью отделить от культурных красот. И не так умно со стороны Хини делать вид, что нравственная культура заканчивается Санкт-Петербургом, потому что если на нем что-то и заканчивается, так это, как указывает Джордж Стейнер, кофейни:

«Религия эффективна не потому, что она сверхъестественна, но потому что воплощает эту сверхъестественность в практической форме жизни. Она, таким образом, может обеспечить связь между Культурой и культурой, между абсолютными ценностями и повседневной жизнью.

Есть книги, в которых автор излагает так много "идей", что сам того не замечаешь, как рядом оказываются ручка и конспект. "Идея культуры" Иглтона - как раз из таких. Писать о подобных книгах сложно, слишком много мыслей, слишком плотно они "упакованы" в тексте. И чтоб рассказать хотя бы о содержании пары страниц, необходимо исписать с десяток. Поэтому я пошел по другому пути и написал обзор на основе сделанных на "полях" пометок. Но сначала немного о структуре книги. "Идея культуры" написана в академическом ключе, что сразу видно из оглавления:

I. ВЕРСИИ КУЛЬТУРЫ. . 8
II. КУЛЬТУРА В КРИЗИСЕ. . 53
III. КУЛЬТУРНЫЕ ВОЙНЫ. . 80
IV. КУЛЬТУРА И ПРИРОДА. . 130
V. К ОБЩЕЙ КУЛЬТУРЕ. . 164

"Однако постмодерн и домодерн ближе друг к другу, чем может показаться. Их объединяет высокое, порой преувеличенное уважение к культуре как таковой. Действительно, можно утверждать, что культура — это идея скорее домодерного времени и постмодерна, чем модерна; если она расцветает в эпоху модерна, то в основном как след прошлого или предвосхищение будущего.Донововременные и постмодерные порядки связывает то, что для них обоих, хотя и по разным причинам, культура — господствующий уровень социальной жизни."

"То, что происходит в промежутке, — это модерн, для которого культура не самое важное понятие. Действительно, нам нелегко мысленно вернуться к тому времени, когда все наши модные словечки — телесность, различие, локальность, воображение, культурная идентичность — рассматривались как препятствия на пути к освободительной политике, а не как ее обозначения. Для Просвещения культура означала, грубо говоря, те регрессивные привязанности, которые мешали нам стать гражданами мира. Она означала нашу привязанность к месту, ностальгию по традиции, любовь к племени, преклонение перед иерархией. Различие в целом было реакционной доктриной, отрицавшей равенство, на которое имеют право все мужчины и женщины. Нападки на Разум во имя интуиции или мудрости тела давали право на бессмысленные предрассудки. Воображение было болезнью ума, мешавшейнам видеть мир таким, ка кой он есть и, как следствие, действовать в целях его преобразования. А отрицать Природу во имя Культуры значило почти наверняка оказаться по ту сторону баррикад."

"Люди деструктивнее тигров, в том числе потому, что наши символические способности к абстракции позволяют преодолеть физические ограничения, не позволяющие убивать. Если бы я попытался задушить вас голыми руками, возможно, меня бы стошнило, что было бы для вас неприятно, но не смертельно. Однако язык позволяет мне уничтожить вас на расстоянии, там, где физические ограничения больше не действуют."

В книге Иглтона, с одной стороны, критикуется оторванность многих деятелей культуры от общественных и политических проблем, с другой стороны, автор показывает, что притязание культуры на место панацеи от всех бед мирового сообщества необоснованно.

Данная книга Иглтона, как и две предыдущие, могут быть важны для современной науки о литературе прежде всего как образец адекватного недогматизированного и самокритичного марксистского подхода к анализу явлений литературы, теории литературы, философии и, шире, теории культуры.

Подпишитесь на рассылку!

После заполнения внимательно следуйте инструкциям по активации подписки. МЫ ГАРАНТИРУЕМ, что по данной рассылке вы не получите никакого спама и всегда сможете отписаться, если решите, что не хотите получать наши письма.

В этой книге выдающийся британский литературовед Терри Иглтон рассматривает понятие культуры в его историческом, философском и политическом контексте и вносит свой вклад в полемику, ведущуюся сегодня вокруг этого понятия.Книга адресована широкому кругу читателей – всем, кто интересуется историей и теорией культуры.

Читайте также: