И было сказано гришковец краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

Год или полтора после того эпизода в Бельгии случился другой эпизод. Случился этот эпизод в Кемерово, и в этом эпизоде снова прозвучала фраза, которую я так же запомнил на всю жизнь. И обе эти фразы, сказанные, ну очень разными людьми и при очень разных обстоятельствах, удивительным образом наложились друг на друга. И случилась чудесная вещь! Знаете, есть такие книжки, где одно изображение накладывается на другое, и картинка становится объёмной? И в моей жизни так случилось, один человек сказал, а совершенно другой человек сказал другое, и вдруг сложился объёмный смысл. Идут годы, но актуальность и объём этого смысла не теряется для меня. Так вот…
Это случилось в Кемерово. Тогда я много, активно и, как мне казалось, усиленно и полезно работал. Я гордился результатами своего труда, работал без выходных и даже не понимал, зачем нужны выходные. Я ощущал себя тогда человеком, реально влияющим на то, что происходит в мире. Я чувствовал себя не просто участником некого общего процесса позитивного развития, нет! Я ощущал, что я на своём участке сильно опережаю темпы общего процесса. Короче, я понимал себя полезным членом общества, и полагал, что имею право многое требовать от других, потому что сам много тружусь. Я даже позволял себе многих осуждать.
Тогда я терпеть не мог бездельников и многих причислял к этой категории, не любил тех, кто пытался хвататься за всё подряд, делать то одно, то другое, а в итоге не делал ничего. Меня раздражали болтуны, интеллектуальные барышни, эстетствующие дамы, пожилые демагоги, и многие другие, в общем-то, неплохие люди. То есть, мне тогда едва исполнилось 25 лет.
Я был преисполнен веры в созидательный и непрерывный труд, и верил, что такой труд непременно приносит плоды. И вот такой, весь всем этим преисполненный, я встретил двух своих приятелей. Встретились мы вечером. Я был уставший после работы, мои приятели тоже. Плодов своего труда я ещё к тому моменту не вкусил, встреченные мною приятели были тоже далеки от этого. Поэтому мы смогли позволить себе пойти только в пельменную. Это была уже не забегаловка, но ещё не кафе. Мы просто хотели поесть, а тех денег, которые у нас были, нам хватало только на пельменную. Но мы свои деньги честно заработали, поэтому зашли в пельменную с достоинством, независимо и чувствовали себя так же, как посетители хорошего ресторана.
В пельменной официанта не было, а было самообслуживание, и значит, надо было заплатить, взять свою тарелку с пельменями, отнести её за стол, а потом отнести грязную посуду к специальному окошку.
Мы взяли пельмени, томатный сок, горчицу и чудесно проводили время. Мы быстро съели всё, что взяли, и купили себе чаю с лимоном. О спиртном я даже не помышлял тогда.
В пельменной было довольно много народу. Там стояло столиков десять, и только пара из них пустовали. Посетители пельменной были люди всё простые, но приличные и опрятные. За одним столиком три мужичка пили водочку, но чинно, тихонечко, не торопясь. Они только иногда позвякивали стаканами, когда чокались. Видимо, они были постоянные клиенты, потому что им позволили пить водку. Вообще-то водку в том заведении не подавали.
Мы с приятелями сидели и солидно пили чай с лимоном, как вдруг в пельменную спустился мужичок. Он туда спустился, потому что пельменная находилась в полуподвальном помещении.
Мужичок был очень замызганный. Лет ему было непонятно сколько. Это сейчас бы я смог более-менее точно определить его возраст, а тогда даже сорокалетний человек мне казался бесконечно взрослым. Но, думаю, тому мужику было под пятьдесят. Он был в грязных, и даже очень грязных, штанах, которые когда-то были брюками. Обут он был в очень грязные, драные кеды. Пиджак его, некогда коричневый, выглядел ужасно, но был застёгнут на все три пуговицы. Боковые карманы пиджака сильно топорщились, а из нагрудного кармана того же пиджака торчали штук пять разных пластмассовых ручек и погрызенный карандаш. В руке он держал сетку-авоську, битком набитую всякой всячиной. Сальные, грязные и давно не стриженные его волосы были тщательно уложены на бок, и по причине сальности и грязи отчётливо сохранили следы, оставленные расчёской. Видимо, он причесался, заходя в заведение.
Мужичок огляделся, вальяжно прошёл к свободному столику, поставил свою авоську на стул, а потом ещё более вальяжно прошествовал к тому месту, куда относили грязную посуду. Там на специальном окошке и столике скопилось немало тарелок и стаканов со следами еды и напитков. Мужик постоял возле той посуды, деловито всё осмотрел, взял одну тарелку, на которой следов еды было поменьше. Вслед за этим он выбрал несколько кусков хлеба с других тарелок. Он явно выбирал не покусанные, а ломаные куски. Выбрав три-четыре куска, он двумя пальцами взял стакан, из которого кто-то уже пил томатный сок. Он спокойненько вылил остатки сока в другой стакан и пошёл обратно к столу со всем тем, что взял.
Все посетители пельменной уже смотрели на него. Кто смотрел с отвращением, кто с любопытством, кто осуждающе. Я же смотрел презрительно и брезгливо, ну и, конечно, возмущённо. Ну действительно! Приличное заведение, сидят и едят приличные люди, которые, между прочим, платят за еду честно заработанные деньги, а тут является чёрт знает кто такой и делает, чёрт знает что. К тому же мужик был не увечный, не калека. Здоровый такой мужичок. И что же ему мешало тоже работать, прилично одеваться и прилично жить?! Вот работал бы, и не нужно ему было бы побираться и портить аппетит другим людям.
А мужик выгреб из кармана брюк груду мелочи, долго пересчитывал её, а потом пошёл и купил себе тарелку пельменей. Затем он спокойно и, совершенно не обращая внимания на возмущённые взгляды со всех сторон, удобно расположился за столиком, достал из авоськи початую бутылочку водки, заткнутую резиновой пробкой. Он налил в себе водки в стакан из-под томатного сока. Налил пол стакана. Водка моментально замутнилась остатками сока. Он взял этот стакан левой рукой, двумя пальцами, слегка отведя мизинец в сторону. Затем наколол один пельмень вилкой и обвёл взглядом всех тех, кто на него возмущённо смотрел.
Он заглянул во все глаза, которые были на него обращены. Мои глаза были, видимо, самые гневные, и поэтому он на мне задержал свой взгляд на пару секунд дольше, чем на остальных.
Взгляд его был спокойный-спокойный и даже кроткий. Но при этом его глаза не извинялись. Он, скорее, слегка улыбался глазами. За те две секунды, что он на меня смотрел, я почувствовал такое спокойствие в его взгляде и какое-то такое, стоящее за этим спокойствием, знание! Неведомое мне знание жизни и тех её сторон, которые мне, наверное, не стоит знать.
Он поднял свой стакан, обвёл им всех сидящих за другими столиками и улыбнулся, практически одними глазами.
- А кто как хочет, тот так и дрочит, - не громко, но слышно, хриплым голосом сказал мужичок, в три глотка выпил водку, аппетитно сморщился и закусил выпитое пельменем.
Мне моментально стало стыдно.
И моментально вспомнилось то, что мне сказал некогда бельгийский седой доктор. Одна фраза, сказанная мудрым всю жизнь помогавшим людям, благородно седым и добрым аристократом, наложилась на фразу вот этого мужика с авоськой и грязными волосами.
Я много слышал мудрых высказываний, я получал очень ценные советы, которые помогали мне в жизни, я и сам что-то иногда говорю не плохо, как мне кажется. Но почему-то те две фразы так попали в меня и так что-то во мне уравновесили, что я ощущаю это равновесие, как одно из самых важных своих достижений. А те люди, я уверен, и не помнят того, что сказали. Но я помню.
Вот так. Кто-то сказал, а кто-то услышал.

Когда я в первый раз был за границей, а потом и во второй раз, я сильно удивлялся простым вещам. Я тогда побывал не только в городах, но и в глубинке. Да что там, в глубинке! Я побывал в немецкой, а потом и в бельгийской деревнях, про такие деревни у нас говорят: глухая деревня. Меня там удивили не чистота, и не организация сельского труда, и даже не красота ухоженных полей и старинных деревенских построек. Меня всё это не удивило, а восхитило.

Ещё меня позабавило то, что бельгийские фермеры, а по сути крестьяне, с большими чёрными руками, два мужика, от которых сильно пахло соляркой и навозом… Звали их Жан-Мишель и Антуан. Так вот, два этих мужика говорили по-французски и за обедом препирались, какое лучше пить вино – Кот дю-Рон или Бордо. В итоге пили Бордо. Всего одну бутылочку вина на троих (я тоже пил), не больше. Пообедали, выпили и разъехались на тракторах по полям. Это меня позабавило. Но вот удивило другое.

Меня сильно удивило, что и в Германии, и в Бельгии, и в Голландии все совсем простые люди, крестьяне и их дети, все едят при помощи ножа и вилки. И это у них не этикет такой и не результат воспитания. Они действительно очень простые люди и далеки всякого этикета. Просто они едят ножом и вилкой, потому что так привыкли, так им удобно, по-другому они не могут и даже не знают, что по-другому бывает. То есть я видел, что они так едят не потому, что они принадлежат некой культурной нации и что они лучше тех наших людей, у которых даже вилок-то дома нет, только ложки.

И у моих дедушки и бабушки к столу подавали только вилки, ножи оставались в шкафу. Ну разве что только когда на обед было мясо, которое нужно было резать, на столе оказывались ножи. Но это случалось нечасто. И у нас дома было так же. Хотя ножи были. Я и сам до какого-то времени очень неловко пользовался ножом.

Бельгийские же крестьяне таких книжек не читали. Они вообще вряд ли читали книги и не знали даже, что Шарль да Костер, Эмиль Верхарн и Метерлинк – это бельгийские писатели. Но нож и вилку держали как надо, ловко и всю жизнь умели ими пользоваться.

А потом я понял, почему у нас нож не в почёте. Потому что, если есть ножом и вилкой, то в какой руке, позвольте вас спросить, прикажете держать хлеб? Бельгийцы и немцы не едят хлеб постоянно и со всякой едой. Им и в голову не придёт заедать макароны хлебом. А у нас едят хлеб. Так что либо нож, либо хлеб. Вот и выходит, что у наших простых людей в правой руке ложка или вилка, а в левой руке хлеб. И куском хлеба можно помогать себе в процессе еды так же, как ножом. Вот и все объяснения. Я их для себя нашёл и успокоился.

Мне тогда было двадцать четыре года, и я в первый раз в жизни оказался в настоящем аристократическом доме, на настоящем аристократическом обеде. Это случилось в Бельгии, в пригороде города Намюра.

Я туда попал совершенно случайно. Я и в Бельгию попал совершенно случайно. Было лето, был какой-то праздник, какая-то очередная годовщина битвы при Ватерлоо. Бельгийцы очень любят праздновать всё подряд. И так случилось, что у одного моего нового бельгийского приятеля, с которым я познакомился прямо там, в Бельгии, какой-то его давний предок участвовал в битве при Ватерлоо. Не помню, на чьей стороне он воевал, на стороне Наполеона или на стороне англичан, а может, он воевал сначала за одних, а потом за других, я не знаю. Во всяком случае, дома у моего приятеля хранились медали как наполеоновские, так и английские. Видимо, тот ещё был вояка, его предок. Хотя, может быть, для бельгийцев это нормально.

Короче, семейство моего приятеля очень бурно отмечало тот самый праздник. Меня пригласили на торжественный обед. Видимо, всем было любопытно посмотреть на настоящего русского, да ещё и из Сибири.

Дом был огромный, старинный, с красивым большим садом. Многие гости, в том числе и отец моего приятеля, были одеты в мундиры времён Ватерлоо. И даже были при оружии. Я чувствовал себя очень неловко в своих джинсах, сандалях и светленькой рубашечке с коротким рукавом.

В саду был накрыт огромный стол, чудесно сервированный и совершенно из той же эпохи. Я оробел, и если бы не пара бокалов шампанского, которые мне принёс мой приятель, то, скорее всего, постарался бы сбежать с этого праздника, на котором я ощущал себя совершенно чужим.

А потом нас позвали к столу. Мне указали место, которое было предназначено мне, а моего приятеля увели за другой конец стола, и я оказался в окружении взрослых, разодетых, весёлых бельгийцев, которые чувствовали себя в той обстановке как рыба в воде, а я, наоборот, чувствовал себя, как рыба без воды. К тому же все говорили по-французски, смеялись, иногда похлопывали меня по плечу, а я беспрерывно идиотски улыбался.

Я сел за стол. Я в первый раз в жизни сидел за таким столом. Передо мной стояла тарелка, на тарелке лежала салфетка, с правой стороны от тарелки лежали блестящие, красивые ножи, а слева вилка. Всё лежало в очевидно продуманном порядке. Что с этим всем делать и в какой последовательности, я не имел тогда ни малейшего представления. И тогда я решил делать всё, как другие, или если это будет совсем сложно, то скажу, что я не голоден, и откажусь от еды.

Должен сказать, что я и по сей день с трудом управляюсь с ножом, когда держу его правой рукой. В ранней юности я покалечил указательный палец правой руки, и если вилку и ложку как-то научился держать ловко, то нож не очень. Особенно когда надо прикладывать усилия.

В общем, я сидел, робел и косился по сторонам. Напротив меня сел дедушка моего приятеля. Это был высокий, как говорится, крепкий старик, с белоснежными, довольно длинными, идеально уложенными волосами. Мой приятель успел меня со своим дедом познакомить, сообщив, что дед его известный и очень любимый в Намюре врач. Дед охотно и бегло говорил по-английски, намного лучше меня. Стариком, впрочем, даже крепким, его назвать было невозможно. Он был пожилой человек, может быть, весьма пожилой, но никакой не старик. Мы немного поболтали с доктором, потом его отозвали куда-то, и вот мы снова встретились за столом.

У него были большие, красивые, очень выразительные загорелые руки, с сильно выпуклыми и рельефными кровеносными сосудами. Он всё время улыбался слегка-слегка и заглядывал мне прямо в глаза. В нём чувствовалось, что он, конечно, доктор, и доктор хороший. В нём чувствовалось такое знание людей и такое спокойствие, что я тут же понял, что кого-кого, а уж его стесняться не стоит. Я почувствовал, что он свой, а то, что он бельгиец и аристократ, – это дело десятое.

С салфеткой, что лежала на тарелке, я справился. Я подсмотрел, что многие кладут её себе на колени. Я сделал так же. Но когда нам принесли что-то маленькое на маленькой тарелочке, я растерялся. Никто сразу за вилки и ножи не схватился. Все разговаривали друг с другом, смеялись, пили вино. А я-то ни с кем говорить не мог. Французского я не знаю. Вот и сидел, как дурак.

Доктор, улыбаясь, посмотрел на мои манипуляции, потом, не торопясь, взял в руки свои вилку и нож и так же медленно переложил нож в левую, а вилку в правую руку. Я не смог скрыть своего удивления и того, что заметил то, что он сделал.

Доктор усмехнулся, посмотрел куда-то в сторону, а потом наклонился над столом, поближе ко мне. Я сделал то же самое.

– Мне семьдесят шесть лет, – сказал он по-английски, – и знаешь, я думаю, что заработал себе право держать вилку в той руке, в которой мне держать её удобно.

Я запомнил эту фразу раз и навсегда. Лет шесть тому назад я позволил себе делать то же самое с вилкой и ножом. Но так же, как тот бельгийский доктор, стараюсь делать это незаметно.

Год или полтора после того эпизода в Бельгии случился другой эпизод. Случился этот эпизод в Кемерово, и в этом эпизоде снова прозвучала фраза, которую я так же запомнил на всю жизнь. И обе эти фразы, сказанные ну очень разными людьми и при очень разных обстоятельствах, удивительным образом наложились друг на друга. И случилась чудесная вещь! Знаете, есть такие книжки, где одно изображение накладывается на другое, и картинка становится объёмной? И в моей жизни так случилось, один человек сказал, а совершенно другой человек сказал другое, и вдруг сложился объёмный смысл. Идут годы, но актуальность и объём этого смысла не теряется для меня. Так вот…

Это случилось в Кемерово. Тогда я много, активно и, как мне казалось, усиленно и полезно работал. Я гордился результатами своего труда, работал без выходных и даже не понимал, зачем нужны выходные. Я ощущал себя тогда человеком, реально влияющим на то, что происходит в мире. Я чувствовал себя не просто участником некого общего процесса позитивного развития, нет! Я ощущал, что я на своём участке сильно опережаю темпы общего процесса. Короче, я понимал себя полезным членом общества и полагал, что имею право многое требовать от других, потому что сам много тружусь. Я даже позволял себе многих осуждать.

Тогда я терпеть не мог бездельников и многих причислял к этой категории, не любил тех, кто пытался хвататься за всё подряд, делать то одно, то другое, а в итоге не делал ничего. Меня раздражали болтуны, интеллектуальные барышни, эстетствующие дамы, пожилые демагоги и многие другие, в общем-то, неплохие люди. То есть мне тогда едва исполнилось двадцать пять лет.

Я был преисполнен веры в созидательный и непрерывный труд и верил, что такой труд непременно приносит плоды. И вот такой, весь всем этим преисполненный, я встретил двух своих приятелей. Встретились мы вечером. Я был уставший после работы, мои приятели тоже. Плодов своего труда я ещё к тому моменту не вкусил, встреченные мною приятели были тоже далеки от этого. Поэтому мы смогли позволить себе пойти только в пельменную. Это была уже не забегаловка, но ещё не кафе. Мы просто хотели поесть, а тех денег, которые у нас были, нам хватало только на пельменную. Но мы свои деньги честно заработали, поэтому зашли в пельменную с достоинством, независимо и чувствовали себя так же, как посетители хорошего ресторана.

В пельменной официанта не было, а было самообслуживание, и, значит, надо было заплатить, взять свою тарелку с пельменями, отнести её за стол, а потом отнести грязную посуду к специальному окошку.

Мы взяли пельмени, томатный сок, горчицу и чудесно проводили время. Мы быстро съели всё, что взяли, и купили себе чаю с лимоном. О спиртном я даже не помышлял тогда.

В пельменной было довольно много народу. Там стояло столиков десять, и только пара из них пустовали. Посетители пельменной были люди всё простые, но приличные и опрятные. За одним столиком три мужичка пили водочку, но чинно, тихонечко, не торопясь. Они только иногда позвякивали стаканами, когда чокались. Видимо, они были постоянные клиенты, потому что им позволили пить водку. Вообще-то водку в том заведении не подавали.

Мы с приятелями сидели и солидно пили чай с лимоном, как вдруг в пельменную спустился мужичок. Он туда спустился, потому что пельменная находилась в полуподвальном помещении.

Мужичок был очень замызганный. Лет ему было непонятно сколько. Это сейчас бы я смог более-менее точно определить его возраст, а тогда даже сорокалетний человек мне казался бесконечно взрослым. Но, думаю, тому мужику было под пятьдесят. Он был в грязных, и даже очень грязных штанах, которые когда-то были брюками. Обут он был в очень грязные, драные кеды. Пиджак его, некогда коричневый, выглядел ужасно, но был застёгнут на все три пуговицы. Боковые карманы пиджака сильно топорщились, а из нагрудного кармана того же пиджака торчали штук пять разных пластмассовых ручек и погрызенный карандаш. В руке он держал сетку-авоську, битком набитую всякой всячиной. Сальные, грязные и давно не стриженные его волосы были тщательно уложены на бок и по причине сальности и грязи отчётливо сохранили следы, оставленные расчёской. Видимо, он причесался, заходя в заведение.

Мужичок огляделся, вальяжно прошёл к свободному столику, поставил свою авоську на стул, а потом ещё более вальяжно прошествовал к тому месту, куда относили грязную посуду. Там на специальном окошке и столике скопилось немало тарелок и стаканов со следами еды и напитков. Мужик постоял возле той посуды, деловито всё осмотрел, взял одну тарелку, на которой следов еды было поменьше. Вслед за этим он выбрал несколько кусков хлеба с других тарелок. Он явно выбирал не покусанные, а ломаные куски. Выбрав три-четыре куска, он двумя пальцами взял стакан, из которого кто-то уже пил томатный сок. Он спокойненько вылил остатки сока в другой стакан и пошёл обратно к столу со всем тем, что взял.

Все посетители пельменной уже смотрели на него. Кто смотрел с отвращением, кто с любопытством, кто осуждающе. Я же смотрел презрительно и брезгливо, ну и, конечно, возмущённо. Ну действительно! Приличное заведение, сидят и едят приличные люди, которые, между прочим, платят за еду честно заработанные деньги, а тут является чёрт знает кто такой и делает чёрт знает что. К тому же мужик был не увечный, не калека. Здоровый такой мужичок. И что же ему мешало тоже работать, прилично одеваться и прилично жить?! Вот работал бы, и не нужно ему было бы побираться и портить аппетит другим людям.

А мужик выгреб из кармана брюк груду мелочи, долго пересчитывал её, а потом пошёл и купил себе тарелку пельменей. Затем он спокойно и, совершенно не обращая внимания на возмущённые взгляды со всех сторон, удобно расположился за столиком, достал из авоськи початую бутылочку водки, заткнутую резиновой пробкой. Он налил себе водки в стакан из-под томатного сока. Налил полстакана. Водка моментально замутнилась остатками сока. Он взял этот стакан левой рукой, двумя пальцами, слегка отведя мизинец в сторону. Затем наколол один пельмень вилкой и обвёл взглядом всех тех, кто на него возмущённо смотрел.

Он заглянул во все глаза, которые были на него обращены. Мои глаза были, видимо, самые гневные, и поэтому он на мне задержал свой взгляд на пару секунд дольше, чем на остальных.

Взгляд его был спокойный-спокойный и даже кроткий. Но при этом его глаза не извинялись. Он, скорее, слегка улыбался глазами. За те две секунды, что он на меня смотрел, я почувствовал такое спокойствие в его взгляде и какое-то такое, стоящее за этим спокойствием, знание! Неведомое мне знание жизни и тех её сторон, которые мне, наверное, не стоит знать.

Он поднял свой стакан, обвёл им всех сидящих за другими столиками и улыбнулся, практически одними глазами.

– А кто как хочет, тот так и дрочит, – не громко, но слышно, хриплым голосом сказал мужичок, в три глотка выпил водку, аппетитно сморщился и закусил выпитое пельменем.

Мне моментально стало стыдно.

И моментально вспомнилось то, что мне сказал некогда бельгийский седой доктор. Одна фраза, сказанная мудрым, всю жизнь помогавшим людям, благородно седым и добрым аристократом, наложилась на фразу вот этого мужика с авоськой и грязными волосами.

Я много слышал мудрых высказываний, я получал очень ценные советы, которые помогали мне в жизни, я и сам что-то иногда говорю неплохо, как мне кажется. Но почему-то те две фразы так попали в меня и так что-то во мне уравновесили, что я ощущаю это равновесие как одно из самых важных своих достижений. А те люди, я уверен, и не помнят того, что сказали. Но я помню.

Материал будет интересен учителям русского языка и литературы, работающим в старших классах. Его можно использовать при подготовке к ЕГЭ( часть "С"). Отрывок из рассказа "Наколка" этого же сборника был представлен в экзаменационных материалах ГИА.

Материал урока позволяет повторить выразительные средства языка, научить детей самостоятельно работать с текстом

ВложениеРазмер
urok_po_grishkovcu.doc 78.5 КБ

Предварительный просмотр:

урок внеклассного чтения в 10-11 классах.

Знакомство с творчеством Евгения Валерьевича Гришковца.

Цели урока: 1.знакомство с современной литературой

2.пробуждение читательского интереса и эмоционального восприятия учебного материала

3. закрепление навыков работы с текстом

4.формирование нравственной позиции по отношению к важным человеческим проблемам

Оборудование урока: слайды с фотографиями Е. Гришковца, аудиозапись рассказов в исполнении автора.

Понимание рождается пониманием,

Кто он, Евгений Гришковец? Это актер, драматург :

За рекордно короткий срок (около 4-х лет) Евгений Гришковец превратился из провинциального режиссера в известного автора. Лауреат "Антибукера", "Триумфа", "Золотой маски", причем в различных номинациях - как драматург, актер и режиссер.
Если вам незнакомо его творчество - бросьте взгляд на его пьесы.
Вот что он сам говорит о себе:

« Я родился в 1967 году у студентов второго курса в Кемерове. Они не подкидывали меня бабушкам, всюду брали с собой, даже когда уехали учиться в аспирантуру. Это была семья, и в этом было ее основное благополучие. Я надеюсь, что жизнь распорядится так, что однажды я буду помогать родителям. Их зовут Валера и Соня.

Учился в Кемеровском университете, поступил на филологический факультет в 1984 году, окончил его в 1994-м. Сначала меня с третьего курса призвали в армию. Три года в морфлоте. Поначалу казалось, что служил зря, теперь я играю спектакль "Как я съел собаку", где рассказываю о своей службе. Этот спектакль очень многое определил в моей жизни, выходит - служил не зря.

После дембеля немного поучился и решил уехать из страны. Тогда было сильное ощущение, что мы здесь понапрасну теряем время, была сильная иллюзия насчет западного образа жизни, казалось, что где-то нас с нашими идеями ждут - не дождутся. Я провернул лихую комбинацию - дождался объединения ГДР и ФРГ, приехал по приглашению в ГДР и под шумок махнул в Кельн. Там в Красном Кресте рассказал, какой я жутко угнетенный, какой в Сибири кошмарный антисемитизм. Поверили, послали в фабрику-столовую мыть посуду и жить в общежитии. Мне хватило трех дней, чтобы антисемитизм в Сибири значительно уменьшился.

Вернулся, в 1990 году организовал театр "Ложа", а заодно как-то мимоходом окончил филфак. Вплоть до 1998 года мы делали по спектаклю в год, иногда получалось даже два, выступали на фестивалях самодеятельных театров, ездили за границу.

Антисемитизм – одна из форм национальной и религиозной нетерпимости, выражающаяся во враждебном отношении к евреям . (на доске)

Проживая в Калининграде, Гришковец часто бывает на гастролях со своими театральными работами не только в городах России, но и Европы, принимая участие во многих престижных фестивалях ( Авиньон , Вена, Париж, Брюссель, Цюрих, Мюнхен, Берлин). Кроме пьес, Гришковец пишет книги и записывает музыкальные альбомы.

Семья: Жена Елена, трое детей: Наталия (1995 г. р.), Александр (2004 г. р.) и Мария (2010 г. р.)

Романы 2004 — Рубашка, 2008 — Асфальт

Повести 2005 — Реки , 2010 — А…..а

Сборники пьес 2005 — Зима , 2010 — Сатисфакция

Сборники рассказов 2006 — Планка, 2007 — Следы на мне

Книги, основанные на ЖЖ 2008 — Год жизни, 2009 — Продолжение жизни , 2011 — 151 эпизод жизни 2012 — От жжизни к жизни.

Премии и награды

- О чем рассказ? На сколько частей можно поделить его? Что объединяет эти эпизоды? Как можно озаглавить их?

(Рассказ можно поделить на три части, объединяет их автор-рассказчик. Все эти истории автобиографичны.

1ч. – столовый этикет( ножи и вилки)

2ч – аристократический обед

3ч. – пельменная ( ребята могут предложить свои варианты) )

- Каково основное настроение рассказа? Как перед нами раскрывается герой? Тяжело или легко читается рассказ?

(Читая рассказ очень легко почувствовать себя автором, человеком , с которым произошло почти то же самое, что и с его героем. Гришковец рассказывает о людях, сыгравших важную роль в его жизни. Ничего из ряда вон выходящего, экзотического. Все обыденно, банально. )

(Повествование ведется от 1-го лица. Синтаксические параллелизмы …я первый раз был за границей; Я тогда побывал…; Я побывал… частое повторение местоимения я это признак устной речи, когда кто-то кому-то рассказывает. Читателю кажется, что он слушает незатейливую историю. Именно слушает. Плавность речи достигается скрепами. Именно этот прием соединяет 1-й, 2-й и 3-й абзацы. Меня все это не удивило, а восхитило. – Еще меня позабавило то… - Меня сильно удивило…

- Какую смысловую и эмоциональную роль играют ключевые ряды глаголов сказуемых?

(Это передача не только чувств и впечатлений, но и оценка увиденному)

- О ком рассказывает автор в 1-м эпизоде, какие приемы изображения выбирает?

( Интересным языковым средством пользуется автор бельгийские фермеры – по сути крестьяне – два мужика(контекстуальные синонимы , можно выделить и синтаксич. прием градации) эти приемы сближают героев и читателя, исчезает чувство отчужденности, они становятся близки и понятны. С большими черными руками…от которых сильно пахло соляркой и навозом… Они такие же, как мы.

- В 3-м абзаце есть интересная особенность. Два раза повторяется словосочетание, которое характеризует обыкновенных людей Германии, Бельгии… Найдите их и объясните цель в использовании этого приема ?

Анализ 2-го эпизода.

- Как автор объединяет 1-ю и 2-ю части, почему используется этот прием?

(…я первый раз был за границей – я в первый раз в жизни оказался в настоящем аристократическом доме… Первое впечатление всегда самое яркое. Оно остаётся на всю жизнь и часто определяет отношение человека к стране, людям…

-Почему так иронично повествует автор о причине аристократического обеда?

- Как автор описывает самого себя, какие использует языковые средства?

(Ряд синонимов дедушка моего приятеля – крепкий старик – пожилой человек – но никакой не старик показывает, как меняется отношение героя к собеседнику, деду приятеля, известному и очень любимому в Намюре врачу. Снова мы видим описание рук большие, красивые, очень выразительные загорелые руки, с сильно выпуклыми и рельефными кровяными сосудами. Это подчеркивает возраст, нелегкий труд врача, вспомним руки крестьян, часто руки могут рассказать о человеке больше, чем его лицо, лицо умеет притворяться, а руки - нет. Языковой барьер не позволял им свободно общаться, но глаза могут сказать многое. …заглядывал мне прямо в глаза… Герой перестал быть чужим, он почувствовал в докторе мудрость, спокойствие, желание помочь

- Что же такое важное узнал герой от мудрого доктора?

( Мне 76 лет…я думаю, что заработал себе право держать вилку в той руке, в которой мне держать её удобно. Дед приятеля смог объяснить герою, что этикет – это внешнее проявление культуры. Умение правильно пользоваться столовыми приборами, изящно, непринужденно держаться за столом – это еще не решающий признак определения культурности, воспитанности и, наконец, аристократизма. Главное умение понять другого человека, постараться помочь, пусть даже в такой немного смешной ситуации. Ведь этикет (установленный порядок поведения, форм обхождения) не свод законов, нарушение которых строго карается, а просто правила, помогающие людям не мешать друг другу, не доставлять неудобства рядом находящимся. И каждый решает для себя, как ему удобно, но не забывая при этом об окружающих.

Анализ 3-го эпизода.

-Где происходит действие 3-ей части? Почему?

(Действие происходит в Кемерово, совсем другая жизнь, другие традиции, другие люди. Используется антитеза

- Почему автор рассказывает о самом себе с такой иронией? Какие средства он использует?

Ироничное отношение к самому себе характерно для автора, это его один из любимых приемов. Умение посмеяться над собой – одно из главных качеств умного человека. Синтаксический параллелизм. Лексический повтор. Тогда я много, активно и, как мне казалось, усиленно и полезно работал. Я гордился результатами… Я ощущал себя человеком,…влияющим на то, что происходит в мире… Я ощущал, что я…опережаю темпы общего процесса…я…имею право многое требовать от других…я даже позволял себе многих осуждать…я терпеть не мог…меня раздражали болтуны… мне тогда едва исполнилось25 лет. Конечно, возраст в какой-то степени оправдывает наши заблуждения. Но жизнь иногда жестоко, иногда мягко, подсмеиваясь над нами, корректирует наши мироощущения.

- Кто герой следующего эпизода, чем он интересен, почему именно он? Как описывается его внешность?

- Почему так подробно, детально, дано описание пельменной?

(Прием антитезы аристократический обед – обед в пельменной, находящейся в полуподвальном помещении Резкий контраст заставляет читателя насторожиться, тем более, что эта обстановка всем нам близка и знакома, автор и мы чувствуем себя в ней как рыба в воде. Мужичок, именно мужичок. Маленький человек, которого никто не знает по имени, относятся все с брезгливостью и осуждением.

…был очень замызганный( плеоназм) ..он был в грязных, и даже очень грязных, штанах, которые были когда-то брюками…очень грязные, драные кеды…пиджак выглядел ужасно… сальные, грязные и давно не стриженные …волосы Автора и всех посетителей пельменной удивляет спокойствие неожиданного посетителя. Как он деловито, не обращая ни на кого внимание сервирует свой стол и устраивается на обед, Наречие вальяжно.. противопоставлено глагольному ряду побираться, портить аппетит. Риторическое восклицание Ну действительно! Передает высшую степень возмущения окружающих. Повтор прилагательного приличное заведение, приличные люди заставляет нас вспомнить 2-й эпизод, где герой почувствовал себя чужим . Но там другая страна, другой язык, обычаи… А здесь мы все живем в одной стране, говорим на одном языке, почему же такое неприятие, возмущение, отторжение человека, отличающегося от нас?

- Как отреагировал мужичок на такое отношение к себе? Оно для него привычно? Как поступил бы доктор, дедушка приятеля? Какое действие доктора повторяет замызганный мужичок?

…обвел взглядом всех… заглянул во все глаза…взгляд его бал спокойный-спокойный и даже кроткий. Но при этом его глаза не извинялись. Он, скорее, слегка улыбался глазами.

- А кто как хочет, тот так и живет.

Это человек, живущий так, как он считает нужным. Может, так сложились жизненные обстоятельства, может, это его сознательный выбор. Но это его жизнь, он никому не мешает. И так же, как и доктор, знал людей и спокойно смотрел на мир, принимая его таким, какой он есть. Я почувствовал такое спокойствие в его взгляде и какое-то такое, стоящее за этим спокойствием, знание! Неведомое мне знание жизни и тех её сторон, которые мне, наверное, не стоит знать. Доктор увидел бы человека, повидавшего жизнь, человека, которому никто не смог или не захотел помочь, человека не очень счастливого, но не потерявшего чувство человеческого достоинства.

- Почему автору-герою стало стыдно?

…фраза , сказанная мудрым всю жизнь помогавшим людям, благородным, седым и добрым аристократом, наложилась на фразу вот этого мужика с авоськой и грязными волосами. Вот так. Кто-то сказал, а кто-то услышал.

В нашей жизни всегда бывает очень много переживаний, впечатлений, которые важнее событий. Я думаю, что вы, прочитав и обсудив на уроке рассказ, должны обратиться к своей жизни, к себе, всегда ли вы слышите, понимаете других. Две фразы, сказанные абсолютно разными людьми, переплетаются, предоставляя вам самим сделать вывод о том, как и зачем они были произнесены и что в них скрыто.

Д/з Почему так назван рассказ? Попробуйте объяснить название всей книги? Написать небольшое сочинение.

libking

Евгений Гришковец - Начальник краткое содержание

Начальник - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

— А в пятницу вечером ты сильно занят? — однажды после занятия неожиданно, прямо на пороге, спросил меня Владимир Лаврентьевич.

— В пятницу? — я от неожиданности ответил не сразу. Вечером я не занят. А что?

— А что? — он улыбнулся. — А то! Пойдём вместе смотреть хорошее кино. Пойдёшь?

— Кино! А что мне сказать родителям? — растерялся я. Мне же нужно у них разрешение просить и денег…

Я полностью растерялся, молчал и краснел.

— Ну, ладно, — сказал через паузу Владимир Лаврентьевич, — спроси у родителей разрешения. Отпустят — пойдёшь, нет — значит нет. Мы пойдем отсюда после занятий, в пятницу в шесть.

— А какое кино будет? — робко спросил я.

— Хорошее! — почти закричал Владимир Лаврентьевич и засмеялся.

Нас пошло в кино шесть человек плюс Владимир Лаврентьевич. Я был в этом сплочённом коллективе новенький. Шли пешком, довольно далеко. Это я потом узнал, что Владимир Лаврентьевич вообще всегда по городу ходит пешком, у него всегда с собой камера (фотоаппарата), а общественным транспортом он почти не пользуется.

Мы шли, было холодно. Владимир Лаврентьевич жестом предложил мне немного приотстать.

— Понимаешь, — спокойно и серьёзно сказал он, — я не знаю, понравится тебе то кино, которое мы будем смотреть. Я даже не знаю, понравится ли оно мне. Это картина одного известного испанского режиссера, не припомню, как его зовут. Но не это главное. Не об этом я хотел тебе сказать. Дело в том, что этот киноклуб — мероприятие закрытое, ну, не для всех. На него билет купить нельзя. Можно попасть только по приглашению, потому что там показывают фильмы, которые вот так в кинотеатрах не шли и не идут. Это фильмы, которые участвовали в кинофестивалях или хранятся в госфильмофонде. Раз в неделю туда можно сходить. По пятницам. Без меня вас туда не пустят. Туда ходят актёры, журналисты, преподаватели…. Ещё ряд людей, которые интересуются серьёзным кино. Многие недовольны, что я вас туда вожу. Говорят, мол, нечего юношей водить на эти показы. А я считаю, что это полезно и необходимо, — тут он откашлялся и некоторое время шагал молча. — Я это тебе говорю не для того, чтобы ты там себя тихо и прилично вёл, в этом я не сомневаюсь. Просто, будь готов к тому, что там будут нам не очень рады. И ещё…

Тут он задумался на несколько минут.

— Договорились! — сказал я.

— И ещё. Это так, ерунда, но всё-таки. Многие фильмы, которые в киноклубе показывают… как бы это сказать… Ну, были бы детям до шестнадцати… Там могут быть голые женщины, могут быть разные сцены. Если эти сцены там будут, ты об этом в школе не говори, не хвастайся. А то мне запретят вас туда водить. Родителям можешь сказать, если знаешь, как сказать, и не боишься говорить. Хорошо? — он улыбнулся.

— Хорошо! — быстро ответил я.

— Ну, а если голые женщины сегодня в кино будут, — сказал он, ещё сильнее улыбаясь, — ты глаза не жмурь. Смотри и старайся понять, зачем это показывают. И ещё обязательно смотри, как на них направили свет. Это очень трудно, хорошо снимать обнажённое тело. В общем, это всё, что я хотел тебе сказать. Перед фильмом будет лекция, если что-то тебе будет непонятно, какие-то слова неясны, не переживай. Само кино важнее. А я и сам этого киноведа Листопадова не всегда понимаю.

Мы, те, кто пришёл с Владимиром Лаврентьевичем, скромно стояли в указанном нам Владимиром Лаврентьевичем месте и помалкивали.

Потом все пошли в зал. Мы зашли последними, когда Владимир Лаврентьевич подмигнул нам, разрешая зайти. Нам достались самые плохие места, сбоку у прохода и по-одному. Лучшие места заняли полноправные члены ОБЩЕСТВА и киноклуба.

Киновед Листопадов вышел перед экраном на маленькую сцену, его встретили аплодисментами. Я не буду его описывать. Он был Листопадов. Тут мои комментарии излишни.

— Картину, которую вы сегодня посмотрите, я посмотрел два года назад на закрытом показе в Москве, — начал он бархатистым прокуренным голосом, наполовину прикрыв глаза. — После этого просмотра я два года делал всё, чтобы показать её вам. Этот фильм удивительным образом выпадает из контекста…

Пока он говорил, Владимир Лаврентьевич несколько раз тяжело вздохнул, а во время особо пафосного фрагмента речи Листопадова, он похлопал меня по плечу.

Евгений Гришковец - Начальник

Евгений Гришковец - Начальник краткое содержание

Евгений Гришковец - Начальник читать онлайн бесплатно

— Не ломайте дверь, — услышал я из-за двери, — минутку подождите.

Я подождал минуты три.

— Так! Все убрали всё? — услышал я, наконец, голос человека, который находился прямо за закрытой дверью — Раз, два, три. Открываю.

Дверь открылась, точнее, приоткрылась.

— Я хотел записаться… — начал было я.

— Заскакивай давай! Мухой! — услышал я приказ и, как мог быстро, юркнул в приоткрытую дверь.

Я оказался в тёмном, без проблеска белого света помещении. Я бы назвал эту темноту адской. Сначала я ничего не мог разглядеть, кроме нескольких кроваво-красных фонарей, которые очень тускло освещали пространство. В помещении стоял сильный запах разных химических соединений. Но запах был не противный, а таинственный и деловой.

— Ну? — услышал я краткий вопрос.

Задал его тот же голос, что звучал из-за двери. Говорил высокий молодой человек. Я не мог его толком разглядеть. Привыкая к темноте, я различил ещё с десяток людей, которые молчаливо чем-то занимались.

— Я хотел записаться… — снова начал я.

— А чё ты шёпотом-то? Говори нормально. Звук — это не свет. Ничего здесь голосом не попортишь, — сказал всё тот же голос.

А я, действительно, заговорил шёпотом. Сработал инстинкт: в темноте только шёпотом.

— Я записаться хотел в фотокружок, — сказал я всю фразу более-менее чётко.

— Записаться? — переспросил мой собеседник. — Ну, тогда тебе надо подождать. В середине учебного года обычно не записывают. Надо в начале учебного года приходить.

— И что тогда мне делать? — спросил я.

— Так подождать, я же сказал.

— До конца учебного года? — почти радостно спросил я. Мне хотелось скорее на свет, и у меня теперь была отличная отговорка для отца.

— Зачем? Подожди немного. Посиди. Начальник придёт, поговори с ним. Он тебя и запишет. Или не запишет. Садись.

Я сел на едва различимый в темноте стул, к которому меня повели, и стал ждать. А работа в свете красных фонарей не прекращалась. Очень быстро ощущение реального времени суток исчезло. Я смотрел на молчаливых, всех занятых своим делом и сосредоточенных сверстников и парней постарше. Я думал, что всё то, что я вижу — это не по мне. А они работали, как какие-то гномы в глубине своих гротов. У них были какие-то свои, очень специальные, непонятные мне разговоры между собой.

— Осталось пятнадцать минут. Закругляйтесь, — сказал тот парень, что открыл мне дверь. — Через пятнадцать минут включу свет.

Все немного ускорили свои действия и чем-то громче зашелестели.

— Ну! Включаю, — примерно через пятнадцать минут прозвучало очень решительно.

— Погоди, погоди! Секунду! Щас бумагу закрою лучше, — сказал кто-то. — Готово. Включай.

И зажёгся яркий белый свет ламп дневного света. И я, ослеплённый, увидел, оказывается, совсем небольшое помещение со столами вдоль стен и стоящими на этих столах фотоувеличителями. Я увидел щурящихся парней, в основном, моего возраста. Многие были в школьной форме. Девчонок не было вовсе. Никто не обратил на меня внимания. Все разом заговорили и начали активно приводить свои рабочие места в порядок. Те, кто заканчивал свои дела, брали с вешалки у двери одежду и, кто прощаясь, кто не прощаясь, уходили.

Минут через десять после включения света, ушли почти все. И тогда в дверь вошла шумная компания мальчишек, человек семь-восемь, все младше меня, все раскрасневшиеся с мороза. Возвышался над ними мужчина лет тридцати пяти, сутулый, худой, в куртке, кроличьей шапке и с очень острым лицом.

— Юноши, юноши, — говорил он им громко, — отснятые плёнки смотать в кассеты и забрать домой. В пятницу придёте, будем проявлять и смотреть, что мы с вами наснимали. Давайте живо и по домам. Только по домам. Не шляться и не врать дома, что были здесь.

Сказав это, он прошёл через всё уже осмотренное и изученное мною помещение, открыл ключом запертую дверь и вошёл в невидимую мне комнату.

— Вот он пришёл, — сказал мне самый старший из всех парень, который меня впускал, разговаривал со мной и был здесь за старшего. — Давай, иди, разговаривай.

Дверь той комнаты, куда ушёл человек, которого назвали начальником, осталась открытой, я зашёл в неё на один шаг.

— Извините, я хотел записаться к вам в фотокружок, — сказал я робко, но отчётливо.

— Так записаться ко мне или в фотокружок? — услышал я вопрос. — Это важно, сформулируй точнее.

Человек, когда начинал свою фразу, стоял ко мне спиной в дальнем конце комнаты, а когда заканчивал свой вопрос, оглянулся, посмотрел на меня и улыбнулся.

Комната была узкая, длинная, без окна. В ней было очень много предметов. Полки, шкафы, металлические шкафы типа сейфов, какие-то коробки, рулоны и, чёрт знает, что ещё. Отдельно стоял шкаф без дверцы, в нём ярко горела белая лампа, и в этом шкафу висели фотоплёнки, очень много.

— Ну что, юноша, можете вы сформулировать, куда и зачем вы пришли, как вы сказали, записаться? — продолжил хозяин комнаты.

Я не смог сформулировать и молчал. Я усиленно думал, что же ответить и сильно хотел уйти, полагая, что у меня и без того сложная жизнь, чтобы ещё формулировать то, что я не хочу формулировать.

А человек смотрел на меня и улыбался. У него было очень необычное лицо. Тонкие, довольно длинные волосы соломенного цвета не имели определённой причёски, и в беспорядке обрамляли лицо, закрывая уши. Светлые глаза улыбались, чёткий выразительный рот улыбался, лицо его, очевидно подвижное и имевшее большие мимические возможности, было худым и вытянутым, с острым, гладко выбритым подбородком. Но главной, не забываемой и уникальной составляющей его лица, был нос. Он был похож на… острый клюв. Но клюв не орлиный, а клюв неведомой птицы. Нос был прямой, без горбинки, длинный, но не торчащий вперёд, а своим остриём направленный вниз. И крылья этого носа были точно нарисованы. Дружеский шарж или карикатуру на этого человека рисовать было, видимо, очень легко. Нос его сам по себе казался карикатурным.

Верхнюю одежду он снял и остался в светлой клетчатой рубашке, расстёгнутой до середины его не совсем атлетической груди. Потёртые, но чистые джинсы очень обтягивали его тонкие кривые ноги, эти джинсы книзу заканчивались небольшими клёшами. На поясе был широкий кожаный ремень с большой пряжкой. Очевидно, этот человек слушал и любил хард-рок.

— Ладно, ладно, не обижайся, я шучу. Но на какие-то вопросы ответить придётся. Ты уже взрослый юноша, лет пятнадцать уже есть?

— Четырнадцать, — ответил я, польщённый и моментально оттаявший.

— Серьёзный возраст, — без иронии сказал он. — Зовут?

— Запомню. А меня Владимир Лаврентьевич. Если будем общаться дальше, сокращай до Владимир Лаврентич, а то вообще не выговоришь. Ну, давай побеседуем, садись. — он предложил мне табуретку, а сам сел рядом и уставился на меня. — Фотографировать умеешь?

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Читайте также: