Гюнтер грасс из дневника улитки краткое содержание

Обновлено: 08.07.2024

Личность и творчество немецкого писателя Гюнтера Грасса до сих пор вызывает неподдельный интерес искусствоведов, потому что помимо создания прозаических произведений, в 1999 году удостоенных Нобелевской премии, он прославился как эссеист и поэт. Во время Второй мировой войны побывав на службе в рядах нацистского подразделения Кригсмарине, автор занялся переосмыслением истории и, вступив в ряды новой Социал-демократической партии Германии, посвятил этому делу 70 лет.

Детство и юность

Жизненный путь Гюнтера Вильгельма Грасса начался 16 октября 1927 года в городе-государстве Данциге, где он вместе с сестрой Вальтраудой рос и воспитывался в многонациональной семье.

Отец, владевший бакалейной лавкой и жилыми помещениями, был протестантом и немцем по происхождению, а мать, уроженка польского Поморья — Кашубии, принадлежала к католической вере.

Не испытывая разногласий по поводу религии, родители имели собственную недвижимость, которая приносила скромные доходы, достаточные для обучения детей. Гюнтер ходил в среднюю и старшую группу в гимназии Conradinum, а после уроков помогал в церкви во время мессы и других богослужений.

В начале Второй мировой войны будущий писатель был членом молодежного отряда Адольфа Гитлера, а по достижении 17-летнего возраста получил документы и ушел на фронт. В апреле 1945 года во время сражения в рядах эсэсовской танковой дивизии Грасс получил легкое ранение, а незадолго до победы советской армии попал в плен в городе Мариенбад.

Раскаявшись в приверженности нацистам, в конце 1940-х годов Грасс нашел убежище неподалеку от Дюссельдорфа, где занялся изучением скульптуры и графики в художественной академии. Затем, подрабатывая официантом, поднял уровень собственного образования и в 1956 году окончил Берлинский университет изящных искусств.

Личная жизнь

В молодости, обучаясь в Берлинском университете, Грасс позаботился об устройстве личной жизни, и студентка балетных курсов Анна Шварц, приехавшая из Швейцарии, вскоре после знакомства стала его женой. Сыграв свадьбу, супруги разделили быт между Парижем и Веттингемом, с 1957 по 1965 год в их семье родились четверо детей.

Когда младший сын Бруно достиг 7-летнего возраста, писатель перестал уделять внимание своей супруге и завел романы с художницей и учительницей, подаривших ему двух дочерей. А через несколько лет после официального развода с Анной в его жизни появилась концертирующая органистка Ута Грунет, с которой он сочетался браком и счастливо прожил остаток дней.

Книги

Смерть

За 10 лет до смерти, произошедшей 13 апреля 2015 года по причине попадания в организм инфекции, Грасс со второй супругой поселился в герцогстве Лауэнбург, и в его доме, расположенном в местечке Белендорф, сейчас находится мемориальный музей. Там собраны фотографии, оригиналы книг и личные вещи писателя, а также воспоминания современников, близких родственников и друзей.

Произведение описывает турне, которое состоялось перед днем голосования на президентских выборах в ФРГ в 1969 г., когда главой государства был избран Густав Хайнеман.

За минуту

Читатель узнает характеристику обстоятельств проведения турне, состоявшегося перед датой голосования на выборах президента в Западной Германии в 1969 г., в результате которых главой государства стал представитель немецких социал-демократов Густав Хайнеман.

Предвыборные поездки по западногерманским землям начались с Нижнего Рейна. Погода не способствовала проведению агитационной деятельности – шел мелкий дождь. Главный герой книги, от лица которого ведется повествование, выступил в небольшом городке Клеве с докладом под названием “20 лет Федеративной Республики”. Далее он вместе с коллегами по политической деятельности посетил такие города, как Ретенбах и Эрланген.

Во время поездок по немецким регионам главный герой на постоянной основе вступает в споры с одним из сопровождающих – Глязером – касательно творчества Дюрера. Позднее герой произведения посещает Оберхаузен, Кальвеслаг и Констанц.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Гюнтер Грасс Из дневника улитки

Из дневника улитки: краткое содержание, описание и аннотация

Гюнтер Грасс: другие книги автора

Кто написал Из дневника улитки? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Гюнтер Грасс: Луковица памяти

Луковица памяти

Гюнтер Грасс: Жестяной барабан

Жестяной барабан

Гюнтер Грасс: Собачьи годы

Собачьи годы

Гюнтер Грасс: Под местным наркозом

Под местным наркозом

Гюнтер Грасс: Из дневника улитки

Из дневника улитки

Гюнтер Грасс: Мое столетие

Мое столетие

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Гюнтер Грасс: Луковица памяти

Луковица памяти

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

Дж. Киз: Раковина улитки

Раковина улитки

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

Гюнтер Грасс: Том 3. Кошки-мышки. Под местным наркозом. Из дневника улитки

Том 3. Кошки-мышки. Под местным наркозом. Из дневника улитки

Дж. Грегори Киз: Раковина улитки

Раковина улитки

Из дневника улитки — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

ИЗ ДНЕВНИКА УЛИТКИ

ТАКЖЕ ДЛЯ ШТЕПАНА И ТОМАША

Милые дети, сегодня мы выбрали в президенты Густава Хайнемана. Правда, сперва я хотел рассказать о Скептике, которого зовут Герман Отт, но по нашему алфавиту Хайнеман раньше Отта. Понадобились три избирательные кампании, чтобы его выбрали. Поскольку он дважды доктор, парламентарии-заднескамеечники, которые в трактире Райнлуста при выборах держат пари на пиво для всех и называют себя каналопроходчиками, зовут его дважды Густавом. Но если точно подсчитывать и заносить в дневник каждую задержку — не только накладку при первом подсчете, — то этот день подготавливался двадцать лет, даже если он, Густав Густав, едва ли догадывался, зачем его так долго варили до полной готовности и насколько в Германии жестка не только говядина.

Место действия: восточнопрусский зал возле радиобашни. Снаружи уступчатые ограждения от внепарламентской оппозиции, называемой ВПО. Внутри христианские демократы и неонацисты по-приятельски подмигивают друг дружке: их кандидата зовут Шредер. (Густав Густав, который знает парламентскую заднюю скамейку и азартно проигрывает в скат, часто подсаживается к каналопроходчикам, при этом не обалдевая до одури в их пивном угаре.) В воздухе висит неопределенность. Борзописцы наизготове. Ходят слухи, что многие либералы продажны. По подбрасываемым вверх соленым палочкам гадают о степени усиления нынешнего берлинского кризиса. В фойе сквозняк раздувает слухи о депутате Гшайдле, которого с повязкой на голове катят в коляске голосовать. Телевидение за работой. Приливы-отливы предчувствий. Неторопливые выклики фамилий, голосование, подсчет: от Абеляйха до Цогльмана…

Я сидел на скамье для гостей. (Рядом госпожа Хайнеман терзала свой носовой платок.) Как всегда в критические минуты, я прищурился — сделал себе смотровую щель, и мне удалось очистить зал: даже кресла удалились без звука.

Это я умею, дети, я умею отчетливо что-то представить себе.

Об их появлении возвещает их же шум: треск лопающихся пузырьков пены. Затем я увидел их, пересекающих пустой восточнопрусский зал. Я попытался приноровить свое дыхание к их темпу, но мои легкие не поспевали.

Волны сокращений сзаду наперед на ползательных подошвах похожи на то, как мы с Анной задним числом рассчитываемся с нашим браком.

Она мелькнула на экране — я взглядом не успел охватить, углядел в кадре лишь часть требования, предшествующего требованию на пути к следующему требованию, подгоняемому новым требованием, и экран расширил рамки зала.

Четверо детей, лишь изредка собранных на одной фотографии: непохожие друг на друга близнецы — Франц и Рауль одиннадцати лет, девочка Лаура в штанах восьми и четырехлетний, вечно моторизированный Бруно, который, вопреки ожиданию, не перестал расти в трехлетием возрасте.

Когда улитка, высунув щупальца, почуяла цель, она помедлила: не хотела финишировать, хотела пребывать в пути, не хотела побеждать.

Вы разговариваете с Анной на швейцарско-немецком, а со мной на берлинском диалекте.

Одна-единственная голая улитка — слизень. Мое стойкое убеждение. Лишь когда я пообещал ей задаться новой целью, когда я нарезал ей будущее, как приманку, ломтями, она переползла через воображаемую линию и покинула восточнопрусский зал, не дожидаясь рукоплесканий сразу же объявившегося большинства и молчания меньшинства. (Вот цифры: 512 голосами социал-демократов и свободных демократов против 506 голосов ХДС/ХСС и НДПГ при пяти воздержавшихся 5 марта 1969 года федеральное собрание избрало д-ра Густава В. Хайнемана федеральным президентом.)

С тех пор он наводит порядок в нашей свихнувшейся истории и в ее праздниках. (Придя накануне к нам на Нидштрассе, он, правда, сохранял невозмутимость, но все-таки вытащил бумажник и показал нам ненависть своих противников: обветшавшие газетные вырезки — старые зудящие раны.) Я уже сказал: слизень, улитка без домика.

Она побеждает лишь частично и редко. Она ползет, прячется, ползет на своей ноге дальше, рисует на историческом ландшафте свой быстро высыхающий слизистый след, смазывая грамоты и границы, ползет между стройками и руинами, сквозь продуваемые всеми ветрами научные системы, в стороне от роскошных теорий, в обход отступлений и мимо иссякающих революций.

ТАКЖЕ ДЛЯ ШТЕПАНА И ТОМАША

Милые дети, сегодня мы выбрали в президенты Густава Хайнемана. Правда, сперва я хотел рассказать о Скептике, которого зовут Герман Отт, но по нашему алфавиту Хайнеман раньше Отта. Понадобились три избирательные кампании, чтобы его выбрали. Поскольку он дважды доктор, парламентарии-заднескамеечники, которые в трактире Райнлуста при выборах держат пари на пиво для всех и называют себя каналопроходчиками, зовут его дважды Густавом. Но если точно подсчитывать и заносить в дневник каждую задержку — не только накладку при первом подсчете, — то этот день подготавливался двадцать лет, даже если он, Густав Густав, едва ли догадывался, зачем его так долго варили до полной готовности и насколько в Германии жестка не только говядина.

Место действия: восточнопрусский зал возле радиобашни. Снаружи уступчатые ограждения от внепарламентской оппозиции, называемой ВПО. Внутри христианские демократы и неонацисты по-приятельски подмигивают друг дружке: их кандидата зовут Шредер. (Густав Густав, который знает парламентскую заднюю скамейку и азартно проигрывает в скат, часто подсаживается к каналопроходчикам, при этом не обалдевая до одури в их пивном угаре.) В воздухе висит неопределенность. Борзописцы наизготове. Ходят слухи, что многие либералы продажны. По подбрасываемым вверх соленым палочкам гадают о степени усиления нынешнего берлинского кризиса. В фойе сквозняк раздувает слухи о депутате Гшайдле, которого с повязкой на голове катят в коляске голосовать. Телевидение за работой. Приливы-отливы предчувствий. Неторопливые выклики фамилий, голосование, подсчет: от Абеляйха до Цогльмана…

Я сидел на скамье для гостей. (Рядом госпожа Хайнеман терзала свой носовой платок.) Как всегда в критические минуты, я прищурился — сделал себе смотровую щель, и мне удалось очистить зал: даже кресла удалились без звука.

Это я умею, дети, я умею отчетливо что-то представить себе.

Об их появлении возвещает их же шум: треск лопающихся пузырьков пены. Затем я увидел их, пересекающих пустой восточнопрусский зал. Я попытался приноровить свое дыхание к их темпу, но мои легкие не поспевали.

Волны сокращений сзаду наперед на ползательных подошвах похожи на то, как мы с Анной задним числом рассчитываемся с нашим браком.

Она мелькнула на экране — я взглядом не успел охватить, углядел в кадре лишь часть требования, предшествующего требованию на пути к следующему требованию, подгоняемому новым требованием, и экран расширил рамки зала.

Четверо детей, лишь изредка собранных на одной фотографии: непохожие друг на друга близнецы — Франц и Рауль одиннадцати лет, девочка Лаура в штанах восьми и четырехлетний, вечно моторизированный Бруно, который, вопреки ожиданию, не перестал расти в трехлетием возрасте.

Когда улитка, высунув щупальца, почуяла цель, она помедлила: не хотела финишировать, хотела пребывать в пути, не хотела побеждать.

Вы разговариваете с Анной на швейцарско-немецком, а со мной на берлинском диалекте.

Одна-единственная голая улитка — слизень. Мое стойкое убеждение. Лишь когда я пообещал ей задаться новой целью, когда я нарезал ей будущее, как приманку, ломтями, она переползла через воображаемую линию и покинула восточнопрусский зал, не дожидаясь рукоплесканий сразу же объявившегося большинства и молчания меньшинства. (Вот цифры: 512 голосами социал-демократов и свободных демократов против 506 голосов ХДС/ХСС и НДПГ при пяти воздержавшихся 5 марта 1969 года федеральное собрание избрало д-ра Густава В. Хайнемана федеральным президентом.)

С тех пор он наводит порядок в нашей свихнувшейся истории и в ее праздниках. (Придя накануне к нам на Нидштрассе, он, правда, сохранял невозмутимость, но все-таки вытащил бумажник и показал нам ненависть своих противников: обветшавшие газетные вырезки — старые зудящие раны.) Я уже сказал: слизень, улитка без домика.

Она побеждает лишь частично и редко. Она ползет, прячется, ползет на своей ноге дальше, рисует на историческом ландшафте свой быстро высыхающий слизистый след, смазывая грамоты и границы, ползет между стройками и руинами, сквозь продуваемые всеми ветрами научные системы, в стороне от роскошных теорий, в обход отступлений и мимо иссякающих революций.

— И что ты хочешь сказать своей улиткой?

— Улитка — это прогресс.

— А что такое прогресс?

— Двигаться чуть быстрее улитки.

…и никогда не финишировать, дети. Когда чуть позднее нам разрешили провести на пробу несколько предвыборных собраний и были забронированы места в самолетах, когда студент Эрдман Линде расположился в нашем бюро в Бонне и стал отмечать на карте пестрыми кнопками наши предвыборные поездки, когда первые заготовки речей заполнились мелочами средней срочности и определилась (примерно) наша цель на выборах, когда я начал курсировать между Берлин-Темпельхофом и Кёльн-Ваном, отправляясь налегке и возвращаясь с сумкой, доверху набитой материалами, когда я то отсутствовал, то, если и присутствовал, все равно на бегу — мобильный, рассеянный в пространстве, едва уловимый отец, вы все скопом и каждый по отдельности в четыре горла засыпали меня вопросами и с вопросами же запихивали в такси, везущее меня на аэродром: когда, зачем, на сколько и против кого?

— А куда теперь опять?

— А что ты там делаешь?

— А что привезешь?

Все, что происходит после старта — рвущий тебя на части каждый рельсовый стык, исторгающая из тебя ругань зажатость на автостраде, — все потом приобретает значение.

Милые дети, сегодня мы выбрали в президенты Густава Хайнемана. Правда, сперва я хотел рассказать о Скептике, которого зовут Герман Отт, но по нашему алфавиту Хайнеман раньше Отта. Понадобились три избирательные кампании, чтобы его выбрали. Поскольку он дважды доктор, парламентарии-заднескамеечники, которые в трактире Райнлуста при выборах держат пари на пиво для всех и называют себя каналопроходчиками, зовут его дважды Густавом. Но если точно подсчитывать и заносить в дневник каждую задержку — не только накладку при первом подсчете, — то этот день подготавливался двадцать лет, даже если он, Густав Густав, едва ли догадывался, зачем его так долго варили до полной готовности и насколько в Германии жестка не только говядина.

Из дневника улитки скачать fb2, epub бесплатно

Жестяной барабан

Траектория краба

Так начинается эта история.

История Вильгельма Густлоффа?

История корабля, названного его именем?

История того мальчика, который едва не погиб — не успев родиться! — на этом корабле?

Все это — лишь осколки истории единой. Истории обычных людей, имевших несчастье оказаться под жерновами Истории мировой.

Собачьи годы

Луковица памяти

Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают

В 2009 году Германия празднует юбилей объединения. Двадцать лет назад произошло невероятное для многих людей событие: пала Берлинская стена, вещественная граница между Западным и Восточным миром. Событие, которое изменило миллионы судеб и предопределило историю развития не только Германии, но и всей, объединившейся впоследствии Европы.

В юбилейной антологии представлены произведения двадцати трех писателей, у каждого из которых свой взгляд на ставший общенациональным праздник объединения и на проблему объединения, ощутимую до сих пор.

Кошки-мышки

Мое столетие

Кошки-мышки

Сувенир

Джо Бэйн, ленивый лысый толстяк, был ростовщиком. Лицо его казалось перекошенным влево, как у паралитика, а все оттого, что всю свою жизнь он смотрел на мир через ювелирную лупу. Одинокий и бездарный человечек, он уже давным-давно покончил бы счеты с жизнью, кабы не мог ежедневно, кроме воскресенья, упиваться единственной в мире игрой, которая давалась ему в совершенстве, — покупать за гроши и продавать по баснословной цене. Джо был попросту одержим этой игрой, что и неудивительно — как еще он мог бы взять верх над ближним своим? Победа была для него важнее, чем даже прибыль от сделки. Чтó деньги — всего лишь способ сосчитать выигранные очки!

Инверсионный след

Мириады светящихся квадратов и точек под чёрно-бирюзовой акварелью неба. Неустанно и аккуратно кто-то вырезает в ночи квадратные дырки, сквозь которые мягко сочится свет. Полночь. Красное бодрствующее окошко — там — на дне видимого пространства — отзывается нежной, но болью, кричит старинной знакомой песней. Это уже было. Мириады повторяющихся мгновений. Как времена года. Так отчаянно ярко уже пылало это квадратное солнце среди остальных потухающих друг за другом светил. Всё темнее, мир засыпает, а оно — горит.

Коловращение

В чащогах-лесотах обгорных, куда финтюги-человеки безлетьями не взбирались, жил Круня Протопович со женой Шаней Юльвинишной. Медведи заместо собак подворье четы дозорили, косули бурьяшечник в огороде выкусывали, а зайцы приходили в перинах супружьих ойкаться.

В близине избы речулька журкала, а подале — озеро Лад. Травы в том месте такие пахли веяли, что зайдёт из-за далья зверун кое-гда непривыкший и вздыхнумши на земь крюпнется.

Нельзя сказать, что там волки кролей не кушали или лисы мышей не щёлкали, но всё при взаимном согласьи деялось, по всевышнему законодательству.

Окаменевшие муравьи

Рассказ опубликован в 2009 году в сборнике рассказов Курта Воннегута "Look at the Birdie: Unpublished Short Fiction".

Рассказ опубликован в 2009 году в сборнике рассказов Курта Воннегута "Look at the Birdie: Unpublished Short Fiction".

От издателя

Герои Сирилла Флейшмана, известного французского писателя, — обитатели старинного еврейского квартала Парижа. Действие большинства его рассказов происходит в пятидесятые годы прошлого века — время последних всплесков уходящей ашкеназской культуры. Горький юмор и терпкие интонации идиша в языке писателя заставляют вспомнить Шолом-Алейхема и Исаака Башевиса Зингера, а фантастичность некоторых сюжетов — Марселя Эме.

Мелочи жизни

Мою первую жену звали Люся, и была она такой же озорной первокурсницей, как и я сам. К раннему супружеству нас подтолкнули любовь и дилетантские представления о счастье.

Родители наши, застигнутые врасплох, ничего, кроме благословения, на тот момент предложить не смогли, и мне пришлось взвалить на себя обязанности ассенизатора, чтобы получить отдельную комнату в общежитии и восемьдесят рублей прибавки к стипендии. Каждое утро в шесть часов я обходил уборные с мешком и веником, одетый в комплект противохимической защиты, и ликвидировал чужие промахи. После чего возвращался под теплое одеяло к жене, источая профессиональные ароматы.

Ещё раз о спорте.

Вера безучастно лежала на песке и смотрела на ползущего муравья. Если бы не было муравья, она смотрела бы на ракушку. Или на кусочек сосновой коры. Или на окурок. Или вообще ни на что. Ей было одинаково безразлично всё. После смерти Димки время для неё остановилось. Вера с ужасом думала, что ей всего девятнадцать лет и такое небытие может продлиться еще пожалуй лет сорок или пятьдесят. Просто страшно себе представить! Родители настояли, чтобы она взяла отпуск и поехала на море, но она хорошо знала, что теперь ей уже не поможет ничто.

Тридцать дней

Игнис - верная слуга своего Господина. Заигравшись, она поддается собственным чарам и вызывает гнев Хозяина. Господин сковывает силу Игнис на тридцать дней. Ей нужно пережить это время, чтобы вернуть ЕГО милость. И это не кажется особо сложной задачей, но Игнис похищают, и теперь она, простая смертная, лишенная чар, оказывается среди врагов.

Не покидай меня

Не впускайте в дом незнакомцев поздней ночью. Кто знает, чем это может обернуться для вас. Кирилл - собирательный образ. От оступившегося подростка до самодостаточного человека путь нелёгкий. Можно ли вернуть утраченное некогда доверие? Возродится ли любовь на пепелище?

Но сможешь ли ты вернуться назад из прошлого, созданного твоей фантазией, и поможет ли оно разобраться тебе в самом себе?

Синдром отличницы

Читайте также: