Грабал слишком шумное одиночество краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

Читаю интересный роман чешского писателя Богумила Грабала "Слишком шумное одиночество" (в электронном виде). Центральный персонаж "Слишком шумного одиночества" Гантя имеет своего прототипа. Им был упаковщик макулатуры Индржих Пеукерт - коллега Грабала по пункту приема вторсырья в Праге, где писатель работал в 50-е годы. В романе "Слишком шумное одиночество" Гантя преображается из типичного рассказчика-"пабителя" в "упрямого проповедника бесконечности и вечности" (как охарактеризовал его известный чешский критик Милан Янкович), который с помощью бесконечного "говорения" пытается докопаться до смысла собственного существования. О своих отношениях с прототипом Ганти и об истории создания романа Грабал писал: ". в пункте приема макулатуры мы вынуждены были работать при искусственном свете, так как другого там попросту не было, а напротив находилась пивная "У Гусенских". в этом подвале от жажды бы вас не спас никакой чай, так что нам приходилось пить пльзеньское пиво с самого утра и до конца смены. Итак, мы выпивали литры пива, а мой Гантя был и в самом деле против своей воли образован, поэтому роман, с которым у меня очень много связано, "Слишком шумное одиночество", я списал с него и добавил туда еще автобиографический миф, так что это оказались две истории жизни, которые я объединил: история Ганти и моя собственная. "
"Слишком шумное одиночество" впервые вышло в самиздате в 1977 году, а в 1986 в машинописном виде появились все три варианта романа. Официально же в Чехословакии "Слишком шумное одиночество" было напечатано только в 1989 году.
Роман, который сам Грабал называл "балладой, обладающей собственным дыханием", повествует об упаковщике старой бумаги. Он "помимо своей воли образован", потому что вместе с бумажными обрезками в прессовальную машину ему приходится класть книги, "полные красивых и глубоких мыслей". Вдобавок Гантя ежедневно уносит домой лучшие произведения лучших авторов, так что в его маленькой квартирке уже скопилось несколько тонн книг. Главный герой вполне доволен своей работой, он даже создал некий собственный стиль прессовки: в каждую новую пачку он кладет раскрытой то книгу известного философа, то сборник стихов великого поэта, то любимый роман. Но неожиданно для Ганти заведующий пунктом сбора макулатуры решает вместо него поставить к прессу молодых людей из бригады социалистического труда, работающих в несколько раз быстрее. Предчувствуя изгнание из подземного
"райского сада", где вместе со своим прессом и любимыми книгами он провел не один десяток лет, Гантя решается на самоубийство, которое и осуществляет, ложась под пресс вместе с последней пачкой макулатуры. Примечательно, что самоубийство Ганти представлено автором в двух первых вариантах романа как
действительное, а в последнем - как мнимое, переживаемое главным героем в пьяном сне на скамейке в парке после увольнения.
"Слишком шумное одиночество", как и многие другие произведения писателя, буквально пронизано сквозными мотивами. Обозначим некоторые из них. В романе писатель устанавливает параллели между миром людей и миром книг. Книга одушевляется, наделяется собственной жизнью, судьбой и
предназначением. Гантя отождествляет свою работу с сожжением человеческих тел в крематории, при нажатии кнопки пресса он словно слышит хруст "книжных костей", воспоминания о кремации матери наводят его на мысль о сходстве печи крематория с гидравлическим прессом, а описание прессовки привезенной из
мясной лавки бумаги, пропитанной кровью, создает впечатление, будто кровоточит сама уничтожаемая бумага. По ходу развития повествования книги отождествляются Гантей уже не с мертвыми, а с живыми существами. Его квартира полна книг, которые он принес с работы, ему даже приходится спать под балдахином из размещенных над его кроватью сотен изданий, и главный герой боится, что однажды они, сговорившись, обрушатся на его голову и придавят его собственным весом - так совершится месть "живых" книг за своих сестер, уничтоженных в прессе. В конце же романа, когда Гантя уже знает, что ему грозит увольнение, его отношение к книгам меняется. Он видит в них
незащищенных брошенных детей, которых некому спасти.
На протяжении всего произведения "образованный против своей воли" Гантя цитирует известных философов и на страницах романа устанавливает неожиданные связи между их учениями. Прага в восприятии главного героя превращается в античную Грецию, собравшую все великие умы мира. Два важнейших для Ганти
мыслителя прошлого, представляющие в его сознании диалектическое единство деяния и созерцания, Иисус и Лао-цзы, являются главному герою в то время, когда он прессует "кровоточащую" бумагу.
Война двух крысиных кланов - еще один мотив, при помощи которого автор живописует отношения, царившие в чешском обществе 1970-х годов. В продолжение всего романа Гантя слышит, как в канализационных трубах под полом подвала, где стоит его пресс, проходит битва обычных крыс и крыс-мутантов, адаптировавшихся к городским условиям. Война грызунов наводит на него ужас и заставляет задуматься о сущности жизни. Однажды главный герой замечает, что вместе со старой бумагой в пресс попадают мышиные гнезда, которые он, сам того не желая, уничтожает. Придя домой, Гантя боится, что мыши отомстят ему и, объединившись, обрушат на него, спящего, тонны книг.
Мотив прессовки повторяется в романе еще не один раз, оборачиваясь подчас апокалипсическим видением. Герою кажется, что пространство Праги сжимается в гигантском прессе, что его тело вдавливается в кирпичную стену храма, что он слышит, как трещат трамваи и автомобили, как стены домов подступают все
ближе друг к другу, пока не превращаются в единую массу.

Жанр антиутопии имеет свои устоявшиеся традиции. Герои здесь – носители конкретных идей, и столкновение между ними – это борьба не столько людей, сколько социальных концепций.

Дано:

1) абсурдная система, цель которой – отучить людей думать.

Дальше сюжет может двигаться куда угодно – это неважно. Вектор тут один – борьба человека с системой, индивида с толпой, искусства с варварством.

Богумил Грабал в 1988 году. Фото: Hana Hamplova

Тут есть пара тонких моментов. Грабал не похож на Кафку по двум причинам:

Причина первая:

Причина вторая:

Богумил Грабал в 1985 году. Фото: Hana Hamplova

Иными словами: мир Кафки настолько сильнее человека и вообще всего человеческого, что вытесняет из текста даже главного героя, превращая его в функцию, нужную лишь для объяснения этого самого мира.

Проза же Грабала, наоборот, очень героецентрична. Она почти граничит с солипсизмом. Она идет изнутри, текст сфокусирован на персонаже и подан от первого лица. Дочитав книгу до конца читатель вряд ли получит целостное представление о Праге. Прага здесь – это и есть сознание героя. Сознание, наполненное клаустрофобией и книгами.

И именно поэтому, узнав о том, что его переводят в другой отдел, Гантя приходит в ужас. Здесь важен не столько сам перевод, сколько символика его будущей работы – он будет паковать чистую бумагу. И это катастрофа. Ведь если раньше он ассоциировал себя с брикетами спрессованных текстов, он создавал себя из них, мыслил ими, то теперь через его руки будут проходить лишь белые листы.

А что может быть печальней пустой страницы?

Грабал не хотел идти по проторенным дорогам, он, кажется, решил вообще никуда не идти (и это, кстати, весьма нестандартное и остроумное решение). Его Прага, его персонажи – они как бы запечатаны в герметичном сновидении, как письмо – в бутылке, и брошены в море читательского подсознания. Персонажи здесь напоминают скорее кляксы Роршаха или рисунки Маурица Эшера. Рисунки, созданные, чтобы разглядывать их, и играть в ассоциации, – можно даже попробовать поискать в них смысл, но это уже по желанию.

Роман представляет самобытный коллаж, сотканный из лирических воспоминаний, фрагментов статей современных газет и журналов и исторических источников. Раздумья над судьбой произведений искусства, рожденных в минувшие века и в наше время. Свидетельство о времени, когда уничтожались культурные ценности.

Богумил Грабал: Слишком шумное одиночество в пути

– Гантя был сотрудником Грабала. Его звали Индржих Пойкрт, однако все называли его Гейнрихом, Гайным, сокращенно — Гантей. Это родословная персонажа. При этом, читая роман, мы видим, что это далеко не все, так как с определенного момента Гантя становится автопроекцией самого Богумила Грабала –роман во многом является автобиографическим. Гантя рассказывает нам свою достаточно длинную историю. Повествование охватывает долгий тридцатипятилетний период, и в жизни, о которой он вспоминает, за это времени успевает произойти многое.

— Нимбурк, Кладно, район Либень в Праге, где литератор жил, прописаны в его произведениях. Насколько в целом автобиографично творчество Богумила Грабала?

— О склонности к гиперболе, присущей произведениям Грабала, общеизвестно, как и об экспрессивных приемах в ходе повествования и стремлении автора приукрасить действительность. Каждый, кто исследовал творчество этого автора, начинал интересоваться, насколько правдива та или другая история, есть ли у определенного героя реальный прообраз. В конце концов, когда вы долго ломаете над этим ребусом голову, то приходите к выводу, что все это относится к автобиографии самого Грабала.

Все три варианта датированы июнем 1976 года

— Писатель многократно возвращался к написанию этого своего детища, напечатаны были три разные версии романа, которые существенно отличаются друг от друга. А чем именно?

Первая даже была написана в стихотворной форме, длинными аполлинеровскими нерифмованными стихами – в этом смысле текст близок грабаловским стихам Krásná Poldi и Bambino di Praga. Данный вариант ему, тем не менее, разонравился, он решил, что история эта будет более впечатляющей, если рассказать ее прозой, и Грабал ее переписал. Переписал, используя разговорный стиль речи. Однако это его не удовлетворило, и он еще раз переписал роман, на этот раз уже литературным языком. Самое интересное, что все три текста датированы июнем 1976 года. Я полагаю, что это сигнализирует о многом. Грабал в то время пишет, как он сам говорил, a la prima – в один присест. По большей части не возвращается к написанному, а если и возвращается, то только ради того, чтобы вычеркнуть или выстричь из него кусок текста, но в принципе дописывает совсем немного. В данном же случае, переписав текст трижды, он хочет тем самым нам сказать, что в действительности это – всего лишь один пласт, действие которого происходило в трех стадиях или механически. Сказать, что перед нами текст, написанный под авторским диктатом, характерным для данного периода. Он написал то, что звучало у него в голове, и записал три раза.

Писал ради того, чтобы оставить некое свидетельство

— Грабал упоминает цитаты: в романе множество ссылок на литературные произведения, размышления философов, на известные картины, что является доказательством того, что он был эрудированным в этой области человеком. Сложно поверить в то, что успеваемость будущего писателя, как в гимназии в Брно, так и в реальном училище Нимбурка, как вспоминал Грабал, оставляла желать лучшего. Для тех, кто знаком с его биографией, этот парадокс, тем не менее, вполне закономерен.

— Грабал был интеллектуалом, что на первый взгляд и прежде всего в первой фазе творческого процесса, когда он писал так называемые пабительские рассказы, было не настолько очевидным. Казалось, что то, что он пишет — просто им подслушано и не фильтруется через литературную действительность, однако это неверно. В период создания первых своих рассказов Грабал был страстным читателем. В возрасте примерно двадцати лет он собрал в своем ментальном архиве нечто вроде библиотеки, которая его потом подпитывала. В ней осели такие имена как Шопенгауэр, Рабле и, конечно, Гашек, Чехов, Бабель — писатели, которых он читал в молодости и которым остался верен позже. И если он их позже цитирует, то цитирует как некогда прочитанные. Я предполагаю, что позже Грабал уже не читал, он был слишком погружен в собственный писательский процесс. Писать стало для него важнее, чем читать. Причем писать не только ради самого процесса, но ради того, чтобы оставить некое свидетельство. Это обстоятельство все более очевидно, когда мы сегодня читаем его тексты.

Грабал оказался в числе лишившихся права публиковать

— Те годы он переносил тяжело, ему, по-видимому, больше всего не хватало читателей, а Грабал в читателе нуждался. И он стремится вернуться к нему, что в данной ситуации означало подвергнуть себя определенной самокритике. Он пошел на это, выбрав форму, которая мне не кажется недостойной. Хотя некоторые его формулировки, возможно, зашли слишком далеко. Вопросом остается, несет ли писатель ответственность за них. Известно, что его самокритику подвергли пересмотру.

— заключает свой рассказ профессор Иржи Пелан.

Грабаловскому Ганте, который ищет ответы на вопросы в трудах Гегеля, Канта и Шиллера, сданных в макулатуру, видятся Христос и Лао-Цзы:

Чьи раны спрыснул мертвой, а потом живой водой своего повествования Гантя и его создатель? Богумил Грабал, многие близкие друзья которого полагали, что он решил покинуть этот мир намеренно, оставил нам много неразгаданных тайн своей жизни и творчества.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Слишком шумное одиночество: краткое содержание, описание и аннотация

Богумил Грабал: другие книги автора

Кто написал Слишком шумное одиночество? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Слишком шумное одиночество — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Слишком шумное одиночество

Перевод с чешского Сергея Скорвида

Творчество Богумила Грабала (1914-1997) в последнее время привлекает к себе все большее внимание читательской аудитории во всем мире. Его произведения переведены на многие языки, они издаются и переиздаются большими тиражами. Россия, к сожалению, пока не входит в число стран, где имя этого выдающегося чешского прозаика хорошо известно. Немногочисленные переводы из обширного литературного наследия писателя стали появляться в отечественных журналах только в начале 1990-х годов, то есть более чем через двадцать лет после того, как с ними познакомились в Европе и Америке. Такая задержка связана с тем, что в странах бывшего восточного блока произведения Грабала долго находились в "черном списке". Не соответствовавшие духу "социалистического реализма", они не могли широко издаваться ни в самой Чехословакии, ни в СССР.

Пик творческой активности писателя совпал по времени с гонениями на инакомыслящих, которые - по указке Москвы - осуществляло правительство Чехословацкой Социалистической Республики. Расцвет чешской культуры в период оттепели 1960-х годов после введения в Чехословакию войск Варшавского договора сменился глубоким кризисом. Произведения литераторов, которые принимали участие в событиях "пражской весны", изымались из библиотек, а сами они подвергались преследованиям со стороны служб госбезопасности. В то время некоторые популярные чешские писатели покинули родину (например, Милан Кундера, выбравший жизнь в эмиграции), а оставшиеся старались в условиях преследований сохранить свою творческую независимость и не утратить при этом доступа к массовому читателю. Публиковать свои произведения многие из уже известных чешских авторов могли только благодаря самиздату. Рискуя быть привлеченными к суду за подрывную деятельность, в обстановке строгой конспирации сотрудники подпольных издательств размножали под копирку на папиросной бумаге пьесы Вацлава Гавела, романы Людвика Вацулика, рассказы Богумила Грабала и другие произведения, принесшие чешской литературе второй половины ХХ века всемирное признание.

Справедливости ради следует заметить, что в 70-80-е годы Богумил Грабал издавал свои книги и в официальных чешских издательствах. Коммунистические идеологи не могли допустить, чтобы имя влиятельного и популярного писателя ассоциировалось исключительно с движением диссидентов. Большими тиражами, например, переиздавались опубликованные еще в 1965 году "Поезда особого назначения". Из новых произведений цензура пропустила только ряд сочинений мемуарного характера. Однако прежде чем попасть к массовому читателю, все они прошли правку в кабинетах службы госбезопасности, после чего смысл некоторых эпизодов подчас менялся на противоположный. Самому же писателю пришлось заплатить за эти публикации подписью под "благонамеренным" интервью, вышедшим накануне выборов в Чехословакии в 1975 году. (Это интервью спровоцировало антиграбаловские выступления чешских студентов, сжигавших книги писателя на Карловом мосту и на острове Кампа в центре Праги. Реверансы писателя по отношению к компартии Чехословакии вызвали неоднозначную реакцию также у большинства деятелей культуры, оппозиционных к правящему режиму. Многие с пониманием отнеслись к мнимому "предательству" Грабала, увидев в этом единственную для него возможность публиковаться на родине, но были и осудившие это выступление.)

Читайте также: