Готорн седой заступник краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Было время, когда Новая Англия стонала под гнетом притеснений, более тяжелых, нежели те, угроза которых вызвала революцию. Лицемерный Иаков II, преемник Карла Сластолюбивого, отменил хартии всех колоний и послал грубого и бесчестного солдата отнять наши вольности и нанести удар нашей революции. Правление сэра Эдмунда Эндроса носило все отличительные признаки тирании: губернатор и совет, назначенные королем, были чужды управляемому краю; законы издавались и налоги устанавливались без какого-либо участия народа, непосредственно или через представителей; права частных граждан нарушались, и грамоты на владение землею были объявлены недействительными; запреты, налагаемые на печать, глушили голос протеста; и, наконец, недовольство народа было подавлено первой же бандой наемников, вступившей на нашу свободную землю. Два года предков удерживала в хмурой покорности та самая сыновняя любовь, которая заставляла их неизменно хранить вассальную верность старой родине, кто бы ни возглавлял ее - парламент, протектор или папист-монарх. Однако, покуда не настало это тяжелое время, то была вассальная верность лишь по названию, и колонисты сами управляли своим краем, пользуясь свободой, какой еще и сейчас не знают коренные жители Великобритании.

Но вот дошел до наших берегов слух о том, что принц Оранский отважился на предприятие, успех которого означал бы торжество наших гражданских и религиозных прав и спасение Новой Англии. Об этом говорилось лишь осторожным шепотом; слух мог оказаться ложным или попытка - неудачной, и в обоих случаях сеявший смуту против короля Иакова поплатился бы головой. Но все же вести эти оказали заметное действие. Прохожие на улицах загадочно усмехались и бросали дерзкие взгляды на своих притеснителей, повсюду росло сдержанное и безмолвное волнение, и, казалось, достаточно было малейшего знака, чтобы вся страна воспрянула от своего сонного уныния. Видя надвигавшуюся опасность, правители, во избежание ее, решили явить народу внушительное зрелище силы, а быть может, подкрепить свою власть и более суровыми мерами. В один апрельский день 1689 года сэр Эдмунд Эндрос и его любимые советники, будучи разгорячены вином, вызвали отряд красных мундиров, составлявший губернаторскую гвардию, и вышли на улицы Бостона. Солнце уже клонилось к западу, когда началось шествие.

Барабанная дробь, раскатившаяся по улицам в этот беспокойный час, прозвучала не как военная музыка гвардейского отряда, но скорей как призывный сигнал для жителей города. Со всех концов стекались толпы на Королевскую улицу, где столетие спустя суждено было произойти новому столкновению между солдатами Великобритании и народом, борющимся против ее ига. Хотя прошло уже более шестидесяти лет после прибытия пилигримов, новое поколение сохраняло отличавшую их суровость и силу, и, быть может, в час испытаний черты эти выступали даже ярче, чем в более радостное время.

Губернатор устроил шествие для устрашения горожан. Навстречу марширующей колонне вышел незнакомый седой старик, который движением руки и словом остановил их.

За минуту

Было время, когда Новая Англия мучилась под гнетом притеснений. Губернатор Эдмунд Эндрос жестоко притеснял народ.

Седой заступник предрек губернатору тюрьму, и на уже следующее утро Эдрос со своей свитой сидели в заключении.

Никто не видел, куда пропал старец после той ночи, исчез ли он или укрылся в одном из домов Бостона. Поговаривали, что он появляется в сложные для народа периоды.

Младший современник Ирвинга Натаниэль Готорн (1804—1864) был одним из его преемников в плане исследования жанровых возможностей краткой прозы (хотя, в отличие от Ирвинга, писал и романы) и развития американской новеллы. Он выступил самым ярким продолжателем ирвинговской традиции американской романтической новеллы-сказки.

Готорн явился преемником Ирвинга и в плане пристального внимания к колониальному прошлому Америки, в котором он также видел истоки многих проблем современного американского сознания. Он так же вольно, как Ирвинг, обращался с историческим материалом, исповедуя принципы романтической историографии, то есть предпочитая быть верным не букве, но духу воссоздаваемой им эпохи. Как и Ирвинг, Готорн питал усиленный интерес к фольклору американских первопоселенцев. При этом, несмотря на столь многочисленные совпадения творческих установок двух крупных писателей-романтиков, трудно представить себе фигуры, менее сходные, чем Ирвинг и Готорн.

Диаметральная противоположность меж ними определяется принадлежностью как к разным поколениям — "отцов" и "детей" американского романтизма, так и к разным регионам США; разительное несходство их личных темпераментов также уходит корнями в особенности духовной культуры взрастивших их регионов. Ирвинг, экспатриант, "гражданин мира" всемерно стремился расширить свои духовные горизонты, Готорн же, напротив, сознательно культивировал свою новоанглийскую самоуглубленность. В высшей степени своеобразная личность Натаниэля Готорна — во многом продукт Новой Англии, Салема, где Готорн родился и провел в добровольном затворничестве значительную часть своей жизни.

Предки писателя прибыли сюда в 1630 году среди первых колонистов-пуритан Массачусетского залива. Прапрапрадед Готорна Уильям и его сын Джон Гаторны прославились в Салеме как самые ревностные пуритане: первый из них с особым рвением преследовал квакеров в 1650-е, второй, прозванный "бичом ведьм", председательствовал на знаменитых салемских процессах 1690-х годов и, как гласило семейное предание, был проклят одной из осужденных им на смерть женщин. Написание фамилии "Hathorne" на "Hawthorne" — "боярышник", национальный цветок Америки — изменил уже Натаниэль Готорн, выбирая себе литературный псевдоним. Человек с болезненно обостренной совестью и богатым воображением, он помнил о "проклятом наследии предков" постоянно, и отсюда вытекают многие темы и образы его произведений.

Отец Готорна, капитан торгового судна, умер вдали от дома в 1808; его вдова с тремя детьми перебралась в родительский дом и в последующие сорок лет редко покидала свою комнату. Жизнь Готорна была не слишком богата событиями и внешними впечатлениями; все драматические конфликты и трагические сомнения — все его напряженные духовные переживания были достоянием его внутреннего мира, надежно скрытого от посторонних глаз.

Он рано пристрастился к чтению и к одиноким долгим прогулкам — развил, по его выражению, "проклятую привычку к одиночеству", которую лишь временно и частично нарушили годы (с 1821 по 1825), проведенные в Бодуйенском колледже в штате Мэйн. Соучениками Готорна оказались будущий поэт Генри Лонгфелло и будущий четырнадцатый президент США Франклин Пирс. Несмотря на попытки участвовать в студенческой жизни, Готорн и здесь не мог преодолеть замкнутости, никого не допускал в свой внутренний мир и ничем, кроме прекрасной наружности, не выделялся (по отзывам современников, он был "красивее лорда Байрона").

По возвращении из колледжа в Салем к матери и сестрам, он целиком вернулся и к прежнему образу жизни — дальним прогулкам по окрестностям, а когда стемнеет — по городу, к запойному чтению книг по истории пуританской Новой Англии, готических романов и английской литературы XVIII века. Тогда же он начал писать и в 1828 году анонимно опубликовал роман "Фэншо", который впоследствии не желал признавать, и в начале 1830-х обратился к краткой прозе. Первое, признанное читателями и удовлетворившее автора произведение Готорна, — сборник новелл "Дважды рассказанные истории" — появился в 1837 году.

К этому времени круг общения писателя несколько расширился и включил образованное и прогрессивное семейство Пибоди: со старшей дочерью Пибоди, Элизабет, Готорна связывали издательские дела, с младшей, двадцатишестилетней Софией, которую жестокие приступы мигрени сделали затворницей, его соединили пламенная любовь и родство душ. София Пибоди стала впоследствии женой Готорна и матерью его троих детей. Четыре года, разделившие романтическую тайную помолвку и бракосочетание, Готорн сначала зарабатывал деньги для будущей семьи, служа на бостонской таможне (1839—1841), а затем занимался самоусовершенствованием, примкнув к трансценденталистской коммуне Брук-Фарм.

В 1841 вышел двухтомный сборник рассказов для детей из новоанглийской истории "Дедушкино кресло", а в год свадьбы — второе, значительно расширенное издание "Дважды рассказанных историй" (1842). Несмотря на финансовые затруднения, которые временами испытывало семейство, брак оказался исключительно счастливым: "Я женат на Весне, я повенчан с Маем!" — не уставал восклицать Готорн. Супруги обосновались в Конкорде, центральном городе Новой Англии; узкий круг их знакомств составили трансценденталисты Эмерсон, Маргарет Фуллер, Торо, Чэннинг, Бронсон Олкотт, позднее — Г. Мелвилл. В дальнейшем Готорны несколько раз меняли место жительства, всегда, впрочем, оставаясь в пределах Новой Англии, Массачусетса: Салем, Леннокс, Бостон, Конкорд.

В ущерб продуктивности литературного труда писатель служил на таможне (1846—1849): за это время был опубликован лишь один, правда, замечательный, сборник краткой прозы "Легенды старой усадьбы" (1846), куда вошли, в частности, ранняя и горькая "новоанглийская сказка" "Молодой Браун" и причудливая изысканная "итальянская сказка" "Дочь Рапачини", новеллы о стремлении к совершенству "Родимое пятно" и "Мастер красоты".

Следующие три года, совпавшие с началом Американского Ренессанса, оказываются для Готорна-писателя наиболее плодотворными. За несколько месяцев он пишет свой самый знаменитый роман "Алая буква" (1850) — романтическое исследование истории Новой Англии и пуританского сознания, публикует романы "Дом о семи фронтонах" (1851) и "Счастливый дол" (1852), сборник рассказов "Снегурочка и другие дважды рассказанные истории" (1851), две книги детских сказок, основанных на древнегреческой мифологии — "Книгу чудес для мальчиков и девочек" (1851) и "Тэнглвудские истории для мальчиков и девочек" (1852). За это время американская и европейская репутация Готорна как литератора упрочилась настолько, что его теперь ставили в один ряд с сэром Вальтером Скоттом и Чарльзом Диккенсом; он впервые зарабатывал сочинительством достаточно, чтобы содержать семью и купить постоянный дом в Конкорде.

Но именно в это время его бывший однокашник по Бодуйенскому колледжу Франклин Пирс, только что избранный президентом США, назначил Готорна американским консулом в Ливерпуле. Общественные обязанности — будь то таможенная служба в Бостоне и Салеме или почетная и доходная должность консула США в Англии — всегда мешали литературной деятельности Готорна; он, впрочем, постоянно вел записные книжки, которые потом ложились в основу его произведений. Так и на сей раз, художественным итогом его четырехлетнего пребывания на дипломатическом посту (1853—1857) явилась опубликованная лишь в 1863 году книга "английских" очерков "Наша старая родина". По окончании консульского срока Готорн с семьей отправился в двухгодичное итальянское путешествие, тогда-то и был написан его последний завершенный роман "Мраморный фавн" (1860). Они вернулись в свой дом в Конкорде лишь летом 1860-го, меньше, чем за год до начала Гражданской войны.

Во время войны Готорн, который всегда осуждал рабство, занял необычную для новоангличанина позицию: "эксперт" в данном вопросе, он не принимал фанатизма ни с той, ни с другой стороны, о Джоне Брауне говорил, что "еще никого не вешали так справедливо", — и был глубоко опечален тем, что нация "воюет сама с собой". По мере развития войны он все больше падал духом, а с начала 1864 года его физическое здоровье стало необъяснимо и стремительно ухудшаться: он ослабел настолько, что едва мог держать перо. Для восстановления душевных и физических сил его вывезли весной в Плимут на побережье, где он внезапно и тихо умер во сне.

Готорновское наследие достаточно обширно и очень разнообразно. Оно охватывает различные прозаические жанры: роман, классическую новеллу, новеллу-сказку, эссе, скетч, очерк. Но сто с лишним рассказов Готорна — это лишь малая часть того, что было намечено в его записных книжках. Помимо пяти опубликованных романов, у него были готовы сюжеты еще пяти. Эти нереализованные замыслы — результат не творческой лени, а необыкновенной требовательности к себе. Готорн беспощадно жег то, что его не устраивало (такая участь постигла, например, его первый сборник рассказов "Семь легенд моей родины" и некоторые из поздних произведений).

Все творчество Н. Готорна (даже те немногие произведения, антураж и действие которых удалены от американской действительности), неразрывно связано с Новой Англией, где писатель безвыездно провел пятьдесят из шестидесяти лет своей жизни. Историческое прошлое страны, волновавшее всех американских романтиков, — это для Готорна новоанглийское пуританство XVII века (как для Ирвинга — быт голландских поселенцев, а для Купера — фронтир и героика Войны за независимость). На этой основе разворачивается действие романа "Алая буква" и многих рассказов Готорна: "Кроткий мальчик", "Седой заступник", "Эндикотт и красный крест", "Майский шест на веселой горе", сказок "Молодой Браун" и "Хохолок".

Как правило, конкретные ситуации и главные герои таких произведений — плод авторского воображения, однако, в них исключительно точно воссозданы быт и особенности мышления новоанглийских пуритан, самый дух того времени. Это романтическая историография, которая уже была знакома читателям по романам англичанина В. Скотта и американцев В. Ирвинга и Дж. Фенимора Купера. Своеобразие Готорна заключается в использовании новоанглийского устного творчества — поверий, преданий, рассказов времен "охоты на ведьм", в которых ярко запечатлелись особенности пуританского сознания.

В 1830—1840-е годы национальный фольклор, благодаря деятельности первых отечественных собирателей (Снеллинга, Скулкрафта, М. Истмен, Джонса), уже прочно вошел в культурный обиход американцев. Сам Готорн, с детства живший в атмосфере семейных легенд, являлся одним из носителей новоанглийской устной традиции. Для автора — потомка Уильяма и Джона Гаторнов – прошлое оказывалось спаянным с настоящим поистине неразрывно.

Отношение Готорна к истории его края было двойственным: он видел пороки прошлого (фанатизм, жестокость, ханжество), частично унаследованные потомками, но считал, что "железные пуритане" обладали вместе с тем цельностью, простотой, мужеством и неподкупностью — качествами, которые начисто утратили его современники. Во многом поэтому Массачусетс, а часто даже Салем XVII столетия стали для Готорна некоей областью творческого вдохновения, как долина реки Гудзон XVIII века для Ирвинга.

Разумеется, не все произведения Готорна (как, впрочем, и Ирвинга) исторические; он сам говорил, что часть из них посвящена истории, часть — современности и часть — вечности. Деление это, однако, оказывается относительным, ибо все три категории у Готорна взаимосвязаны, и связь эта имеет иной характер, чем у его предшественника по романтизму. Интерес Готорна в каждом из его романов и рассказов сосредоточен на человеке; природа, история и бытовые реалии предстают пропущенными через восприятие героя, увиденными его глазами.

Из совокупности всех готорновских произведений возникает неразрывная цепь человечества, объединяющая людей силой греха, страдания и любви. Предельно наглядной становится разница между американскими писателями-романтиками разных поколений при сопоставлении сказочного творчества Готорна с ирвинговским, ибо литературная сказка, в силу известной условности сказочного жанра и обобщенности ситуаций, выступает своего рода "барометром" романтического сознания.

Отзывы

Новинки

Оборотень Скабиор широко известен в узких кругах. Но все ли о нем знают даже ближайшие соратники, .

Со многими рассказами, входившими в эти четыре книги, мы сможем теперь познакомиться, прочтя сборник новелл Готорна. А. Левинтон, составитель сборника, включил в него наиболее известные рассказы писателя разных лет, тем самым дав нам возможность получить довольно полное представление о творчестве Готорна-новеллиста.

С первых же страниц однотомника Готорна перед читателем открывается окутанный дымкой таинственности мир давно ушедшей в прошлое пуританской Новой Англии. Странен и непривычен этот мир. В нем все как будто бы реально и вместе с тем полно условности и фантасмагорических превращений, характерных для романтиков, поэтизировавших старину.

Фантастическое, потустороннее — неотъемлемая черта этого мира, художественный прием, помогающий Готорну выразить свои идеи. Поэтому многие его произведения нельзя понимать буквально. Мысли свои он любил рядить в пестрые одежды символов и аллегорий, и фантастические истории со странными происшествиями как нельзя лучше отвечали этой цели.

Смех — излюбленный художественный прием американских романтиков. В их произведениях можно встретить все его разнообразнейшие оттенки, начиная с мягкого юмора Ирвинга и кончая желчной сатирой Купера. И Готорн не был среди них исключением.

Читайте также:

Готорн седой заступник краткое содержание

За минуту

Отзывы

Популярные книги

Сотня. Трилогия (ЛП)

Думай медленно… Решай быстро

Женщины, которые любят слишком сильно

Десять негритят

Живучий

Когда кругом обман

Новинки