Глеб алексеев дунькино счастье краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 164
- КНИГИ 669 703
- СЕРИИ 25 792
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 012
— Маменька, — говорю, — не собирайте мне ваш сундук, я в мечте другое имею…
— Дура ты, — отвечает, — на тот сундук Наталка засматриваться начинает, — четырнадцатый год девке… что ж от своего счастья отказываешься?
— Маменька, — говорю, а сама плбчу чисто весенний какой ручеёк, — нет мне счастья на дне вашего сундука… Всеё жисть я наблюдаю, и своего случая жду, чтоб на волю из нашего села пробиться… И знаю, — говорю, — ещё про то, что повсюду, окромя нашего отсталого села, большая слобода женщине дадена, и каждая свою судьбу сама привлекает.
Как вскинется она, и вижу я: слёзы у неё пошли, а глаз взапуски меня наблюдают, но только я хладнокровно ей говорю:
— Вы, маменька, не сумлевайтесь… ненарушенная я, и девичье своё дело тонко веду, а только поклялась я себе над речкой, поклялась над омутом, — вижу: старуха дрожмя дрожать принимается, и режу до конца: — поклялась я, маменька, над тёмным тем омутом, что скорее в омут головою, чем вашей жизнью прожить и от слёз ослепнуть…
— Мы, — отвечает, — честную крестьянскую жизнь прожили, вот она, — говорит, — моя рука, копыто, — говорит, — всю жизнь не разжимала, так и помру с серпом, всегда свои трудовой кусок ели…
— Про то, — отвечаю, — маменька, вам никто и не прекословит, про то теперь и рабочая крестьянская власть дадена, а только жизнь идёт наперёд и на полсапожки с полушалком я никак не согласна…
— На что ж ты, — спрашивает, — согласна, дура горемычная?
— Про то, — говорю, — моя думка знает, про то моё сердце, как воробышек, бьётся…
Тут она и просыпь всё начистоту:
— Зря ты, Дунюшка, надежду таишь, — всё одно отец лошади со сбруей тебе не даст… Петяшке, говорит, лошадь… Петяшке и сбрую…
— …Ты не сумлевайся, Грунюшка, наливай кофейку ещё и сахару клади в накладку… мы в этом нынче не нуждаемся…
Тут можно читать бесплатно Дунькино счастье - Алексеев Глеб Васильевич. Жанр: Классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте mir-knigi.info (Mir knigi) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Дунькино счастье - Алексеев Глеб Васильевич краткое содержание
Дунькино счастье - Алексеев Глеб Васильевич - описание и краткое содержание, автор Алексеев Глеб Васильевич , читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки mir-knigi.info
Дунькино счастье читать онлайн бесплатно
— Маменька, — говорю, — не собирайте мне ваш сундук, я в мечте другое имею…
— Дура ты, — отвечает, — на тот сундук Наталка засматриваться начинает, — четырнадцатый год девке… что ж от своего счастья отказываешься?
— Маменька, — говорю, а сама плбчу чисто весенний какой ручеёк, — нет мне счастья на дне вашего сундука… Всеё жисть я наблюдаю, и своего случая жду, чтоб на волю из нашего села пробиться… И знаю, — говорю, — ещё про то, что повсюду, окромя нашего отсталого села, большая слобода женщине дадена, и каждая свою судьбу сама привлекает.
Как вскинется она, и вижу я: слёзы у неё пошли, а глаз взапуски меня наблюдают, но только я хладнокровно ей говорю:
— Вы, маменька, не сумлевайтесь… ненарушенная я, и девичье своё дело тонко веду, а только поклялась я себе над речкой, поклялась над омутом, — вижу: старуха дрожмя дрожать принимается, и режу до конца: — поклялась я, маменька, над тёмным тем омутом, что скорее в омут головою, чем вашей жизнью прожить и от слёз ослепнуть…
— Мы, — отвечает, — честную крестьянскую жизнь прожили, вот она, — говорит, — моя рука, копыто, — говорит, — всю жизнь не разжимала, так и помру с серпом, всегда свои трудовой кусок ели…
— Про то, — отвечаю, — маменька, вам никто и не прекословит, про то теперь и рабочая крестьянская власть дадена, а только жизнь идёт наперёд и на полсапожки с полушалком я никак не согласна…
— На что ж ты, — спрашивает, — согласна, дура горемычная?
— Про то, — говорю, — моя думка знает, про то моё сердце, как воробышек, бьётся…
Тут она и просыпь всё начистоту:
— Зря ты, Дунюшка, надежду таишь, — всё одно отец лошади со сбруей тебе не даст… Петяшке, говорит, лошадь… Петяшке и сбрую…
— …Ты не сумлевайся, Грунюшка, наливай кофейку ещё и сахару клади в накладку… мы в этом нынче не нуждаемся…
Дунькино счастье скачать fb2, epub, pdf, txt бесплатно
Глеб Васильевич Алексеев (1892 — 1938) — человек сложной, трагической судьбы; один из интереснейших русских советских писателей, автор талантливых романов, повестей, рассказов, которые после его гибели не переиздавались.
– Маменька, – говорю, – не собирайте мне ваш сундук, я в мечте другое имею…
– Дура ты, – отвечает, – на тот сундук Наталка засматриваться начинает, – четырнадцатый год девке… что ж от своего счастья отказываешься?
– Маменька, – говорю, а сама пла́чу чисто весенний какой ручеёк, – нет мне счастья на дне вашего сундука… Всеё жисть я наблюдаю, и своего случая жду, чтоб на волю из нашего села пробиться… И знаю, – говорю, – ещё про то, что повсюду, окромя нашего отсталого села, большая слобода женщине дадена, и каждая свою судьбу сама привлекает.
Как вскинется она, и вижу я: слёзы у неё пошли, а глаз взапуски меня наблюдают, но только я хладнокровно ей говорю:
– Вы, маменька, не сумлевайтесь… ненарушенная я, и девичье своё дело тонко веду, а только поклялась я себе над речкой, поклялась над омутом, – вижу: старуха дрожмя дрожать принимается, и режу до конца: – поклялась я, маменька, над тёмным тем омутом, что скорее в омут головою, чем вашей жизнью прожить и от слёз ослепнуть…
– Мы, – отвечает, – честную крестьянскую жизнь прожили, вот она, – говорит, – моя рука, копыто, – говорит, – всю жизнь не разжимала, так и помру с серпом, всегда свои трудовой кусок ели…
– Про то, – отвечаю, – маменька, вам никто и не прекословит, про то теперь и рабочая крестьянская власть дадена, а только жизнь идёт наперёд и на полсапожки с полушалком я никак не согласна…
– На что ж ты, – спрашивает, – согласна, дура горемычная?
– Про то, – говорю, – моя думка знает, про то моё сердце, как воробышек, бьётся…
Тут она и просыпь всё начистоту:
– Зря ты, Дунюшка, надежду таишь, – всё одно отец лошади со сбруей тебе не даст… Петяшке, говорит, лошадь… Петяшке и сбрую…
– …Ты не сумлевайся, Грунюшка, наливай кофейку ещё и сахару клади в накладку… мы в этом нынче не нуждаемся…
– Здравствуйте, – прилично говорю, – Клавдия Ивановна! Очень погода нынче чтой-то прелестная…
Усмехнётся она вбочок, губки подкрашенные подберёт:
– Что-й-то ты, Дунюшка, погоду примечать стала… это, – говорит, – не к добру… Мы, – говорит, – люди, погоду не примечаем, пока у нас сердце не тронутое…
Вижу – чюдно она говорит, но догадки, конечно, не даю.
– У нас, – говорю, – какое же сердце. Маменька с папенькой нас про сердце не спрашивают…
– Али, – говорит, – спрашивать время пришло?
– Наша, – говорю, – девичья судьба – что ягода в поле! Одного дня ей цветения… Вся, – говорю, – красота наша деревенская, у кого если она и есть, в один день изничтожается… Наша судьба горькая как полынь-трава, и выхода из судьбы нам нету…
– Что ж, – спрашивает, – так печально на свою жизнь взираешь в молодые годы? Всяк своей жизни кузнец. Всяк, – говорит, – устраивает её, как умеет! – а сама ни к чему на былинку смотрит, и вижу я: на глазу у ней слеза висит, – шутя платочком слезу ту отёрла ей.
– Не подкова, говоришь? – тихо она это сказала, а потом засмеялась беспричинно и платочек бросила. – Пойдём на реку купаться! Будем, как две русалки, плавать!
Пришли мы в Чёртов Яр, разделась я, она и замечает:
– Очень у тебе тело красивое… много, – говорит, – я по своей практике телов вижу, и к такому печальному выводу пришла, что редко бывает у женщины красивое тело… А если и бывает, разве на деревне…
– А что же, – отвечаю, – нам с тела чай пить, что ли? Вон моя маменька первая на селе красавица была, а какая превратилась теперь моя маменька?
– Не цените, – говорит, – вы красоту… проспали загадку жизни всей, а она и есть одна настоящая правда… У вас, – говорит, – тут – простор, леса, птички поют, у вас, – говорит, – счастье под каждой былинкой живёт, с каждой бабочкой с цветка на цветок перелетает, и в реченьке, как русалка, прячется!
Сняла она рубашечку с кружевом, палталончики наскрозь прошитые, примечаю я – тоненькая, худенькая, и две груди, словно, прости господи, собачьи тити, висят… А я, сама знаешь: грудь как топор, крепкая я, хорошая была…
– Завидую, – говорит, – тебе, Дунюшка, очень завидую твоей первобытной красоте…
И тут-то вот я и насмелилась:
– А я, – говорю, – вам завидую, Клавдия Ивановна… – сказала, а сама захолонула вся…
– Чему ж, – спрашивает, – завидуешь?
– Тому, что жизнь у вас прелестная, что в городе вы, и живёте по своей собственной воле, не на мужниной спине, как таракан на собачьем хвосту…
Сникла она, как цветочек, и отвечает печально:
– Раньше в теремах лучше жили… наше, – говорит, – бабье счастье в терему обретается…
– Жизнь ты мне принесла, аль смерть? – спрашивает меня, а в глаза мне не глядит, будто я знаю, про что письмо написано .
– Вскрой, – кричит, – сама вскрой.
– Что ж ты, – говорит, – плачешь, сестра моя? Теперь радоваться надо!
А я сквозь слёзы:
– Уедете вы, Клавдия Ивановна, и про все наши цветочки забудете, останусь я своё немудрое счастье ковать, и закуюсь в маменькины, да в свои люльки на всеё жизнь, и завянет моя душа, которая, может быть, тоже мечту имеет…
– Глупая, – отвечает и смеётся, – глупая ты… приезжай ко мне, я тебе очень даже устрою… Вот, – говорит, – мой адрес, прижмёт тебе невтерпёж – напиши мне письмо. Я, – говорит, – благодаря тебе, может быть, ума не решилась… А добро разве забывается?
А мне только этого и нужно. Спрятала адрес подальше, и стали мы с того дня к отъезду готовиться. Хожу я, словно неумытая, в глаза ей печально смотрю, а то уткнусь в коленки и плачу. Тут же вскорости она и уехала…
– …Постойко-сь, я кофейку подварю. Ты, девушка, не отказывайся, да и я с тобой в компании чашечку выпью.
Уехала она так-то из Зелёной Слободы, а для меня, – веришь ли? – словно звёздочка закатилась. Оно, конечно, может, и дожила бы я свой век в Зелёной Слободе, и наверно подходяще дожила бы… Ну, вышла бы за Андрюшку, ну, оттягала бы сётаки у тятеньки лошадь с хомутом – теперь и женчине в деревне мужские права дадены, – нет! вступила мне в голову после отъезда Клавдии Ивановны мечта со всей невозможностью, не могу хладнокровно смотреть на наше житьё, да и всё тут! В поле выйду – серп в руках верёвкой заплетается, в ухо словно дьявол какой шепчет, и всё башмачки её в глазах мельтешут. И стала я детишек почем зря шпынять: мало вам матери, меня сосёте! Тому, бывалача, пинка загвоздишь, того крапивой причешешь, а тут ещё горе горькое пало на бедную мою головушку, словно роса на цветок… Улестил ведь меня Андрюшка-то! До сей поры не могу в толк понять, отчего тая беда приключилась, а только пошла я с ним в лес по хворост, и нарушил он меня, сиротинушку, почём зря… И то сказать: первый насмешник в деревне и гармонист, из себя всегда аккуратненький, сапожки лаком, рубашечка нараспашечку, и привёз с войны замечательные брюки-клёш…
– Ты, – говорит, – не сумлевайся, если что – я на тебе и жениться могу!
– Ирод, – говорю ему, – ирод ты, сукин ты сын, да на мне всякий человек женится, потому нет супротив меня во всей округе девки, а мешает мне с тобой век скоротать мечта…
– Какая же, – спрашивает, – у вас, Евдокия Степановна, мечта? Может, ваша мечта под мою подходит, потому я, – говорит, – тоже для своей жизни не мерзавец, и очень даже к ней, собачке, за время военно-гражданских моих подвигов внимательно присмотрелся…
– К чему это, – спрашиваю его хладнокровно, – ты присмотрелся-то, подлец ты эдакий?
– Я, – отвечает, – всегда, когда мне в мёртвую схватку с глазу на глаз с человеком идти приходилось – то ли в ерманском каком окопе, то ли в гражданских моих подвигах – всегда, – говорят, – как прижмёшь его, сукинова сына, к гробовой доске – всё норовишь, бывало, душу ему наизнанку вывернуть… Какая она у него, недотрога? А вообще, – говорит, – Евдокия Степановна, я держусь такого взгляда, что душа – пар: сколько я этих душ загубил, а ничего хорошего про то не увидел…
А сам дымок поверх усов пускает и небрежно бьёт хворостиночкой по лаковому сапогу. И поняла я тут: заражённый он парень, все они, ироды, с войны помутнелые пришли и никак правильного пути-дороги отыскать не могут.
– Нету, – говорю, – Андрей Михалыч, у нас с вами общего пути, вам – остепениться надо, а моя дорога к другой мечте лежит, мне, – говорю, – всё с рубашки начинать надо, не говоря уже о полсапожках… а была, – говорю, – у меня одна богатства – девичья моя честь, да и той лишили вы меня почём зря!
– Ну, – отвечает, – эта богатства немудрёная, если, – говорит, – чего такого – я завсегда ответ готов держать, и жениться на вас могу с полным уважением, будто, – говорит, – вы не нарушены, и в целости себя соблюли…
А сам, конечно, прицеливается – как бы ему без скандалу делу притушить? И скажи ты мне, девушка моя милая, отлично понимала я про мужское непостоянство, и цену им, кобелям, знала, а поддалась словно курица… Да только вышло, что горе моё горькое мне же на радость повернулось…
Ослобонилась она от секретной, сидим мы с ней, пьём, конечно, чай с баранками, сухариков она положила в тую вазочку, и примечаю я, что уж с лица то она посветлела, попривыкла ко мне, значит, и мысль-то у неё работает, значит, на мою мельницу: как и что! – а тут вскорости и муж её пришёл, влетает эдак фертом и пиджак-клёш, и брюки, конечно, в полоску, и бант на плече лежит словно лента, а из себя прямо скажу – фигура и мелкий, только и есть, что взгляд пронзительный, да и пьяный уже, и говорит, усмехаясь:
– Это что за птица?
– Дунюшка так Дунюшка, мне это без особенного внимания… А дай ты мне из верхнего сундука фрак и залакированные ботинки, и ещё, – говорит, – пора бы отыскать запонки, что мне в городе Липецке за роль мою поднесли пролетарские студенты, их, – говорит, – я бы хотел на память на самом виду носить! А Дунюшку свою как хочешь, так и устраивай, я, – говорит, – очень хладнокровно отношусь к этому вопросу, и притом же тороплюсь…
Ушёл он в другую комнату переодеться, а оттуда, – гляжу, – прёт прямо на меня в одних розовых подштанниках, умылся, однако, в ванной комнате, одеколоном помазался, и – как оделся – совсем даже ничего, красивый, а только, конечно, куда же ему против Андрюшки – щуплый, жухлый, как прошлогодняя полова.
А моя-то смеётся бабьим смехом, платочек ему в кармашку суёт.
– Совсем, – говорит, – красавец ты!
Ему, понятно, лоскотно внимание, привстал он на носочки, словно в театре, ручкой размахивает:
– Адье-с, счастливо оставаться!
Ну, а я тоже не дурой на свет родилась, сейчас в переднюю, ухватила его пальтишку и подаю.
– Ишь ты, – говорит, – и не было прислуги, и вроде как бы есть прислуга.
– Михал, – говорю, – Василич, не бережёте вы себя!
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!
Читайте также: