Гельдерлин ф гимн человечеству краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин (нем. Johann Christian Friedrich Hölderlin; 20 марта 1770, Лауффен-на-Неккаре — 7 июня 1843, Тюбинген) — немецкий поэт.

Биография и творчество

Родной дом Гёльдерлина, состояние в 2014 году.

Ещё студентом Тюбингенского университета Гёльдерлин начал писать стихи, в форме и содержании которых было заметно подражание Фридриху Клопштоку. В 1789 году из-за неравнодушности к астрономии Гельдерлин написал стихотворение, воздающее хвалу Иоганну Кеплеру. В 1790 году Гёльдерлин поселился в институтском общежитии, и его соседями по комнате в общежитии и однокурсниками были Гегель и Шеллинг. Во времена учёбы он был ровесником Гегеля, и пятью годами старше Шеллинга. Так как Гёльдерлин изучал философию, а в те времена наиболее популярны были Спиноза и Кант, дружба с также страстно увлекающимися философской наукой Гегелем, Шеллингом только крепла.

После окончания Тюбингенского университета группа друзей разошлась и они стали реже контактировать: Гегель уехал в Швейцарию и стал работать домашним учителем, а также трудился вдали от шума над разработкой своей философии (диалектики, феноменологии духа и т. д.). Шеллинг полностью посвятил себя философской карьере.

Портрет Фридриха Гёльдерлина в 1788 году, сделанный карандашом.

В 1790-х Гёльдерлин показал себя в литературе, написав гимны, выражающие стремление к свободе. Идеал свободы он видел в мифах Древней Греции. В 1794—1795 годах Гёльдерлин жил в Йене. В 1794 году посещал лекции Иоганна Фихте в Йенском университете. Здесь, в центре романтического движения, он завязал личные отношения с представителями нового литературного направления; здесь же у Гёльдерлина обнаружились впервые зачатки ипохондрии. Зиму в Йене он проводил без отопления, сидя дома укутавшись и сознательно шёл на терпение холода, лишь бы продержаться подольше в этом городе, и вблизи от Веймара. Веймар и Йена были необходимы ему своей культурой и людьми. Он начал заводить отношения с Шиллером и Гёте, перед обоими философами он благоговел, однако те относились к нему скорее с полным равнодушием.

Сюзетт Гонтар (Диотима).

В сентябре 1798 года Гёльдерлин расстался с семейством Гонтар и бросил домашнее преподавание, и стал переезжать с места на место. Нашёл временное прибежище у своего друга Синклера (нем. Sinklair) в Бад-Хомбург-фор-дер-Хёэ (также известный как Гомбург). Затем, по иницитиативе Синклера, отправился в Раштатт на время конгресса, но затем снова возвратился в Бад-Хомбург-фор-дер-Хёэ.

Летом 1800 года отправился к своей семье в Нюртинген, но переезды его не прекратились: позднее он поехал в Штутгарт, затем в Хауптвиль близ Констанца, а под конец 1801 года во Францию, в Бордо. В последнем городе занялся снова домашним преподаванием в семействе немца-виноторговца. После переезда из дома Гонтаров, Гёльдерлин не прекращал тайно переписываться с Диотимой, вплоть до её смерти в 1802 году.

Стихотворения Гёльдерлина богаты идеями и чувствами, иногда возвышенными, иногда нежными и меланхолическими; язык чрезвычайно музыкален и блещет яркими образами, особенно в многочисленных описаниях природы. Только Гегель в этом деле не поддерживал Гёльдерина из-за своей философской системы, а Шеллинг и Гёте тоже воспевали природу и с романтическим взглядом к ней относились.

Летом в 1804 году Гёльдерин переезжает в Бад-Хомбург-фор-дер-Хёэ и занимает работу библиотекаря, благодаря содействию друга Синклера, который предложил ландграфу Гессен-Гомбурга его кандидатуру.

В скором времени его психическое состояние стало ухудшаться, и в 1805 году его положили в клинику города Тюбинген. 11 сентября 1805 года Гёльдерин был доставлен в клинику в Тюбингене под управлением доктора Иоганна Генриха Фердинанда фон Аутенрита, изобретателя маски для предотвращения криков у психически больных. Клиника была прикреплена к Тюбингенскому университету. Продолжительность нахождения в клинике — до 3 мая 1807 лет (351 день). Какие методы лечения использовали психиатры неизвестно.

Башня Гёльдерлина, Тюбинген. Первый этаж жёлтой башни (теперь известный как Хёльдерлинтурм, нем. Hölderlinturm) был местом проживания Гёльдерлина с 1807 года до его смерти в 1843 году.

С 1807-го наступили трагические времена для Гёльдерина, он начал жить в Тюбингене в семействе столяра Циммера. Он никого не узнавал и ничего не понимал, был замкнутым и учтивым. Иногда он называл себя Скарданелли или Буонаротти (видимо, связывая свою личность с Микеланджело Буонарроти).

Философские взгляды

Основные произведения

Болезнь

В истории литературы Гёльдерлин — фигура трагическая. В 1801 году на тридцать первом году жизни на поэта, который и до того был меланхоличным, мечтательным и сверх меры чувствительным, обрушивается неизлечимое психическое расстройство, и остаток своей долгой семидесятитрехлетней жизни он проводит в Тюбингене в за́мке Гельдерлинов над Неккаром, погружённый во мрак шизофренического психоза. В одном из окон за́мка часто можно было видеть странную фигуру в белом остроконечном колпаке, которая, словно привидение, то появлялась, то исчезала. Под впечатлением этой картины молодой студент Эдуард Мёрике написал фантастическую балладу об огненном всаднике:

Однако постепенное отупение и охлаждение чувств и эмоций можно было за много лет до вспышки собственно первого психоза почувствовать в звуках стихов Гёльдерина, от которых веет шизофреническим ужасом, постепенно превращающим его собственный дух и окружающий мир в мир призраков.

Он был глубоко религиозной натурой, хоть и имел особые, нетрадиционные религиозные воззрения. Уже́ в последние годы своего психического расстройства он вдруг попросил ходившего за ним умелого столяра Эрнста Фридриха Циммера (1772—1838) смастерить для него из дерева греческий храм и написал ему на доске такие слова.

Мемориал Фридриха Гёльдерлина в Лауффен-ам-Неккар.

« Я понимал молчание эфира,
Людское слово я не понимал.

Гармонья шепчущих дубрав —
Мой воспитатель,
Среди цветов учился я любить.

— Письмо Гёльдерлина Кристиану Людвигу Нейфферу. 12 ноября 1798

Смерть

Умер Фридрих Гёльдерлин 7 июня 1843 от гидроторакса, вскрытие также показало гидроцефалию (водянку головного мозга). Похоронен на городском кладбище Тюбинген.

Признание и наследие

Памятник Гёльдерлину в Старом ботаническом саду Тюбинген.

Формы лирической прозы и свободного стиха Гёльдерлина оказали большое влияние на развитие немецкой литературы XX века. У него был уникальный стиль: эпический материал он мог сочетать с проникновенной лирикой, философской лирике использование античных форм стихов как нельзя лучше прибавляло оригинальности.

Поэзия, проза, переводы и сама фигура Гёльдерлина дала стимул к размышлениям философов и теологов (Вильгельм Дильтей, Фридрих Ницше, Карл Ясперс, Мартин Хайдеггер, Вальтер Беньямин, Морис Бланшо, Арис Фиоретос, Романо Гвардини, Ханс Кюнг), филологов (Роман Якобсон, Петер Сонди), к творчеству писателей (Стефан Цвейг, Георг Гейм, Петер Хертлинг и др.). Среди инициаторов русских переводов Гёльдерлина — Михаил Цетлин (Амари) и Яков Голосовкер, его стихи переводили Аркадий Штейнберг, Сергей Петров, Ефим Эткинд, Грейнем Ратгауз, Владимир Микушевич, Сергей Аверинцев, Вячеслав Куприянов, Ольга Седакова.

Выдающееся богатство Гельдерлина состоит в его лирических стихотворениях — дифирамбах, одах, панегириках, элегиях, посланиях, малых и больших полуописательных медитативных поэмах.

Кинематограф

Гёльдерлин и музыка

Стихи Гёльдерлина вдохновили многих композиторов, включая создающих вокальных и инструментальных музыкантов.

Инструментальная музыка

На стихи Гёльдерлина писали музыку, среди многих других:

Иоганнес Брамс
Бенджамин Бриттен
Вильгельм Кильмайер
Гидеон Кляйн
Дьёрдь Куртаг
Эрнст Кшенек
Дьёрдь Лигети
Бруно Мадерна
Луиджи Ноно
Карл Орф
Ханс Пфицнер
Александр Раскатов
Макс Регер
Вольфганг Рим
Виктор Ульманн
Вольфганг Фортнер
Беат Фуррер
Георг Фридрих Хаас
Йозеф Маттиас Хауэр
Ханс Вернер Хенце
Пауль Хиндемит
Хайнц Холлигер
Фридрих Церха
Рихард Штраус
Ханс Эйслер
Дмитрий Смирнов
Виктория Полевая
Юрий Красавин

Вокальная музыка

Немецкая прогрессивная рок-группа Hoelderlin названа в честь Гёльдерлина, финская мелодичная дэт-метал группа Insomnium — имеет набор стихов Гёльдерлина на музыку в нескольких песнях. Многие из шведских групп, например, шведская альтернативная рок-группа Alpha 60 также содержат лирические отсылки к поэзии Гёльдерлина.

Лирический роман – крупнейшее произведение писателя – написан в эпистолярной форме. Имя главного героя – Гиперион – отсылает к образу титана, отца бога солнца Гелиоса, чье мифологическое имя означает Высокоидущий. Создается впечатление, что действие романа, представляющего собой своего рода “духовную одиссею” героя, развертывается вне времени, хотя арена происходящих событий – Греция второй половины XVIII в., находящаяся под турецким игом (на это указывают упоминания о восстании в Морее и Чесменской битве в 1770 г.).

выпавших на его долю испытаний Гиперион отходит от участия в борьбе за независимость Греции, он утратил надежды на близкое освобождение родины, сознает свое бессилие в современной жизни. Отныне он избрал для себя путь отшельничества. Получив возможность снова вернуться в Грецию, Гиперион поселяется на Коринфском перешейке, откуда пишет письма другу Беллармину, живущему в Германии.

Казалось бы, Гиперион достиг желаемого, но созерцательное отшельничество также не приносит удовлетворения, природа больше не раскрывает ему своих объятий, он, всегда жаждущий слияния с ней, вдруг ощущает себя чужим, не понимает

В ответ на просьбы Беллармина Гиперион пишет ему о своем детстве, проведенном на острове Тинос, мечтах и надеждах той поры. Он раскрывает внутренний мир богато одаренного подростка, необычайно чувствительного к красоте и поэзии.

Огромное влияние на формирование взглядов юноши оказывает его учитель Адамас. Гиперион живет в дни горького упадка и национального порабощения своей страны. Адамас прививает воспитаннику чувство преклонения перед античной эпохой, посещает с ним величественные руины былой славы, рассказывает о доблести и мудрости великих предков.

Гиперион тяжело переживает предстоящее расставание с любимым наставником.

Полный духовных сил и высоких порывов, Гиперион уезжает в Смирну изучать военное дело и мореходство. Он настроен возвышенно, жаждет красоты и справедливости, он постоянно сталкивается с людским двоедушием и приходит в отчаяние. Настоящей удачей становится встреча с Алабандой, в котором он обретает близкого друга.

Юноши упиваются молодостью, надеждой на будущее, их объединяет высокая идея освобождения родины, ведь они живут в поруганной стране а не могут смириться с этим. Их взгляды и интересы во многом близки, они не намерены уподобляться рабам, которые привычно предаются сладкой дреме, их обуревает жажда действовать. Тут-то и обнаруживается расхождение.

Алабанда – человек практического действия и героических порывов – постоянно проводит мысль о необходимости “взрывать гнилые пни”. Гиперион же твердит о том, что нужно воспитывать людей под знаком “теократии красоты”. Алабанда называет подобные рассуждения пустыми фантазиями, друзья ссорятся и расстаются.

Гиперион переживает очередной кризис, он возвращается домой, но мир вокруг обесцвечен, он уезжает в Калаврию, где общение с красотами средиземноморской природы вновь пробуждает его к жизни.

Друг Нотара приводит его в один дом, где он встречает свою любовь. Диомита кажется ему божественно-прекрасной, он видит в ней необычайно гармоническую натуру. Любовь соединяет их души. Девушка убеждена в высоком призвании своего избранника – быть “воспитателем народа” и возглавить борьбу патриотов.

И все же Диомита против насилия, пусть даже и для создания свободного государства. А Гиперион наслаждается пришедшим к нему счастьем, обретенным душевным равновесием, но предчувствует трагическую развязку идиллии.

Причина не только в бессилии перед воинской мощью турков, но и в разладе с окружающим, столкновении идеала с повседневной действительностью: Гиперион ощущает невозможность насаждать рай с помощью шайки разбойников – солдаты освободительной армии учиняют грабежи и резню, и ничем их нельзя сдержать.

Решив, что у него с соотечественниками нет больше ничего общего, Гиперион поступает на службу в русский флот. Отныне его ожидает участь изгнанника, даже родной отец проклял его. Разочарованный, морально сокрушенный, он ищет гибели в Чесменском морском сражении, но остается жив.

Выйдя в отставку, он намеревается наконец-то спокойно зажить с Диомитой где-нибудь в долине Альп или Пиренеев, но получает весть о ее смерти и остается безутешным.

После многих скитаний Гиперион попадает в Германию, где живет довольно долго. Но царящие там реакция и отсталость кажутся ему удушающими, в письме к другу он язвительно отзывается о фальши мертвящего общественного порядка, отсутствии у немцев гражданских чувств, мелочности желаний, примиренности с действительностью.

Когда-то учитель Адамас предрекал Гипериону, что такие натуры, как он, обречены на одиночество, скитания, на вечное недовольство собой.

И вот Греция повержена. Диомита умерла. Живет Гиперион в шалаше на острове Саламине, перебирает воспоминания о былом, скорбит о потерях, о неосуществимости идеалов, пытается преодолеть внутренний разлад, испытывает горькое чувство меланхолии. Ему кажется, что он отплатил черной неблагодарностью матери-земле, с пренебрежением отнесясь и к своей жизни, и ко всем дарам любви, которую она расточала.

Его удел – созерцание и мудрствование, как и прежде он остается верен пантеистической идее родства человека и природы.

Das untergehende Vaterland, Natur und Menschen, insofern sie in einer besondern Wechselwirkung stehen, eine besondere ideal gewordene Welt, und Verbindung der Dinge ausmachen, und sich insofern auflösen, damit aus ihr und aus dem überbleibenden Geschlechte und den überbleibenden Kräften der Natur, die das andere, reale Prinzip sind, eine neue Welt, eine neue, aber auch besondere Wechselwirkung, sich bilde, so wie jener Untergang aus einer reinen, aber besondern Welt hervorging. Denn die Welt aller Welten, das Alles in Allen, welches immer ist, stellt sich nur in aller Zeit — oder im Untergange oder im Moment, oder genetischer im Werden des Moments und Anfang von Zeit und Welt dar, und dieser Untergang und Anfang ist wie die Sprache Ausdruck Zeichen Darstellung eines lebendigen, aber besondern Ganzen, welches eben wieder in seinen Wirkungen dazu wird, und zwar so, daß in ihm, sowie in der Sprache, von einer Seite weniger oder nichts lebendig Bestehendes, von der anderen Seite alles zu liegen scheint (Hölderlin 1998, 33).

Погибающее отечество, природа и люди, в той степени, в которой они находятся в своеобразной взаимосвязи и составляют вместе своеобразный, ставший идеальным, мир и сочетание всех вещей в нем, и в той степени, в которой они распадаются, чтобы из этого мира и остающегося поколения и остающихся сил природы, которые представляют собой иной, реальный принцип, зародился новый мир и новая, однако тоже своеобразная взаимосвязь, точно так же, как погибание зарождается в чистом, однако своеобразном мире. Ведь мир всех миров, всё во всем, мир, который есть всегда, проявляется только во времени в целом — или в погибании, или в мгновении, или (в более генетическом смысле) в становлении мгновения и начале времени и мира; и это погибание и начало, подобно языку, являются выражением, знаком, проявлением живого, но своеобразного целого, которое, опять же, превращается в целое в своих взаимодействиях, причем так, что в этом целом, как в языке, по одну сторону находится словно бы мало или совсем ничего живого и постоянного, а по другую сторону — всё [1] .

Wir lernen nichts schwerer als das Nationelle frei gebrauchen. Und wie ich glaube, ist gerade die Klarheit der Darstellung uns ursprünglich so natürlich wie den Griechen das Feuer vom Himmel. Eben deßwegen werden diese eher in schöner Leidenschaft , als in jener homerischen Geistesgegenwart und Darstellungsgaabe zu übertreffen seyn.

Es klingt paradox. des heiligen Pathos weniger Meister, weil es ihnen angeboren war, hingegen sind sie vorzüglich in Darsellungsgaabe, von Homer an, weil diese außerordentliche Mensch seelenvoll genug war, um die abendländische Junonische Nüchternheit für sein Apollonreich zu erbeuten, und so wahrhaft das fremde sich anzueignen.

Bei uns ists umgekehrt. (Hölderlin 1992, Bd. II, 912)

Ничто не поддается изучению с таким трудом, как свободное владение своим собственным, отечественным своеобразием. И я считаю, что именно ясность выражения для нас так же естественна, как для греков — огонь с неба. Именно поэтому, если греков и можно превзойти, то скорее в прекрасной страстности , чем в свойственных Гомеру трезвости мысли и способности ее выражать.

Это звучит парадоксально. Греки владеют своим священным пафосом в меньшей мере, поскольку именно он является их природным дарованием, а даром выражения они владеют превосходно, начиная еще с Гомера: этот невероятный человек обладал такой чувствительной душой, что смог похитить и ввести в свое Аполлоново царство западноевропейскую трезвость Юноны и, таким образом, поистине сделать чужое своим.

У нас же все ровно наоборот. [2]

По мысли Гёльдерлина, взаимоотношение между Европой и Грецией таково, что истоки их искусства не просто отличны друг от друга, но находятся в прямой диалектической связи, являясь полной противоположностью друг друга. То, что для греков было наиболее чуждо — умение выражаться ясно и трезво, — для европейцев наиболее естественно, и наоборот: то, что для греков наиболее естественно — горячее, живое чувство, — для европейцев наиболее чуждо. Движение же, собирающее воедино античность и современность, исходит из стремления от своего к чужому. Внутри греческого мира заключено стремление к трезвости, а позднее трезвость станет определяющим моментом европейского мира; европейский же мир ищет в античной Греции теплоту чувства, которой ему самому недостает. По мере того, как мир проходит от становления к гибели, его характер изменяется, и вся сумма изменений и составляет его своеобразие. Стремление к чужому истоку служит движущей силой этого изменения. В более позднем письме Бёлендорфу, от 2 декабря 1802 г., Гёльдерлин пишет:

Ich denke, daß wir die Dichter bis auf unsere Zeit nicht commentieren werden, sondern daß die Sangart überhaupt wird einen andern Karakter nehmen, und daß wir darum nicht aufkommen, weil wir, seit den Griechen, wieder anfangen, vaterländisch und natürlich, eigentlich originell zu singen (Hölderlin 1992, Bd. II, 922).

Я думаю, что мы не будем писать маргиналий на полях книг поэтов, живших прежде нас, а что сам способ речи в наших песнях переменится в характере, и еще, что мы не можем достигнуть благоденствия потому, что со времен греков мы начинаем вновь петь на языке отечественном и природном, на единственно исконном для нас языке [3] .

Из утверждения, что чужое искусство проще изучить, освоить и достигнуть в нем мастерства, следует, что поэтической задачей Гёльдерлина как европейца должно было стать умение выразить чувство, изучив это умение по книгам греческих авторов; при этом наиболее трудная часть задачи состоит в том, чтобы не имитировать пафос греков, а добиться выражения чувства единственно характерным для отечественной, т. е. европейской культуры образом.

HÄLFTE DES LEBENS
.
Mit gelben Birnen hänget
Und voll mit wilden Rosen
Das Land in den See,
Ihr holden Schwäne,
Und trunken von Küssen
Tunkt ihr das Haupt
Ins heilignüchterne Wasser.
.
Weh mir, wo nehm’ ich, wenn
Es Winter ist, die Blumen, und wo
Den Sonnenschein,
Und Schatten der Erde?
Die Mauern stehn
Sprachlos und kalt, im Winde
Klirren die Fahnen.

Фридрих Гёльдерлин (1770—1843) не принадлежал к обществу романтиков (он был дружен с Шеллингом и Гегелем), но его поэзия несет на себе печать романтизма. Трагично сложилась его судьба: половина жизни — в уединении, другая половина — в безумии. После долгих лет непонимания в нем признали наконец гения

Фридрих Гёльдерлин (1770—1843)

немецкой поэзии. В этом немалая заслуга Хайдеггера, тончайшего интерпретатора творчества Гёльдерлина.

Свободный от страданий чистый дух

Материей гнушался, ни в чем не отдавая ей отчета,

Нет мира для него ведь, кроме духа,

Нет больше ничего.

Мы чувствуем границы собственного существа,

И сдерживаемая сила восстает нетерпеливо

Против цепей своих, и дух летит назад, домой,

Ведь никаким сопротивлением не одолеть в нас

Голос тот божественный.

Мы чувствуем себя, не чувствуя других.

Там вырастали герои в колыбели бронзовой,

С сердцем, исполненным силой,

Как не стать было им небожителями,

Громоподобными выступают они перед нами.

«О природа, о человеческом мечтал я долго, тщетно, но теперь говорю: лишь ты жива, все прочее, натужно мыслимое, тает, как кусочки воска, под пламенем твоим. Как долго я тебя не замечал! И сколько раз толпа тебя дразнила, но боги твои живы и счастливы в безмолвии, покое. Люди, как гнилые плоды, опадают с тебя: пусть они умрут, вернутся к твоим корням, и я, о древо жизни, зазеленею с тобой и легким дуновением коснусь твоих ветвей с молодыми побегами! Нежно и трепетно, ибо все мы — семена и

Фридрих Шиллер (1759—1805)

Шиллер и Гёте 19

Читайте также: