Гауптман одинокие краткое содержание

Обновлено: 16.05.2024

Конфликт у пьесы психологический. На героя давят обстоятельства, бы, условия его окружающие. И близкие люди, готовые принять, если он в свою очередь примет их условия.

Бытовое восприятие:

Главная героиня пьесы Анна Мар, швейцарская студентка, обладает незаурядным умом и большой внутренней силой. Она приехала из России и связана с русским революционным движением. Анне служит примером ее родственница, последовавшая за своим мужем, революционером, в Сибирь.

В образе Иоганнеса Фокерата Гауптман вскрывает слабость и эгоизм интеллигентов, у которых накопление знаний не соответствует накоплению внутренней силы. Полюбив Анну, он тщетно пытается построить какие-то новые отношения с двумя любящими его женщинами — с его женой и Анной. Это оказывается невозможным, да и сама Анна отвергает этот путь. Иоганнес Фокерат кончает с собой.

Пьеса написана очень целеустремленно и сжато. Хотя действие драмы происходит в узком семейном кругу, она захватывает вопросы, несомненно, имеющие общественное значение. В ней налицо элементы подлинного реализма.

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Описание книги "Одинокие люди"

Описание и краткое содержание "Одинокие люди" читать бесплатно онлайн.

драма в 5-ти действиях

Действие происходит в загородном доме, в Фридрихсгафене, около Берлина, сад выходит на озеро Мишель.

Во время всех пяти актов место действия остается то же: большая комната, гостиная и столовая вместе. Хорошая, но буржуазная обстановка. Пианино, книжный шкаф, около него на стене портреты современных ученых, у между ними Дарвин и Геккель, есть и теологи. Над пианино – портрет масляными красками пастора в облачении. По стенам несколько библейских картин, копий со Шнорра фон-Карольсфельда. Слева одна, а справа две двери. Дверь слева ведет в кабинет Ганса Фокерат; одна из дверей направо – в спальню, другая в сени. Комната не особенно глубока. Два полукруглых окна и стеклянная дверь выходят на веранду. Из окон и двери виден сад, озеро и за ним Мюггельские горы.

Комната пуста. Дверь в кабинет плохо притворена, оттуда слышна речь пастора, по окончании её раздается хорал, исполняемый на гармониуме. Во время первых тактов дверь отворяется и появляются следующие лица: госпожа Фокерат, Катя Фокерат и кормилица с ребенком на руках: все одеты по-праздничному.

Г-жа Фок. (пожилая, видная женщина, лет за 50. Черное шелковое платье. Берет и гладит руку Кати). Он очень хорошо говорил. Не правда ли, Катя?

Катя (21 года, брюнетка среднего роста, нежного сложения, бледная и тихая. Находится в периоде выздоровления; принужденно улыбается, машинально кивает головой и поворачивается к ребенку).

Кормилица. Ох, ты, маленький, милый мой карапузик! (качает его на руках). Ну, вот он и заснул… кш-кш! Вот и не хочет больше ничего знать (поправляет одеяльце, в которое завернуть ребенок). Вот так, вот так! Баиньки баю, дитеньку мою (напевает мелодию баю-баюшки-баю). А уж и задал он хлопот пастору – вот так! (показывает) ха, ха, ха! Пока дело не дошло до воды, все еще было ничего, но зато потом!! (напевает) ха, ха, ха! Ну и раскричался-же он, уа, уа! Кш-кш! Баю-баюшки-баю, баю дитеньку мою! (притопывает в такт ногой).

Катя (искренно, но нервно смеется).

Г-жа Фок. Посмотри, Катюша, как он мил! Какие у него длинные ресницы!

Кормилица. Мамашины. Спи, дитятко, спи!

Г-жа Фок. Нет, право, он весь в мать.

Катя (отрицательно качает головой).

Г-жа Фок. Да право-же.

Катя (говорит с усилием). Ах, мамаша, я вовсе не желаю этого. Он совсем не должен походить на меня. Мне (не договаривает)…

Г-жа Фок. (стараясь отвлечь внимание). Здоровый ребенок!

Кормилица. Крепкий мальчишка!

Г-жа Фок. Посмотри, что за кулачки.

Кормилица. Точно у Голиафа.

Катя (целует ребенка). Не правда ли, фрау Фокерат? Какая у него крепкая грудка!

Кормилица. Да уж верьте слову, барыня, грудка что у генерала. Кш, кш! Такой с пятерыми справится.

Г-жа Фок. Нет, посмотрите… Знаете ли… (Она и Катя смеются).

Кормилица. У него здоровая кровь, кш-кш! дети живут кровью! (напевая) но-о, но-о… Пойдем в люлечку, в люлечку… Ну, идем, идем… пора нам и в люлечку… Спи, дитятко, спи! (уходит в спальню).

Г-жа Фок. (затворяет дверь за кормилицей, оборачивается к Кате и весело качает головой). Презабавная, но славная женщина. Я рада, Катюша, что ты так удачно напала.

Катя. Генерал! Бог мой. (смеется, смех выходит судорожный, более похожий на плач).

Г-жа Фок. Что с тобой?

Катя (старается успокоиться).

Г-жа Фок. (обнимает Катю). Катюша…

Катя. Со мной – право ничего.

Г-жа Фок. Как ничего? Впрочем, оно и неудивительно, ты ведь еще не совсем оправилась. Поди приляг немного, отдохни.

Катя. Нет! все уже прошло.

Г-жа Фок. Все-таки приляг хоть на минутку…

Катя. Нет, нет, пожалуйста. Сейчас ведь обед.

Г-жа Фок. (подходит к столу, на котором стоит вино и печенье, наливает стакан вина и подает Кате). Выпей немного, хотя глоток. Попробуй! Это – сладкое.

Катя (пьет).

Г-жа Фок. Это подкрепляет. Не правда ли? Милое, дорогое дитя, к чему так волноваться? Тебе еще очень нужно беречь себя. Не создавай себе лишних забот и мучений. Все, Бог даст, уладится. Теперь у вас ребенок, и все пойдет иначе. Ганс будет поспокойнее.

Катя. Ах, если бы так, мама.

Г-жа Фок. Вспомни о том, как он радовался, когда родился ребенок. Он вообще страшно любит детей. Надейся на это. Всегда так бывает. Брак без детей – плохая вещь. Сколько раз я молила Бога, чтоб он благословил ребенком ваш союз. Знаешь, как было у нас? Первые четыре года мы едва промаялись – я и мой муж; это была не жизнь. Наконец, Господь услышал наши молитвы и послал нам Ганса. Только с тех пор началась настоящая жизнь, Катя. Пусть только пройдут первые 3-4 месяца и ты увидишь, сколько радости даст тебе ребенок! Нет, нет, ты должна быть вполне довольна своей судьбой: у тебя есть сынишка, есть муж, который тебя любит. Вы можете жить без забот. Чего тебе еще желать?

Катя. Может быть это и в самом деле пустяки. Я знаю. Иной раз я, действительно, попусту беспокоюсь.

Г-жа Фок. Послушай-ка. Только не сердись на меня. Ты была бы спокойнее, гораздо спокойнее, если бы… Послушай, когда мне очень тяжело, я начинаю горячо молиться, высказываю милосердному Богу все, что у меня есть на душе – и мне становится так легко, так хорошо на сердце. Нет, нет, пусть ученые говорят, что хотят, но есть Бог, Катя, есть Вечный Отец на небе, уж это ты мне поверь. Мужчина без веры – и то уже плохо. Но женщина, которая не верит… Не сердись, Катюша. Хорошо, хорошо, я больше не буду об этом говорить. Я так много, так усердно молюсь. Я молюсь каждый день. Я верю, Он услышит мои молитвы. Вы оба такие хорошие люди. Когда нибудь Господь обратит вас к Себе (целует Катю, хорал кончается). Ах, Боже, а я-то заболталась с тобой.

Г-жа Фок. (в дверях ведущих в сени). Стоит об этом говорить. Здесь я просто отдыхаю. Вот когда ты совсем поправишься, я заставлю тебя ухаживать за мной (уходит).

Катя (хочет уйти в спальню. В это время из кабинета выходит Браун).

(Брауну 26 лет. Бледное лицо. Усталое выражение. Под глазами тень. Пушистая бородка. Волоса острижены очень коротко. Платье модное, щеголеватое, немного потертое. Браун флегматик, почти всегда в дурном настроении).

Браун. Ну, вот (вынимает сигару). Пытка и кончилась!

Катя. Но вы прекрасно выдержали ее, г-н Браун.

Браун (закуривая). Лучние было бы рисовать. Грех и стыд не пользоваться такой погодой.

Катя. Успеете еще наверстать потерянное.

Браун. Все-то мы действуем через-пень-колоду (садится около стола). Впрочем, подобные крестины представляют большой интерес.

Катя. Смотрели-ль вы на Ганса?

Браун (быстро). Он очень волновался. Я все время боялся, не вышло бы чего. Думал, он вмешается в речь пастора, Вышла бы пренеприятная история.

Катя. Ах, нет, г-н Браун.

Браун. Знаете, теперь я почти доволен. Может быть я когда-нибудь нарисую нечто подобное. Замечательно тонкая вещь.

Катя. Вы говорите серьезно?

Браун. Если бы это изобразить, на многих повеяло бы от такой картины атмосферой, полной тяжелых воспоминаний… Подумайте, это смесь белого вина, печенья, нюхательного табаку и восковых свечей… Нет, это просто умилительно, это многим напомнит юность…

(Ганс Фокерат выходит из кабинета. Ему 28 лет. Среднего роста, белокурый. Умное, в высшей степени подвижное лицо. Беспокойные движения. Безукоризненный костюм: фрак, белый галстук, перчатки).

Ганс (вздыхает. Снимает перчатки).

Бгаун. Ты кажется совсем растаял.

Ганс. Право, не знаю. А как с обедом, Катюша?

Катя (нетвердым голосом). Я думаю… на балконе?

Ганс. Как? Там уже накрыто?

Катя (робко). Разве тебе не нравится? Я думала…

Ганс. Не бойся, Катя. Я тебя не съем. Право, это ужасно неприятно.

Катя (стараясь говорить твердо). Я велела накрыть на воздухе.

Ганс. Ну, конечно; так будет лучше. Точно я людоед какой-нибудь.

Браун. Не ворчи.

Ганс (обнимает жену, добродушно). Это верно, Катя. Ты ведешь себя так, как будто я домашний тиран, второй экземпляр дяди Отто. Отучись ты от этой манеры.

На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Одинокие люди: краткое содержание, описание и аннотация

Герхард Гауптман: другие книги автора

Кто написал Одинокие люди? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Одинокие люди — читать онлайн ознакомительный отрывок

драма в 5-ти действиях

Действие происходит в загородном доме, в Фридрихсгафене, около Берлина, сад выходит на озеро Мишель.

Г-жа Фок.(пожилая, видная женщина, лет за 50. Черное шелковое платье. Берет и гладит руку Кати). Он очень хорошо говорил. Не правда ли, Катя?

Катя(21 года, брюнетка среднего роста, нежного сложения, бледная и тихая. Находится в периоде выздоровления; принужденно улыбается, машинально кивает головой и поворачивается к ребенку).

Катя(искренно, но нервно смеется).

Г-жа Фок. Посмотри, Катюша, как он мил! Какие у него длинные ресницы!

Кормилица. Мамашины. Спи, дитятко, спи!

Г-жа Фок. Нет, право, он весь в мать.

Катя(отрицательно качает головой).

Г-жа Фок. Да право-же.

Катя(говорит с усилием). Ах, мамаша, я вовсе не желаю этого. Он совсем не должен походить на меня. Мне (не договаривает)…

Г-жа Фок.(стараясь отвлечь внимание). Здоровый ребенок!

Кормилица. Крепкий мальчишка!

Г-жа Фок. Посмотри, что за кулачки.

Кормилица. Точно у Голиафа.

Катя(целует ребенка). Не правда ли, фрау Фокерат? Какая у него крепкая грудка!

Кормилица. Да уж верьте слову, барыня, грудка что у генерала. Кш, кш! Такой с пятерыми справится.

Г-жа Фок. Нет, посмотрите… Знаете ли… (Она и Катя смеются).

Г-жа Фок.(затворяет дверь за кормилицей, оборачивается к Кате и весело качает головой). Презабавная, но славная женщина. Я рада, Катюша, что ты так удачно напала.

Катя. Генерал! Бог мой. (смеется, смех выходит судорожный, более похожий на плач).

Г-жа Фок. Что с тобой?

Катя(старается успокоиться).

Г-жа Фок.(обнимает Катю). Катюша…

Катя. Со мной – право ничего.

Катя. Нет! все уже прошло.

Г-жа Фок. Все-таки приляг хоть на минутку…

Катя. Нет, нет, пожалуйста. Сейчас ведь обед.

Г-жа Фок.(подходит к столу, на котором стоит вино и печенье, наливает стакан вина и подает Кате). Выпей немного, хотя глоток. Попробуй! Это – сладкое.

Катя(пьет).

С постановкой "Одиноких" в 1899 русскому театру прививались прогрессивные идеи Отто Брама: сформированное на немецком театре амплуа героя-неврастеника, декорации вдоль рампы - иллюзия четвертой стены, эмансипе как образ идеальной героини будущего. "Одинокие" были молодостью во всех смыслах нового театра.

Спектакль Станиславского и спектакль Полины Медведевой - ветви одного генеалогического древа. Признан ли бесспорным этот факт - на это "худсовет" театра ответил странной дипломатией. Выпущенный в позапрошлом сезоне в качестве "самостоятельной работы", спектакль не был принят в репертуар. "Одиноких" играют как открытый показ для всех желающих, бесплатно. Такое положение вещей говорит о том, что театру на сегодняшний момент не до Гауптмана. Или не до Гауптмана Полины Медведевой.

Изрядно сокращенная пьеса лишилась у Медведевой половины списка действующих лиц: на сцену выведены супруги Кетэ (А.Сапожникова) и Ганс Фокерат (Д.Бургазлиев), гостящая в их доме по случаю рождения внука мать Ганса (М.Салакова), приятель Браун (В.Тимофеев) и Анна Мар (О.Сутулова), швейцарская студентка родом из России.

Семейное гнездо Фокератов - дача в живописной местности близ Мюггельского озера. В разговорах о погоде, саде и катании на лодке и без декораций (на сцене только реквизит) возникает образ того располагающего к драме дачного комфорта, в котором вымыться труднее, чем утопиться.

Конфликт "Одиноких" у Медведевой беллетристически обмяк - ее прочтение можно было бы назвать "историей одного искушения". Само понятие - "искушение" не из гауптмановского арсенала, а все же брошенные один на один в противостояние со средой и собственным своим несовершенством его герои постоянно чем-то искушаемы на пути к победе.

Зачем сопротивляться - долго объяснять, в контексте постановки невозможно, ибо на современный взгляд утопические идеалы раннего Гауптмана трудны для восприятия. Сообразно этому роль искусителя передана у Медведевой гостящей в доме Фокерата русской фройляйн. Это обещает искушение природы низкой и прелюбодейной - так и хочется брезгливо отдернуть руку прочь, что режиссер, как бы спохватившись, и делает. Отсюда возникает шаткость плохо выверенной концепции, то спорящей с идеями драматурга, то вторящей ему. Так сразу и не разберешь, что есть по мнению Медведевой вот эта миленькая гостья, и чем конкретно искушаем Фокерат.

Эффектно первое появление Анны Мар: вошла под шум дождя в позвякивающих в унисон старинных бабушкиных серьгах вдоль изящной шеи, и в воздухе забрезжило предчувствие грядущей драмы.

По мерке гауптмановских времен, в продвинутой студентке-интеллектуалке Анне было все, чтобы сыграть роль стопроцентной femme fatale - подарка Фокерату не то небес, не то недр адовых, но для сегодняшнего дня нужны какие-то иные токи, способные заставить этот образ притягательно светиться. Допустим, сексуальность героини - производное совокупности ума и женственного шарма - чем не прямая предпосылка к помешательству на ней Ганса? Зачем купировать невиннейшую сцену поцелуя, которая нужна как облегченный выдох всему спектаклю?

"С Анной меня связывает совсем не то, что с Кете" - заявляет Ганс, самообманывающийся и уже осознающий это. В спектакле требуется обозначение их с Анной плотского взаимоинтереса, иначе патетический дуэт Сутуловой и Бургазлиева проваливает всю идею обретения друг друга одинокими, а их "интимничание" в лоне диалогов на немецком напоминает слет ученых сов.

Для Бургазлиева вообще опасно всякое двусмысленное наложение купюр в местах наметившегося любовного лобзанья, такое "подколесинство" сквозит досадным лейтмотивом в ряду его работ. Разве не может он сыграть желание убедительно? Или это "усложнение рисунка", подразумевающее иной тарифный план, который некоторым нанимателям не по карману? Или все-таки на чувственность в спектакле "Одинокие" наложен некий мораторий режиссера, так, повторим, и не определившегося: с Гауптманом он или где-то на своей волне, и потому его актеры вынуждены маятся под спудом неопределенности?

Четко сформулированная задача позарез нужна актеру Тимофееву, играющего Брауна - друга Фокерата, друга всей его семьи и, видимо, по собственным его брауновским ощущения, друга всей интеллегентной молодежи, от лица которой он нещадно критикует Ганса с его "никому не нужной писаниной". Для Тимофеева ключевой деталью брауновской "ярости" должно быть присутствие Анны и то, что он ревнует ее. Благодаря ему она попала в этот дом, а Браун не настолько бескорыстен, чтобы не предъявить за это какого-нибудь условного счета. Когда бы Анна лила бальзам на душу этого художника, "у которого все картины в голове", он был бы удовлетворен очасти. Но весь бальзам излит на Фокерата. Ревность подхлестывается оскорбленным самолюбием: Браун изобличен проницательной Анной как болтливый филон, а усидчиво крапающий свою научную работу Ганс едва ли не превозносится ею до небес. Как ни крути, а ревность - ключевое слово. Однако в спектакле в каждом шаге чувствуется страх впасть в мелодраматический тон, прочертить любовные треугольники, словно это чревато обвинениями в вульгарной "бабской" расправе над классиком! Хотя "расправе" подвергается Владимир Тимофеев, играющий у Медведевой по первому плану какую-то чепуху, высосанное из пальца резонерство.

Для своего времени "Одинокие" была полноценным манифестом идей, и некоторые из программных установок Гауптмана способны вызвать "несварение" у теперешнего зрителя. К примеру, Кетэ - мать с младенцем, как образ архаический, с восторгом списываемая в утиль и автором, и его современниками-почитателями, конечно же не может в наши дни быть подана иначе, как испытуемая христианка. Смирения и кротости, и доброты с щедрой искренностью отмеряет своей героине Сапожникова. Понятно, что не узость и не ограниченность для нее сонм этих простодушных качеств, в опоре на которые к финалу Кетэ уже готова попустить грехопадение мужа.

Кетэ прилежно симмулирует желание понять там, где она способна лишь на нежелание поверить. Поверить в то, о чем уже "люди болтают": фройляйн загостилась явно неспроста. Внутренняя борьба сыграна Сапожниковой очень просто, без нажима. Эмоциональный рисунок этой роли - робкий трепет, переходящий в дрожь, затем совершенно естественно в небольшую истерику "Я уезжаю сейчас же на пароходе. в Америку. ", и снова в трепет, трепет листика на ветру в сезон опадания. Временами чудится, что от Кетэ исходят запахи кухни и, если не грудного молока (подразумевается кормилица), то самого младенца. Именно воображаемый младенец, там, в колыбели, придает актрисе сил в споре с Гауптманом о Кетэ. Спор актриса выигрывает. (К слову, и Мария Андреева в постановке Станиславского не играла Кетэ во вкусе Гауптмана, то есть с критическим прицелом на несовременность героини.)

Сутуловой же, в предложенном ей схематизме роли, не досталось ничего, что заставило бы говорить об Анне Мар, как о превосходящей силе в имеющейся полемике героинь. Зато досталось упоенное цитирование Гаршина (на что и без того "подвисший" зал отвечает измученным вздохом) и сцены комической неразберихи отъезда - возвращения и опять отъезда, провоцирующие у зрителей ехидное неодобрение, достойное разве что шлюшки-прилипалы из ситкома.

В пьесе есть сцена разговора матери Ганса и Анны, раскрывающая тему одиночества последней как сиротства. Анна ластится к фрау Фокерат, называет "мамой", признается, что любит ее как родную, а "мама" в свою очередь к "дочке" не менее нежна, заботливо снимает паутинки с ее платья. И всё это, как сказано в ремарке, под доносящееся пение "Кому господь окажет благодать". То, что Медведева "вымарала" эту сцену - пример того, в чем было отказано главной героине - в мотивации поступков человека, которому господней благодатью стал бы кров, а не чужой супруг.

К финалу все, что остается Анне, это жалкий вид брезгливо выброшенной под дождь пригретой змейки, а вся её казалось бы прочнеющая от диалога к диалогу роковая сила разбивается о сказанное на прощанье фрау Фокерат: "Всего вам хорошего, фройляйн!" В том, КАК это сказано исподволь уже заявлено решение финала: для Ганса нет возможности избавиться от пут - всякому его порыву суждено погаснуть в объятии домашнего плена. В спектакле, где плен олицетворяет такая мать, какую поистине от души сыграла Марина Салакова, плен не удушающ, он спасителен и тем благословенен.

Невидимым усилием Салакова склонила ту чашу весов, на которой требующие упразднения по Гауптману ценности. Суммарный вес их так велик, что способен расплющить устремленого в неопределенное Новое Ганса. Допустим. Но доказать, что лучшее высвобождение из-под житейского пресса - омут Мюггельского озера, не под силу в этом спектакле никому и ничему. Намек на открытый финал - нормальная капитуляция как раз в тех случаях, когда на большее, условно говоря, не наиграли.

В финале фрау Фокерат и Браун выбегают с фонарями к озеру; на сцене остается Кетэ, и скоро появляется Ганс, устало опускается в кресло. Нет, не "живой мертвец" - просто живой: ссутулившийся, потрепанный горячкой любовных несвершений. Яичко всмятку и бульон из рук заботливой мамаши излечат Ганса назавтра, и вся усадьба вместе с ним погрузится в целебный сон обыденщины. Чаромутие "гражданок грядущих поколений" вдребезги разбилось здесь о быт. Конечно, не мешало бы о нем всплакнуть. Но, если честно, даже зевнуть не хочется, потому что актеры в большинстве своем напряжены (зажаты), и это напряжение передается залу. Полтора часа не пролетают незаметно.

В том, что режиссер Медведева свой дебютный спектакль создала аморфным, лишенным формы (в похожем виде экспонируются тексты новых пьес на фестивальных читках), соединились ее виденье театрального идеала и та неловкость, с какой она устремилась к нему. Как художнику ефремовской школы Медведевой хочется поставить Актера во главу угла, вознести ему почести, полюбоваться чистотой актерского театра. А заодно ударить по "серебренниковщине", создав оазис истинно мхатовского искусства ей в противовес. Как ни смешно звучит, попытка этого не безнадежна. На спектакль, который не удостоин даже афиши в Камергерском, неизменно собирается полный зал. Сюда приходят не потребители, уверовшие в непогрешимость мхатовского бренда против качества, а зрители, искренне интересующиеся театром. Именно для них Гауптман в репертуаре МХТ мог бы стать актуальным подарком к очередной годовщине изгнания "А" из названия театра.

Читайте также:

Гауптман одинокие краткое содержание

Описание книги "Одинокие люди"

Похожие книги на "Одинокие люди"

Одинокие люди: краткое содержание, описание и аннотация

Герхард Гауптман: другие книги автора

Одинокие люди — читать онлайн ознакомительный отрывок