Фрейд 5 лекций о психоанализе краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Я смущен и чувствую себя необычно, выступая в качестве лектора перед жаждущими знания обитателями Нового света. Я уверен, что обязан этой честью только тому, что мое имя соединяется с вопросом о психоанализе, и потому я намерен говорить с вами о психоанализе. Я попытаюсь дать вам в возможно кратких словах исторический обзор возникновения и дальнейшего развития этого нового метода исследования и лечения.
Еще только одно замечание. Я узнал не без чувства удовлетворения, что большинство моих слушателей не принадлежат к врачебному сословию. Не думаю, что для понимания моих лекций необходимо специальное врачебное образование. Некоторое время мы пойдем во всяком случае вместе с врачами, но вскоре мы их оставим и последуем за Dr. Вгеиег'ом по совершенно своеобразному пути.
Пациентка Dr. Breuer'a, девушка 21 года, очень одаренная, обнаружила в течение ее двухлетней болезни целый ряд телесных и душевных расстройств, на которые приходилось смотреть очень серьезно. У нее был спастический паралич обеих правых конечностей с отсутствием чувствительности, одно время — такое же поражение и левых конечностей, расстройства движений глаз и различные недочеты зрения, затруднения в держании головы, сильный нервный кашель, отвращение к приему пищи; в течение нескольких недель она не могла ничего пить, несмотря на мучительную жажду; недостаток речи, дошедший до того, что она утратила способность говорить на своем родном языке и понимать его; наконец, состояния спутанности, бреда, изменения всей ее личности, на которые мы позже должны будем обратить наше внимание.
Когда вы слышите о такой болезни, то вы, и не будучи врачами, склонны думать, что дело идет о тяжелом заболевании, вероятно, мозга, которое подает мало надежды на выздоровление и должно скоро привести к гибели больной. Но врачи вам могут объяснить, что для одного ряда случаев с такими тяжелыми явлениями правильнее будет другой гораздо более благоприятный взгляд. Когда подобная картина болезни наблюдается у молодой особы женского пола, у которой важные для жизни внутренние органы (сердце, почки) оказываются при объективном исследовании нормальными, но которая испытала тяжелые душевные потрясения, притом если отдельные симптомы изменяются в своих тонких деталях не так, как мы ожидаем, тогда врачи считают такой случай не слишком тяжелым. Они утверждают, что в таком случае дело идет не об органическом страдании мозга, но о том загадочном состоянии, которое со времен греческой медицины носит название истерии и которое может симулировать целый ряд картин тяжелого заболевания. Тогда врачи считают, что жизни не угрожает опасность и полное восстановление здоровья является весьма вероятным. Различение такой истерии от тяжелого органического страдания не всегда легко. Но нам незачем знать, как ведется подобный дифференциальный диагноз; с нас достаточно удостоверения, что случай Breuer'a таков, что ни один сведущий врач не ошибся бы в диагнозе. Здесь мы можем добавить из истории болезни, что пациентка заболела во время ухода за своим горячо любимым отцом, который и умер, но уже после того, как она, вследствие собственного заболевания, должна была оставить уход за отцом.
До этого момента нам было выгодно идти вместе с врачами, но скоро мы уйдем от них. Дело в том, что вы не должны ожидать, что надежды больного на врачебную помощь сильно повышаются от того, что вместо тяжелого органического страдания ставится диагноз истерии. Против тяжких заболеваний мозга врачебное искусство в большинстве случаев бессильно, но и с истерией врач тоже не знает, что делать. Когда и как осуществится полное надежд предсказание врача, — это приходится всецело предоставить благодетельной природе 3 .
Диагностика истерии, следовательно, для больного мало изменяет дело; напротив, для врача дело принимает совсем другой оборот. Мы можем наблюдать, что с истеричным больным врач ведет себя совсем не так, как с органическим больным. Он не выказывает первому того участия, как последнему, так как страдание истеричного далеко не так серьезно, а между тем сам больной, по-видимому, претендует на то, чтобы его страдание считалось столь же серьезным. Но тут есть и еще одно обстоятельство. Врач, познавший во время своего учения много такого, что остается неизвестным публике, может составить себе представление о причинах болезни и о болезненных изменениях, например, при апоплексии или при опухолях мозга — представление до известной степени удовлетворительное, так как оно позволяет ему понять некоторые детали в картине болезни. Относительно понимания деталей истерических явлений врач остается без всякой помощи, ему не помогают ни его знания, ни его анатомо-физиологическое и патологическое образование. Он не может понять истерию, он стоит пред ней с тем же непониманием, как и публика. А это всякому неприятно, кто дорожит своим знанием. Поэтому-то истеричные не вызывают к себе симпатии; врач рассматривает их как лиц, преступающих законы его науки, как правоверные рассматривают еретиков; он приписывает им всевозможное зло, обвиняет их в преувеличениях и намеренных обманах, в симуляции, и он наказывает их, не проявляя к ним никакого интереса.
Этого упрека Dr. Breuer не заслужил у своей пациентки; он отнесся к ней с симпатией и большим интересом, хотя и не знал сначала, как ей помочь. Может быть, она сама помогла ему в этом деле благодаря своим выдающимся духовным и душевным качествам, о которых Breuer говорит в истории болезни. Наблюдения Breuer'a, в которые он вкладывал столько любви, указали ему вскоре тот путь, следуя которому можно было подать первую помощь.
Было замечено, что больная во время своих состояний психической спутанности бормотала какие-то слова. Эти слова производили впечатление, как будто они относятся к каким-то мыслям, занимающим ее ум. Врач просил запомнить эти слова, затем поверг ее в состояние своего рода гипноза и повторил ей снова эти слова, чтобы побудить ее высказать еще что-нибудь на эту тему. Больная пошла на это и воспроизвела перед врачом то содержание психики, которое владело ею во время состояний спутанности и к которому относились упомянутые отдельные слова. Это были глубоко печальные, иногда поэтически прекрасные фантазии, сны наяву, которые обычно начинались с описания положения девушки у постели больного отца.
Вскоре как бы случайно оказалось, что с помощью такой очистки души можно достичь большего, чем временное устранение постоянно возвращающихся расстройств сознания. Если больная с выражением аффекта вспоминала в гипнозе, в какой связи и по какому поводу известные симптомы появились впервые, то удавалось совершенно устранить эти симптомы болезни. Летом, во время большой жары, больная сильно страдала от жажды, так как без всякой понятной причины она с известного времени вдруг перестала пить воду. Она брала стакан с водой в руку, но как только касалась к нему губами, тотчас же отстраняла его, как страдающая водобоязнью. При этом несколько секунд она находилась, очевидно, в состоянии спутанности. Больная утоляла свою мучительную жажду только фруктами. Когда же прошло около 6 недель со дня появления этого симптома, она стала рассказывать в аутогипнозе о своей компаньонке, англичанке, которую она не любила. Рассказ свой больная вела со всеми признаками отвращения. Она рассказывала о том, как однажды вошла в комнату этой англичанки и увидела, что ее отвратительная маленькая собачка пила воду из стакана. Она тогда ничего не сказала, не желая быть невежливой. После того как в сумеречном состоянии больная энергично высказала свое отвращение, она потребовала пить, пила без всякой задержки много воды и проснулась со стаканом у рта. Это болезненное явление с тех пор пропало совершенно 4 .
Позвольте вас задержать на этом факте. Никто еще не устранял истерических симптомов подобным образом и никто не проникал так глубоко в понимание причин.
Это должно было бы стать богатым последствиями открытием, если бы опыт подтвердил, что и другие симптомы у этой больной, пожалуй, даже большинство симптомов, произошли таким же образом и также могут быть устранены. Breuer не пожалел труда на то, чтобы убедиться в этом, и стал планомерно исследовать патогенез других более тяжелых симптомов страдания.
Не всегда одно какое-либо переживание оставляло за собой известный симптом, но большей частью многочисленные, часто весьма похожие, повторные травмы производили такое действие. Вся такая цепь патогенных воспоминаний должна была быть восстановлена в памяти в хронологической последовательности и притом в обратном порядке: последняя травма сначала и первая в конце, причем невозможно было перескочить через последующие травмы прямо к первой, часто наиболее действительной.
Когда через несколько лет я стал практиковать Вreuer'овский метод исследования и лечения над своими больными, я сделал наблюдения, которые совершенно совпадали с его опытом.
Если вы разрешите мне обобщение, которое неизбежно при таком кратком изложении, то мы можем все, что узнали до сих пор, выразить в формуле: наши истеричные больные страдают воспоминаниями. Их симптомы являются остатками и символами воспоминаний — об известных (травматических) переживаниях. Сравнение с другими символами воспоминаний в других областях, пожалуй, позволит нам глубже проникнуть в эту символистику. Ведь памятники и монументы, которыми мы украшаем наши города, представляют собой такие же символы воспоминаний. Когда вы гуляете по Лондону, то вы можете видеть невдалеке от одного из громадных вокзалов богато изукрашенную колонну в готическом стиле, Charing Cross. Один из древних королей Плантагенетов в XIII ст., когда препровождал тело своей любимой королевы Элеоноры в Вестминстер, воздвигал готический крест на каждой из остановок, где опускали на землю гроб, и Charing Cross представляет собой последний из тех памятников, которые должны были сохранить воспоминание об этом печальном шествии 9 . В другом месте города, недалеко от London-Bridge, вы видите более современную, ввысь уходящую колонну, которую коротко называют монумент (The Monument). Она должна служить напоминанием о великом пожаре, который в 1666 г. уничтожил большую часть города, начавшись недалеко от того места, где стоит этот монумент. Эти памятники служат символами воспоминаний, как истерические симптомы; в этом отношении сравнение вполне законно. Но что вы скажете о таком лондонском жителе, который и теперь бы стоял со страданием перед памятником погребения королевы Элеоноры вместо того, чтобы бежать по своим делам согласно с той спешкой, которая требуется современными условиями работы, или вместо того, чтобы наслаждаться у своей собственной юной и прекрасной королевы сердца? Или о другом, который перед монументом будет оплакивать пожар своего любимого родного города, который с тех пор давно уже выстроен вновь в еще более блестящем виде. Подобно этим двум непрактичным лондонцам ведут себя все истеричные и невротики, не только потому что они вспоминают давно прошедшие болезненные переживания, но и потому, что они еще привязаны к ним с полным аффектом; они не могут отделаться от прошедшего и ради него оставляют без внимания действительность и настоящее. Такая фиксация душевной жизни на патогенных травмах представляет собой одну из важнейших характерных черт невроза, имеющих большое практическое значение.
Я вполне согласен с тем сомнением, которое у вас, по всей вероятности, возникнет, когда вы подумаете о пациентке Breuer'a. Все ее травмы относятся ко времени, когда она ухаживала за своим больным отцом, и симптомы ее болезни могут быть рассматриваемы как знаки воспоминания о болезни и смерти отца. Они соответствуют, следовательно, горю, и фиксация на воспоминаниях об умершем в такое короткое время после его смерти, конечно, не представляет собой ничего патологического, наоборот, вполне соответствует нормальному чувству. Я согласен с этим; фиксация на травмах не представляет у пациентки Breuer'a ничего особенного. Но в других случаях, как, например, в случае моей больной с тиком, причины которого имели место 10 и 15 лет тому назад, этот характер ненормального сосредоточения на прошедшем ясно выражен, и пациентка Breuer'a, наверное, проявила бы эту особенность точно так же, если бы вскоре после травматических переживаний и образования симптомов не была бы подвергнута катартическому лечению.
Вы видите, мы готовы прийти к чисто психологической теории истерии, причем первое место мы уделяем аффективным процессам. Другое наблюдение Breuer'a принуждает нас при характеристике болезненных процессов приписывать большое значение состояниям сознания. Больная Breure'a обнаруживала многоразличные душевные состояния: состояния спутанности, с изменением характера, которые чередовались с нормальным состоянием. В нормальном состоянии она ничего не знала о патогенных сценах и о их связи с симптомами; она забыла эти сцены или во всяком случае утратила их патогенную связь. Когда ее приводили в гипнотическое состояние, удавалось с известной затратой труда вызвать в ее памяти эти сцены, и, благодаря этой работе воспоминания, симптомы пропадали. Было бы очень затруднительно истолковывать этот факт, если бы опыт и эксперименты гипнотизма не указали нам пути исследования. Благодаря изучению гипнотических явлений мы привыкли к тому пониманию, которое сначала казалось нам крайне чуждым, а именно, что в одном и том же индивидууме возможно несколько душевных группировок, которые могут существовать в одном индивидууме довольно независимо друг от друга, могут ничего не знать друг о друге и которые, изменяя сознание, отрываются одна от другой. Случаи такого рода, называемые double conscience, иногда возникают самопроизвольно. Если при таком расщеплении личности сознание постоянно присуще одной из двух личностей, то эту последнюю называют сознательным душевным состоянием, а отделенную от нее личность — бессознательной. В известных явлениях так называемого постгипнотического внушения, когда заданная в состоянии гипноза задача впоследствии беспрекословно исполняется при наличности нормального состояния, мы имеем прекрасный пример того влияния, которое сознательное состояние может испытывать со стороны бессознательного, и на основании этого образца возможно во всяком случае выяснить себе те наблюдения, которые мы делаем при истерии. Breuer решил сделать предположение, что истерические симптомы возникают при особом душевном состоянии, которое он называет гипноидным. Те возбуждения, которые попадают в момент такого гипноидного состояния, легко становятся патогенными, так как гипноидные состояния не дают условий для нормального оттока процессов возбуждения. Вследствие отсутствия необходимых условий для отреагирования возникает ненормальный продукт гипноидного состояния, а именно симптом, и этот последний переходит в нормальное состояние как постороннее тело. Нормальное состояние ничего не знает о патогенных переживаниях гипноидного состояния. Где существует симптом, там есть и амнезия, пробел в памяти, и заполнение этого пробела совпадает с уничтоженрием условий возникновения симптома.
Я боюсь, что эта часть моего изложения показалась вам несколько туманной. Но будьте терпеливы, речь идет о новых и трудных воззрениях, которые, пожалуй, не могут быть сделаны более ясными, а это служит доказательством того, что мы еще недалеко ушли с нашим познанием, Вгеиге'овская гипотеза о гипноидных состояниях оказалась излишней и даже задерживающей дальнейшее развитие метода, почему и оставлена современным психоанализом. Впоследствии вы услышите, хотя бы только в намеках, какие влияния и какие процессы можно было открыть за поставленной Вгеиге'ом границей. Вы можете вполне справедливо получить впечатление, что исследования Breure'a дают только очень несовершенную теорию и неудовлетворительное объяснение наблюдаемых явлений, но совершенные теории не падают с неба, и вы с еще большим правом отнесетесь с недоверием к тому, кто вам предложит в начале своих наблюдений законченную теорию без пробелов. Такая теория может быть только детищем его спекуляции, но не плодом исследования фактического материала без предвзятых мнений.
[Цитата] Больной иногда замолкает, заминается и начинает утверждать, что он не знает, что сказать, что ему вообще, ничего не приходит на ум. Если бы это было действительно так и больной был прав, то наш метод опять оказался бы недостаточным. Однако более тонкое наблюдение показывает, что подобного отказа со стороны мыслей никогда и не бывает на самом деле. Все это объясняется только тем, что больной удерживает пли устраняет пришедшую ему в голову мысль под влиянием сопротивления, которое при этом маскируется в различные критические суждения о ценности мысли. Мы защищаемся от этого, предсказывая больному возможность подобного случая и требуя от него, чтобы он не критиковал своих мыслей. Он должен все говорить, совершенно отказавшись от подобной критической выборки, все, что приходит ему в голову, даже если он считает это неправильным, не относящимся к делу, бессмысленным, и особенно в том случае, если ему неприятно занимать свое мышление подобной мыслью. Следуя этому правилу, мы обеспечиваем себя материалом, который наведет нас на след вытесненных комплексов. [Цитата]
Фрейд З. О психоанализе. Пять лекций (1910)
[О психоанализе. Пять лекций, прочитанных в сентябре 1909 по случаю двадцатилетнего юбилея университета Кларка в г. Вустере, штат Массачусетс, посвященных Стэнли Холлу. Опубликованы в Amer. Journ. of Psychology. Mar. 1910.]
Источник: История психологии (10-е — 30-е гг. Период открытого кризиса): Тексты. — 2-е изд./Под ред. П. Я. Гальперина, А. Н. Ждан. — М: Изд-во Моск. ун-та, 1992. с. 207—243. (воспроизведение книги: Фрейд З. О психоанализе. Пять лекций. 2-е изд. М., 1912.)
Переводчик: неизвестен.
Оригинальное название и первоисточник: Über Psychoanalyse. Fünf Vorlesungen, gehalten zur 20jährigen Gründungsfeier der Clark University in Worcester, Mass., September 1909, Leipzig und Wien: 1910; G.W., Bd. 8, S. 1- 60.
От редакции psychoanalysis.pro
[1] Josef Breuer , род. в 1842 г, член корреспондент Академии наук, известен своими работами о дыхании и по физиология чувства равновесия
[2] Studien uber Hysterie, 1895. Fr. Deuticke, Wien, 2 Aufl., 1909. Часть, принадлежащая в этой книге мне, переведена д-ром А. А. Бриллом из Нью-Йорка на английский язык.
Еще только одно замечание. Я узнал не без чувства удовлетворения, что большинство моих слушателей не принадлежат к врачебному сословию. Не думаю, что для понимания моих лекций необходимо специальное врачебное образование. Некоторое время мы пойдем во всяком случае вместе с врачами, но вскоре мы их оставим и последуем за Dr. Breuer’ом по совершенно-своеобразному пути.
Пациентка Dr. Breuer’a, девушка 21 года, очень одаренная, обнаружила в течение ее двухлетней болезни целый ряд телесных и душевных расстройств, на которые приходилось смотреть очень серьезно. У нее был спастический паралич обеих правых конечностей с отсутствием чувствительности, одно время — такое же поражение и левых конечностей, расстройства движений глаз и различные недочеты зрения, затруднения в держании головы, сильный нервный кашель, отвращение к приему пищи; в течение нескольких недель она не могла ничего пить, несмотря на мучительную жажду; недостаток речи, дошедший до того, что она утратила способность говорить на своем родном языке и понимать его; наконец, состояния спутанности, бреда, изменения всей ее личности, на которые мы позже должны будем обратить наше внимание.
Когда вы слышите о такой болезни, то вы, и не будучи врачами, склонны думать, что дело идет о тяжелом заболевании, вероятно, мозга, которое подает мало надежды на выздоровление и должно скоро привести к гибели больной. Но врачи вам могут объяснить, что для одного ряда случаев с такими тяжелыми явлениями правильнее будет другой, гораздо более благоприятный, взгляд. Когда подобная картина болезни наблюдается у молодой особы женского пола, у которой важные для жизни внутренние органы (сердце, почки) оказываются при объективном исследовании нормальными, но которая испытала тяжелые душевные потрясения, притом если отдельные симптомы изменяются в своих тонких деталях не так, как мы ожидаем, тогда врачи считают такой случай не слишком тяжелым. Они утверждают, что в таком случае дело идет не об органическом страдании мозга, но о том загадочном состоянии, которое со времен греческой медицины носит название истерии и которое может симулировать целый ряд картин тяжелого заболевания. Тогда врачи считают, что жизни не угрожает опасность и полное восстановление здоровья является весьма вероятным. Различение такой истерии от тяжелого органического страдания не всегда легко. Но нам незачем знать, как ведется подобный дифференциальный диагноз; с нас достаточно удостоверения,, что случай Breuer’a таков, что ни один сведущий врач не ошибся бы в диагнозе. Здесь мы можем добавить из истории болезни, что пациентка заболела во время ухода за своим горячо любимым отцом, который и умер, но уже после того, как она, вследствие собственного заболевания, должна была оставить, уход за отцом.
До этого момента нам было выгодно идти вместе с врачами,, но скоро мы уйдем от них. Дело в том, что вы не должны ожидать, что надежды больного на врачебную помощь сильно повышаются от того, что вместо тяжелого органического страдания ставится диагноз истерии. Против тяжких заболеваний мозга врачебное искусство в большинстве случаев бессильно, но и с истерией врач тоже не знает, что делать. Когда и как осуществится полное надежд предсказание врача,— это приходится всецело предоставить благодетельной природе [3].
Диагностика истерии, следовательно, для больного мало изменяет дело; напротив, для врача дело принимает совсем другой оборот. Мы можем наблюдать, что с истеричным больным, врач ведет себя совсем не так, как с органическим больным. Он не выказывает первому того участия, как последнему, так как страдание истеричного далеко не так серьезно, а между тем сам больной, по-видимому, претендует на то, чтобы его страдание считалось столь же серьезным. Но тут есть и еще одно обстоятельство. Врач, познавший во время своего учения много такого, что остается неизвестным публике, может составить себе представление о причинах болезни и о болезненных изменениях, например, при апоплексии или при опухолях мозга — представление до известной степени удовлетворительное, так как оно позволяет ему понять некоторые детали в картине-болезни. Относительно понимания деталей истерических явлений врач остается без всякой помощи, ему не помогают пи его-знания, пи его анатомо-физиологическое и патологическое образование. Он не может понять истерию, он стоит пред ней с тем же непониманием, как и публика. А это всякому неприятно, кто дорожит своим знанием. Поэтому-то истеричные не вызывают к себе симпатии; врач рассматривает их как лиц, преступающих законы его науки, как правоверные рассматривают еретиков; он приписывает им всевозможное зло, обвиняет их в преувеличениях и намеренных обманах, в симуляции, и он наказывает их, не проявляя к ним никакого интереса.
Этого упрека Dr. Breuer не заслужил у своей пациентки; он отнесся к ней с симпатией и большим интересом, хотя и не знал сначала, как ей помочь. Может быть, она сама помогла ему в этом деле благодаря своим выдающимся духовным и душевным качествам, о которых Breuer говорит в истории болезни. Наблюдения Breuer’a, в которые он вкладывал столько любви, указали ему вскоре тот путь, следуя которому можно было подать первую помощь.
Было замечено, что больная во время своих состояний психической спутанности бормотала какие-то слова. Эти слова производили впечатление, как будто они относятся к каким-то мыслям, занимающим ее ум. Врач просил запомнить эти слова, затем поверг ее в состояние своего рода гипноза и повторил ей снова эти слова, чтобы побудить ее высказать еще что-нибудь на эту тему. Больная пошла на это и воспроизвела перед врачом то содержание психики, которое владело ею во время состояний спутанности и к которому относились упомянутые отдельные слова. Это были глубоко печальные, иногда поэтически прекрасные фантазии, сны наяву, которые обычно начинались с описания положения девушки у постели больного отца.
Вскоре как бы случайно оказалось, что с помощью такой очистки души можно достичь большего, чем временное устранение постоянно возвращающихся расстройств сознания. Если больная с выражением аффекта вспоминала в гипнозе, в какой связи и по какому поводу известные симптомы появились впервые, то удавалось совершенно устранить эти симптомы болезни. Летом, во время большой жары, больная сильно страдала от жажды, так как без всякой понятной причины она с известного времени вдруг перестала пить воду. Она брала стакан с водой в руку, но как только касалась к нему губами, тотчас же отстраняла его, как страдающая водобоязнью. При этом несколько секунд она находилась, очевидно, в состоянии спутанности. Больная утоляла свою мучительную жажду только фруктами. Когда же прошло около 6 недель со дня появления этого симптома, она стала рассказывать в аутогипнозе о своей компаньонке, англичанке, которую она не любила. Рассказ свой больная вела со всеми признаками отвращения. Она рассказывала о том, как однажды вошла в комнату этой англичанки и увидела, что ее отвратительная маленькая собачка пила воду из стакана. Она тогда ничего не сказала, не желая быть невежливой. После того каr в сумеречном состоянии больная энергично высказала свое отвращение, она потребовала пить, пила без всякой задержки много воды и проснулась со -стаканом у рта. Это ‘болезненное явление с тех пор пропало совершенно [4].
Позвольте вас задержать на этом факте. Никто еще не устранял истерических симптомов подобным образом и никто не проникал так глубоко в понимание причин.
Это должно было бы стать богатым последствиями открытием, если бы опыт подтвердил, что и другие симптомы у этой больной, пожалуй, даже большинство симптомов, произошли таким же образом и также могут быть устранены. Breuer не пожалел труда на то, чтобы убедиться в этом, и стал планомерно исследовать патогенез других более тяжелых симптомов страдания.
Не всегда одно какое-либо переживание оставляло за собой известный симптом, но большей частью многочисленные, часто весьма похожие, повторные травмы производили такое действие. Вся такая цепь патогенных воспоминаний должна была быть восстановлена в памяти в хронологической последовательности и притом в обратном порядке: последняя травма сначала п первая в конце, причем невозможно было перескочить через последующие травмы прямо к первой, часто наиболее действительной.
Все патогенные впечатления относятся еще к тому времени, когда она принимала участие в уходе за больным отцом. «Однажды она проснулась ночью в большом страхе за своего сильно лихорадящего отца и в большом напряжении, так как из Вены ожидали хирурга для операции. Мать па некоторое время ушла, и Анна сидела у постели больного, положив правую руку на спинку стула. Она впала в состояние грез наяву и увидела, как со степы ползла к- больному черная змея с намерением его укусить. (Весьма вероятно, что на лугу, сзади дома действительно водились змеи, которых девушка боялась и которые теперь послужили материалом для галлюцинаций.) Она хотела отогнать животное, но была как бы парализована; правая рука, которая висела на спинке стула, онемела, потеряла чувствительность и стала паретичной*.
* Паретичность — ослабление определенной мышцы или группы мышц, неполный паралич, прим. psychoanalysis.pro
[6] Ibid. p. 30.
[7] Ibid. p. 43, 46.
[8] Избранные места из этой книги, к которым присоединены некоторые позднейшие статьи по истерии, есть в английском переводе Dr. A.A. Brill’а из Нью-Йорка.
[9] Скорее позднейшее подражание такому памятнику. Слово Charing происходит, по всей вероятности, от слов chere reine, как мне сообщил Dr. Е. Jones.
В другом месте города, недалеко от London Bridge, вы видите более современную, ввысь уходящую колонну, которую коротко называют монумент (The Monument) Она должна служить напоминанием о великом пожаре, который в 1666 г. уничтожил большую часть города, начавшись недалеко от того места, где стоит этот монумент. Эти памятники служат символами воспоминаний, как истерические симптомы; в этом отношении сравнение вполне законно. Но что вы скажете о таком лондонском жителе, который и теперь бы стоял со страданием перед памятником погребения королевы Элеоноры вместо того, чтобы бежать по своим делам согласно с той спешкой, которая требуется современными условиями работы, или вместо того, чтобы наслаждаться у своей собственной юной и прекрасной королевы сердца? Или о другом, который перед монументом будет оплакивать пожар своего любимого родного города, который с тех пор давно уже выстроен вновь в еще более блестящем виде. Подобно этим двум непрактичным лондонцам ведут себя все истеричные и невротики не только потому, что они вспоминают давно прошедшие болезненные переживания, по и потому, что они еще привязаны к ним с полным аффектом; они не могут отделаться от прошедшего и ради него оставляют без внимания действительность и настоящее. Такая фиксация душевной жизни на патогенных травмах представляет собой одну из важнейших характерных черт невроза, имеющих большое практическое значение.
Я вполне согласен с тем сомнением, которое у вас, по всей вероятности, возникнет, когда вы подумаете о пациентке Breuer ‘a. Все ее травмы относятся ко времени, когда она ухаживала за своим больным отцом, и симптомы ее болезни могут быть рассматриваемы как знаки воспоминания о болезни и смерти отца. Они соответствуют, следовательно, горю, и фиксация на воспоминаниях об умершем в такое короткое время после его смерти, конечно, не представляет собой ничего патологического, наоборот, вполне соответствует нормальному чувству. Я согласен с этим; фиксация на травмах не представляет у пациентки Breuer’a ничего особенного. Но в других случаях, как, например, в случае моей больной с тиком, причины которого имели место 10 и 15 лет тому назад, этот характер ненормального сосредоточения на прошедшем ясно выражен, и пациентка Breuer’a, наверное, проявила бы эту особенность точно так же, если бы вскоре после травматических переживаний и образования симптомов не была (бы подвергнута катартическому лечению.
Вы видите, мы готовы прийти к чисто психологической теории истерии, причем первое место мы уделяем аффективным процессам. Другое наблюдение Breure’a принуждает нас при характеристике болезненных процессов приписывать большое значение состояниям сознания. Больная Breuer’a обнаруживала многоразличные душевные состояния: состояния спутанности, с изменением характера, которые чередовались с нормальным состоянием. В нормальном состоянии она ничего не знала о патогенных сценах и о их связи с симптомами; она забыла эти сцены или во всяком случае утратила их патогенную связь. Когда ее приводили в гипнотическое состояние, удавалось с известной затратой труда вызвать в се памяти эти сцены, и, благодаря этой работе воспоминания, симптомы пропадали. Было бы очень затруднительно истолковывать этот факт, если бы опыт и эксперименты гипнотизма не указали нам пути исследования. Благодаря изучению гипнотических явлений мы привыкли к тому пониманию, которое сначала казалось нам краппе чуждым, а именно, что в одном и том же индивидууме возможно несколько душевных группировок, которые могут существовать в одном индивидууме довольно независимо друг от друга, могут ничего не знать друг о друге и которые, изменяя сознание, отрываются одна от другой. Случаи такого рода, называемые double conscience, иногда возникают самопроизвольно. Если при таком расщеплении личности сознание постоянно присуще одной из двух личностей, то эту последнюю называют сознательным душевным состоянием, а отделенную от нее личность — бессознательной. В известных явлениях так называемого постгипнотического внушения, когда заданная в состоянии гипноза задача впоследствии беспрекословно исполняется при наличности нормального состояния, мы имеем прекрасный пример того влияния, которое сознательное состояние может испытывать со стороны бессознательного, и на основании этого образца возможно во всяком случае выяснить себе те наблюдения, которые мы делаем при истерии. Breuer решил сделать предположение, что истерические симптомы возникают при особом душевном состоянии, которое он называет гипноидным. Те возбуждения, которые попадают в момент такого гипноидного состояния, легко становятся патогенными, так как гипноидные состояния не дают условий для нормального оттока процессов возбуждения. Вследствие отсутствия необходимых условий для («-реагирования возникает ненормальный продукт гипноидного состояния, а именно симптом, и этот последний переходит в нормальное состояние как постороннее тело. Нормальное состояние ничего не знает о патогенных переживаниях гипноидного состояния. Где существует симптом, там есть и амнезия, пробел в памяти, и заполнение этого пробела совпадает с уничтожением условий возникновения симптома.
Я боюсь, что эта часть моего изложения показалась вам несколько туманной. Но будьте терпеливы, речь идет о новых и трудных воззрениях, которые, пожалуй, не могут быть сделаны более ясными, а это служит доказательством того, что мы еще недалеко ушли с нашим познанием. Breuer’овская гипотеза о гипоидных состояниях оказалась излишней и даже задерживающей дальнейшее развитие метода, почему и оставлена современным психоанализом. Впоследствии вы услышите, хотя бы только в намеках, какие влияния и какие процессы можно-было открыть за поставленной Breuer ‘ом границей. Вы можете вполне справедливо получить впечатление, что исследования Breuer’a дают только очень несовершенную теорию и неудовлетворительное объяснение наблюдаемых явлений, но совершенные теории ие падают с неба, и вы с еще большим правом отнесетесь с недоверием к тому, кто вам предложит в начале своих наблюдений законченную теорию без пробелов. Такая теория может быть только детищем его спекуляции, но не плодом исследования фактического материала без предвзятых мнений.
В чем различие психических процессов у человека размышляющего и наблюдающего?
При размышлении психический процесс играет большую роль, чем при самом внимательном наблюдении, как то показывает даже напряженная физиономия и морщины на лбу человека, погруженного в раздумье, в противоположность к мимическому спокойствию самонаблюдающего субъекта.
Что такое истерическое отождествление?
Отождествление (идентификация) чрезвычайно важный момент для механизма истерических симптомов. Этим путем больные выявляют в своих симптомах не только собственные переживания, но и переживания других лиц.
Что такое сновидение?
Сновидение представляет собою (скрытое) осуществление (подавленного, вытесненного) желания.
Почему нам снятся страшные сны?
Сновидения страха суть сновидения с сексуальным содержанием: либидо превращается в них в страх.
Придумываем ли мы во сне диалоги?
Сновидение не может создавать новых диалогов – анализ всякий раз показывает нам, что сновидение заимствует из мыслей, скрывающихся за ним, лишь отрывки действительно бывших или слышанных разговоров и поступает с ними по своему произволу.
Чем объяснить абсурдные сны?
Можно ли думать во сне?
Акт суждения в сновидении представляет собою лишь повторение своего образца в мыслях, скрывающихся за сновидением.
Почему мы забываем сны?
Забывание сновидений зависит гораздо больше от сопротивления, чем от той большой пропасти, которая разделяет состояние сна и бодрствования.
Откуда берется материал для снов?
Бессознательное охватывает своими соединениями главным образом те впечатления и представления предсознательного, которые либо в качестве индифферентных были оставлены без внимания, либо же впоследствии были лишены его.
Зачем мы видим сны?
Сновидение поставило перед собой задачу подчинять освобожденное раздражение бессознательной системы господству предсознательной; оно отводит при этом раздражение и предохраняет в то же время от незначительной затраты бодрствующей деятельности сон предсознательной сферы.
Каждый ли сон можно истолковать?
На вопрос о том, может ли быть истолковано каждое сновидение, следует ответить отрицательно. Не нужно забывать того, что при толковании приходится бороться с психическими силами, повинными в искажении сновидения.
Что формирует характер?
То, что мы называем нашим характером, основывается на воспоминаниях о впечатлениях, как раз о тех, которые оказали на нас наиболее сильное действие, на впечатлениях нашей ранней молодости.
Что такое психическое перенесение?
Бессознательное представление как таковое не способно войти в сферу предсознательного, там оно может вызвать лишь один эффект: оно соединяется с невинным представлением, принадлежащим уже к сфере предсознательного, переносит на него свою интенсивность и прикрывается им. Это и есть факт перенесения.
Можно ли избавиться от бессознательных желаний?
Замечательной особенностью бессознательных процессов именно и является то, что они неразрушимы. В бессознательном ничего нельзя довести до конца, в нем ничто не проходит и ничто не забывается.
Почему мы забываем имена?
Анализируя наблюдаемые на себе самом случаи позабывания имен, я почти регулярно нахожу, что недостающее имя имеет то или иное отношение к какой-либо теме, близко касающейся меня лично и способной вызвать во мне сильные, нередко мучительные аффекты.
Как возникают обмолвки?
Фактором, обусловливающим возникновение обмолвки и достаточно объясняющим ее, я считаю не взаимодействие приходящих в контакт звуков, а влияние мыслей, лежащих за пределами задуманного.
Почему мы забываем впечатления и намерения?
Я различаю забывание впечатлений и забывание переживаний, то есть забывание того, что знаешь, от забывания намерений, упущения чего-то. Результат всего этого ряда исследований один и тот же: во всех случаях в основе забывания лежит мотив отвращения.
Откуда берутся суеверия?
Одним из психических корней суеверия служит сознательное неведение и бессознательное знание мотивировки психических случайностей. Так как суеверный человек не подозревает о мотивировке своих собственных случайных действий и так как факт наличия этой мотивировки требует себе признания, то он вынужден путем переноса отвести этой мотивировке место во внешнем мире.
Реально ли ощущение дежавю?
Из-за чего происходит расщепление психики?
Мы выводим расщепление психики не от прирожденной недостаточности синтеза душевного аппарата, но объясняем это расщепление динамически, как конфликт противоположно направленных душевных сил; в расщеплении мы видим результат активного стремления двух психических группировок одной против другой.
Бывают ли случайные мысли и поступки?
Психоаналитик отличается особо строгой уверенностью в детерминации душевной жизни. Для него в психической жизни нет ничего мелкого, произвольного и случайного, он ожидает повсюду встретить достаточную мотивировку, где обыкновенно таких требований не предъявляется.
Существует ли сексуальность у детей?
Ребенок с самого начала обладает сексуальными инстинктами; он приносит их в свет вместе с собой, и из этих инстинктов образуется благодаря весьма важному процессу развития, идущемучерез многие этапы, так называемое нормальное сексуальное чувство взрослых.
Предисловие
Более 100 лет назад австрийский психиатр Зигмунд Фрейд создал теорию психоанализа, основанную на чрезвычайно смелых и новаторских для своего времени идеях: он связал психосексуальное развитие человека с присущими ему моделями поведения и состоянием душевного здоровья. Несмотря на то, что поначалу воззрения Фрейда были восприняты неоднозначно, впоследствии его учение обрело огромную популярность и оказало существенное влияние не только на развитие психологии, но и на формирование множества философских, гуманитарных и художественных концепций.
Деятельность Фрейда была необычайно плодотворной, за несколько десятилетий он создал сотни научных работ. Взгляды основателя психоанализа с течением времени трансформировались, поэтому исследователи условно делят его учение на три периода.
Завершающий период развития психоанализа обычно называют философским. Фрейд распространяет свою теорию на общественную и культурную жизнь, подвергает анализу различные ее аспекты, такие как религия, мораль и т. п. Таким образом, психоанализ, первоначально созданный для работы с психическими отклонениями, становится цельной философской системой.
Толкование сновидений
Метод толкования сновидений. Образец анализа сновидения
Здесь во внимание принимается не только содержание сновидения, но и личность и жизненные условия самого грезящего, так что один и тот же элемент сновидения имеет иное значение для богача, женатого и оратора, чем для бедного, холостого и купца. Наиболее существенно в этом методе то, что толкование не обращается на сновидение во всем его целом, а на каждый элемент последнего в отдельности, как будто сновидение является конгломератом, в котором каждая часть обладает особым значением. К созданию этого метода послужили поводом, очевидно, бессвязные, сбивчивые сновидения.
Я между тем придерживаюсь совершенно иного взгляда. Я имел возможность убедиться, что здесь снова перед нами один из тех нередких случаев, в которых чрезвычайно упорная народная вера ближе подошла к истине вещей, чем суждения современной науки. Я считаю своим долгом утверждать, что сновидение действительно имеет значение и что действительно возможен научный метод его толкования. К этому заключению я пришел следующим путем.
Много лет занимаюсь я изучением многих психопатологических явлений, истерических фобий, навязчивых представлений и т. п. в терапевтических целях. Я имел возможность убедиться при содействии моего сотрудника Брейера, что для таких явлений, воспринимаемых в качестве болезненных симптомов, раскрытие их и устранение совпадают друг с другом. Когда такое патологическое явление удается свести к отдельным элементам, из которых проистекало оно в душевной жизни больного, то тем самым оно устраняется, и больной избавляется от него. При бессилии других наших терапевтических стремлений и ввиду загадочности таких состояний мне казалось целесообразным пойти по пути, открытому Брейером, и, несмотря на многочисленные трудности, достичь намеченной цели. Каким образом сложилась в конце концов техника этого метода, каков был результат стараний, об этом я буду иметь случай говорить в дальнейшем изложении. Во время этих психоаналитических занятий я натолкнулся на толкование сновидений у пациентов, которых я заставлял сообщать мне все их мысли и чувства, возникающие у них по поводу определенного вопроса, рассказывал им свои сновидения и показывал им тем самым, что сновидение может быть заключено в психологическую цепь, которая отданной патологической идеи простирается в глубь воспоминаний. Теперь уже было нетрудно рассматривать самое сновидение как симптом и применять к нему тот же метод толкования, что и к последнему.
Для этого необходима, конечно, известная психическая подготовка больного. От него требуются две вещи: усиление внимания к его психическим восприятиям и устранение критики, при помощи которой он обычно производит подбор возникающих в его мозгу мыслей. В целях его самонаблюдения при помощи повышенного внимания целесообразно, чтобы он занял спокойное положение и закрыл глаза; особенно важным представляется устранение критики воспринятых мыслей и ощущений. Необходимо сказать ему, что успех психоанализа обусловливается тем, что он замечает и сообщает все, что проходит у него через мозг и не пытается подавлять мысли, которые могут показаться ему несущественными, абсурдными или не относящимися к теме; он должен относиться совершенно беспристрастно к своим мыслям; ибо именно эта критика сыграла бы важную роль, если бы ему не удалось найти желанного разъяснения сновидения, навязчивой идеи и т. п.
Большинство моих пациентов осиливают эти трудности уже после первых указаний; для меня лично это тоже не представляет особой трудности, особенно когда я записываю свои мысли. Сумма психической энергии, на которую, таким образом, понижается критическая деятельность и которая в то же время повышает интенсивность самонаблюдения, значительно колеблется, смотря по теме, на которой должно фиксироваться внимание пациента.
Сновидение 23/24 июля 1895 года
Великие умы нашей планеты на протяжении многих десятилетий изучают устройство человеческой личности. Но существует множество различных вопросов, на которые ученые не в силах дать ответы. Почему человеку снятся сны и какую они несут в себе информацию? Почему события прошлых лет могут вызвать определенное эмоциональное состояние и спровоцировать необдуманные поступки? Зачем человек пытается спасти бесперспективный брак и не отпускает свою половину? Для того чтобы ответить на вопросы из темы касающейся психической реальности, используется методика психоанализа. Психоаналитическая теория Фрейда – главная тема данной статьи.
Коротко о создании метода
Теория психоанализа произвела настоящую революцию в области психологии. Данный метод был создан и введен в эксплуатацию великим ученым из Австрии, доктором психиатрии Зигмундом Фрейдом. На заре своей карьеры Фрейд тесно сотрудничал со многими выдающимися учеными. Профессор физиологии Эрнст Брюкке, основатель катартического метода психотерапии Иосиф Брейер, основатель теории о психогенной природе истерии Жан-Маре Шарко — лишь малая часть исторических личностей, с кем Зигмунд Фрейд вместе трудился. По словам самого Фрейда, своеобразная база его метода зародилась именно в момент сотрудничества с вышеперечисленными людьми.
Занимаясь научной деятельностью, Фрейд пришел к выводу о том, что некоторые клинические проявления истерии нельзя интерпретировать с точки зрения физиологии. Как объяснить то, что одна часть человеческого тела полностью теряет чувствительность, а соседние области по-прежнему ощущают влияние различных раздражителей? Как объяснить поведение людей в состоянии гипноза? По мнению самого ученого, вышеперечисленные вопросы являются своеобразным доказательством того факта, что лишь часть психических процессов является проявлением реакций ЦНС.
Многие из людей слышали о том, что человеку, погруженному в гипнотическое состояние, можно задать психологическую установку, которую он обязательно выполнит. Довольно интересен тот факт, что если поинтересоваться у такого человека о мотивах совершенных поступков, то он сможет с легкостью найти аргументы, объясняющие его поведение. Основываясь на этом факте, можно сказать о том, что человеческое сознание самостоятельно подбирает аргументы к совершенным действиям, даже в том случае, когда для объяснений нет особой нужды.
Что входит в основу психоанализа
По мнению Фрейда, психическая природа человека непрерывна и последовательна. Появление любой мысли, желаний и совершаемые действия имеют свои причины, которые характеризуются бессознательными или сознательными мотивами. Таким образом, все совершаемые поступки имеют прямое отражение в будущем индивидуума.
Даже в тех ситуациях, когда душевные переживания кажутся необоснованными, существует скрытая связь между различными событиями в человеческой жизни.
Основываясь на вышеперечисленных фактах, Фрейд пришел к выводу, что человеческая психика состоит из трех разных областей:
- сознание;
- бессознательная сфера;
- раздел предсознания.
В бессознательную сферу входят базовые инстинкты, которые являются неотъемлемой частью человеческой природы. К этой же области можно отнести идеи и эмоции, которые вытеснены из сознания. Причиной их вытеснения может быть восприятие подобных мыслей как запрещенных, грязных и не достойных существования. Бессознательная область не имеет временных рамок. Для того чтобы объяснить этот факт, следует сказать о том, что детские переживания, попавшие в сознание взрослого человека, воспринимаются также интенсивно, как и в первый раз.
В область предсознания входит часть бессознательной области, что в определенных жизненных ситуациях, становится доступной для сознания. Область сознания содержит в себе все то, что осознается человеком на протяжении всей жизни. Согласно идее Фрейда, человеческой психикой движут инстинкты и стимулы, заставляющие индивидуума совершать различные поступки. Среди всех инстинктов следует выделить 2 стимула, обладающих главенствующей ролью:
- Жизненная энергия – либидо.
- Агрессивная энергия – инстинкт смерти.
Классический психоанализ Зигмунда Фрейда направлен в большей части на изучение либидо, основой которого является сексуальная природа. Либидо является жизненной энергией, которая тесно взаимосвязана с поведением, переживаниями и эмоциями человека. Помимо этого, характеристики этой энергии можно растолковать, как причину развития расстройства психики.
Человеческая личность содержит в себе три составляющих:
Все вышеперечисленные структуры имеют важную роль в развитии человеческой личности. Они поддерживают тонкий баланс между опасностью, связанной с неудовольствием и стремлением, что ведет к удовлетворению.
- сны;
- компенсация;
- сублимация;
- защитные механизмы.
Основываясь на вышесказанном можно сделать вывод, что сны являются воссозданием человеческих желаний, которые не могут быть реализованы в реальности. Повторяющиеся сны четко указывают на наличие нереализованных стимулов. Нереализованные стимулы мешают самовыражению и психологическому росту.
Сублимация – механизм перенаправления сексуальной энергетики на те цели, что одобрены в социуме. К таким целям относятся интеллектуальные, социальные и творческие виды деятельности. Сублимация является одним из защитных механизмов человеческой психики, а созданная ей энергия является основой цивилизации.
По мнению Фрейда, человеческая психика безгранична.
Человек, страдающий от недостатка определенных навыков, и желающий добиться успеха, может достичь поставленной цели благодаря напористости и непревзойденной работоспособности. Но существуют примеры, когда возникшее напряжение может исказиться из-за работы особых защитных механизмов. К таким механизмам относятся:
- изоляция;
- подавление;
- гиперкомпенсация;
- отрицание;
- проекция;
- регрессия.
Подведение итогов
- В качестве названия научной дисциплины.
- Собирательное название комплекса мероприятий, посвященных исследованиям работы психики.
- Как метод лечения невротических расстройств.
Многие современные ученые часто подвергают критике теорию Зигмунда Фрейда. Однако на сегодняшний день, те понятия, что были введены в обращение этим ученым, являются своеобразной базой науки психологии.
Читайте также: